скачать книгу бесплатно
Итак, пятеро. Непосредственно Игорь с Атикой, плюс один из ее друзей-студентов – Резван, который вошел в состав экспедиции из той еще, первоначальной группы, которая всё это и закрутила. Полицейский Алекс, рослый, голубоглазый блондин, весь запакованный в броню и увешанный оружием, которого семья Правителя Москвы Вадима Денисова посчитала нужным прикрепить к отряду в целях обеспечения безопасности, а также представитель Академии Наук Москвы, профессор истории Штайя, молодая, неполных сорока лет и обладающая спортивным телосложением брюнетка. Экспедиция «К истокам», а было принято решение назвать ее именно так, после долгого обсуждения в сети, и онлайн голосования по пяти основным, прошедшим первый круг, вариантам, находилась под патронажем самого Правителя, и он даже готов был финансировать ее из собственных средств, но этого не понадобилось. Жители всех городов Земли присылали деньги в таком количестве, что даже пришлось перекрыть поступления, и частично возвращать излишки. Такого ажиотажа во всем мире не было еще ни разу. Отправляли смельчаков, без ложного преувеличения, всем миром. Хотели организовать онлайн-трансляцию экспедиции, но тут вмешались сразу несколько общественных организаций, беспокоящихся о возможных массовых психологических травмах жителей городов, так как очевидно же, что предприятие обещало быть очень опасным. Мало ли какие мутанты там сейчас обитают, так и сна можно лишиться, только лишь увидев их «мерзкие рожи». Поэтому остановились на текстовых трансляциях обязательных для каждого члена группы, и даже установили ежедневный минимум в одну тысячу знаков, с пробелами естественно. И ставки делались, чей аккаунт будет самым популярным, и наберет максимальное количество лайков, как за одно сообщение, так и в целом за всю ленту историй. Пока лидировал, к своему удивлению, сам Игорь, на втором месте, опять же к его огромному изумлению, шел полицейский Алекс. Когда он узнал об этом, то ещё подумал о том, что надо бы посмотреть, что там такого пишет этот солдафон, но не успел, закрутившись в подготовке к Экспедиции.
Атика, поймала взгляд Игоря, когда тот отвернулся ненадолго от иллюминатора, и подмигнула ему. Они так и не стали любовниками, но вот друзьями их уже можно было назвать смело. Игорь подмигнул ей в ответ и окинул взглядом салон флаера. Вся группа была облачена в скафандры кораллового цвета, высочайшего уровня радиационной и химической защиты с самого вылета из города, чтобы не рисковать лишний раз здоровьем её участников, и на данный момент все участники экспедиции были подключены к системам жизнеобеспечения флаера. Цвет скафандров подбирали опять же всем миром, после того как сначала приняли решение, переругавшись «всем интернетом», что он должен быть ярким и не природного цвета, и это позволит спасательной команде, если таковая понадобится, быстрее их обнаружить. Автономность скафандров была рассчитана на семьдесят восемь часов, но решили не тратить по возможности его ресурсы, пока есть такая возможность, поэтому и подключены сейчас к «батарейкам» флаера. Предусмотрели и сменные батареи-контейнеры, со всем необходимым, что позволяло подключить их вручную, не снимая скафандров, и продержаться еще пятьдесят четыре часа. И таких сменных блоков было несколько, но продолжительность их действия с каждым разом снижалась, и максимум, который они могли провести в этих скафандрах в ядовитой среде без последствий, составляла две недели. В общем, группа была готова ко всему.
Флаер сбросил скорость и начал делать разворот над предполагаемым местом нахождения древнего города, визуальным ориентиром для пилота и участников экспедиции стало место слияния двух рек. Большой и полноводной Волги, судя по названию на том самом скриншоте, и небольшой речушки, официальное наименование которой так и не сохранилось, ввиду крупного масштаба на карте. Интернет-сообщество склонялось к тому, что она и называлась Самарой, по аналогии с речкой, давшей по легенде имя городу Москве. Правда споры до сих пор не утихали, в основном из-за разумного аргумента, к которому в душе присоединялся и Игорь, что тогда логичнее было бы городу называться Волга. А вот же, Самара. Этимологию этого названия так и не смогли понять, а исторических документов о городе с таким названием не сохранилось совсем, только несколько скриншотов, так повлиявших в тот, уже памятный день, на Игоря. Может был другой город с названием в честь реки, а этот могли назвать в честь чего–либо другого? Не поймешь сейчас.
Вот и оно, то самое вожделенное место слияния рек уже видно в иллюминатор, а также громадный, лишенный крупной растительности холм, пригодный для совсем уж комфортной посадки, стоявший здесь словно на заказ. Раздался предупреждающий сигнал, и флаер начал снижаться, стремясь приземлиться поближе к центру так удачно подвернувшейся возвышенности.
Игорь заново окинул всю свою команду взглядом, подбадривая их таким образом. Но этого и не нужно было, просто ему так захотелось, потому что здесь находились только те, кто искренне хотел участвовать в Экспедиции. Люди, все пятеро, были возбуждены, и рвались начать исследования и даже раскопки, чтобы поскорее прикоснуться к древней истории. Чувство, словно делаешь шаг в неизведанное, охватило их, и они все в едином порыве, не сговариваясь, взялись за руки. Они уже победители, несмотря ни на что.
Из официальных сообщений новостных порталов города-республики Москва, а также всех остальных городов–государств: «С прискорбием сообщаем, что отправленный в спасательный рейд отряд, обнаружил на месте предполагаемого приземления экспедиции Игоря Вазмана только остатки обгоревшего флаера. На основании фото и видео съемок эксперты-криминалисты, а также привлеченные Академией наук ученые подтверждают, что взрыв флаера произошел через несколько минут после приземления. Причины взрыва установить не удалось. Из соображений безопасности длительное нахождение отряда спасателей на месте гибели экспедиции, принято считать нецелесообразным. Выражаем глубокое соболезнование близким участников экспедиции, и скорбим вместе с вами. Завтра, 25 июля 2415, года объявляется траур во всех человеческих городах по всей планете. Вечная память героям! Давайте запомним их имена – Игорь, Атика, Алекс, Резван и Штайя».
Глава 5.
– Держи ее, ну вырвется же. Да за крылья держи, одной рукой, перед этим сведи их друг к другу. Вот, теперь бери топор и руби. Чего морщишься? Одними овощами сыт не будешь. А тут нам и на супчик, и на жареху с картошечкой хватит. Руби давай. Эх, одно слово, городской. Давай уж сюда, дядь Игорь, сам справлюсь – пятилетний пацан, отобрал у побелевшего Игоря трепыхающуюся птицу, приложил ее к чурбаку и ловко взмахнул топором.
Да, вот так просто. Для него просто, для мелкого человечка пяти лет от роду. А вот для ведущего маркетолога из крупнейшей производственной компании города супермегаполиса Москвы, руководителя научной экспедиции, самого популярного историка всех времен и городов, Игоря Вазмана, ох как не просто.
Уже два месяца они живут среди так называемых дикарей, но так и не могут привыкнуть к тому, что мясо, которое они едят, перед этим бегает по двору, путаясь под ногами. И чтобы сытно поесть, нужно поймать его, и зарубить, затем ощипать и освежевать, и только потом приготовить. А не заказать в службе доставки нужной величины кусок, уже обработанный, упакованный и заряженный к приготовлению. А овощи, чтобы их съесть, необходимо сначала посадить, пропалывать и поливать, и только потом, дождавшись того, как они созреют, употребить в пищу. Сходить на огород, выкопать или выдернуть, сорвать с куста, помыть и почистить. Сколько трудов, чтобы просто поесть. И тут нет вакуумных упаковок, и электричества почти нет, и значит нужно копать погреб, и перерабатывать полученный урожай, слово то какое красивое – УРОЖАЙ, раньше он его и не слышал совсем, чтобы этот самый урожай, сохранился до весны. Нет, электричество в целом есть, но не в таких объемах как в городе, и используется совсем для других нужд. Нецелесообразно его использование для хранения всего лишь продуктов, если можно просто погреб выкопать. Так видимо деревенские решили.
И для того, чтобы не умереть зимой с голода, не замерзнуть в холодных домах, приходилось всё лето много работать. И не лежа в нейрованне, а буквально, руками. Копать землю, рубить дрова, косить сено, чтобы животным, от которых ты зависишь, было что есть, а также ловить рыбу и выращивать скот. Столько всего нужно сделать за лето. Старики деревни говорили, что раньше лето было короче, всего три месяца, да и весь теплый период в этих местах длился всего-то четыре-пять месяцев, то есть менее половины года, а остальное время – дожди и снег с морозом. А сейчас лето длится семь месяцев, снег лежит всего-ничего, только два месяца в году, потому что «глобальное потепление», это с их слов, наступило, а его еще в двадцать первом веке предсказывали. Ну вот как они помнят? Там в городе, вершине цивилизации по мнению самих же городских, которое, впрочем, местные и не разделяют, не помнят, что было четыреста лет назад, а здесь, обычные старики на завалинке, помнят всё. Вплоть до Евпатия Коловрата. Вот как? Для Игоря это было до сих пор непостижимо. И да, он теперь знает, кто такой Евпатий Коловрат. Он же историк, с большой буквы И. Каковым он считал себя еще совсем недавно. Ага. Как же!
И еще, что сильно его удивляет до сих пор. Быт. Такой нецивилизованный, простой и обыденный, без нейросетей, да что говорить, тут даже наладонников не было, а с ними интернета и куб-капсул. А вместо фитнеса люди просто трудились. Много трудились. И что характерно, ожирением никто не страдал, да и анорексией, впрочем, тоже. И жили люди, примерно столько же, как и в городах, благо никакой радиацией или химической отравой здесь и не пахло. И части тела не клонировали, а как-то вот жили. Да, чуть поменьше тут средняя продолжительность жизни была, но все равно сопоставима с городской. А мутантов не было и нет. Совсем. Так местные говорят. Обычные звери вокруг, и обычные растения. Что-то там было поначалу, но оказалось не жизнеспособным. И, если быть совсем уж честным, то вся история планеты Земля, на самом деле история мутаций. Естественных мутаций. Здесь ему это как–то доходчиво объяснили. Нет, в городских школах тоже учат всему этому, но понял и прочувствовал теорию эволюции он именно здесь. Особенно в части разнообразия животного и растительного мира. Он даже представить себе не мог, сколько вокруг существует живых созданий, а уж про растительный мир и говорить нечего. Количество видов живых существ, которые встречались только в округе данной деревни, его просто ошеломляло, какие уж тут мутанты? А что творилось на остальных пространствах Пустошей, в других климатических зонах, он даже боялся представить!
Что же до информации в городах о Пустошах, то у местных была своя теория. Во время войн и пандемий, некоторая часть человечества сильно испугалась, насмотревшись на творящейся вокруг ужас. Те, кто и тогда жил в городах, сразу после катастрофы, просто набравшись паники в интернете, наблюдая репортажи журналистов и слушая всевозможных политиков, ушли в города уже окончательно, забаррикадировавшись в них от всего того, что их так пугало. Но не все. Те, кто и проживал в селах были слишком заняты, чтобы обращать на внешние страхи внимание. Они просто работали на земле. Да, их тоже коснулся весь тот кошмар, но они отреагировали на него по привычке, просто перейдя на более безопасные территории, но сохранив при этом свой сельский образ жизни. Старики говорят, что таких вот деревень, прячущихся от городских, от которых и приходили все беды, много на русской земле. А что земля именно русская, ему эти же старики и рассказали, объяснив, что именно так называлась раньше великая страна, существовавшая на этой территории до последних войн. А с городами? А что с городами? Не хотят они им даже теперь после того, как те перестали нападать на поселения, показываться, считая их, жителей этих городов, неполноценными, в умственном смысле естественно. Ну это ж надо, говорили они, по своей воле уйти от этой вот всей красоты, от природы-матушки, и заточить себя в бетонных коробах. Добровольно! Ни один из людей, имеющий голову на плечах, на такое осознанно не пойдет. Больные только. Еще, не дай Бог, заразишься чем от таких. Не зря ж злые такие, вон сколько людей пожгли почем зря сразу после того, как самоизолировались.
Игорь смотрел на Петьку, того самого мальчишку, как тот, подражая взрослым, бурчал под нос что–то и шёл, шлёпая босыми ступнями, вот тоже недоступное Игорю ранее наслаждение – ходить босиком по траве, в сторону дома, чтобы отдать матери курицу, и вспоминал тот самый день, когда они приземлились на месте, как они тогда думали, древнего города Самара. Ошиблись они с расчетами, и прилетели не к Самаре, а на место другого старинного города, расположенного неподалеку от той самой Самары, со странным названием Тольти. Сели напротив него, вернее того места, где он располагался в незапамятные времена, через реку, как раз там, где другая река – Уса впадает в большую Волгу. Ну а холм, который им так приглянулся для посадки, так это все, что осталось от Жигульских гор. Бомбили тут крепко во время одной из войнушек, вот и сравняли горы с землей, да еще и несколько землетрясений в данном регионе прошло, вот только холм и остался. Правда старики говорят, что ниже по течению, сразу за остатками огромной плотины, которая раньше, опять же со слов стариков, давала энергию на всю округу, осталось еще несколько похожих холмов, не смогли все-таки катаклизмы полностью стереть с лица земли те самые горы. Старики многое помнят, как говорит дед Тимоха, старый кряжистый староста их деревни – память у народа долгая. А на те развалины, что остались от гигантского сооружения древних, он уже сходил посмотреть, вместе с Атикой и двумя деревенскими мужиками. Даже века не смогли их полностью стереть с поверхности планеты. Крепко строили древние.
Так вот, тогда, в тот самый день, они с товарищами по экспедиции, вышли из флаера, осмотрелись и только начали доставать груз из флаера, чтобы начать устанавливать лагерь, как из небольшой рощицы, скорее густого кустарника, вышло несколько человек со странными палками в руках и попыталось подойти к ним, что-то крича. Алекс со Штайей сразу же потянулись к оружию, и даже успели произвести по паре выстрелов, как тут же умерли, утыканные, казалось обычными деревянными палочками. Это потом Игорь рассмотрел наконечники, и даже начал учиться стрельбе из лука, а тогда он просто впал в прострацию, когда с внутренней стороны его шлема, там, где отображался состав экспедиции, исчезли аватарки его двух товарищей. Это могло означать только одно, их физическую смерть. И броня Алексу не помогла, видимо били напавшие в незащищенные места. Да и броня там, одно слово что есть, как он теперь понимал. А так как в городах давно уже не велось никаких войн, да и у населения на руках не было оружия, за исключением пластиковых ножей и вилок, то и защита эта была очень условной, и защищала только основные органы. Так этого недостаточно, как оказалось. От шока оставшаяся троица замерла в оцепенении, а Резван, так тот даже сознание потерял. Воспользовавшись ступором Игоря со товарищами, неизвестные извлекли их из скафандров, и тут, уже от ужаса, потерял сознание сам Игорь, очнувшись только после оглушительного хлопка где-то неподалеку. Как он потом узнал, это их флаер самоликвидировался. Видимо, служба безопасности Москвы решила подстраховаться на случай, если все участники экспедиции погибнут, чтобы напичканный самым современным оборудованием и новейшими системами навигации и опознавания флаер, не достался заведомо враждебным дикарям. И поскольку членов экспедиции из скафандров вынули, и те скорее всего автоматические отключились, и тогда в городе посчитали, что экспедиция погибла полностью. Кардиостимуляторы, встроенные в их организмы, по сути своей были просто датчиками наблюдения, и на дальнем расстоянии не могли быть отсканированы, не хватало им радиуса действия.
Тут надо пояснить. После катастрофы, когда люди закрылись в городах, самым первым и незыблемым, неприкасаемым к поправкам и изменениям, был принят закон о неприкосновенности личного пространства. Как отголосок нео–рабовладельческих времен. Никакое правительство, никакие его службы, ни на каком основании не могли устанавливать в операционные системы, вживляемые в мозг человека, хоть какие-то программы или датчики, обеспечивающие контроль или даже просто отслеживание геолокацию человека. Только вот датчики в сердце, да и то действующие только в пределах квартиры, то есть места непосредственного проживания гражданина. При выходе даже просто на улицу, они автоматически отключались, на все то время, что человек отсутствовал дома. Любая попытка установки устройств, либо программ слежения, пусть даже и в благих целях, например при поиске маньяка, или другого какого преступника, даже в этом случае, даже разовая, могла привести к всеобщему бунту. Толпа просто разорвала бы на куски в буквальном смысле слова правителя, или чиновника, допустившего такое. Слишком глубоко засела в людях эта боязнь. А тут еще вера в радиацию и химическое отравление, царившее повсеместно в Пустошах. Поэтому, очевидно, что в Москве решили признать экспедицию полностью погибшей, в тот момент, когда погасли аватарки Алекса и Штайи, а потом и остальных ее членов, уже после того, как Игоря и остальных, оставшихся в живых, просто извлекли из скафандров. Так Игорь объяснил себе и коллегам взрыв флаера. Не хотелось верить в то, что их целенаправленно планировали уничтожить власти города.
Но, даже если так, и флаер взорвался самостоятельно, и чтобы не достаться врагу в нём сработали системы ликвидации, то он то оказался жив! И Атика с Резваном тоже. Или все–таки это местные его взорвали. Да и как им, деревенским, взорвать флаер, нужно же хоть немного знать его устройство? Атика спрашивала, неоднократно и у многих, но деревенские только руками разводили. Не мы, мол.
На прямой вопрос, который Игорь задал, в присутствии Атики и Резвана, вредному деду Тимохе, старосту деревни, где они теперь проживали, зачем они живые деревенским, и почему их тоже не убили сразу же, тот лишь усмехнулся, и сказал:
– Вы хоть все городские и больные на голову-то, но всеж-таки польза от вас будет. Да и ваши товарищи, своими пулялками не убили никого, так что месть творить тоже нужды нет у нас. А польза будет, всем деревенским, не только моим. Нужно нам по сторонам-то смотреть, да и знать желательно, что в мире-то происходит, вот этой информацией вы и ценны. Да и другой резон у меня есть. Но не сейчас об этом, потом поговорим. Опять же, не хотели мы никого из вас убивать, просто поговорить шли, ну а потом уж, в ответ на ваши враждебные действия, рефлексы сработали. Мужики то наши, те, что за охотников сейчас, почитай все ветераны, с последней войны с басурманами, что с южных степей лет с десяток назад набегом на наши земли пришли. Вот тело то быстрее рук и сработало. А вы поживите пока с нами, не обидит вас никто. Глядишь, и понравится, это чай не в коробке каменной то сидеть. Все приятнее то, на земле. А не понравится, слово даю, отпущу на все четыре стороны.
Дед хитер, конечно, отпустит то он отпустит. Да вот только до Москвы, по прямой, около семи сотен километров, это же пешком год нужно идти! Через неизведанные земли. Да еще и дойдешь ли? Правда, как теперь стало ясно Игорю, не такие уж они и дикие. А вполне себе обжитые даже, судя по всему. Просто по-другому устроена тут жизнь, неизвестна она жителем городов-республик. Другая жизнь. И вот сейчас Игорь, глядя на дверь, за который уже скрылся пацаненок с будущим обедом в руках, думал – а хочет ли он назад? В цивилизацию. И где она, эта цивилизация? Там или здесь? И не находил для себя ответа.
Поначалу ему, да и всем остальным выжившим, всё здесь казалось фантастическим и необыкновенным. Хотя, что греха таить, зачастую и сейчас так кажется. Например вода, которая свободно течет вне всяких ограждений. Просто по земле, не в бетонной ловушке, а так, как ей самой хочется, образуя русло. Тоже, слово совсем по-другому заиграло. Там в городе, слово русло использовалось только для обозначения направления хода мыслей в речи, а здесь его использовали в изначальном его значении.
Так вот, вода, она не из крана течет, и ее много. Очень много. И она другая, не такая как из того же крана или в бассейне. Живая какая–то. И рыбу можно поймать в сеть, а не производить на синтезаторе пищи. Ветер опять же, он такой разный, теплый и холодный, нежный и сильный. Разный. И насекомые. К чему они, жители города, никак не могли привыкнуть, так это к птицам и насекомым. С животными проще, и рыбой тоже, все–таки в городе у многих были кошки с собаками, были еще разнообразные хомяки и морские свинки. Даже рыбки в аквариумах в квартирах, да и в некоторых парках были. А вот птицы были редкостью, такие, которые умеют летать, а не в виде обеда, а уж жужжащих насекомых и комаров в городах не было совсем. Особенно комаров. Какие же они кровожадные, вся тройка товарищей с непривычки сразу же покрылась расчёсанными царапинами на местах бывших укусов, и очень страдала, пока какая–то местная женщина, заметив это, не сжалилась над ними, и не выдала мазь, отпугивающую этих самых кровопийц. Правда совсем избавить новичков проживания на лоне природе от посягательств насекомых на их кровь эта мазь избавить не смогла, но все равно стало намного проще эту самую природу переносить. Но ведь были еще и бабочки, мотыльки, стрекозы, слепни. Игорь, первый раз увидев стрекозу впал в ступор, прямо закоченел на месте, настолько испугался. Хохотали над ним все детишки деревни. А от пролетающих над головой птиц, он до сих пор пригибался в страхе, никак не мог привыкнуть. Все казалось ему, что это кусок обшивки здания на голову падает.
Еще, ему нравилось всё трогать, прикасаться ко всему. До сих пор. Он постоянно пробовал всё на ощупь, когда его никто не видит, прикасался ладонью то к коре вяза, теперь он знал и такие названия, то к траве, то к воде. Ему до умопомрачения нравилось сидеть на берегу реки, опустив в нее ноги. Эти ощущения не сравнить ни с каким душем или ванной. Особенно его вводили в экстаз мальки рыбок, подплывавшие и тыкавшиеся ему в ноги своими носами. Это вызывало в нем непередаваемое чувство, словно они сознательно щекотали его, чтобы порадовать, и он мог часами так вот сидеть. А дом. Деревянные избы, как их тут называли, казались ему живыми. Да что говорить, он даже ночью, причем очень часто, уже засыпая, гладил стену у кровати, проводя рукой по выпуклым бревнам, шершавым и теплым, беседуя с домом, словно с живым существом. И был счастлив в такие моменты. Дом же ему отвечал. Что-то постоянно в нем происходило, шуршало, шевелилось, издавало различные звуки, словно большой живой организм. Общался с ним, по крайней мере, Игорю хотелось в это верить.
И, кстати, те слухи, которые он считал абсолютно бредовыми, здесь полностью подтвердились. Здесь люди жили парами, самостоятельно воспитывая своих детей, и вот именно и только это, называлось семьей. И семьи эти были большими, в каждой минимум по пятеро детей. Игорь, Атика и Резван долго не могли прийти в себя, когда узнали о том, что родители несут полную ответственность за своих детей, самостоятельно, на свои средства одевая их и кормя. Как? Как так можно, на это же нужно уйму сил тратить и средств? Как? И зачем? Сказать, что горожане были шокированы, это значит не передать даже малую толику их удивления. Совсем малую. Правда содержали они детей, в основном до шестнадцати–семнадцати лет, так как достигнув этого возраста дети выходили из-под опеки родителей, создавая теперь уже свои семьи, таким образом, становясь полностью самостоятельными. Нет, родители им и потом помогали, но это уже была именно, что помощь, а не содержание. Наличие вот таких вот семей у всех жителей Пустошей, а конкретно этой деревеньки, под названием «Новая», особенно их удивило. Непонятна им была ни цель, ни экономика данного образования, и в первые дни нахождения в этом мире, они постоянно по очереди и сразу всем скопом, расспрашивали местных именно об этом. Надо сказать, что своими вопросами быстро вызвали раздражение, в лучшем случае, недоумение у местных, и дед Тимоха, на правах старосты, попросил их все вопросы адресовать только ему. По его словам, «и так вас городских за полоумных уже держат, жалеть даже начали. Не надо доводить, чтобы совсем уж в юродивые записали», –хехекая, пояснил свои действия вредный дедок. Кто такие, эти юродивые? Вопросы. Много вопросов.
Резван почти сразу после того, как очнулся от обморока, впал в какую–то дикую прострацию, и чаще всего его можно был застать сидящим на берегу Волги, задумчиво смотрящим на ее течение. А вот Игоря с Атикой было не остановить, их пытливый характер требовал потрогать и понять все, что происходило вокруг. Начиная от рыбалки, охоты и заканчивая кормежкой домашних животных, ухаживанием за ними и даже работы в огороде. Правда от вида коровы оба до сих пор, по прошествии двух месяцев, чуть в обморок не падали, ноги начинали дрожать и у того, и у другой, а слабость сковывала все тело. Не говоря уж про то, чтобы прокатиться на лошади. Ни Игорь, ни Атика, даже близко к ним так и не смогли подойти до сих пор. Хотя ту же корову Атика, как более храбрая, или просто безответственная, на взгляд Игоря, даже смогла погладить, и потом весь вечер рассказывала друзьям, какая она теплая, и как странно у нее теперь пахнет рука. Попробовав парного, а они теперь знали, что так называется молоко сразу же после надоя, и это слово – «надой» – они теперь тоже знали, наспех процеженного молока, они не вылезали из туалетов несколько дней подряд. Как объяснил им все тот же староста, из–за того, что настоящее молоко имеет очень высокий процент жирности, к коему их желудки оказались непривычными. А вот потом, как «отсидели» свое в этих странных строениях, обычных деревянных ящиках, с подобием унитаза, вернее его примитивного предка, которые местные и называли туалетами, они смогли уже пить его без боязни. Игорь так вообще полюбил этот вкусный и сытный напиток, и каждое утро и вечер, караулил жену старосты после надоя с личной кружкой. Она каждый раз улыбалась, тепло так, по–доброму и наливала ему теплого еще молока, процедив через специальную тряпочку, которую накидывала прямо на кружку.
Туалет. Это вот совсем не то, о чем подумал бы любой житель города. О таком ужасе, который испытала вся троица только увидев это место, они не расскажут никому. Какие амортизаторы, какое автоматическое мытье тела? Вы сидите на простом керамическом кувшине, по своей сути, а потом, чтобы удалить отходы своей жизнедеятельности, нужно дернуть за рычаг, и тогда побежит вода. И нужно самому вытирать или мыть себя после процесса. Фу! Но пришлось привыкнуть и к этому. Особенно после рассказов охотников и рыбаков, что во время охоты они могут это вот всё делать прямо на землю, отмахиваясь веточкой от вездесущих комаров. Ох, как после этого рассказа полоскало Атику! Но сейчас ничего, привыкли почти ко всему.
Но, Игорь и Атика сошлись как-то вечером за разговором в одном мнении, что по большому счету им здесь нравится. Пусть даже с такими вот туалетами, или периодически извергая только что съеденный обед или завтрак, после того как спросили из чего приготовлено то, или иное блюдо, или просто поинтересовались о чём то, как оно изготавливается, например. Так, огромным шоком для Игоря стало то, что для того, чтобы поймать рыбу, если не сетью, а удочкой, то нужно надеть на крючок червя, или кузнечика. Которых нужно сначала поймать в траве, или найти в навозе. В навозе! Нет, не так – В НАВОЗЕ! То есть в коровьем или поросячьем дерьме, ковыряясь там сначала вилами, а потом и руками. Да, да руками. А слово вилы, впрочем, как и сам инструмент, они узнали и увидели только здесь. Когда Игорь первый раз попробовал насадить кузнечика, внимание – живого, на крючок, его и Атику наблюдающую за сим процессом, полоскало потом минут тридцать. И рыбачить в тот день они уже так и не смогли. Только через пару дней решились, но тут уже нужно было нанизать червяка. И процесс извержения остатков еды пошел по новой. И так во многом, так и учились всему, зачастую именно что через рвотные позывы. И через уколы в задницу, которые местный врач называл прививками. Всё было необычно. Зато перед ними открывался новый, неизвестный им до этого мир. И он был настоящим, не менее, а во многом и более настоящий, чем тот, что остался под куполом.
Электричество. Его вроде, как и нет, ну в привычном его присутствии, когда от него зависит вся твоя жизнь, но оно есть. Здесь в деревне люди обходились без него, практически во всем. Вот только у старосты в доме стоит радиостанция, которая запитана от небольшого дизель–генератора в маленькой пристройке у дома. А также, в деревне была своя больница, ну как больница, отдельно проживающий врач, с оборудованным для приема больных помещением. И у него тоже был небольшой дизель–генератор. Дизель–генератор! Они здесь получали электричество сжигая переработанную нефть! Ну как до этого можно было додуматься? И врач этот был, хоть и молод, но грамотен, и достаточно широкого профилем специалистом, чтобы обслуживать эту, и еще пару соседних деревень, так же разбросанных вдоль берега реки. И у него было полноценное медицинское образование. По крайней мере говорил он очень грамотно, и многое в своей профессии знал, и это не было шаманством, хотя в своей работе он постоянно использовал настои и примочки из разных трав, с его слов, собранных в определенное время года. И это единство науки и знахарства работало, да еще как. Удивительно. Так, со слов того же врача, те болезни, которые в городе могли победить только хирургическим путем, ну или с помощью, например лазера, здесь спокойно излечивали прописывая больному отвар из смеси каких–то трав, или проделав некие упражнения. Трав! Как? Ответа ни у Игоря, ни у Атики не было.
Удивительная деревня, удивительные жители. Поначалу Игорь с Атикой, Резван все меньше участвовал в их беседах, решили, что все тут живут за счет того, что производят сами, этакий первобытно–общинный строй, с уклоном в земледелие и животноводство, но потом увиденное заставило их о многом задуматься. Например, материал, используемый для пошива одежды, скатертей и занавесок, и многого чего тому подобного, был довольно профессионально сделан, в наличии были как разнообразные расцветки, так и сама текстура. То есть ткани были разные. Во многих домах стояли керосиновые лампы, из металла и стекла. В основном, конечно, использовали свечи, как им объяснили, парафиновые, но производства их они нигде не увидели. Инструмент, хотя и был несколько примитивен, но все же явно был сделан промышленным способом. Много загадок. И как-то уже не вязался ко всему увиденному первобытно–общинный строй, что–то здесь явно посложнее было.
Дети все обучены грамоте, и их куда–то возят учиться. Сейчас то у них длинные каникулы, вот и пребывают в деревне все мелкие её жители. И еще есть институт, его тут гимназией называют, где тот же врач обучался. То есть какое–то государство все–таки явно присутствует, и там есть производство, школы и больницы. И деньги есть, не виртуальные на счетах, а металлические. Видели у старосты, а это, наличие денежных средств, произведенных по единым стандартам, как раз-таки один из первых признаков государственности. А тут, пастораль, деревня живет словно сама по себе. Странно, и никак все эти разрозненные пазлы не укладываются в голове в стройный рисунок. Почему же нормальный туалет тогда не сделать? Если есть электричество? Не хотят? Странно. Или для них этот самый туалет и есть нормальный? И все же, как у них тут все устроено?
Вопросы.
Глава 6.
Еще через пару дней, после истории с курицей, уже под самый вечер, староста пригласил их к себе, всех троих, обмолвившись, что предстоит серьезный разговор. Ну как, пригласил, просто сообщил им об этом, сказав, что нужно подойти как стемнеет к нему в трапезную. Они, итак, проживали у него, ночуя, кто в летней кухне, как например, Игорь с Резваном, где им отгородили небольшой закуток за печкой, кто в доме, так как Атика ночевала в женской его части. Дом у старосты деревни был большой, не какой–то там пятистенок, а почти терем, двухэтажный, с несколькими просторными жилыми комнатами, окруженный огромном двором, застроенным хозяйственными и бытовыми постройками. Просто и семья у него была не маленькая, вот места для двух здоровых мужиков в нем и не нашлось, и их определили в летнюю кухню. Девку же, как сказал староста, все же лучше к бабам. Как вы понимаете, это цитата, современный человек из напрочь толерантного супермегаполиса так изъясняться в отношении женщины просто не стал бы.
– Присаживайтесь за стол, ребятки, – гостеприимно махнул рукой дед Тимоха, который в это время стоял возле большого буфета, и читал какую-то бумагу, указывая на стол, сразу же, как только они зашли, – знаю, что повечеряли уже, но так и тут, одно слово, что еда. Так перекус легкий, да квас с пивом, да сидр, что хозяйка моя производит. Дело у меня к вам есть. Серьезное, не без того, но и неволить я вас не буду. Как решите, так и будет. Вы не стесняйтесь, берите что по душе, тут слуг нет, сами как–нибудь.
Сам он, убрав документ в ящик и усевшись за стол, сразу же потянул себе огромного размера кувшин, и начал наполнять свою не менее впечатляющую своей вместительностью кружку темным, густым пивом. Сделав несколько крупных глотков, он утер бороду, крякнув от удовольствия, и продолжил.
– Итак. Нам нужно решить несколько вопросов с вами. Сначала основной, а потом уж, в зависимости от вашего решения и желания, куда ж без него, решим, как дальше разговор вести и о что обсуждать. Я так понимаю, что вы пообвыкли уже в нашем селе. Что к чему уже понимаете, от всего подряд не шарахаетесь, вон даже дня три как никто из вас не сблевал. Так?
– Да, – одновременно проговорили Игорь с Атикой. Резван же просто кивнул.
– Вот и хорошо. Теперь решать нужно, что делать с вами. Да не пугайтесь вы, никто вам зла творить не будет, но определенность всёж–таки нужна. Что делать хотите, как жить дальше думаете, и где?
– А у нас есть выбор? – встрепенулся, до этого пребывающий в меланхолии, впрочем, как и все то время, что они находятся здесь, в этой деревне, Резван.
– Ну а как же! Чего бы я тогда вас спрашивал? Выбор всегда есть, как старики говорят, даже в том случае, если вас проглотят, например. Кхе–кхе. Я еще потому вас именно сегодня собрал, что скоро караван в сторону вашей Москвы пойдет, и, соответственно те из вас, кто захочет вернуться домой, смогут к нему присоединиться. Но прежде, чем решить, послушайте старика.
– Да, что там решать. Конечно, мы поедем с караваном домой, – подскочил Резван, – ну не здесь же нам оставаться, – и глупо захихикал, взглядом ища поддержки у своих спутников.
– За себя говори, – резко, даже грубо одернула его Атика, – и сядь, уважь старика, ты у него в доме уже несколько недель спишь и ешь.
Резван был настолько удивлен таким выпадом обычно максимально корректной девушки, что тут же сел, смотря на нее вытаращенными глазами и даже рот забыл закрыть, который у него словно сам по себе распахнулся, тоже видимо от безмерного изумления. Игорь отреагировал спокойнее, даже вида не подал, пусть сам и не ожидал такой экспрессии от нее, только подумал про себя – «откуда только что берется?», внутренне, впрочем, соглашаясь с ней, и невольно любуясь. По крайней мере, опять же подумал он, дед Тимоха заслужил своим гостеприимством и терпением, чтобы они его выслушали.
– Должен вот о чём вас предупредить, – невозмутимо продолжил дед, – вернее, заставить задуматься. Ваше правительство знает про нас. И никому ничего не говорит. И тут вы. Как думаете, вам оставят жизнь, или хотя бы свободу? Позволят рассказать про то, что вы тут увидели? И что потом начнется?
– Не надо судить по себе! – Резвана было уже не остановить, – у нас свободное общество, относящееся с уважением к каждой личности. Основанное на свободе воли, политических взглядов и уважении любого мнения.
– Ясно, ясно, – вскинул ладонь в останавливающем жесте староста. – Можешь не продолжать. А вы что скажете господа?
– Я бы остался здесь. Даже, если придется, навсегда. Да, плоды цивилизации, вроде куб–камер и интернета, теплого туалета и ванной, особенно теплого туалета, очень важны. Но… Я не знаю, как это сказать, но мне кажется, что лучше мне остаться, – смущенно проговорил Игорь.
– И я остаюсь, – без лишних слов и метаний проговорила Атика.
– Вот и замечательно, – дед Тимоха явно обрадовался такому их решению, даже потер руки, – давайте тогда отпустим вашего друга, пусть готовится к отъезду. А мы тут еще побеседуем, с вашего позволения.
– Игорь, Атика, – Резван вскочил на ноги от волнения, – подумайте еще раз. Зачем вам эта деревня, чем вы тут заниматься будете? И потом, неужели вы бросите все то, что было у вас там, в Москве?
