скачать книгу бесплатно
– Вы смотрите сериал про доктора Хауса? – сама она просто обожала сериал (недоступная и любимая медицина!) и жёсткого и циничного, но такого умного и честного Грегори Хауса. – Разве мужчины смотрят сериалы вообще, а медицинской тематики в частности?
Вместо ответа на вопрос художник процитировал:
– Кто вам нужен? Доктор, который держит вас за руку в то время, как вы умираете или доктор, который вас игнорирует в то время, как вам становится лучше?
Маша подхватила:
– Врачи должны лечить болезни, а те, кто лечит пациентов, не вылезают из тоски.
После этого они почему-то одновременно засмеялись, потом Маша всё-таки сказала, что её зовут Маша, а художник сказал, что его зовут Костя. «Приди, Котя, ночевать, нашу деточку качать!» – быстро-пребыстро пропелось внутри у Маши, это воспоминание её ещё больше развеселило, она снова засмеялась и с удивлением заметила, что Костя смеётся тоже. «Мысли он мои читает, что ли?»
Двойница
Как назвать человека, мужчину, который очень или практически полностью напоминает, повторяет другого человека, долго объяснять никому не нужно. Двойник. Мне довелось встретиться с иным явлением. Или феноменом. Точнее, с иной… В общем, это была женщина. Двойница, – так я для себя её обозначила.
Потеряв однажды кого-то из знакомых, родных или близких, нужно пребывать в абсолютной уверенности и знать наверняка, что на планете Земля, такой зелёной, а из космоса – голубой, такой огромной, населённой, даже перенаселённой в некоторых местах, вы уже никогда с ушедшим не увидитесь. Почему? Объяснений здесь два. Первое. Вы точно знаете, что «оттуда» не возвращаются. И второе. Вы уверены: другого такого знакомого, родного или близкого человека вам больше не встретить. Из-за уникальности. Ну, нет такого второго, хоть кричи, хоть молчи! Его нет! Больше его нет! Всё! Вопрос закрыт! И снова спрашивать себя «почему?» не имеет никакого смысла.
Самое парадоксальное во всей этой объективной реальности то, что после ухода кого-то из знакомых, родных или близких, этот ушедший навсегда человек вам будет встречаться! Или мерещиться. Являться. Мелькать, преследовать и настигать. В мыслях, в снах, за окном, на людном переходе и в тишине музея, за столиком ближайшей кафешки и в толчее вокзального пространства… Наваждение! Вы будете жадно провожать глазами ускользающий силуэт, будете оглядываться ему вслед, пытаясь поймать знакомый образ, и не однажды сделаете попытку не отпускать его, секундно и свято веря: вы обладаете сверхъестественными способностями, а потому у вас получится! Не отпустить. Остаться рядом… Подышать одним воздухом, посмотреть в одну сторону, восхититься одним пейзажем…
Она сидела в шезлонге и смотрела на море. Нисколько не удивившись, что встретила её здесь, я подошла. Мы разговорились. Она по-прежнему ласкалась к моему лицу взглядом серо-голубых глаз, как и раньше, улыбалась краешком губ и привычным для всех нас, знавших её, движением убирала за ушко прядь тёмно-рыжих вьющихся волос. Раскрыв друг другу с десяток женских секретов, мы решили поплавать. Она пошла впереди, и я обмерла: её бёдра по-прежнему смотрелись чуть шире, чем нужно, а ноги – немного короче, чем ей хотелось. Тем не менее, загорелая фигурка была стройной… размер сорок четвёртый, не больше. Она худела неистово, а, похудев, приобретала сходство с любимой героиней американского сериала, которая знала о сексе всё и не боялась сказать об этом.
Мой друг, как и было условлено, ожидал меня в холле. Мы подошли, я представила новую знакомую. Он внимательно вгляделся в лицо женщины и, как будто ничего не случилось, поддержал разговор. Когда мы остались наедине, он, не скрывая изумления, воскликнул:
– Это же …! – и он назвал имя моей подруги, которую прекрасно знал.
– Правда?!? Ты тоже обратил внимание на сходство?
– Обратил внимание?!? Да я полностью поверил в её присутствие! А кто она?
Мне очень хотелось сказать, что моя новая старая подруга, как и была, осталась художницей, что она продолжит писать мой портрет, который не успела когда-то закончить, и что через месяц она улетает на стажировку в Италию, а буквально на днях в известном издательстве выходит книжка моих стихов с её иллюстрациями…
– Она работает в местной парикмахерской. И я уже записалась к ней на стрижку и укладку…
Возврат
То единственное,
что хочется больше всего в жизни,
как правило, нельзя купить за деньги
Мэрилин Монро
– Надо же так! Он настоящий! – Мэри повертела в руках человечка. Тот покосился на неё, смолчал, поэтому она спросила:
– А говорить он умеет?
Продавец пожал плечами:
– Это первая партия, нам завезли их буквально час назад, ещё даже в зал все коробочки не вынесли. Почитайте инструкцию – там всё должно быть…
– А цена? Они дорогие, наверное?
– Для вас… – он окинул её «фасад» риелторским взглядом, – мы сделаем скидку. Процента три. Устроит? И посмотрите цвет глаз повнимательнее. Обычно дамам вашего эээ… круга нравятся темноглазые, с поволокой…
Она машинально последовала его совету и, повернув человечка к себе лицом, взглянула ему в глаза…
– Нет. Этот голубоглазый.
– Не будете брать?
– Буду. Брать.
– Значит, я выписываю чек?
Она поставила человечка на прилавок и, прежде чем продавец сгрёб существо, чтобы завернуть в шуршащий дырчатый пакет, успела заметить, как тот виновато пожал худенькими плечиками… «Действительно, – подумала Мэри, – разве он виноват в том, что его сделали голубоглазым, что именно его первым достали из коробки и показали и в том, что он мне сразу понравился?» Она вспомнила мультик про Чебурашку и мысленно кивнула единственному зрителю в зале, который аплодировал прозорливости писателя Успенского, с чьей малой родины в ближайшую «Пятёрочку» регулярно завозили горчицу в баночках.
«Ой, а я горчицы куплю и сосисок! – с радостью подумала она, когда вышла из троллейбуса на своей «Садовая, дом 6», размахивая фирменным пакетом, – они обычно любят сосиски с горчицей…» Кто такие «они», было неважно. «Они» где-то всегда существовали, в каком-то другом измерении. «Они» ходили на премьеры фильмов; торопливо застёгивали молнии на платьях своих жён перед тем, как сесть в Maserati; «они» смотрели на метеорный поток Персеид в телескопы, выходя на громадные, как палубы, балконы, обутые в фирменные домашние туфли с задранными носами; «они» за два часа до надрывного звонка биржевого брокера узнавали, что акции «Мечела» на Московской бирже рухнули… И на ужин «они» обычно любили съесть пару сосисок с егорьевской горчицей. Да! И с зелёным горошком. Непременно той самой фирмы, звуки от названия которой так приятно перекатываются во рту, если немного, без педалирования, пожеманничать, стараясь совпасть с мужским идолом по имени Мэрилин на растиражированном фото: Bon-du-elle!
– Знаешь что?
– Что?
– Давай на «ты»?
– Мне трудно перейти с вами на «ты».
– Почему?
– Вы взрослая, серьёзная. Традиционная… «Ты» – это девчонка из соседней квартиры. Её тянет за собой на поводке Белый-Бим-Без-Чёрного-Уха, а она ещё упирается, дурёха. «Ты» – это худышка с синей ящеркой, несмываемо сидящей у неё на плече и готовой нырнуть в темноту причёски, когда она торопится на собеседование в крутую фирму. «Ты» ходит в кедах с шнурками фиолетового – на правом и красного цвета – на левом, купается в фонтанах и орёт как сумасшедшая «Fuck You!» вместо пристойного «Forget You», слушая Cee Lo Green… «Ты» не кормит мужчин сосисками из нитратов, нитритов, фосфатов, кошенили и каррагинана, пытаясь прикрыть эту химозу егорьевской горчицей и консервированным горошком…
– Значит, я – не «ты»?
– Нет. Не «ты»…
– Здравствуйте! Вы не могли бы у меня его… в общем, я решила вернуть товар.
– Не подошёл?
– Не подошёл. По цвету глаз. Нужно было темноглазого брать. С поволокой.
ЗЛ
Снова вошли в моду аббревиатуры. Учебник истории, с которым Уля не расставалась на Земле, тайно был запрятан ею в рюкзачок и летел на Марс, в отстроенный землянами город ЯС (Яблоневый Сад).
Сев в звездолёт, она начала читать главу об СССР, о страсти, которую питали люди из прошлого к разного рода сокращениям и, шевеля губами, как будто пробуя на вкус заморские вина, проговаривала: ГОЭЛРО, ГОСТ, ГОПУ, ГКО, ЖЭК, ЗИЛ, ИО, ИТУ, КИП, КГБ, МИД, НИИ, НИИИ БТВТ, ОГРВП, ОКПП, РЯО, СДЛ, СИЗО, ТК, УК… Потом, предварительно запросив персональные данные из ЦУПа, она обратилась на хинди к соседу справа:
– Профессор, скажите, а почему снова вошли в моду аббревиатуры?
Тот покосился на её учебник, улыбнулся неожиданно светло и ответил совершенно невпопад:
– У меня сегодня ДР!
Она не удивилась, что он перешёл на её родной русский, и попыталась понять смысл резанувшего сочетания «ДР».
– У вас сегодня Доброе Расположение? У вас сегодня Детальное Расследование? У вас сегодня… День Рождения?!? Оу! Почему вы не сказали мне об этом сразу? – она начала мысленно формулировать заказ подарка для мужчины, индийца, шестидесяти четырёх лет, неженатого, профессора космологии, коллекционера марок, игрока в гольф и любителя верховой езды… Остановившись, Уля вдруг поняла, что справка из ЦУПа должна была содержать информацию о дне рождения соседа… но не содержала… значит…
Их время, новое ВС (Время Счастья), отличалось от прошлого тем, что люди друг друга никогда не обманывали. Они говорили одну только правду, чистую правду и ничего, кроме правды. Данное правило не нарушалось никогда и ни при каких обстоятельствах. Никому не приходило в голову обмануть ребёнка, пообещав ему новый красный вертолётик в обмен на послушное поглощение ненавистного, но полезного пюре из брюссельской капусты… Ни от одного умирающего ни один доктор не скрыл диагноз и оставшееся ему время дожития… Ни один муж, решивший покинуть семью ради новой влюблённости, не оставил в неведении на этот счёт свою супругу и детей…
Значит… Уля покосилась на соседа: выражение его лица выражало что угодно – мрачность, сосредоточенность, задумчивость, утомление, равнодушие, бесстрастность – но никак не Доброе Расположение.
– У вас сегодня Детальное Расследование? – он кивнул утвердительно.
Уле стало жарко. Она попыталась быстренько спрятать учебник в рюкзачок, но Профессор перехватил её руку, больно сжав запястье… Она вынуждена была разжать пальцы и спросить:
– Что со мной будет?
– Вас высадят из звездолёта.
– Как? Когда?
– Через ЗЛ. Сейчас.
– ЗЛ – это Звёздный Легализатор?
Профессор усмехнулся:
– Нет, ну, что вы? ЗЛ – это Запасный Люк.
В этот момент пол под ногами Ули стал почти прозрачным и разделённое пополам светом и тенью космическое пространство в последний раз продемонстрировало ей улетающую в небытие голубую Землю.
Гм с планеты Ягдес
Ему снился сон. Две огненные вспышки – огромная и маленькая, разделённые временным интервалом, – дважды обожгли его. От страха, перешедшего в боль, он вздрогнул и проснулся в полной безнадёге, но с ясным пониманием, что огромная вспышка уничтожила корабль, а маленькая… Когда придёт время, он обязательно напишет об этом фантастический рассказ. Фантастический, потому что никакой планеты Ягдес никогда не существовало, никакой космический корабль с неё на Землю не прилетал и его, Гладкова, родословная не могла начаться в кайнозойскую эру…
Гм был в плохом настроении и потому тяжёлыми прыжками отправился на берег озерка – маленького и заросшего тростником. Он часто ходил к озерку, чтобы отвлечься от неприятного ощущения, возникающего в середине груди. Там он слушал, как ветер поёт свою ветреную песню, играя на обломках полых тростниковых трубочек.
Вот и сейчас он присел, подогнув под себя одну ногу, но тут же вскочил и резко, даже со злостью, сломил тростник. Ему вдруг захотелось стать ветром, могучим и сильным, чтобы управлять облаками, дождём и тростником.
Трубочка была крепкая, нужной, как показалось Гм, толщины. Он неловко взял её пальцами, поднёс ко рту и устроил ей ветер. Звук получился схожий с тихим постаныванием Зы, когда она порезала руку, очищая шкуру скребком. Гм улыбнулся, потому что и звук ему понравился, и воспоминание о Зы – тоже.
Он повертел трубочку, немного сжал её и, сам того не желая, длинным чёрным ногтем, которым так удобно было вспарывать брюхо пойманным рыбам, проколол тростник в нескольких местах. Уже ни на что не надеясь, он неуклюже взял трубочку, где-то зажав отверстия, и снова в неё подул.
Что это было? Подул сильнее и застыл: трубочка зазвучала как цикады, что встречали их с Зы по вечерам у пещеры. Гм забыл о боли в середине груди. Теперь он будет играть на трубочке, как ветер, петь, как цикады и все – и старый Ры, и молодые Ва и Ку – будут его слушать…
Ева застегнула на страб идеально севшую по фигуре шкуру. Жаль, что не было зеркала. Она бы сейчас не отказалась повертеться перед ним, разгладить рукой (или лапой?) густую шерсть и оценить, какая из неё получилась австралопитетка. Мысли её второго «я», закачанного в предэкспедиционный период на подкорку под аббревиатурой ГЖО и имеющие параметры Глупой Женской Особи, помогли хоть как-то смириться с мыслью, что о возвращении на родную Ягдес нужно забыть навсегда – корабль она покинула сразу после приземления и, следуя инструкции, взорвала. Получился праздничный фейерверк, который никто, кроме неё и этого тупого полузверя, с которым ей предстоит спариваться, не оценил. Еву по-настоящему рассмешил животный страх первобытного и полное отсутствие у него представлений о прекрасном. Стивен, консультант по межгалактике, предупреждал: твоя поездка не будет вояжем, туром или приятной вечерней прогулкой. «Тебе выпало счастье купить билет в один конец», – завершил Стивен очередную беседу ключевой фразой, и Еву накрыло мелодией
One way ticket
one way ticket.
One way ticket
one way ticket.
One way ticket to the blues…*
Ева наклонилась, подняла небольшой, серый в рыжую крапинку, камешек и, испытывая непонятную радость, прицельно метнула в волосатую спину. Спина встретила удар стойко, не дрогнув, и тут же сменилась оскалом тупоносой обезьяньей морды и угрожающим рычанием. Ева видела голограмму первобытного, но реальность оказалась куда красочнее. Она бесстрашно подошла к волосатому вплотную, по-кошачьи потёрлась о плечо и заговорила прямо в большое, обросшее шерстью и украшенное бляшками оранжевой серы, ухо: «Но прошло немного времени, роса испарилась, воздух застыл, и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид. Трава поникла, жизнь замерла. Загорелые холмы, буро-зелёные, вдали лиловые, со своими покойными, как тень, тонами, равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо, которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно глубоким и прозрачным, представлялись теперь бесконечными, оцепеневшими от тоски…»**
– Гм, – проурчалось у первобытного откуда-то изнутри…
Проходя подготовку в Межгалактическом Центре, Ева привыкла есть сырое мясо, пить грязную воду и подолгу не мыться. На Земле к этим весёленьким привычкам добавилась ещё одна: принимать ухаживания от всех самцов группы. Молодые Ва и Ку постоянно шлёпали Еву по попе; стареющие, но ещё крепкие Ю и Уб подлавливали у старого баобаба, пытаясь повалить на траву; старый Ры, нещадно сопя, тыкался ей в грудь плоским носом. Гм неизменно отстаивал у сородичей своё право обладать ею. И не только ею. У Гм был небольшой гарем: Зы, Ева и совсем юная Ло. Земная Миссия настолько захватила Еву, что она сама не заметила, как подчинилась негласным законам группы, заняла место в её иерархии. И место это было далеко не первым. И тогда она дождалась сезона дождей…
Гм был в плохом настроении и потому тяжёлыми прыжками отправился на берег озерка – маленького и заросшего тростником. Он часто ходил к озерку, чтобы отвлечься от неприятного ощущения, возникающего в середине груди. Там он слушал, как ветер поёт свою ветреную песню, играя на обломках полых тростниковых трубочек.
«Сейчас он сломит тростник, проделает отверстия и начнёт отвратительно сипеть на примитивной своей блокфлейте», – Ева смотрела из-за кустов на первобытного и медленно поворачивала страб. Справившись с застёжкой, она сняла шкуру и, осторожно зайдя в воду, неслышно поплыла на призывный свист…
Когда она стала выходить на берег, закатное солнце освещало её со спины. Пушистые рыжие волосы загорелись нимбом над головой. Гм медленно отвёл тростниковую трубочку от губ, долго-долго, целую минуту, смотрел, не отрываясь, на прекрасное видение, потом сорвался с места, кинулся к Еве, бережно обнял и, мягко прижавшись к округлившемуся её животу, зашептал прямо в маленькое белое ушко:
Сравню ли с летним днем твои черты?
Но ты милей, умеренней и краше.
Ломает буря майские цветы,
И так недолговечно лето наше!
То нам слепит глаза небесный глаз,
То светлый лик скрывает непогода.
Ласкает, нежит и терзает нас
Своей случайной прихотью природа.
А у тебя не убывает день,
Не увядает солнечное лето.
И смертная тебя не скроет тень -
Ты будешь вечно жить в строках поэта.
Среди живых ты будешь до тех пор,
Доколе дышит грудь и видит взор***.
В дверь позвонили. Гладков выругался и босиком прошлёпал в прихожую. Открыл дверь. На пороге стояла Соня.
