скачать книгу бесплатно
– Настоящая обезьяна не выдержала бы такой громкости, – наконец сказал он и подмигнул Агате – дал понять, что в этом споре он на ее стороне.
– А песня классная, – хваталась за последнюю соломинку Князева.
Он не реагировал, слушал песню. Агата говорила тихо, знала, что ее он услышит:
– Я эту песню обожаю просто, хотела даже купить диск.
– Но мама денег не дала, – вдруг добавил он. Откуда он знает? Странный парень. Агата молча слушала его музыку.
Любовь – глубокий водоем,
Волна высокая,
Переплывем его вдвоем,
Пусть волна высокая,
Пусть зарос осокою,
Пусть опасен и широк
Наш водоем без берега,
Но ты мне руку подаешь
Меня спасаешь бережно.
– Наслушались? – Он улыбнулся, выключил плеер и достал из рюкзака толстую книгу. Агата никогда не видела таких огромных книг. Он листал ее, шевелил губами, задумывался. Постепенно их окружили разные хорошо знакомые Агате люди – пришел Леха, за ним Надя-Сфинкс, Барбосов.
– Я не любопытный, но мне интересно, – начал Леха, – ты, правда, предсказываешь будущее? А некоторые почему здесь? – Леха грозно покосился на Агату. – Предсказателей, что ли, никогда не видели?
– Да, я никогда не видела предсказателей, – сказала Агата и заглянула в толстую книгу.
Большими буквами было написано: «Макушка». Парень с хвостиком заметил, что она подглядывает, и захлопнул книгу, запихнул ее в свой рюкзак цвета спелых помидоров. Видно, он потревожил сиреневую обезьянку, и она тонким голоском сказала:
– А осторожнее нельзя?
– Извини, Клава, – он погладил ее сиреневую голову.
Все заволновались, стали толкать друг дружку:
– Говорит мартышка!
– А ты думала – игрушка!
– Самая настоящая!
– Настоящие обезьяны не говорят, – самый умный Гриша сразу во всем разберется. – Это фокус, говорит он! – И самый умный кивнул на парня с хвостиком.
– Меня зовут Юлий Цезаревич, если кому интересно.
– Цезаревич!
– Прикольно!
– А здесь ты почему оказался? На нашем Лунном бульваре? – Леха не любит тех, на кого Агата смотрит внимательно и с интересом.
– Здесь я надеюсь сделать свой бизнес, вот и все, ничего особенного.
– И какой у тебя бизнес? – с насмешкой спросил Леха. Он только притворялся безразличным, но Агата видела, что Леха заинтересовался, – предсказания, что ли? И тебе за них платят, что ли?
Агата улыбалась Юлию Цезаревичу, Лехе хотелось унизить его.
– Скажу, так и быть. Хотя обязан хранить коммерческую тайну. И вообще – тайну.
– Про бизнес всегда интересно, – зашумели все, – деньги нужны, а родители не понимают.
– Бабки заработать – это хорошо.
– Коммерческая тайна все равно раскроется. – Оля не то смотрела на Юлия Цезаревича, не то демонстрировала ему свои красивые голубые глаза. – У меня тоже была тайна бизнеса, но теперь это уже не тайна. Я продаю вранье.
– Не понял, объясни, – Юлий Цезаревич заинтересовался.
– Очень просто. Разные хитрые версии для обмана родителей и учителей.
– И хорошо покупают? – Очки Юлия Цезаревича сверкнули весело и азартно.
«А он ничего, не скучный», – подумала Агата и отошла от Лехи, чтобы он не стукнул ее, если сумеет прочитать ее мысли.
– Покупают. Недавно я продала версию своей маме, и она ее купила.
– Какую версию? – стали приставать к Оле.
Она нарисовала такую картинку:
– В воскресенье утром мама пекла блинчики, я включила музыкальный центр на всю громкость:
Под козырьком
После меня
Нет никого.
– Ты опоздал.
– Я не успел, —
Можно простить…
«Люблю Земфиру», – сказала мама и перевернула румяный блинчик. Я видела, что у мамы хорошее настроение, и сказала: «Мама, на бульваре появился предсказатель, за большие деньги предсказывает прошлое, настоящее, будущее». Мама спросила: «Откуда ты знаешь?» – «Наша литераторша сама у него гадала и нам дала такое задание – каждому погадать у него». А для моей мамы учительница – главный авторитет. Она тут же схватила куртку – бежать на Лунный бульвар. А я ей говорю: «Мама, он предскажет мне про тебя, а тебе про твою маму. Такое у него правило. Разве ты хочешь про бабушку узнать? Или все-таки про себя?» Тогда мама остановилась, дала мне деньги и сказала: «Беги и расспроси гадателя, как ко мне относится мой Валера, и про зарплату спроси, повысят или нет».
Оля рассказывала эту историю с таким серьезным лицом, что все хохотали: родители бывают такими смешными, доверчивыми, как маленькие. Юлий Цезаревич тоже смеялся, и обезьянка Клава хихикала.
– Ты обещал раскрыть коммерческую тайну, – напомнил Леха. – Неужели гаданием можно заработать?
– Гаданием – не знаю, – серьезно ответил Юлий Цезаревич. – У меня предсказания на строго научной основе.
– Он бабки хочет, – догадался не самый догадливый из ребят – Барбосов. – Говори, хочешь бабки?
– Спешу, – отрезал Юлий Цезаревич, закинул за спину рюкзак и ушел. Ярко-красный рюкзачок замаячил среди темных голых кустов на аллее Случайных встреч.
– Он гадает на строго научной основе, – насмешливо сказал Леха.
– А мне лично один фиг, – добавил Барбосов и сплюнул. Ему тоже показалось, что его Надя-Сфинкс то и дело строит глазки этому Юлию Цезаревичу.
3. Непобедимая мама
Агата лежала на тахте, смотрела в потолок и проливала слезы. Агата плачет редко, но тут без слез было не обойтись.
Все началось вечером. Мама включила стиральную машину и села в кресло с очередным романом из серии «Средство от мыслей». Мама устает в своей редакции. Она считает, что такие книги дают возможность разгрузить голову. Агата включила музыкальный центр, прибавила громкость – надо было отвлечь маму от чтения и обратиться с просьбой. Центр надрывался:
Мы с тобой шагаем дружно,
Ты и я.
Другого счастья нам не нужно,
Милая моя.
Ноги длинные, шаги длинные,
Всего у нас поровну,
Но идем мы, любимая,
В разные стороны.
– Мам! Классная группа? Философская песня! Это, мам, «Кузнечик».
– Угу. – Мама читала и не вникла. А напрасно.
– Мама! «Кузнечик» завтра в «Ватрушке» поет. – Мама неторопливо перевернула страницу. – Мама! Весь наш класс идет на этот концерт века! Дашь денег, мама? – Агата подошла к маме и заглянула ей в глаза. Глаза были такие же, как у дочери – ярко-серые, большие. Но лукавства в них меньше, чем в Агатиных. – Весь наш класс собирается на «Кузнечика»!
– Свободных денег в доме нет. Агата, обойдись на этот раз без «Кузнечика». Тем более твоя тройка по английскому огорчает меня всерьез.
– Тройка – это ерунда! Исправлю в четверг. А концерт пройдет и не вернется! Весь класс идет, мама!
– Про весь класс – вранье бессовестное.
– Ну как ты можешь мне не верить? Я говорю правду и ничего, кроме правды. – Агата чувствовала: пафос необходим, на этот приподнятый тон вся последняя надежда.
– Ни слова правды, – отмахнулась мама. – Я вчера встретила в метро маму Нади-Сфинкс. Она рассказала, что Надя клянчит деньги на «Кузнечика» и ссылается на весь класс, а в первую очередь – на тебя. Она весь дом на уши поставила: «Агата уже купила билет! Весь класс идет, а я, как сирота-подкидыш. Не ходить на „Кузнечика“ просто неинтеллигентно!» Все вы обманщики, мама Агаты не любит вранья, забыла свое детство, наверное.
Агата не стала углубляться в проблему вранья – зачем мусолить эту невыгодную для нее тему? Инстинкт самосохранения у Агаты развит хорошо, она сказала:
– Сфинкс права. Все интеллигентные продвинутые люди будут там. Весь город.
– Прекрати, пожалуйста, я от тебя устала. – Мама взяла свою книгу и ушла в другую комнату – дала понять, что разговор окончен.
Все было ясно. Тогда Агата легла на тахту, стала смотреть в потолок и плакать очень жалобно и беззвучно. Слезы лились по щекам, некоторые попадали в уши и в рот. Они были соленые, от этого стало совсем жалко себя.
– Мама, у твоей дочки полные уши слез. И виновата в этом ты, родная мать.
– Не дави на меня, – защищаться всегда труднее, чем нападать. Мама это знает. – Ты избаловалась и обнаглела, стыдно.
– Несчастный билет на несчастный концерт несчастного «Кузнечика»! Это наглость? Андрюшке из математического лицея купили иномарку! А Ленка-Моль болотная ходит в новом длинном черном пальто, английское, на любой сезон. И еще она носит маленькую черную шапочку, элегантную, она сказала. Они не избалованные, а я избалованная! – И Агата собралась громко зарыдать.
Но мама, услышав про элегантную шапочку, рассмеялась.
– Ленка выглядит жеманной и неестественной. А иномарку Андрею правда купили?
– Да! Да! Родители своих детей балуют! А я рыдаю из-за несчастного концерта в несчастном клубе «Ватрушка».
На самом деле мама понимала, что Агата немного притворяется – не такая она глупая, чтобы безумно страдать из-за какого-то «Кузнечика» в какой-то «Ватрушке». Но и Агата прекрасно понимала, что у мамы сердце не камень, и слезы в Агатиных ушах маму очень даже трогают, и все просьбы дочери не проходят мимо.
Мама пыталась вывести Агату на чистую воду, но делала это весело. Она отложила книгу и встала в дверях комнаты, где Агата продолжала страдать.
– Андрюше купили иномарку? Машину? Шестикласснику? – спросила она.
Мама внимательно смотрела на Агату. Сквозь тонкие бровки, ротик, сложенный сердечком, невинные глаза проглядывало самое наглое вранье. Мама умеет улавливать такие тонкие вещи. И Агата не выдержала маминого взгляда, произнесла неохотно:
– Итальянскую ручку ему подарили! Иномарка же!
Мама теперь уже вопросительно смотрела на Агату. Агата не опускала глаз:
– Я сказала «иномарку», я не говорила «машину»! – Она вскочила с тахты и стала что-то искать в своем рюкзачке, он лежал на письменном столе. – Ручка из Италии, разве не иномарка? Его мама обожает своего сына!
Агата прыснула, мама тоже не выдержала и рассмеялась:
– А ты ребенок, лишенный детства, да?
– Не всегда, – честно ответила Агата, – но сегодня ты меня не понимаешь. Ты вообще не жадная, а сегодня с тобой что-то случилось, – она отвернулась к рюкзаку и всхлипнула, чтобы напомнить маме о жалости к единственному ребенку, лишенному детства.
Агата понимала, откуда дует ветер: мама становилась несговорчивой после общения с подругой Ниной, которая была принципиально против избалованных детей. Нина накручивала маму: «Избалуешь Агату, потом наплачешься! Она у тебя и так слишком независимая». – «Ты, как всегда, права, Нина». Своих детей у подруги Нины не было.
Агата отошла от стола и села на тахту. В крайнем случае можно будет опять разреветься. Может быть, маму доконает второй тур рыданий и стонов?
– Твоя Нина противная. Сама твоим умом живет, ты за нее думаешь, а она тебя против меня подговаривает. А ты слушаешь ее, хотя ты умнее намного. И вообще, ты журналист. А она кто? Педикюрша!
– Не рассуждай о взрослых! Мала еще! А педикюрша – это почти хирург!
– Ха-ха-ха! Тридцать три «ха-ха»! – Дверь маминой комнаты была приоткрыта, но Агата на всякий случай кричала громко: – Хирург! Хирург учится после школы лет десять. А педикюрша на ускоренных курсах всего месяцев пять. И вообще у меня с твоей Ниной антипатия вполне взаимная.
– Глупости говоришь, Агата. – Мама опять появилась в дверях. – А кстати, неприязнь всегда бывает взаимной. Это я говорю теоретически, Нина здесь ни при чем. И дружба без взаимности не бывает.
– А любовь бывает. Сколько угодно без всякой взаимности, – грустно сказала Агата.
Мама внимательно посмотрела на нее:
– Опять поссорилась с Лехой? Не страдай, помиритесь. – Но почему-то в мамином голосе не было уверенности. Утешать легко, а помочь трудно.
– Леха примитивный и неотесанный. Он ревнует меня к знаменитому «Кузнечику», обзывает его Саранчой, а иногда – Гусеницей. И дерется, главное дело. Глупо, правда, мам?
Мама еле удержалась от смеха, но поняла, что это бестактно и сделала вид, что закашлялась.
– Конечно, ревность, тяжелые переживания. Нехорошо доводить человека до ревности. Тем более Леху, надежного друга. Мне его жалко.
– Нечестно! Ты должна быть за меня, а не за Леху, у него своя мама есть, пусть она его жалеет. И еще у него есть отец и старший брат Денис. Полный дом близких родственников. Он хорошо живет, этот ревнивый Леха. Он кота Барса присвоил на всю неделю! А с четверга моя очередь на кота. А ты несовременно рассуждаешь, мама! Ревность вовсе не мученье, а прикол. В любви должна быть измена, а без измены это не любовь, а фигня.
