Дождевик

скачать книгу бесплатно


Ещё немного… совсем чуть-чуть… Однако он протянул руку в ответ, а потом моментально провалился сквозь землю. Свет погас. Трава даже не колыхнулась после подобного явления. Настя остановилась и рухнула на колени, издав тихий крик. Её зрачки пока ещё не могли привыкнуть к темноте, поэтому всё вокруг было единой чёрной лужей, в которую она свалилась и не могла понять, где верх, а где низ.

– Фил? Фил…

Мама аккуратно раздвигала кусты и высокую траву. Хоть глаз выколи! В такой тьме можно было бы спрятать целого кита.

– Фил!

Дыхание участилось, а пульс скакал как всадник на несущейся галопом лошади. В глазах темнело, делая окружающую тьму ещё более непроглядной. Вновь хрустнула ветка. Настя поёжилась. Озноб пробежал по всему телу. Разум, потерявший возможность увидеть что-либо в темноте, начал самостоятельно рисовать разные пугающие картинки. Несмотря на страх она не сдавалась в попытке отыскать сына. Наконец, её нога наткнулась на что-то круглое и холодное. Она наклонилась и взяла вещицу в руку. По ощущениям напоминало то ли стекло, то ли полированный камень. За спиной скрипнула, а затем хлопнула дверь. В доме загорелся свет.

– Филипп? – губами произнесла мать и побрела к дому. Теперь её ноги ныли, а лодыжки щипало на месте царапин.

Свет заструился из окон, возвращая краски всему вокруг. Анастасия уже подошла к входной двери. Ни единого звука до сих пор не донеслось из дома. Около входа на земле рассеялись следы. Одна пара вела из дома – женские; другая заходила в дом, эти ноги были больше её и явно принадлежали сыну. Рука уверенно потянулась к ручке, но разум подсказывал, что всё это выглядит довольно странно. Если бы не Фил, сейчас бы не пришлось стоять на улице посреди ночи, рыться в траве и ловить сердечные приступы. Однако это сын, а мать всегда заботится о своём ребёнке, именно поэтому она должна войти.

Дверь медленно открылась. Анастасия аккуратными шагами вошла в дом. Свет горел необычно ярко, как будто со всех лампочек оттёрли многолетний слой пыли, а то и вовсе заменили на новые. Дом уже не скрипел и не жил своей старческой жизнью. Тишина оплела каждую комнату густой паутиной, не позволяя всяким звукам нарушить её покой. Следы ног шли дальше вглубь коридора, оставляя на протёртом полу клубни земли и грязь. Что-то внутри женщины истошно кричало, что нужно уйти, убираться отсюда, бежать как можно скорее сломя голову! Что-то не так с этим домом… Но она уже внутри, отступать некуда. Неужели она испугалась своих фантазий и старой маминой лачуги? Тем более она видела сына и должна понять, почему он не с тётей и как здесь оказался. Пройдя мимо кухни, Анастасия вновь шёпотом позвала:

– Фил!

Ответа не было. Остывший чай так и стоял на том месте, где его бросили. Фоторамки, лишённые счастливых лиц, угрюмо пустовали на стенах и деревянных полках, ещё больше лишая это место жизни. Холодильник неожиданно загремел и первым нарушил тишину. Рядом на столе стояли хрустальные стаканы и от сильных вибраций застучали друг об друга. Старая лампочка застрекотала и моргнула пару раз.

– Фил! Эрик…

На этот раз были названы два имени. Настя чувствовала, что нечто невидимое и неизбежное нависло над ней как зверь, который затаившись, ожидает свою добычу, а когда та подойдёт достаточно близко, то набросится на неё, разорвёт её плоть и мягкие ткани, раздробит кости и сожрёт поджелудочную. Тем не менее ноги сами шли вперёд. В мышцах нет страха и эмоций, они могут делать что-то без раздумий. А для раздумий создан мозг, это его задача. Но видимо сейчас мозг отчаянной матери отдал всё в руки своего брата – спинного мозга, а тот, рассылая по всему телу бесстрашные импульсы, говорит, что надо идти вперёд. Ну что ж, так тому и быть.

Кухня и кладовка миновали. Следы привели к перекрестию. Слева коридор вёл к санузлу и подвалу, справа был второй вход на кухню, а впереди по правую и по левую стороны две комнаты, а если точнее, зал и спальня. Стены здесь держали на себе всякие разные картины. На некоторых были изображены животные и пейзажи, а на иных разные портреты с хмурыми и, возможно, недовольными жизнью людьми. Всё-таки какой была жизнь в их время? Войны, рабство, инфекции и всё прочее… Не удивительно, что Мона Лиза не особо горела желанием позировать Леонардо. Просто села, как позируют дети, когда родители пытаются их сфотографировать на память и думала о том, как бы поскорее это закончилось.

«Лео, давай только не долго, мне ребёнка ещё кормить, на вечеринку к друзьям-купцам сходить и помолиться от заражения оспой…»

Пожалуй, никогда не было лучше или хуже. В любое время свои проблемы и трудности. Итак, Настя остановилась на перемычке, прислушалась. Было всё также тихо, без изменений, не считая гудящего холодильника и посуды. Она решила проверить ванную и туалет, и уже повернула налево, как вдруг сверху, с чердака раздался лёгкий топот, а затем в потолке между комнатами поднялся люк, и выдвижная лестница медленно опустилась на пол. Капли пота выступили на лбу. Комок паники сдавил лёгкие и подкатил к горлу едва не вызвав рвоту. Красивые каштановые волосы взмокли и словно выцвели от напряжения и страха. Анастасия вновь позвала сына, но ответа так и не получила. Собравшись с духом и отбросив надуманные сознанием страшные мысли, она подошла к лестнице и осторожно поднялась, пытаясь не соскользнуть с узких ступенек. Половина головы медленно выглянула из люка, осматривая чердак. Здесь очень темно. По периметру и по углам лежал разный хлам и старые вещи. Ближе к люку – книги, музыкальные пластинки, тряпки, несколько табуретов; в самой дальней части – разбитое с внутренней стороны окно, вешалка с пальто, деревянный комод и множество другой мелочи; а также в центре старый матрас у стены.

Шаг. Ещё шаг. Аккуратно. Настя забралась наверх, минуя оставшиеся ступени. Воздух здесь был спёртый, носил в себе запах сырости и плесени. Аккуратными шагами она шла вперёд. Половицы отчаянно скрипели под небольшим весом. Многослойный покров из пыли подскакивал и взлетал вверх от каждого движения, щекоча нос и обкладывая горло. Казалось, словно тёмные углы с каждой секундой становились больше и глубже, и что из каждого из них на тебя смотрит какое-то маленькое существо, которое вот-вот превратится во что-то страшное и жестокое. И всё же ничего страшного не происходило. Однако, где же Филипп? Кто-то ведь топал здесь наверху и спустил лестницу. Не может же это быть одной огромной галлюцинацией? Или это просто странный сон, возникший на фоне травмирующих событий?

– А-а-а-а, фу-у-у?!

Невидимая паутина попала на лицо, запуталась в волосах. Настя смачно обтёрла лицо руками и подолом халата, пытаясь скинуть с себя, вероятно, находившегося на своём домике паука. Мурашки зашевелились под кожей, как сотни мелких паучков, исторгнутых этой же паучихой из своего брюха. Даже они поняли, что не стоит здесь задерживаться, и поползли по плечам, спине и ногам. Наверняка они бы также спрыгнули на пол и расползлись по всем щелям в поисках выхода на улицу. Настя подошла к окну. Из разбитой створки веяло ночной прохладой. В такой глухой местности по ночам практически нет света. Изредка его можно увидеть вдалеке из неспящих домов. Но сейчас единственным источником света был старый дом. Этот дом.

Анастасия напряжённо выдохнула. Что ей делать? Фил был тут, но неожиданно пропал. Странное чувство преследует её след в след. Наверное, самое время разбудить Эрика и обсудить с ним то, что произошло.

«Стоило сделать это и раньше, глупая ты дура!»

Она собралась уже пойти к лестнице, но одна вещь неожиданно зацепила её внимание. Ещё одна совсем старая и потрескавшаяся в краске картина висела в центре на противоположной стене от матраса. Настя подошла ближе и включила повисшую рядом на одном проводе лампочку. На картине была изображена молодая девушка в длинном синем бархатном платье. Оно имело глубокий вырез декольте, из-под которого красовалась тонкая белая рубашка с вышитым воротником. На плечах и вдоль рук местами переплетались объёмные буфы. Голову украшала диковинная белая то ли шляпа, то ли парик. Девушка смотрела на зрителя, скрестив руки на груди. Настя опустила взгляд ниже и увидела надпись «XV». Видимо эта картина уж очень старая. Но что это там? Ещё ниже, из-под самой рамы по стене текла какая-то бордовая склизкая струйка. Такое ощущение, словно она была тут всегда, но стала течь, как только на картину обратили внимание. Женщина сняла вещь с ржавого гвоздя и осмотрела стену. По её взгляду сейчас, если не брать во внимание окружающую обстановку, можно было бы сказать, что она увидела нечто настолько жуткое и таинственное, чего не видел больше ни один человек на земле. Это не что-то вроде сильного испуга, нет. Это тяжёлая нарастающая паника и тревога, чувство, словно вот-вот ещё одна такая хрень и ты напрочь потеряешь рассудок. Большое тёмное пятно расплылось под тенью картины и более светлым контуром образовало подобие перевёрнутой звезды в круге, какую используют в своих ритуалах сатанисты. Обратная сторона картины выглядела ничуть не лучше… Всё полотно вдоль и поперёк было исписано какими-то одинаковыми словами. Ей удалось разглядеть одну полную фразу «sathanas selma belzebuk eberhardus berith», по-видимому, состоявшую из каких-то имён. В голове пронеслось:

«Это латынь? Но почему это здесь?.. Мама не знает латынь и никогда не интересовалась подобной… жутью…»

Пока Анастасия скованно стояла с картиной в руках, лежавший за её спиной матрас зашевелился. Покрывавшая его простынь на глазах поднялась, как будто нечто невидимое пролезло в неё изнутри, как дети прячутся в детстве под одеялом. Образовался объёмный силуэт, напоминающий сидящего человека.

– Мам?

Знакомый голос заставил Настю дрогнуть. Картина с безмолвной девушкой выпала из её рук и брякнулась на пол. Мать не спешила оборачиваться, пытаясь понять, что ещё ей предстоит увидеть и узнать.

– Мам, ты тут?

Она медленно повернула голову через плечо.

– Ф-Фил?

Тело повернулось вслед за головой. Мальчик неподвижно сидел под покровом, не желая покидать своего убежища.

– Фил, как ты здесь…

– Мам, мне страшно… тут демоны…

Знакомые нотки задели какой-то маленький колокольчик в сердце Анастасии. Эти слова Филипп часто говорил в детстве, когда ночью ему чудились всякие чудовища. Он вставал около материнской кровати и ждал, пока мама не проснётся, не спросит, что случилось, и не прогонит тех, кто потревожил его сон.

– Сынок, здесь нет никаких монстров. Только ты и я, – Настя медленно приблизилась к матрасу. – Нет никаких демонов. Я не подпущу их к тебе. Вылезай, дай мама тебя поцелует, это усилит защиту!

Силуэт под одеялом придвинулся ближе и жалобно пролепетал:

«Поцелуй»

Мама сделала ещё один шаг вперёд.

«Поцелуй…»

Ещё шаг. Голос сына зазвучал как-то иначе, словно он готов сорваться на плач… на плач ли?

«Поцелуй…»

Шаг… Голос исказился, стал ниже и грубее, как случается, когда кто-то наполнит лёгкие порцией элегаза.

«ПОЦЕЛУЙ!»

Перешёл на крик. Низкий тембр отскочил от одной стены к другой, волной налетел на женщину и ударил в барабанные перепонки. От её материнских чувств не осталось и следа. Внутри клубком перемешались лишь злость и страх. Это не её сын! Это нечто в его обличии… демон?! До него осталось несколько шагов. Настя сжала кулаки и уверенно подлетела к простыне. Она схватилась за край ткани и сдёрнула покров. Простыня полетела в сторону. А на её месте не оказалось никого. В глазах потемнело, сердце ушло в пятки. Стеклянные глаза Насти наполнились влагой.

«Чёрт! Что это мать вашу было!» – закричала она в своей голове.

– ПОЦЕЛУЙ СЫНУЛЮ!

Мерзкий кряхтящий женский голос проскрипел за спиной. Голова сама по себе повернулась, настолько резко, что дёрнуло шейный нерв. Анастасия в ужасе посмотрела в направлении голоса. Картина. Девушка, чей портрет был выведен на полотне, пристально смотрела на неё снизу вверх безумным, безжизненным взглядом. Страх сковал ноги. Разум помутнел и уже не мог отделить реальность от страшных иллюзий.

– ПОЦЕЛУЙ… – вторил голос.

– Господи помилуй, Отче наш, избавь от Дьявола, от нечистой силы, во имя ангела твоего Михаила и Богородицы Марии…

Женщина скрестила пальцы рук и принялась начитывать молитву, которую толком не знала, но слышала в детстве от матери. Она никогда особо не верила и не ходила в церковь, но сейчас надеялась, что это поможет ей избежать страшных видений, потрясших её разум. На мгновение голос замолк. Портрет девушки продолжал смотреть на неё, но уже не безумным, а каким-то молящим взглядом. Её губы зашевелились, как губы покойника, шепчущего последнее желание перед тем, как закрыть глаза:

«F?r H?lfen…»

Страшный крик сотряс деревянный пол и стены чердака. Девушка с картины истошно кричала, перемешиваясь с паникой в голове Насти и приобретая похожие нотки с визжащей свиньёй, которой заживо срезают рульку, уши и пятак. Её глаза выпучились и налились кровью. Бледные губы застыли, пытаясь выдавить букву «а». Хр-рщ! Конопляное полотно растянулось. Раздался треск. Огромный кривой коготь проткнул ткань и одним движением разорвал её по центру, где была изображена девушка. Капли крови образовались на месте разреза и тонкими струйками потекли из-под деревянной рамы. Из центра медленно выползла чёрная худая рука с длиннющими когтями. Она взялась за край картины, как в это же время показалась ещё одна такая же и тоже взялась за противоположный край. Когти царапнули пол. Вслед за этим из дыры выплыли чёрные, облитые дёгтем редкие волосы, сквозь которые просвечивала бледная голова. Хищные выпученные круглые глаза выглянули из глубины. Болотно-мертвецкий оттенок кожи вызывал блевотное ощущение, сальные морщины на лбу, переносице и под глазами, тяжёлые мешки – всё это создавало образ живого трупа, всплывшего посреди болотной тины. Разведённые в стороны злобные зрачки оценивающе смотрели на Настю, которая, скрючившись, но не шелохнувшись, остолбенело пялилась на тварь. Она не издавала ни звука, лишь еле заметные движения губ говорили о том, что она до сих пор читает молитву.

Пара секунд показалась вечностью, прежде чем существо рыкнуло и вытянуло изнутри костлявую ногу и упёрлось ею в пол, затем вторую ногу, а в итоге и всё тело – вывернутое в неестественном положении, перекрученное и полностью обнажённое. Сейчас оно напоминало огромную, метра три ростом старуху, испещрённую язвами, морщинами и большими белыми пятнами. Она выгнула горбатый позвоночник, перенеся вес в таз, вывернула руки и ноги в «нормальное» положение и вправила искривлённую шею. Перекошенная улыбка оскалилась, сверкнув жёлтыми острыми зубами. Живот старухи вздулся, образовав обтянутый кожей круг, а рёбра выпирали настолько, что на них можно было бы вешать ключи. Тварь криво наступила на одну ногу, клокочуще выдохнула и низко заорала: