скачать книгу бесплатно
И что самое интересное, рядом с ней стояли на приколе ладьи. Натурально сквозь каменные стены к бортам судов были протянуты канаты, которыми те были принайтованы к причалу.
Воислав собрал всех вокруг себя, подозвал Путяту со своим главным распорядителем.
– Это Луй Соаре. – Батька махнул рукой в сторону крепости. – Мощная сторожа, при Святославе она такой не была, тамошний гарнизон сам открыл князю-пардусу ворота. А в полупоприще от него лежит Доростол. Если поднапрячься, к утру следующего дня будем там. Реку Вуефаст и я там знаем хорошо. Ну, други, что скажете?
Доростол! Тот самый Доростол, где сражался Святослав с императором Цимисхием! Нет, Данила, конечно, знал, что они минуют этот город, но знать – это одно, а сейчас легендарная крепость на расстоянии вытянутой руки, вернее пары тысяч ударов весла. Чтобы достичь Доростола, Молодцов был готов грести всю ночь; собственно, это и предстояло.
– А почему здесь столько кораблей пришвартовано? – резонно спросил Ломята, как старший среди младших обережников.
– Дунай стал небезопасен, озоруют много, – честно признался Воислав. – Ну, Путята, ты что думаешь?
– Тебе виднее, – ответил купец.
– Други?
– Пойдем! – переглянувшись, невпопад ответили младшие обережники, не одному Даниле хотелось побыстрее увидеть Доростол. Мнение старшей части ватаги Воислав уже узнал.
– Тогда айда на весла, полетим соколом, как когда-то князь наш Святослав!
Ночь была безлунной, но небо чистым, так что можно было разглядеть темные громадины берегов. Хотя Вуефаст правил ладьей, часто вообще не опираясь на зрение, а скорее на слух, плеск и журчание воды, запах: прибрежные отмели пахнут по-разному, а главное – на чутье. Эта особенность развивается только у самых опытных и проверенных кормчих – чувствовать свой корабль, воду под ним, куда его тянет, через кормило, через палубу под ногами. Будим пробовал разъяснить, как это получается, Данила так и не въехал, понял лишь одно, для этого надо очень много практиковаться, а его к кормилу пока не подпускали, что только доказывало мудрость и проницательность батьки Воислава.
Все началось ближе к утру, когда впередсмотрящий, мальчик-челядин, соскочил с моста и прошмыгнул мимо Данилы к Воиславу, ненадолго сменившему Вуефаста, что-то быстро сказал ему громким шепотом. Батька отдал руль Шибриде, проследовал за мальчонкой к носу, потом спустился, негромко сказал:
– Приказчики на весла, легко табанить. Обережникам сброю вздеть.
Опа… вот это новости. Интересно, кто же там по курсу их ждет: драккар викингов или дромон византийцев. Все оказалось лучше или хуже, это как посмотреть.
Данила натянул на себя свою куртку с железом, нахлобучил шлем, войлочный с железными полосами, подхватил щит и легкое копье, метнулся на нос, где уже стояли почти все его соратники. Сначала он ничего не разглядел, потому что смотрел не туда, потом увидел, что по реке рябь идет, как будто рыба на нерест шла. Да только у этой рыбы были лошадиные головы. Молодцов напряг зрение, а рядом с лошадками, держась на каких-то бурдюках, плыли люди, воины. Данила читал об этом, кожаный мешок набивают соломой, промазывают швы жиром, и вперед. Все войско с броней и конями можно за несколько часов переправить. И вот на такую переправу наскочила «Лебедушка», повезло, что называется.
– Кто это, батька, как думаешь? – спросил Скорохват.
– Печенеги, Хопон скорее всего, – вместо того ответил Дровин, – или угры, но вряд ли, у, волчья сыть копченая.
Воислав стиснул зубы, он раздумывал. Их ладью пока не заметили, да в реке конники беспомощны, но сколько их? В темноте не понять. Если тут целая орда, то попадут обережники, как карась в зубы щуки.
Впереди жалобно заржал конь, Грозомил не понял, в чем дело, и ответил ржанием. С северного берега донеслись гортанные голоса – корабль заметили.
Воислав выдохнул: а может, оно и к лучшему.
– Ватага на весла, греби вперед, готовь копья, – приказал батька. – Дровин, Айлад, беритесь за луки.
Не прошло и минуты, как княжьи гридни выпустили первые стрелы, и темная ночь наполнилась высокими гортанными криками и диким ржанием раненых лошадей. Вода впереди взбурлила от множества людей и животных, стремящихся уйти в стороны от невидимых стрел. А «Лебедушка» набирала ход, чтобы врезаться своим килем в настоящий живой поток!
Кочевники, противно вереща, так, что уши резало, попытались уйти от надвигающейся на них ладьи. Но куда там, Дунай – это вам не ручеек по весне. Совсем скоро в борта «Лебедушки» стали биться туши людей и животных, а весла гребцов начали охаживать находящихся рядом пловцов. Приказчики Путяты и он сам стали бить стрелами во все стороны. Луки у них были не такие, как у доверенных княжьих гридней, охотничьи на зверя, но даже из такого лука стрелой с широким наконечником можно засадить в ничем не защищенное тело, так что вряд ли с такой раной кто-нибудь доплывет до берега.
Плеск, крики, стоны, ржание, глухие удары о дерево мертвых или еще живых тел. Обережники принялись метать копья в кочевников.
– Я, – предупредил Будим, Данила потянул на себя всю тяжесть весла, а его напарник привстал и метнул сулицу[1 - Облегченное копье, предназначенное специально для метания.] в кричащую темноту.
Звук попадания не был слышен, неудивительно в таком-то гвалте. Молодцов сам хотел бросить свой дротик, но кругом ни хрена не было видно, бросок у него так себе, так что жалко впустую было тратить копье.
Крики пошли на убыль, большинство степняков рвануло обратно к берегу. Некоторые стояли на лошадях в воде и пускали стрелы в «Лебедушку», но самые лучшие стрелки забрасывали стрелы с недолетом шагов в десять.
– Левый – стой, правый – греби, – неожиданно приказал Воислав.
Данила и Будим подхватили весло на локти, навалились, вытаскивая его из воды, а их братья продолжили грести с удвоенной силой. «Лебедушка» в несколько ударов сердца описала полукруг.
– Оба – греби, – рыкнул батька.
И ладья теперь полетела вниз по течению стремительно, сильнее разгоняясь.
Что за трюк придумал Воислав, зачем эти танцы? А, вот оно! Лошади, они животные умные, но в данной ситуации не разобрались, и большая их часть рванула по течению, разлучившись со своими хозяевами. Неужели батька решил их в трофеи захватить? Похоже, да. Удачно еще то, что солнце взошло и слепило глаза тем, к кому приближалась «Лебедушка», сама при этом оставаясь в тени. Вместе с лошадьми на берег выбирались и люди, воины.
– Люд – на весла, обережники – в строй, – взревел Воислав.
Широкая песчаная отмель, возможно, та самая, на которой сражался Святослав с кесарем булгарским, стремительно приближалась, по ней беспокойно шатался табун, среди которого мелькали степняки, сидя на лошадях, правда, охлюпкой, оседлать, конечно, еще никого не успели.
В ладью полетели первые стрелы, которые с глухим стуком вонзились в щиты и борт. Без стремян, наверное, стрелять было неудобно, но ни один кочевник не спешился; тоже понятно, с пешим степняком даже Данила мог уверенно драться, хотя у днепровских порогов на караван печенеги напали именно пешими.
– Батька, позволь, я первым пойду? – неожиданно попросил у Воислава Клек.
– Добро, Дровин, Айлад, вы на ладье остаетесь, бейте стрелами.
– Исполним, батька.
Клек тем временеи подошел к Грозомилу, накинул ему на спину одну попону и прямо так на нее и вскочил. Перед самым берегом варяг пихнул своего коня пятками, вороной жеребец сумел заскочить на корабль, бухнулся всеми четырьмя копытами в палубу и прямо с корабля полетел в воду через головы обережников.
Со свистом полетели стрелы из крепких луков княжьих гридней, защелкали охотничьи луки приказчиков, одного из степняков вынесло из седла.
Грозомил в ворохе брызг ухнулся в реку, сразу ощутил копытами дно и что есть сил рванул на сушу. Клек на его спине сидел как вкопанный, крепко сжимая ногами бока коня. Он принял на щит две стрелы, метнул в ответ сулицу, и еще одного копченого сшибло с коня.
Данила видел варяга на коне, летящие стрелы в обе стороны, может, поэтому он отвлекся и пропустил момент, когда киль ладьи вонзился в прибрежную отмель. Молодцов не растерялся, прыгнул со всеми, но прыжок вышел скверный, и он ухнулся коленями в воду; повезло, что там под ней было илистое дно. Его сразу же за загривок поднял Будим, аж воротом шею сдавило, друзья тут же построились, соединили щиты. Ну вот, теперь они в своей маленькой крепости рядом друг с другом.
Бам, бам!
Оба-на, это в щит Даниле прилетело две стрелы, аж качнуло на месте. Так получилось, что после высадки он стал замыкать фланг, а это самое опасное место строя, как Молодцов только что убедился, где же остальные?
– Ха! – Басовитый рык был отлично слышен даже сквозь битву.
Сбоку от Данилы пролетел размытый силуэт, и еще одна лошадь с наездником завалилась с копьем в груди.
– Не робей, Молодец, возьмем этих копченых, – пророкотал Вуефаст, становясь в строй, набрал воздуху в грудь и завыл волком. Ему ответили Воислав и Шибрида – варяги ватаги.
От этого крика лошади степняков, и так напуганные, еще больше взбеленились и бросились врассыпную, скидывая со спин наездников. А строй обережников с волчьим воем и просто с криком бросился за ними в атаку.
Вставшего с земли печенега просто сшибли щитами, и походя кто-то добил его копьем. Еще один степняк, сброшенный с лошади, застыл со швырковым ножом в горле, еще до того, как до него добежал строй. Остальные кочевники оказались более умелыми наездниками; прильнув к шеям лошадей, они, не оглядываясь, поскакали прочь от десятка обережников. Их можно понять, они же не знали, сколько там на ладье еще прячется воинов.
Справа от строя Клек погнал по кромке воды с десяток лошадей вместе с двумя степняками, лошадь одного догнал, хлестнул безжалостно по крупу, и та свалилась, подмяв под себя наездника. Второй степняк, видимо, хотел стрельнуть назад, но, похоже, забыл, что без стремян, и свалился. Его на бегу подхватил варяг, перекинул через седло, добавил рукоятью меча по затылку, чтоб не трепыхался.
– Стой! – приказал Воислав, и строй остановился. Воины переводили дух, двигали плечами в доспехах, дышали полной грудью. – Расходимся по трое и сгоняем лошадей к ладье, пусть челядины перенимают. Далеко не заходим, ищите только тех, кто возле реки остановился. Клек, – взревел батька. – Давай на два стрелища вперед, сгоняй всех лошадей, которых поймаешь. Кто это у тебя?
– Полоняник, по дороге взял, другой больно хлипок показался.
– Добро, будет с кем побеседовать после. А сейчас за дело.
Лошадок собрали двадцать семь штук, примерно столько разбежалось по полям Булгарии на радость крестьянам, ну или просто тем, кто окажется везучим. Пленника допросили, даже обошлись без каленого железа и прочих аргументов убеждения. Данила сперва переживал, как он перенесет увиденный первый раз в жизни допрос, хотя, как наказывают в Средневековье, Молодцов уже не раз видел. Пленника пытать не пришлось, молодой паренек, лет пятнадцати, по имени Бенем, сразу все выложил. Воин он действительно из племени Гиазихопон, малого хана Каяна. Они вместе с другим ханом, угорским, Гелой, решили пограбить в Булгарии. Собственно, все.
– Сколько вас было? – задал давно интересующий его вопрос Воислав.
– Две большие сотни, – запинаясь и гундося, путая родные слова и словенские, ответил пленник.
«Так, две большие сотни – это человек двести двадцать – двести сорок, – про себя подумал Данила. – Не меньше половины мы вчера угрохали, и как поступят остальные?»
– Воинов семьдесят мы вчера убили или заставили убежать, – сказал Шибрида, – остальные как себя поведут, рискнут в другом месте переправиться?
– Под Доростолом или Соаром? – усмехнулся Скорохват. – Я сомневаюсь, батька, они крепко по зубам получили, сейчас выясняют, кто главный огузок; если одной из сотен сильнее досталось, то, может, и между собой перегрызутся.
– Хорошо, если так, – кивнул Воислав. – Но на месте все равно задерживаться не будем. Лошадей сбиваем в табун и сушей ведем к Доростолу. Клек, ты этим займешься, остальные на ладью, водой пойдем.
А смуглого полоняника не убили, а отправили на ладью, грести вместо отбывших обережников.
Клек для перехода взял с собой брата Шибриду, Ломяту и Данилу. Молодцов, не обрадованный новостью, вздохнул и пошел искать среди прибитых к берегу тюков и бурдюков подходящее седло со всем остальным снаряжением. Скорее всего внимание варяга к Даниле было вызвано тем, что перед отплытием, еще в Киеве, он взялся учить Молодцова верховой езде, тот, понятно, в этом был ни в зуб ногой. Клек к любому делу подходил обстоятельно, так что у Данилы не было иного выхода, кроме как стать отличным наездником, но не сразу, конечно.
И все-таки путешественники задержались на месте боя; пока приказчики собирали седла и иную упряжь (она тоже немалых денег стоит), пока сгоняли лошадей в табун, Данила седлал коня.
– Вот, – Клек подвел под узду низкорослую мохноногую лошадку, – это твой скакун, знакомься.
Молодцов потрепал конька по гриве, дал ему из своих запасов сушеное яблочко, и они поладили. Конек к смене хозяина отнесся стоически, был он черной масти, поэтому Данила назвал его Угольком. Правда, ему потом Клек объяснил, что по-печенежски это слово значит что-то не очень хорошее, но тут уж поздно, новую кличку Молодцову было лень придумывать, тем более что Уголек и так достаточно хорошо реагировал на команды хозяина. Вернее, просто на человеческий голос, движения удил и похлопывания по крупу. Обыкновенных прикосновений лошадь просто не почувствует.
Словом, никаких нежных чувств новая кличка Угольку не задела. Статей он был не выдающихся, а норовом спокойным и покладистым, то есть почти идеально подходил для такого начинающего всадника, как Данила. Все остальные трофейные лошадки были примерно той же породы и характера. В отличие от Грозомила, вот уж где махина мышц. Жеребец сразу показал, кто тут главный, врезавшись в табун с грозным ржанием, а потом и вовсе встал на дыбы. Клек его успокоил, но остался доволен; еще бы, ему достался воин среди коней.
Под присмотром того же Клека Данила надел на Уголька всю положенную упряжь, затянул ремни где надо, и, удостоившись одобрительного кивка, Молодцов получил послабление, ему разрешили пользоваться стременами, а ведь в Киеве ездить на лошади он учился без них. «Чтоб посадку не испортить», – как наставлял его учитель-варяг.
– Ну, – Данила похлопал по шее конька, – ты давай уж потерпи меня, я за это тебя угощу чем-нибудь вкусным, как приедем.
Молодцов с легким сердцебиением сунул ногу в стремя, толкнул другой и хоп… влетел в седло. Уголек даже не шелохнулся. Данила потратил несколько секунд, чтобы сунуть стопу во второе стремя, и несильно ударил пятками в бока коня. Тот сразу стал неспешно перебирать копытами; несколько дней обучения под присмотром Клека немедля дали о себе знать: Данила тут же вспомнил, как нужно держать спину, куда девать руки и как упираться ногами в стремена, чтобы не мучить коня. Езда на лошади – это не велосипедная прогулка, тут все имеет значение. Потом раздался голос Клека, возглавлявшего трофейный табун:
– Ну что, други, айда за мной.
Молодцов взялся за удила, сказал:
– Но!
А дальше Уголек сам разобрался, в какую сторону идти и даже какую дистанцию держать. Вышколен, видно.
– А ты умный, – Данила потрепал его между ушей. Огляделся, смотря на мир немного сверху вниз.
И все-таки, если бы пришлось выбирать между утомительной греблей против течения и поездкой на лошади, Молодцов не смог бы сказать, что ему по душе.
За время после своего удивительного перемещения с ним произошло немало приключений, довелось ему и грести против течения, и против ворогов со стены отбиваться, и в строю биться, а вот к скачкам он как-то не привык.
А ведь кто бы сказал Даниле, нет, не что он окажется в прошлом, а просто что будет чувствовать меч как продолжение собственной руки, он бы никогда не поверил. А ведь у него получается… не так хорошо, как у Шибриды, конечно, но бывает, батька Воислав, очень редко, все-таки хвалит Молодцова. Должно быть, он даже не жалеет, что по просьбе купца Вакулы взял полтора года назад к себе в ватагу странного чужака.
Глава 3
Град Святослава
Доростол они увидели издалека; во-первых, он стоял на возвышении, а во-вторых, точно к нему вела идеально прямая, ровная дорога. Данила уже не чаял увидеть что-то подобное, а тут натуральный автобан, без всяких скидок на древность.
Шибрида к прекрасной дороге отнесся совершенно безразлично, как будто она была создана не руками людей, а существовала всегда, от природы. Ломята, Данила с ним поравнялся, когда тот соскочил с лошади и стал осматривать ей ногу, проворчал что-то типа:
– От ромеи-то напридумывали, все копыта коням собьем.
Конечно, в Доростоле заметили большой отряд степных коней. Встречающиеся по пути повозки купцов и крестьян, набитые зерном, торопливо уступали дорогу, но вскоре из крепости подъехала кавалькада из трех всадников, тоже роскошно одетых: в кольчугах, за плечами плащи, на головах шлемы, а на них пышные плюмажи.
Шибрида на вопрос «кто такие?» показал им знак от Путяты, сказал, кто они, откуда, где взяли лошадей. Начальник караула недоверчиво выслушал историю, но сказал, что коль все подтвердится, то они все получат награду от наместника, в довершение сказал:
– В город я вас не пущу, ждать будете там, в стрелище от стены, у берега, пока к вам не придет ваш купец, он скажет, что делать дальше.
И отряд обережников поехал уже в сопровождении булгарских воинов.
Данила неотрывно следил за стенами Доростола, которые становились все выше по мере того, как к ним приближались. Молодцов смог в полной мере оценить твердыню, в которой держал оборону Святослав, когда они остановились где-то в ста метрах от стен. Доростол походил на Луй Солум, те же зубчатые стены, угловатые башни, нависающие над воротами. Все сложено из целиковых прямоугольных блоков и создавало ощущение несокрушимой монолитности. Ворота, напротив которых стояли обережники, были довольно маленькие, а в каждой башне по узкой прорези двери. Доростол, как и Луй Солум, тоже сейчас усиленно достраивали-ремонтировали, так что каким он будет в итоге, Данила вряд ли увидит, но точно станет еще более неприступным.
Обережники, пока Данила занимался разглядыванием архитектуры, увидели «Лебедушку», швартующуюся к пристани, замахали руками, мол, все нормально, мы тут. Вскоре из крепости пришли сам Путята с таможенниками, там же у стен охранники продали большую часть трофейного табуна: ехать им было недалеко, а с вьючными лошадьми мороки много, да и внимание они привлекают.
В Олешье, по приказу Киевского князя, им заранее выделили сумму денег примерно на такое же количество лошадей, а теперь… ну не возвращать же это серебро обратно, а то еще отчетность можно нарушить какую-нибудь.
Когда все денежные формальности были улажены, ватага въехала в ворота, и Данила в седле вошел в Доростол.
Город блистал куполами храмов и доспехами воинов на стенах и вонял… так же, как и любой средневековый город, по сточным канавам которого текли нечистоты. В Киеве, как показалось Даниле, было посвежее. В остальном, пожалуй, Доростол превосходил столицу княжества Руси: каменные мостовые, каменные дома в несколько этажей, много людей, весьма богато одетых и вовсе не из высшей знати. Населения если не больше, то примерно столько же. Впрочем, Даниле трудно было оценить все достопримечательности, они всей ватагой ехали по узкой улочке, прохожие которой все как один жались к другой стороне. Возможно, в обережниках узнали русов, которые оставили после себя здесь громкую славу, но скорее просто желающих провоцировать крупный воинский отряд не было.
Проводники, посланные Путятой, привели охранников к постоялому двору: крепкому зданию в два этажа, где разместился весь экипаж ладьи, заняв почти все комнаты. Там можно было поесть свежей горячей пищи, выпить такого же свежего пива или меда, с чем во время плавания была напряженка, а главное, поспать на мягких, не качающихся под тобой перинах. Плевать на клопов и блох! Настоящее блаженство!
Утром, ну вернее, уже днем, когда проснулся Данила, он узнал, что Воислав с Путятой отбыли решать какие-то важные дела, должно быть, связанные с их особым заданием, но о том болтали меж собой только обережники! Батька взял с собой Скорохвата и Шибриду, остальные бойцы могли быть до вечера свободны.
Ватага разделилась; одни сразу рванули в местные публичные дома, а Данила, Будим и Ломята решили сначала пройтись по рынку. Будим, как и любой новгородец, торговался любо-дорого, но потом он с Ломятой все равно свалили по борделям.
А Данила… блин, Молодцов офигел от этого рынка. Тут продавался виноград! Виноград! И еще другие фрукты: персики, абрикосы. Он больше года ничего подобного в рот не брал. Только ягоды и мед. Его друзья отнеслись к заморскому яству с уважением, но прохладно, мол, больно сладкое это все, наши предки такого не ели. А Данила, уже в одиночку, набрал целую корзину фруктов, купил кувшин вина, молодого, оно стоило в разы дешевле, чем в Киеве, и стал бродить по рынку, наслаждаясь почти забытыми вкусами и ярким раздольем базара кругом.
Чего здесь было меньше, чем в Киеве, так это тканей, а мехов почти не видно было, наверное, еще не сезон: «Лебедушка» обогнала все торговые суда минимум на пять дней. Воск, деготь, мед тоже почти не встречались, а в столице Руси каждый четвертый зазывала предлагал этот товар. Зато тут куда больше было еды, на любой вкус, и такой дешевой! Целый торговый ряд торговал металлическими изделиями, причем не только для убийства ближнего своего, но и вполне гражданского назначения. Данила без труда нашел себе кузнеца, который обещал поправить его броню, правда, Молодцов пока не был уверен, что у него будет время в Доростоле этим всем заниматься.
Пока же он продолжал шататься по рынку. Добротный конь тут стоил столько же, сколько в Киеве захудалая кляча. Медный кубок, купленный на Дунае, можно было обменять на два таких же на Днепре. Конечно, это все-таки рынок, узловая точка торговых путей со всего мира! Простые крестьяне вряд ли живут намного лучше, чем те же полянские смерды, данники Киева. Но все-таки… теперь Данила понял, почему Святослав захотел остаться в Булгарии и ее сделать сердцем своей земли. Как там в летописи говорилось: «…из Византии стекаются золото, паволоки, из Венгрии кони и серебро…»
Нет, не вспомнить, учить древние тексты надо лучше было. Очевидно, почему и Владимир хочет прибрать эту страну себе. В Булгарии сейчас раздрай, правят всей землей богатые вельможи, братья Аарон и Самуил, при них марионеткой сидит как бы законный царь Роман. Вот к нему и направляются княжьи посланцы: ватага обережников во главе с Воиславом. Разумеется, тайно. И разузнать у Романа, не готов ли он перейти под руку князя Владимира, кто еще готов признать Киевского князя своим владыкой, ну и вообще разведать, как дела обстоят у стратегического партнера. Надо ли говорить, что грозит обережникам и всем путешественникам в случае провала, но и в случае успеха миссии!
Данила, чтобы отбросить невеселые мысли, подошел к помосту, где местные скоморохи готовили что-то вроде представления. Он легко протиснулся вперед, человеку с оружием перечить никто не стал. Выступление, на взгляд Молодцова, получилось так себе, но народ кругом ржал. Сперва, как понял Данила, скоморохи изобразили кого-то скачущим на коне со свитой, потом на него напал другой скоморох, побил и стал глумиться над трупом. Глумление и составляло основной юмор представления.
– Слушай, друг, – Данила пихнул локтем своего соседа, небедного, судя по одежде, булгарина, – а что они изображают?
