Новая Афи

скачать книгу бесплатно

– Ах, ма! Если фо Эли так и не появился, с чего он появится именно сегодня утром? Не могу же я просто сидеть и ждать.

– Почему не можешь? У тебя есть все необходимое. Оглянись! А вдруг позвонит тетушка, что я ей скажу?

– Скажешь, что я поехала в торговый центр. В конце концов, ведь не в ночной клуб я еду, а в обычный торговый центр! До него ехать полчаса от силы.

– Ладно, тогда я поеду с тобой.

Я громко вздохнула, вызвав тем самым ее колючий взгляд; она сменила домашний наряд на парадный, затем мы сели в машину и двинулись в путь.

Мавуси много рассказывала мне о торговом центре Аккры, однако сама я посетила его впервые. Когда мы с мамой ездили в столицу за свадебными покупками, она повела меня на огромный рынок Макола, где люди, прилавки, транспортные средства и мусор находятся в постоянной битве за превосходство, а сверху одобрительно улыбается палящее солнце. Однако торговый центр разительно отличался от рынка. Все вокруг словно сияло, и хотя народу здесь тоже хватало, кондиционеры значительно упрощали шопинг. Я с восхищением разглядывала наряды и ткани в витринах, однако так и не решилась ничего купить – меня отпугивали цены.

– Хочешь взять? – спросила мама, когда я замерла у манекена, задрапированного в ткань с узором из павлиньих перьев. Из двух с половиной ярдов получилось бы потрясающее вечернее платье.

– Нет, – ответила я, не отрывая взгляда от манекена.

Тратиться нужно с осторожностью: неизвестно, когда мне снова дадут денег, а оставаться с пустым кошельком опасно. В Хо при необходимости можно одолжить деньги или продукты у соседей или у родственников, а в Аккре идти не к кому. Кроме того, мне еще предстояло разобрать одежду из четырех больших чемоданов, подаренных на свадьбу. Разумеется, ничто не мешало мне воображать себя владелицей магазинчика в торговом центре.

На следующий день сразу после завтрака я отправилась изучать окрестности. Наше здание располагалось на спокойной улочке по соседству с парой двухэтажных офисных зданий и частными домами, спрятанными за высокими заборами с колючей проволокой под напряжением. На небольших клочках земли между домами и дорогой росли цветы и газон, а из-за заборов выглядывали ветви акаций. Дорожное движение утром было весьма суматошным, поэтому мне приходилось соблюдать особую осторожность и либо плотно прижиматься к обочине, либо идти по канаве – тротуаров не было. Однако я ни о чем не переживала и наслаждалась окружающей меня красотой. Ничего подобного не увидишь в Хо, даже у резиденции местного министра, куда мы приходили детьми, чтобы поглядеть через забор на павлинов, важно расхаживающих по саду.

Вскоре дорога уперлась в другую, более широкую. Там располагались бутики, банки, магазинчики, торгующие всем, чем только можно – от молока до строительных материалов, – а также несколько домов более скромных, чем на нашей улице. Из-за лежачих полицейских машины ездили довольно тихо, однако в большем количестве. Чуть дальше расположился маленький рынок, где женщины продавали овощи, рыбу и крупы по ценам, от которых люди в Хо пустили бы слезу или зашлись в смехе – в зависимости от того, покупали они сами или узнали о моих покупках.

– Цены такие, потому что район для богатых, – объяснил мне один из наших охранников, прыщавый юноша на вид моложе меня. Он носил свою униформу с гордостью, но часто говорил о том, как в будущем поменяет ее на нечто получше.

Выходя из дома или возвращаясь после прогулок по городу, я часто останавливалась у будки охраны, чтобы поболтать с дежурными. Поначалу они настороженно относились к богатой жительнице, однако уже через пару дней охотно рассказывали даже то, о чем их не спрашивали. Всего их было шестеро: четверо мужчин и две женщины, они сменялись в течение дня. К счастью, в дневную смену обычно дежурили женщины, поэтому с ними я общалась чаще. Почти все они приехали из соседних деревень и работали в охранной фирме, принадлежащей шурину Фреда. На третий день общения с женщинами одна из них, Савьер, спросила меня, какой отбеливающий крем для лица я использую.

– Я тоже такой куплю, – сказала она, любуясь мной, словно картинкой в журнале.

– Никакой, это мой естественный цвет.

Она нахмурилась, явно мне не веря.

– Или вы таблетки принимаете?

– Нет.

Я отнеслась к ее вопросам равнодушно: меня вообще постоянно об этом спрашивали. Она сменила тему и поведала, что здание принадлежит Фреду. Меблированные квартиры сдавались в основном иностранным специалистам за тысячи долларов в месяц. Я уже замечала, как они уезжают на работу на своих иномарках – многие с водителями. Как раз в то утро одна из арендаторов кивнула мне из окна, несколько меня удивив.

У Савьер и ее напарницы Люси был неиссякаемый запас историй о «Королевском дворе» – название комплекса обозначалось золотыми буквами на черной табличке на заборе, которую я сразу не приметила. Девушки любили посплетничать о местных. Они показали мне госслужащих, которые чудесным образом могли позволить себе эти квартиры на скудные государственные зарплаты. Показали белых стариков, часто приводивших домой девушек, годящихся им во внучки, и тех, кто приводил парней, а также показали иностранок, которых навещала целая вереница местных мужчин. Однако больше всего моих новых знакомых возмущали женатые ганцы, снимающие квартиры для своих девушек и бегающие между двумя домами. За несколько месяцев до моего приезда разразился бурный скандал: жена старшего банковского менеджера узнала о его любовнице, живущей в «Королевском дворе», и примчалась с двумя друзьями, обманным путем проникла на территорию и ворвалась в квартиру любовницы.

– Они бы ее прикончили, если бы мы не услышали крики и не бросились наверх. – Савьер расхохоталась.

– Чего смеешься? Нас чуть не уволили! Мы сохранили место лишь по милости Божьей, – упрекнула ее Люси, явно встревоженная.

Савьер вернулась к рассказу:

– Она жила в четырнадцатой квартире, рядом с вашей. Повезло, что балконная дверь была открыта, иначе никто бы не услышал криков. Бедняжка уехала в тот же день. Даже не уехала, а уползла – ее успели знатно потрепать!

Я содрогнулась, представив женщину, с трудом покидающую комплекс, и спросила:

– Значит, квартира сейчас пустует?

– Нет, вскоре туда вселилась девушка фо Ричарда.

– Ричарда? Ганьо?

– Ага.

Ричард не упоминал о своей девушке, живущей со мной по соседству. Мне не терпелось узнать подробности, но было глупо выспрашивать этих двоих: кто знает, что они доложат той девушке или даже Ричарду?

– Ее зовут Эвелин, – бросила Савьер мне вдогонку.

– Хочу пойти в школу модельеров, – сообщила я маме однажды вечером во время рекламной паузы в телешоу, которое мы смотрели.

– Сейчас? – недовольно нахмурилась та.

Меня удивила ее реакция: маму всегда заботило мое образование. Пусть она не признавалась, но я знала, как ее огорчили мои проваленные экзамены. Она не раз сетовала на то, что ей следовало покупать больше книг и взять репетиторов по предметам, которые мне не давались. Когда я провалилась во второй раз, она предложила занять денег у тетушки, чтобы отправить меня в один из частных университетов, которые росли, как грибы после дождя. Однако я отказалась: провалы подорвали мою уверенность в себе. Кроме того, я уже полюбила шитье и начала рассматривать карьеру в этой области. Теперь я мечтала о настоящей школе модельеров. Сестра Лиззи нас научила многому, но все же только основам: как сшить прямое платье или со сборками и складками, с круглым, квадратным или V-образным горлышком; как сшить простую юбку, кофточку или стандартные кабу и слит. Нас не учили шить брюки, поскольку в Хо женщины почти их не заказывали, а те немногие, кто заказывали, обращались к портным. Нас не научили шить такие кабы, которые создавали портные из Того и Кот-д’Ивуара: без бретелек и с проволоками, продетыми сквозь ткань так, чтобы сформировать любую форму, мыслимую и немыслимую. Именно такую одежду хотела создавать я. Какую носят деловые женщины в популярных сериалах: платья со вшитыми перьями и бусинами или сочетающие кожаные и хлопковые ткани. И мама всегда одобряла мое желание продолжить обучение. Вот почему ее хмурый вид меня озадачил.

– Как можно скорее, – подтвердила я.

Она тяжело вздохнула и повернулась ко мне лицом.

– Ты только вышла замуж: посиди лучше дома с годик, позаботься о муже, узнай его поближе.

«О каком муже?» – хотела спросить я, но воздержалась, чтобы не разозлить маму еще больше, и лишь недовольно на нее уставилась.

– Не гляди на меня так! – Она вскинула руки. – Незачем спешить, школа никуда не денется. А новобрачной ты будешь один раз в жизни.

Продолжилось телешоу, и она вновь вперила взгляд в экран.

Я ушла в свою комнату. За несколько недель мама превратилась из друга в диктатора – неожиданное и удручающее изменение. И хотя она твердила, что желает мне только добра, у меня начало складываться ощущение, что ею руководит стремление не мое счастье устроить, а угодить Ганьо. Хорошо, что скоро она вернется в Хо. Несмотря на ее возражения, я намеревалась начать обучение, как только профессиональные училища откроют прием учеников. Нельзя же целыми днями торчать в квартире, ожидая, когда меня соизволит навестить дорогой супруг.

Мама отправилась спать, а я встала под входной дверью, подстерегая Эвелин. Заслышав лифт на нашем этаже, я выглянула в глазок. Женщина прошла так быстро, что я увидела ее только мельком: на ней был черный костюм с юбкой и туфли на каблуках, которыми наверняка и убить можно. В одной руке она держала нечто похожее на кейс для ноутбука, а в другой несла большую модную сумочку. Голову покрывали мягкие волнистые волосы, спускающиеся ниже плеч. Заскрежетал ключ в замке. Появился соблазн выйти и поздороваться с соседкой, но я его подавила. И о чем мне с такой женщиной говорить? Кроме того, Ричард нам о ней не рассказал – возможно, у него были на то причины. Не стоило нарываться на неприятности.

Одно я знала точно о своем шурине Ричарде: он не сдерживал желания поделиться историей. До сих пор помню, как гнев исказил его лицо, когда он говорил о страданиях, которые либерийка причинила его матери.

– Она что-то сделала с вашим братом, – жаловалась тетушка сыновьям, когда они наконец набрались смелости сообщить ей о переезде той женщины к Эли. Это случилось после ее сообщения о беременности. – Их связь противоестественна.

Фред хмыкнул в знак согласия, не находя иного объяснения: когда-то Эли представил старшему брату свою единственную девушку и ждал его одобрения, а теперь вдруг съехался с женщиной, которая не желала знаться с его семьей? Эли всегда был милым мальчиком. Средним братом, который после школы ходил с мамой на рынок, таскал покупки и никогда не жаловался. Мальчиком, который рыдал всякий раз, когда мама заболевала, и который примчался из университета домой, чтобы навестить ее, когда она вывихнула лодыжку, поскользнувшись на мокрой плитке. Он был мужчиной, который советовался со своим старшим братом, прежде чем принять важное решение, и строго следил за младшим, склонным к безрассудству. Никто и никогда не мог представить его с подобной женщиной. За этим явно что-то стояло. Вероятно, она что-то с ним сделала, что-то такое, из-за чего он отвернулся от семьи и бездумно последовал за ней. Фред втихую порасспрашивал нужных людей и узнал о неких снадобьях, которые отчаянные женщины добавляют в еду мужчин, чтобы запудрить им мозги, после чего те забывают жен да родных детей и покупают дома с машинами для любовниц. Шаманы, во время войны дававшие повстанцам снадобья для непобедимости, теперь варили любовные эликсиры.

Однако Ричард придерживался иного мнения – не потому, что отрицал сверхъестественные силы, а потому, что благодаря кратким встречам с той женщиной разглядел в ней нечто, способное заманить его брата в сети. То, как она держалась: широкие плечи расправлены, а на лице такое выражение, будто она унюхала нечто тухлое. Никакое снадобье не вызовет такой самоуверенности – она исходила изнутри. И единственный человек, который мог объяснить ее поведение, лишь пытался ее защитить – или же спасти.

Эли уверял родных, что едва они узнают ту женщину получше, тотчас полюбят так же сильно, как и он. Однако ее враждебность росла пропорционально животу. При визитах Ричарда она корчила недовольную гримасу, а когда их навестила тетушка, в день ее приезда вернулась домой поздно ночью. У нее даже не было оправдания в виде работы – она уволилась почти сразу после встречи с Эли. Когда тетушка попросила познакомиться с ее семьей, эта женщина привела двух двоюродных братьев не больше двадцати лет от роду. Тетушка сразу же уехала, не желая терпеть подобного неуважения. Эли, разумеется, продолжал оправдывать свою пассию.

– Ей просто нужно к тебе привыкнуть, – заверял он маму по дороге в аэропорт. Та женщина осталась дома, сославшись на утреннюю тошноту.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила тетушка сына из-за внезапного страха, что больше его не увидит – что та женщина каким-то образом украдет у них Эли. Почти полночи до этого она провела на коленях, молясь Богу, чтобы он ослабил власть той женщины над ее сыном – власть, из-за которой она его едва узнавала.

– Все нормально, ма, – сказал Эли и расплылся в до боли родной и любимой улыбке. – Она хорошая женщина, вот увидишь.

– Как скажешь, – ответила тетушка, не пытаясь его образумить. Она уже осознала, что эту битву нужно вести в духовной плоскости, и молча вверила сына Богу, когда они расстались у входа в аэропорт.

– Все будет хорошо, – твердила она себе во время почти двухчасового перелета.

Увы, сколько бы она ни молилась, ничего не менялось. И тогда ей в голову пришли мысли обо мне.

Глава четвертая

В субботу к нам зашел Ричард, и я рассказала ему о намерении пойти в школу модельеров.

– Отличная мысль! – поддержал он. – Поговори с мужем, когда он приедет.

– А когда он приедет?

– Во вторник.

– В этот?

– Да.

– Приедет прямо к нам?

– Ах, Афи, говорю же, придет он, придет. – Ричард улыбнулся, словно разговаривал с назойливым, но дорогим сердцу ребенком.

Новость отодвинула мысли о школе в самый дальний уголок сознания. Наконец-то я точно знала, когда увижу мужа!.. Как же мне его встречать? Постучит ли он в дверь или откроет своим ключом? Нужно ли ехать в аэропорт? А надеть что? А приготовить?

– Кто заберет его из аэропорта?

– Не беспокойся, обо всем позаботятся.

– Что он ест?

– Эли без возражений съест все, что ты приготовишь.

– Но у него ведь есть любимое блюдо?

– Ну, он любит ямс. И всякие рагу.

– Ясно. Во сколько он приедет сюда?

– На этот счет не могу ничего сказать: у него всегда куча дел. Или ты куда-то собиралась во вторник?

– Нет, я буду дома.

– Никуда она не пойдет, будет сидеть на месте, – вмешалась мама. Я даже не слышала, когда она успела выйти из ванной: мягкие напольные покрытия бывают коварны.

Следующие несколько дней мы с мамой готовились к приезду Эли. Я мыла, скребла, подметала и вытирала, хотя ни в чем из этого не было особой надобности, квартира и так походила на картинку из журнала по интерьеру. Я сбегала на рынок рядом с нашим домом, где торговцы полагали, что богачи денег не считают, и купила два клубня ямса у разных продавцов. Второй на случай, если первый окажется горьким, и у разных, чтобы из другого урожая. Я разрывалась между рагу из паслёнов[16 - Паслён – разновидность баклажана, круглый и небольшой по форме.] или из листьев та?ро[17 - Та?ро (также кокоямс) – растение, распространенное в Африке. В пищу употребляют как клубни, так и листву.]. Первое – слишком обычное, хоть и всегда выходит вкусным. А второе легко испортить: стоит немного переварить, и получишь кастрюлю безвкусной зеленой жижи.

– Ну приготовь оба рагу! – не выдержала мама, которой надоело смотреть, как я мечусь между прилавками с паслёнами и таро.

Так я и поступила.

Жаль, от волнения не существовало столь простого средства. Меня чуть ли не трясло. Вечером понедельника, разговаривая с Мавуси, я с трудом держала себя в руках.

– Ты сделала прическу? – спросила сестра.

– Она еще нормальная.

– Уверена? Ты помыла накладные волосы? Ведь они хуже афрокосичек, довольно быстро начинают попахивать.

– Нет, не помыла, – ответила я, едва сдерживая слезы. А вдруг волосы начнут пушиться после мытья и понадобится куча специальных средств, которых у меня не было? С другой стороны, разве можно встречать мужа с вонючей головой!

– Поищи с утра пораньше салон и помой волосы.

– Я не знаю, во сколько он приедет! Вдруг утром?

– Тогда протри кожу головы спиртом.

– А если ему не нравятся женщины с накладными волосами?

– Ну, тут уж ничего не попишешь… Не беспокойся.

Ее слова меня нисколько не успокоили. Повесив трубку, я представила, как либерийка обнимает Эли, кладя голову ему на грудь, а ее ароматные натуральные волосы щекочут ему подбородок.

Впервые о той женщине я услышала, учась в выпускном классе, когда она родила девочку, а тетушка и дядя Эли отправились в Либерию. Однако новоиспеченная мать не разрешила им совершить церемонию аутдоринга[18 - Аутдоринг (с англ. «outdooring») – традиционная церемония в Гане, проводимая над новорожденными на восьмой день жизни, когда ребенка впервые выносят на улицу, дают имя и совершают другие ритуалы, отличающиеся в разных регионах.] – мол, не нужно проводить над ее дитятею диких чужеземных ритуалов. Она заявила, что никакие подношения Богам или предкам не нужны, и она не позволит чужакам давать ее ребенку имя! Она закатила страшную истерику, когда Эли попытался ее уговорить, поэтому, не желая расстраивать молодую мать, тетушка, вместе со старым дядей, вернулась в Аккру ближайшим рейсом. Бедный младенец, слабый здоровьем с самого появления на свет, умер два месяца спустя. На похороны приехали Фред с Ричардом. Только после этой трагедии Эли удалось убедить либерийку съездить в гости к его семье. Он надеялся, что она сумеет их полюбить или по крайней мере начнет уважать, познакомившись поближе. Я тогда жила в школе и узнала обо всем после возвращения. Маме тоже не довелось встретиться с либерийкой, но она слышала, как ее коллеги со склада шептались о странной женщине, которую привез Эли.

Она отказалась жить в тетушкином доме с шестью спальнями и потребовала от Эли снять номер в отеле. Днем она приходила в гости и сидела, надувшись как мышь на крупу, в углу, закрыв лицо солнцезащитными очками размером с боковые стекла автомобиля, пока к ней не подходил Эли, бросая всех, кто пришел с ним повидаться. Она отказалась пробовать тетушкину стряпню и каждый раз приносила с собой еду из отеля. Когда к ней обращались и в шутку заговаривали на эве, дружелюбное пожелание доброго утра – «di» – вызывало лишь ледяной взгляд, хотя Эли учил ее языку. Она также не стала носить ни один из трех традиционных нарядов, которые ей сшила сестра Лиззи по просьбе Эли. «Там, откуда я родом, только деревенские так одеваются», – заявила эта женщина тетушке, когда ее спросили, почему она надела узкие джинсы на фестиваль в честь сбора урожая ямса. Даже американские туристы знали, что нельзя приходить на празднование в джинсах.

Чашу терпения переполнил инцидент с Йайей: та недавно вернулась из Южной Африки и спешила повидаться с любимым братом после долгой разлуки и познакомиться с его девушкой, вот только либерийка не разделяла ее энтузиазма и выгнала из номера, желая вздремнуть. Эли умолял сестру остаться, однако она покинула отель в слезах и доложила о случившемся тетушке и Фреду. На следующее утро они вызвали Эли на семейный сбор и объявили, что так дальше продолжаться не может.

«Я ее брошу, – тут же пообещал он, не успел кто-то выдвинуть свои аргументы. – С меня хватит. Я ее брошу», – уныло повторил он, как студент, хорошо подготовившийся к экзамену, но не сумевший ответить ни на один вопрос. Тетушка крепко его обняла, счастливая оттого, что наконец-то избавится от тучи, витавшей над семьей уже два года.

Однако женщина не собиралась ослаблять свою хватку. Едва вернувшись в Либерию, она вновь объявила, что беременна, и Эли не сумел бросить ее в таком положении. Позже она произвела на свет еще одно больное дитя, тоже девочку, названную Айви, и отказалась от предложения тетушки помочь с новорожденной, хотя у нее самой явно получалось неважно. Отчаявшись, Эли настоял на возвращении в Гану, чтобы жить рядом с семьей и их бизнесом, который теперь приносил больший доход, нежели либерийские активы.