banner banner banner
Всё сбудется (сборник)
Всё сбудется (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Всё сбудется (сборник)

скачать книгу бесплатно


– Дама, что заказывать будете?

– Апельсиновый сок и вермут, пожалуйста, – ответила Мария.

– Вам ещё коньяка? – обратился официант к Арсению.

– Да, – ответила за него Мария, – и мне коньяка.

Она подумала, что ей теперь всё равно, раз она не беременна.

– Может, лучше шампанского? – спросил Арсений.

– Нет, несите два коньяка, вермут и сок, – уверенно сказала Мария.

Официант ушёл.

– Шампанское будешь пить сегодня дома с женой, а когда куранты пробьют семь ударов, подумай обо мне. Всегда, всю оставшуюся жизнь на седьмом ударе вспоминай меня! – с пафосом сказала Мария.

– Я всегда о тебе думаю! Ну ты и затейница, – всегда что-нибудь придумаешь! – сказал Арсений и улыбнулся.

– Дай мне коньяка, пока ещё мне принесут, – сказала Мария и сделала глоток из бокала Арсения.

– Ты сегодня на себя не похожа. Что случилось? – встревоженно спросил Арсений.

– Что со мной может случиться? Я самая красивая, самая умная, самая любимая, самая счастливая! Все беды меня боятся и обходят стороной! – сказала она с вызовом и отвернулась. Арсений ощутил такое острое чувство жалости, что почувствовал, как к глазам подступили слезы. Жалость к ней, к себе, к сыновьям, к жене и даже к её мужу. Арсений встал, погладил свою Мадонну по головке… и вдруг произнёс слова, которых сам от себя не ожидал:

– Выходи за меня замуж. Мы оба должны развестись… и быть вместе! К чёрту карьеру!

Мария отшатнулась от этих слов, как от пощёчины, лицо её покраснело, побелело, она вскочила с места и выпалила:

– Опомнись, что ты говоришь! Никогда! Запомни, никогда!

Арсений побагровел и опустил голову. Мария схватила сумочку, шубку и опрометью бросилась к выходу.

Арсений сел как раздавленный. Он только что увидел вместо Мадонны – фурию! Что делать? Бежать за ней, догнать? Зачем? Он встал.

Тут появился официант с подносом со словами: «Несу, несу!», ловко примостил бокал с какой-то красной жидкостью рядом с альбомом PalazzoPitti и пытался устроить на столе дымящуюся тарелку со словами: «Уберите книгу, пожалуйста, как бы не испачкать!»

– Что это? – в недоумении спросил Арсений.

– Как и заказывали: пельмени и коктейль «Кровавая Мэри», – ответил официант.

– Я это не заказывал, – сказал Арсений. – Он неловко махнул рукой и задел бокал с коктейлем. Бокал перевернулся, и Арсений увидел, как красная жидкость медленно растекалась по глянцевому лику Мадонны Рафаэля.

Официант не растерялся, взял полотенце и ловко промокнул страницу, приговаривая:

– Вот видите, всё сухо, теперь картина как новая!

На Арсения напал столбняк. Он почувствовал себя оставленным, жалким, униженным, несчастным, опустошённым.

Подошёл второй официант с пятью бокалами: апельсиновый сок, вермут, два коньяка и коктейль «Кровавая Мэри». Он аккуратно всё выставил на стол и удалился.

Арсений медленно убрал в портфель альбом и блок сигарет Marlboro. Затем так же медленно опустошил четыре бокала, заел пельменями, а напоследок залпом опрокинул в рот коктейль «Кровавая Мэри»: сверху водка, а внизу густой томатный сок со специями. Его передернуло. Арсений встал и вдруг почувствовал резкую боль в груди слева, – будто вся его кровь хлынула в сердце под таким давлением, что оно сейчас разорвётся на мелкие кусочки. В глазах у него потемнело. Пол ушёл из-под ног и, падая, он услышал: «Полковнику плохо! Скорую надо вызвать!»

В памяти мелькнула Рафаэлева Мадонна, потом Маша, всё смешалось. Гагарин полетел в космос, светлая улыбка его озарила Землю. Таким его и запомнили…

Невеста

Женитьба – дело серьёзное!

Всё уже произошло – только что Рома представил меня своим родителям как будущую жену. Отец его обрадовался, а мама расплакалась, наверное, из-за моего не соответствующего торжественности момента наряда: ситцевый халатик и шлёпанцы.

Как же это случилось? Как я этого добилась? Сама не пойму! Я люблю Рому уже полгода, и он тоже меня любит. Я чувствую это, я знаю. Но Рома очень робок, наверное, поэтому он и не решается мне сделать предложение. Только позавчера мы вернулись с ним с гор из Домбая, переполненные впечатлениями: снежные горы, солнце, любовь! Вернулись в Москву каждый к своим родителям.

Я звоню Роме на другой день на работу, спрашиваю, когда вечером встретимся, а он как-то холодно мне отвечает, что некогда и вообще много работы, и повесил трубку. У меня от этих слов и, главное, тона, голова закружилась, стала задыхаться сердце чуть не выскочило. Выпила валерианки. Вот бы заплакать, но слёз не было. У меня в голове не укладывается, как такое можно говорить после всего, что с нами было!

Я позвонила приятелю Денису, который уже год безуспешно добивается моей руки, и предложила ему встретиться. «Когда?» – спросил он. – «Прямо сейчас!» – ответила я.

Денис сорвался с работы. Мы встретились в кафе. Там я ему сообщила, что согласна стать его женой. Будто бес в меня вселился. Сама предложила немедленно поехать к нему на квартиру. Вошли, я осмотрелась – хорошая двушка в новом доме обставлена стильной мебелью, обои, картины, покрывало, всё в пастельных тонах, только шторы в дикую красную полоску. Я решительно направилась в спальню. Огляделась. Попросила Дениса выйти.

Разделась догола, села на широкий подоконник, поставила на колени телефон (благо провод дотянулся). Позвала Дениса. Тот вошёл и обомлел. Я сказала, что это всё очень серьёзно. Набрала номер, попросила пригласить Романа. Он взял трубку. Я вдохнула, выдохнула и отчеканила:

– Роман, я сижу совершенно голая на подоконнике в квартире Дениса. Выхожу за него замуж. Вечером я познакомлю его с моими родителями. Всё, прощай! – и опустила трубку. Глядя в окно на облака, сказала:

– Денис, выйди, пожалуйста! Мне надо одеться!

Я медленно, трясущимися руками, с трудом попадая в трусы, колготки, рукава, оделась. Вышла на кухню и, глядя в упор на испуганного и потрясённого Дениса, сказала:

– Теперь ты понимаешь, что я серьёзно! Обратной дороги нет! – Помедлила и выпалила: – Очень есть хочу! Нет, чаю!

Выпила три чашки чаю и съела полбанки вишнёвого варенья.

Вечером Денис с тортиком, бутылкой и цветами приехал к нам. Мама с папой радовались. Мы сидели за столом, ели тортик и пили красное вино за наше счастье.

Я случайно опрокинула рюмку и залила своё шикарное английское зелёное платье. Пришлось переодеться в халат и пойти в ванную отстирывать пятно. В это время позвонили в дверь. Я открыла и увидела на пороге разъярённого Романа.

– Надо поговорить! – почти прорычал он.

– Поздно! – ответила я.

– Прошутебя, молю! – произнес Рома нежным шёпотом. Я не смогла противиться.

Мы вышли, взялись за руки и он повёз меня к своим родителям знакомиться. Переодеться он мне не дал, наверное, боялся, что опомнюсь и передумаю. Вот почему я предстала перед его родителями в таком чудном виде – в халате и шлёпанцах. Вошли в квартиру. Роман вывел меня на середину комнаты и объявил:

– Это моя невеста!

Моё появление явилось полной неожиданностью.

Потом мы поехали обратно ко мне, чтобы познакомить моих родителей с Романом. Приехали, а там Денис чуть не плачет, а мои родные его утешают. Я про Дениса совсем забыла. Извинилась, сказала, что передумала, и закрыла за ним дверь.

Мама с папой на меня смотрели как на больную. Мама плакала, ей очень понравился Денис – выгодная партия, начальник отдела министерства. Папа ничего не мог понять.

Мы уже с Романом посидели с моими родителями за столом, доели тортик, выпили вина за наше счастье и объявили, что завтра утром подадим заявление в ЗАГС. Я проводила Романа до двери. Мы обнялись. Я его невеста!

Пришла к себе в комнату, легла на кровать и не могу понять, как всё случилось?

Я стала другой! Я теперь ничего не понимаю: это всё сон или не сон?

Вспомнила сегодняшнее утро.

Как я встала счастливая, что позвоню на работу Роману, как мы пойдём с ним в наше кафе «Тюльпан», как он придёт с цветами и сделает мне предложение.

Накануне на вокзале у поезда после отпуска в горах, когда мы с ним прощались, он с такой любовью на меня смотрел, и сказал, что завтра меня ждёт сюрприз.

Я с десяти утра стала ему звонить. Отвечали, что он ещё не пришёл, то вышел, то на совещании. И вот когда наконец я дозвонилась, то услышала чужой холодный отстранённый голос. Я не могла этого вынести! Я поняла, что могу его потерять! Надо действовать! Но как? Будто бес в меня вселился. Позвонила знакомому Вове, не застала, потом Саше – тот в командировке. Позвонила Денису. Он взял трубку…

Как говорится, кто не спрятался, я не виновата!

Женитьба – дело серьёзное! Я невеста!

Нигде кроме

Нигде,
кроме
как в Моссельпроме.
ПАПИРОСЫ «ИРА».

    Владимир Маяковский

Ибо время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своем бессилии.

    И. Бродский

– Ник, ну как ты?

– Нормально. Я же не головой ударился. Под ребро лыжной палкой угодил, когда спрыгивал с подъёмника. Очень неудачно!

– Спуститься сможешь?

– Смогу потихоньку. Чёрт, болит!

– Врача надо? Здесь должен быть. Пусть посмотрит.

– Нет, врача не нужно. Но кататься я сегодня не смогу. Прошу тебя, Боб, ты донеси вещи до машины и иди назад. Скажешь нашим, что мне был срочный звонок. Да нет, можешь вообще им ничего не объяснять!

Когда Ник осторожно, как новичок, спустился к подножию склона, там его уже поджидал Боб. В помещении от тепла боль усилилась, и Ник не смог наклониться, чтобы снять горнолыжные ботинки. Ник, стесняясь, попросил Боба помочь ему переодеть обувь, а комбинезон решил не снимать. Боб, неловко вытаскивая ноги Ника из ботинок, повторял:

– Ник, погоди! Погоди! Как же ты один поедешь? Может, я с тобой? Машину поведу! Подожди, я переоденусь, или давай позвоним Маринке. Я их с Юлькой видел на соседнем склоне.

– Спасибо! Да у меня почти всё прошло, но кататься не могу. Помоги мне переодеться и запихни в машину.

Боб чувствовал, что Ник врёт, но ему очень хотелось кататься. Он ещё раз для очистки совести спросил, не нужно ли врача. На что Ник уверенно ответил:

– Нет, Боб! Всё нормально, катайтесь! Снега насыпали много, скольжение прекрасное, погода на редкость замечательная…

– Ну, Ник!

– Я сказал, не надо. Всё, пока! Заеду к тётке, там переночую. Её дом тут недалеко – в деревне Степаньково.

– Ну давай хотя бы я тебя довезу до этой деревни?

Ник с приятелем вышли на гигантскую автостоянку, машина стояла в самом конце. Еле передвигая ноги, Ник думал: «Мне бы только дойти до машины!», а сказал, натужно бодрясь:

– До деревни от силы минут двадцать отсюда.

А сам подумал: «Чёрт, боль такая сильная, как бы не отключиться. Зачем я хорохорюсь? Может, всё-таки вернуться и показаться врачу?»

Боб нервничал и суетился. Досадная неприятность с Ником чуть было совсем не сорвала его планы на сегодняшний weekend.

Боб, тяжело передвигаясь в горнолыжных ботинках, уложил снаряжение Ника в багажник и хотел помочь приятелю залезть в машину, но тот решительно отказался.

Боб напряжённо наблюдал, как Ник осторожно перенёс своё тело в машину, привычно щёлкнул пальцем висящего на зеркале игрушечного мехового белого кролика, крикнул: «Пока!» и нажал на газ.

Боб, облегченно вздохнув, направился обратно в горнолыжный рай, где скрипит и переливается в лучах мощных прожекторов насыпной снег из пушек, по склонам скользят лыжники, нарядные и красивые, словно сошедшие с рекламных журналов спортивной одежды и снаряжения. В барах и ресторанах витает дух обеспеченности и беззаботности, слышна джазовая музыка, и он, Боб, ловит на себе восхищённые взгляды блондинок…

Стоило отъехать километр от сверкающего огнями горнолыжного комплекса «Сорочаны», и Ника с его белым Jaguar'ом поглотил космос морозной, почти чёрной малоснежной предновогодней ночи. Пошёл снег. Ник быстро добрался до места. Семь вечера, а деревня будто вымерла. Огоньки горели только в нескольких домах. Вот и знакомый забор, калитка и дом за чернеющими старыми яблонями.

В доме после смерти тёти Веры жила Дуся – дальняя родственница, чья-то сноха или крёстная. Когда тётя Вера заболела, эта Дуся самоотверженно ухаживала за ней. В благодарность за это Ник разрешил Дусе остаться в их доме.

Да, он, Ник, всё устроил и оплатил, – и больницу, и сиделок, и врачей. Но навестил тётю в больнице только раз. Все эти годы он тёте Вере в дом покупал всё, что необходимо: установил новый газовый котёл, поменял всю сантехнику и посылал бригаду рабочих крышу перекрывать, и евроокна ставить, и деньги посылал. Но сам приезжал очень редко – ему всегда некогда! Вот и сейчас мобильный надрывается. Коля позвонил водителю и распорядился, чтобы тот забрал его утром из деревни Степаньково.

Ник открыл дверь, наклонив голову и цепляясь за половики, прошёл в дом. В комнате перед мелькающим и орущим голосом Петросяна экраном заворожённо сидела Дуся в валенках, закутанная в платки, хотя в доме было тепло, даже жарко. Дуся вскочила, заахала, кинулась к нему с объятиями, заплакала. Затем, выпучив увеличенные очками глаза, перекрестилась на образ в углу и торжественно, но с укором поведала, что вчера было 40 дней, как умерла Верочка. Потом извиняющимся тоном поблагодарила за продукты для гостей. Ник нетерпеливо всё выслушал и сказал, что очень устал. Дуся засуетилась, сказала, что пойдёт к снохе, и зашаркала в прихожую.

Ник открыл дверь в комнату тёти Веры. Пахнуло лекарствами и кошками. «Раньше не пахло, или я этого не замечал», – подумал Ник. Мурка и Барсик недовольно прошмыгнули прочь. Ник открыл форточку и улёгся в кресло, застеленное старым вытертым ковром.

Он привычно огляделся: ничего не изменилось – время будто тут замерло. На этажерке читанные-перечитанные книги, семейный фотоальбом; подумал, что надо бы его забрать с собой. Но вдруг на верхней полке он заметил старую голубую картонную папку с тесёмочками. Ник припомнил, что видел её когда-то в детстве, когда он был не Ником, а Колей. Сначала он хотел папку тоже прихватить с собой, но любопытство пересилило, и он решил посмотреть содержимое пакета прямо сейчас.

Но сначала… Ник поискал в старом буфете и нашёл среди банок с вареньем коньячок, налил себе рюмочку и устроился в кресле поудобнее. Он, давно ставший эстетом и чистюлей, почему-то почувствовал себя совершенно спокойно, легко и комфортно в этих «половиках и тряпках». Ник ощутил себя опять Колей, как раньше.

Он открыл папку. Там в чёрных конвертах старые фотографии и какие-то бумаги.

Вдруг его внимание привлёк аккуратно сложенный пожелтевший газетный листок. Коля даже вздрогнул: «Не может быть!». Он развернул газету:

«За точность и качество». Второй часовой завод.

№ 51 (3176) Понедельник, 28 декабря 1987 г.

«Надо же, что сохранилось! Завтра 28 декабря, но только 2011 года», – подумал Коля.