скачать книгу бесплатно
Утром он проснулся в своём номере среди многочисленных пакетов с баночками и флакончиками продукции косметической фирмы «Regina Health & Beauty». В ванной комнате Марееву бросилось в глаза то самое роскошное белое парео с пляжа, но… что было вчерашним вечером, он вспомнить не мог. Приходила ли Мадам в номер? А если была, то не голышом же она удирала?
На соседнем балконе мужской голос с восточным акцентом, нещадно фальшивя, напевал слова шансонной песенки:
Ах, какая женщина, какая женщина,
Мне б такую…
День апельсина
Покрытая тёмно-коричневой краской палуба корабля огромна, словно футбольное поле. На ней в одних плавках стоит Мареев и в недоумении оглядывается вокруг. Как он здесь оказался? Что за корабль? Примерно в кабельтове от него – другое судно под странным флагом, на котором изображена женщина с палицей в одной руке и то ли человеческой головой, то ли маской в другой. Вдали виднеется берег с почти незаметной прибрежной полосой и какими-то строениями. Над ними нависают горы, перед ними по водной глади бежит катер.
Что за люди бродят по палубе, о чём-то разговаривая? Некоторые, как и он, в плавках. Нет, похоже, он не пассажир здесь, потому что с мостика корабля его приветствует человек в огромной белой фуражке с высокой тульей и большим козырьком. Человек поднял вверх руку и посмотрел на Мареева, широко улыбаясь, но вместе с тем как-то безразлично, и сразу отвернулся к невесть откуда подскочившему шустрому блондину. Похоже, этот блондин – капитан корабля. Но он, Всеволод Мареев, разве не капитан? Уж не на чужом ли он корабле? И почему эти двое на мостике поют дуэтом? Словно майские бабочки, с неба вдруг опустились две девушки в коротких цветастых платьицах, они беззаботно смеются. Хмурый мужчина о чём-то размышляет, концентрируя взгляд где-то за границами окоёма. Средних лет парочка ходит по палубе из конца в конец, словно заведённые куклы. Кажется, им нет никакого дела до окружающих; непонятно, отчего их движения так фантастично синхронны, хотя они и не смотрят друг на друга. Парень в матроске мчится с напором свирепого быка, вот-вот подымет на рога кого-нибудь! Мареев едва успел отскочить, но, не удержавшись на ногах, упал и покатился к борту, нависшему над бездонным ничейным морем. Ещё раньше Мареев заметил, что нет лееров, можно легко свалиться в воду. В ужасе он внезапно осознал, что скользит по палубе, словно камень по льду в кёрлинге; пока медленно, но движение неуклонно, и не за что зацепиться, как во сне. Скольжение, кажется, замедляется и вот-вот остановится, но нет… ноги уже над пропастью! Будто рыбина на берегу, Мареев напрягал мышцы живота, груди, рук, ног, имитируя движение назад. Последнее, что ему удалось сделать, – это зацепиться руками за округлую кромку палубы и удержаться от падения на какое-то время. «Почему меня никто не видит? Почему не спасают? – мелькнула паническая мысль, – Как они могут не видеть меня, ведь я вижу их?» Вот две девушки в цветастых платьях, явно испугавшись, с каменными лицами бросились как будто на помощь, но на полпути остановились и стали делать селфи на фоне несчастного Мареева, со смехом передавая смартфон друг дружке. Он ожидал, что глупые девчата, закончив фотосессию, подымут шум, позовут других людей спасать его, но ничего не происходит, а руки Мареева всё слабее и слабее. Нет больше сил удерживать голову над палубой, а если он повиснет на пальцах, то никто его, посиневшего от напряжения, вообще не заметит. О, наконец-то! Хмурый мужчина повернулся в его сторону, взгляд вроде бы осмыслен, он осторожно приближается к Марееву, протягивает руку, хватает за запястье и тянет-тянет на себя. Но – куда ему, силы не те, как бы сам не свалился за борт! «Зови других на помощь! Почему молчишь? Зови-и-и!» – безмолвно кричит Мареев и летит с огромной высоты на блестяще-металлическую гладь моря. Не почувствовав боли от удара, сразу сообразил, что при памяти, не разбился и ему надо плыть к соседнему кораблю с вахтенным матросом и ещё какими-то людьми у трапа. Экономя силы, Мареев подгребал брассом и не сразу понял, что его сносит течением и вот-вот пронесёт мимо носа корабля и его якорной цепи. Течение должно быть в сторону кормы, но… чёрт возьми, его несёт в сторону носа!
Не может такого быть в природе вещей! Если громадную посудину развернуло течением и она держится на якоре, то почему его сносит, словно щепку, совсем в другую сторону? То ли с течением что-то не так, то ли с ним. Мареев понимает, что трап – единственное спасение. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – вспомнилась банальная поговорка, и он что есть мочи замолотил руками и ногами по воде. Силы на исходе, но постепенно расстояние до трапа сокращается, и вот он уже цепляется руками за нижнюю площадку и с трудом взбирается на неё. Сверху за ним безразлично наблюдают вахтенный матрос и какие-то странные люди. Все они в оранжевой форме. Мареев поднимается по трапу и, тяжело дыша, говорит по-английски: «Я свалился в воду с того корабля», – он показывает рукой в сторону огромной махины с высокими чёрными бортами и добавляет, что ему нужна помощь. Матрос бессмысленно смотрит на Мареева, явно не понимая, что ему говорят. К ним подходит другой человек и говорит по-русски: «Матрос не понимает вас. Что вы хотите сказать? Я переведу. Я – Антонов, русский, шипчандлер. Привёз с берега апельсины». Мареев объясняет «апельсиновозу», что упал с соседнего корабля в воду, дальше – про течение, про документы… Шипчандлер Антонов смотрит на него с высоты положения «апельсиновоза», слегка кивает, давая понять, что слышит, но в его глазах скачут смешливые чёртики. Всё же Мареев просит связаться с его кораблём, у которого тёмно-коричневая палуба без леера, и передать, чтобы за ним прислали катер. Но Антонов, весело улыбаясь, предлагает Марееву плыть дальше по течению туда, где можно встретиться с капитаном этой посудины. «Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие», – чуть не сорвалось с губ Мареева, но шипчандлер со смешком добавляет, что у него в данный момент апофеоз праздника – День Апельсина.
– Где мы находимся?
– На палубе корабля «Мельпомена»! – смеётся Антонов.
– Да нет. В каком порту?
– Лимассол. Кипр.
– И в порту праздник?
– Хе-хе. Да ты странный какой-то. И вопросы у тебя странные, – удивляется Антонов, – из моря вылез и не знаешь, где находишься! Сегодня День Апельсина в Амстердаме, а капитан этого корыта – голландец! Усёк?
Бессмыслица! Вместо того чтобы просто доставить Мареева на корабль, с которого он так трагически свалился в воду… У людей что, лучевая болезнь ума по случаю Дня Апельсина в Амстердаме? Вот тут-то Мареев и замечает неподалеку Жору Жилича, закадычного дружка из одесской мореходки. Та же смущённая улыбка, те же чёрные, как смоль, курчавые волосы, давно не бритое лицо покрыто седой щетиной. Но разве этот человек – Жора? Да, это – Жора, и он тоже смотрит на Мареева, узнавая его. Чудо в решете – пятьдесят лет прошло с тех пор, как они расстались после окончания мореходки! Мареев кричит: «Жора! Это ты? Как я рад!» Но – нет, опять разочарование. Человек его не понимает, и никакой он не Жора Жилич! Вдруг Мареев замечает, что его корабль уже поднял якорь и, разворачиваясь, норовит куда-то сгинуть!
– Антонов, скажи матросу, пусть вызовет вахтенного офицера, пусть свяжутся по рации с капитаном чёрного корабля, пусть сообщат, что я здесь, без документов! Пусть остановятся, вызовут катер и заберут меня отсюда!
– Глупец! Радуйся, что свалился в воду и отстал от этой уродины, – шипчандлер покровительственно похлопывает Мареева по плечу.
Все словно глухие, никто его не понимает, никто ничего не делает. Мареев видит огромную корму какой-то странной полукруглой формы, словно большой жирный зад человека или какого-то огромного чудища; корма удаляется всё дальше и дальше, оставляя за собой мощный желтоватый бурун!
Мареев кричит: «Люди! Вы что? С ума сошли? Или я на том свете? Помогите мне!» От крика он просыпается в собственной кровати.
Окно спальни на втором этаже залито ярким весенним солнцем, слышится залихватское пение скворцов, недавно вернувшихся из африканских прерий, а может быть, с Кипра, где с ним приключилась эта ужасная история. В этом сне он встретил двух знакомых людей. Антонова – друга его друга из дальневосточного порта Советская Гавань. Мареев его никогда не видел, но знал, что он существует и даже иногда бывает на Кипре. Этот самый знакомый незнакомец Антонов то ли поставляет продукты на морские суда, то ли снабжает их топливом; а если и апельсинами, то вполне по праву он представился шипчандлером. Спасибо тебе, Антонов, что уберёг от возвращения на чёрный корабль! А Жора Жилич, дружок из одесской юности? Вспомнилось Марееву, как он восемнадцатилетним юнцом поступил в мореходку, и белорус Жора поступил туда же. Сдружились с первых дней. Время было голодное, постоянно хотелось кушать. У Жоры были кое-какие деньги. После скудного курсантского ужина он покупал ароматные, посыпанные сахаром сухари, и они, гуляя по улицам Одессы недалеко от спального корпуса – «Экипажа», наслаждались ими, немыслимо вкусными, какие и дома не едали. «Эх, – подумал Мареев, – за все годы после мореходки так и не разыскал Жору!»
Вспомнилась морская жизнь на Сахалине: штормы, льды, туманы. А Жора – в южных морях, в танкерном флоте, вот и не пересекались их пути-дорожки. А потом поэзия пришла в жизнь Мареева, заполонила душу. Композитор Катя Иволга объединила их совместные песни в жизненные сцены, которые покруче морских течений. Получился мюзикл о любви морского капитана и оперной певицы. Мюзикл есть, а толку от него никакого. Может, он не подходит для постановки на сцене? А вдруг его корабль поэзии захвачен роботами-пиратами и перекрашен в чёрный цвет? А на чужом корабле «Мельпомена» – пустота и безразличие! Может, об этом его сон?
Мареев продолжал лежать в кровати, размышляя о сложностях творческой жизни композиторов, поэтов, артистов. Метафора суровой жизни! А что публика? Не всё, что публике нравится, есть хорошо. Публику тоже нужно воспитывать песнями и спектаклями! «Что я банальные вещи сам себе впариваю? – разозлился Мареев. – Неча на зеркало пенять, коли у самого рожа крива!» Если бы мюзикл был нужен, то нашлись бы и продюсер, и постановщик. А так, к кому ни обращались, все хвалят, а ставить никто не берётся!
Раздался звонок, Мареев протянул руку к телефону.
– Всеволод Иванович, доброе утро! Как вы?
– Здравствуйте, Катя! Я на даче. Замечательно всё. Солнце – разливанный свет! Весна! Птички поют. Вот только сон дурацкий приснился. Чуть не утонул в море.
– А чем закончился сон?
– Выплыл к чужому кораблю. Пока думал, как вернуться мне на свой, он – возьми снимись с якоря и был таков. Только за кормой жёлтый бурун остался. А я на рейде Лимассола, что на Кипре, остался без штанов, без документов и без денег. И что мне думать теперь?
– И рукописи горят, и поэты, случается, тонут! – засмеялась Катя. – А если серьёзно, Всеволод Иванович, то московский театр берётся наш мюзикл ставить! Может, сон в руку?
– Ой, не знаю, Катя! Не знаю, радоваться или печалиться. Ведь в том сне я один оказался, почти голым и без денег… чёрный корабль… и главное: никто меня не слышит и не видит. И почему на Кипре? Нет, мюзикл здесь ни при чём. Ведь я на остров собираюсь. Какие там приключения меня ждут? С возрастом я стал немного мнительным!
– Не волнуйтесь, Всеволод Иванович, поезжайте на Кипр спокойно! А я буду здесь заниматься мюзиклом. И денежку буду вам высылать.
– Какие там деньги, Катя! Главное, чтоб нас, как курсантов мореходки, не держали на голодном пайке!
Сказать-то сказал, но потом поймал себя на мысли о том, что нужно бы поехать в авторское агентство и зарегистрировать свои права на стихи в мюзикле. Не раз он ещё пожалеет потом, что его мысли повернулись в сторону мюзикла и что он стал думать и мечтать о нём больше, чем следовало. Оказалось, что авторские права на либретто Катя уже приписала себе. Сколько людей таким способом кормится, и все – поставщики-шипчандлеры шоу-бизнеса! Под стать настроению написал стихотворение, где была такая строчка: «Жизнь – о’кей, ядрёна мать!»
И вообще жизнь – это корабль в море, то в штормовом, то в спокойном. А порой она бывает как палуба, покрытая тёмно-коричневой краской. И пошла у Мареева длинная тёмная полоса. Тёща заболела. С женой из-за пустяка разругался, да так крепко, что до развода чуть не дошло. Мошенники развели его, словно лоха: под видом социологического опроса выудили у него номер телефона и адрес, копию паспорта где-то раздобыли и оформили на него кредит на сотню тысяч рублей под огромные проценты. Пока разбирался, сотня тысяч превратилась в несколько миллионов, судиться пришлось. Еле-еле отбился от мошенников-финансистов и их подручных-коллекторов. Разве не оказался он висящим за бортом, из последних сил цепляясь пальцами за ускользающую палубу?
Жизнь – ещё и заразная вещь, недаром американцы никогда не рассказывают посторонним о своих делах и делишках. Спросишь: как поживаешь? А какой-нибудь зачуханный американец, сверкнув белозубой искусственной улыбкой, ответит, что у него всё о’кей. В чём здесь смысл? А в том, чтобы головная боль рассказчика не перекочевала на слушателя. А у нас? Спросишь шапочного знакомого, как дела. А он в подробностях загружает тебя, как шипчандлер апельсинами, даже о тёщином геморрое не забудет. Выговорится и уйдёт, а ты потом думай-гадай, откуда новая напасть свалилась на тебя. Через какое-то время до Мареева дошло, что всякий сон заразен, он овладевает жизнью. Категорически предупредил он занудного поэта Петра Заречкина, чтобы тот не делился с ним своими фантазиями о некой риэлторше Клаве, которая по ночам внедряется в Петино сознание и занимается с ним виртуальным сексом.
– Слушай, Петро Григорьевич! Не морочь мне голову этой твоей хренотенью с Клавой! А вдруг ты не разыгрываешь меня, а эта озабоченная сумасшедшая Клавка на самом деле существует? Оно мне надо, чтобы она с тебя на меня переключилась, тем более что я её ни разу в жизни не видел? Мне недавно сон приснился – чуть не утонул. Оказался на Кипре без денег и без штанов, да и без документов. Хочешь, расскажу в деталях?
– В другой раз. У меня с поэтом Исаевым встреча назначена, а заодно, может, и зубы полечу. Ведь он зубником работает. А кораблей боится. Пойду я, – заторопился Заречкин, явно раскусив подоплёку сновидения Мареева.
Но Мареев знал, что у старого дедули зубы давно казённые, за пять тысяч рубликов.
Ох, непростой этот Заречкин. Ещё тот жук! Сразу учуял неладное. А у Мареева было всё-таки желание поделиться с ним своим, сокровенным. Может быть, что-то отлипло бы от него и перешло бы к Заречкину? Одна-другая лишняя нелюбовь уже не имеет значения для старого поэта, потому что их у него как апельсинов в бочке, хоть становись шипчандлером и вези на корабль.
Мареев шёл по прогулочной дорожке вдоль моря, в сторону порта Лимассол, и думал о перипетиях своей жизни. Убежал из Москвы на Кипр, так и здесь тревожные мысли не покидают его. Конец апреля. Спокойное море. Зелёные горы. Доброжелательные улыбающиеся киприоты. Выбрался на широкую набережную. Красота! Полно гуляющих людей. Палатки с напитками. Горы апельсинов, которые поставил уж точно не шипчандлер Антонов. На открытых жаровнях початки молодой кукурузы. Откуда в апреле молодая кукуруза? Какая разница! Киприоты живут в мире разливанной красоты.
Он спустился к кромке воды и стал бросать куски лепёшки вездесущим чайкам. Красивые птицы, когда кружат над морем, а сейчас, в борьбе за пищу – ничего красивого. Противно визжат, пикируя на брошенный в воду хлеб, стараясь победить в извечной борьбе за выживание в этом мире, полном контрастов. Нет пищи – нет жизни! Вот так и некоторые артисты – вольные птицы, когда поют романсы о любви и их сердца наполняются радостью или печалью. Но как только дело касается дележа гонораров, тут уж, извините, каждый за себя, как эти чайки: суды-пересуды, скандалы, а то и похлеще истории бывают с драматичными финалами.
Подошёл старик в длинном, почти до земли пальто и застыл в печальной позе, не отрывая взгляда от какой-то точки за горизонтом. «Моряк, наверное», – подумал Мареев и вспомнил строчки своего же стихотворения:
Стоят на рейде корабли,
Как будто птицы прилетели.
За горизонт на край земли
Усталой стайкой птицы сели.
– Извините, – не выдержал Мареев, – не знаете, что за белый корабль стоит на рейде? Красавец!
– «Эвтерпа»! Пассажирский лайнер!
– Какое красивое название! Женское имя?
– Муза лирической поэзии и музыки, дочь Зевса. Завтра вечером он отправляется в Грецию.
Поговорив ещё немного и узнав от старого моряка в отставке всё, что его интересовало, Мареев кинулся добывать билет на «Эвтерпу». Следующим вечером, счастливый и какой-то умиротворённый, он отправился на две недели в Грецию.
* * *
Я встретил Мареева в Лимассоле после его возвращения из Салоник. Он с восторгом рассказывал мне о своих впечатлениях от посещения древних монастырей Греции, а встреча с монахами Афона стала для него откровением. Поразило христианское смирение афонских старцев, постоянно пребывающих в молитвах. Казалось, что на них снизошло что-то неведомое обычным мирянам, и Марееву словно приоткрылась эта тайна, и он как будто светился изнутри.
– Знаешь, Александр, тот сон перевернул всю мою жизнь. Это, наверно, было предупреждение, что я жил не так и занимался не тем, встречался не с теми людьми.
– Чем же твоя жизнь была плохой раньше, Всеволод Иванович? Ведь у тебя столько хороших стихов написано. Да и мюзикл собираетесь с Катей Иволгой ставить.
– Что ты, что ты! С поэзией я буду дружить, а вот чёрный корабль попсы намерен оставить навсегда. Не моё это! Слава Богу, что во сне я свалился с него в воду. Но не сразу удалось отцепиться. Потом был ещё один странный корабль, «Мельпомена», там никто не слышал меня и не понимал. Мир глухих и безразличных, что ли?
– А дальше как? С мюзиклом как будет? – не утерпел я, чтобы не полюбопытствовать.
Ответ Мареева меня озадачил:
– Опять тот же самый сон приснился мне здесь, на Кипре. Прилепился и никак не отлепится. Я к Жоре Жиличу поеду! В Новороссийск.
Чудеса, да и только! В тот день, когда в Амстердаме празднуют День Апельсина, или, как его ещё там называют, День Королевы, Марееву снится сон, в котором он падает с чёрного корабля в море на рейде Лимассола! Потом на Кипре он бросается вдогонку за лайнером «Эвтерпа», видимо, за музой поэзии. Как эти два события между собой связаны? Как?
На Рождество Всеволод Иванович позвонил мне и сообщил, что они с Жорой Жиличем отправляются паломниками по православным святыням Греции и Кипра.
И это было то, о чём я сам уже давно мечтал.
У синего моря
Соня остановилась в отеле «Жасмин» в Лимассоле. Выбирала через Интернет и не прогадала. Вторая линия, но до моря пять минут ходу: перейти дорогу, затем парк, и вот оно – море! Городской пляж, но какая ей разница! При её финансах – самое то! Перед тем как оформляться, попросила менеджера показать её номер. Посмотрела и обомлела: гостиная с телевизором, спальня с широченной кроватью, отдельная кухонька, просторная ванная, два огромных балкона.
– Так это же апартаменты! – не смогла скрыть эмоций Соня.
– Да, мадам! Апартаменты, – вежливо подтвердил немолодой киприот.
– Я одна. Скидка будет?
– Да, мадам. Десять процентов скинем.
– А завтрак? Завтрак тоже входит в цену? – деловито допытывалась Соня.
– Завтрак стоит пять евро. Дополнительно.
Получилось, что номер с завтраком будет стоить ей пятьдесят евро.
Соня ликовала. Впереди две недели безмятежного отдыха. Бросилась на кровать, раскинула руки в стороны и запела:
Что было раньше – не вернётся,
Что будет дальше – не поётся…
Пустите Сонечку в Париж!
Париж будет потом, а сейчас Лимассол ей очень подходит. Пока ехала из Ларнаки, удивлялась обилию и яркости цветов, растущих вдоль дороги.
– Цветы, цветы, цветы… Белые, жёлтые, розовые. Как называются? – спросила таксиста.
– Олеандр, – по-русски ответил водитель.
Красота! Многие киприоты хоть чуть-чуть говорят по-русски. Даже менеджер в гостинице приветствовал её на русском: «Добро пожаловать!» Английский она знает неплохо, окончила в Подмосковье специализированную школу.
Июль месяц – не жарко, но тепло и комфортно. На пляж, на пляж, на пляж! Пять часов пополудни, в самый раз – на пляж. Вскочила с кровати и стала переодеваться. Купальник новый, ярко-синий. Очень подходит к её рыжим, почти красным волосам. Белая кожа, совсем-совсем. А когда ей было загорать в Москве? С утра до вечера на работе. По выходным – работа на дом. Да и погоды не было. Дожди. Ветер. Случилось несколько солнечных и даже жарких дней, но, как назло, попадали они на будни. А теперь она здесь! На Кипре! Беленькая, рыжая, в модном купальнике и… с клёвой фигурой. Ноги стройные, попка аккуратненькая, и бюст – нате вам! Не большой и не маленький! Крутанулась несколько раз перед зеркалом, посмотрела на себя со спины. Всё хорошо! Набросила лёгкий халатик, покрутила на пальчике резиновые шлёпанцы и швырнула их в зев большой хлопчатобумажной сумки. На пляже пригодятся. А по улице она будет идти в босоножках на каблучках. Цок, цок, цок по асфальту. Услышат, заметят! Заметят все, кто интересуется красивыми женщинами. А кто интересуется? Красивые мужчины. А киприоты видные и любвеобильные! Взлохматила причёску, показала язычок весёлой бестии в зеркальце и, помахивая сумкой, побежала к лифту.
В кабинке оказался немолодой мужчина плотного телосложения в белом костюме.
– Девушка, на пляж? – спросил по-русски.
– На пляж, на пляж! И вам советую.
– Так я готов! С вами!
– Э, не-е-е… У вас свой пляж, а у меня свой! Ариведерчи! – выпорхнула из лифта, помахав земляку рукой.
У перехода остановилась, ожидая зелёного света. Водители проезжающих машин бесконечно сигналили, а один даже остановился и призывно распахнул дверь. Так бы долго стояла и ждала, но на другой стороне улицы появился молодой человек, нажал кнопку, и зелёный свет загорелся. Парень подбежал к ней, подал руку и перевёл через дорогу. При этом он улыбался, что-то учтиво говорил по-гречески. Сразу же попрощался и убежал, лавируя среди начавших движение машин. Соне стало немного обидно – мог бы и поприставать чуть-чуть этот грек.
Пляж, песок, лежаки с зонтами. Пять евро, и наслаждайся солнцем и морем. Публика обычная. Молодые и старые, девушки и мужчины, семейные пары. В будний день людей не так много. С разбегу бросилась в море; вода бодрящая, но скоро стало очень приятно, и она поплыла размашистым кролем до волнолома. Плавала она хорошо – ещё в детстве ходила в секцию при бассейне «Москва».
Взобралась на тёплые камни. С удовольствием подставила лицо и тело солнечному ветру. На рейде корабли, большие и крохотные – много, может, с десяток. Песчаный пляж тянется вдоль береговой черты, и везде отдыхающие – праздная публика. Вдали горы. «Изрезано небо вершинами гор…» – вспомнилась строчка о Коктебеле. Когда-то, на последнем курсе Литературного института, она побывала с друзьями в Крыму. Вечерами – костёр и песни. Днём – на море. Помнится, что у них был какой-то уговор с местным начальством: им разрешили раскинуть палаточный лагерь у подножья горы, в заповедных местах, а за это нужно было охранять лес от диких туристов, разжигающих костры. Весело было. Но здесь горы другие, не такие высокие, как в Крыму. На фоне неба чётко видна ломкая линия горных вершин. Повернулась и посмотрела на пляж. Представила, как она оттуда смотрится, стройная, высокая, с ярко-рыжей копной волос. То-то мужики пялятся сейчас на неё. И вдруг заметила в воде группу мужчин, словно стадо тюленей, плывущих в её сторону. Она никогда не видела тюленей в воде, но представила, что вот так они и плывут, отфыркиваясь и высоко поднимая усатые морды, высматривают, что там впереди. Сравнение мужиков с тюленями ей понравилось. Она засмеялась и бросилась в воду, крикнув взбирающемуся на волнолом загорелому доходяге: «Догоняйте!» Да куда там! Остался «тюлень» отдуваться на камнях, а вскоре к нему присоединилось ещё с десяток таких же любителей познакомиться со стройной красоткой в бикини.
На обратном пути Соня боковым зрением ловила восхищённые взгляды мужчин и старалась не обращать внимания на сигналящие ей машины. Хорошо быть молодой, независимой и красивой! Что она красивая, не сомневалась нисколечки. Широкоскулое лицо, небольшой прямой, словно точёный носик, распахнутые настежь зелёные глаза. Улыбку немного портит щербинка, но со временем поняла, что это её особенность, фишка такая. Ей предлагали устранить этот дефект, поставить фарфоровые коронки. Подумала-подумала и отказалась. Белозубых красавиц с голливудской улыбкой немало, а она со своей фирменной одна такая!
В палатке купила у старика-торговца бананы и абрикосы. Вечером заварила чай, достала маленькую баночку мёда, сливки и устроила себе ужин с тремя печеньками! Всё – своё, из Москвы привезённое. И сытно, и экономно.
Не стала включать телевизор, а с удовольствием погрузилась в поэзию Анны Ахматовой. Она всегда возит с собой томик любимого поэта – «В то время я гостила на земле…». Загадала страницу двести четыре. Она любила такую игру: открыть загаданную страницу и примерить стихи к себе, к своей судьбе. В этот раз выпала поэма «У самого моря», читанная-перечитанная ею, но от того не менее любимая.
Бухты изрезали низкий берег,
Все паруса убежали в море,
А я сушила солёную косу
За версту от земли на плоском камне.
Ко мне приплывала зелёная рыба,
Ко мне прилетала белая чайка,
А я была дерзкой, злой и весёлой
И вовсе не знала, что это – счастье.
Сколько раз читает эту поэму, всегда испытывает волнение, замешанное на восторге. Представляет себя лежащей на тёплых камнях. Разговаривает с зелёной рыбой и с белой чайкой. А где-то там, на паруснике, смуглый и ласковый царевич! Сказка! Глупости! Время ласковых царевичей прошло или даже не начиналось. И во времена Ахматовой их не было, а может, их и никогда не было. Но хочется, ой как хочется верить в эту сказку! В ней царевич умер, поэтому не так важно, был он или не был. Важно, что мечта о нём была! Вот и она, Соня Баранова, выпускающий редактор известного книжного издательства, мечтает о своём царевиче. Где он? В издательство приходят поэты уже пожившие, далеко не царевичи.
А молодые? Есть, конечно, молодые, но у них нет денег даже на издание своих книг.
Зазвонил телефон, да так громко, что вздрогнула от испуга. В трубке приятный баритон приветствует на английском:
– Добрый вечер!
– Вы кто? – спросила Соня по-русски.
– Я? Поэт, – ответил баритон, но уже по-русски, с кавказским акцентом.
– До свидания, поэт!
Надо же! Звонит прямо в номер, чтобы познакомиться. С кем?
С девушкой? Или путаной? Нет бы под дверь поставить розы или веточку этого самого олеандра. Примитив. Звонок – и девушка бежит к нему на свидание или даже сразу в номер. Как бы не так! Отключила телефон и стала рисовать в блокноте рыжую девушку, лежащую на камнях у самого синего моря. Рисунки ей всегда легко давались. Вот и сейчас эта рыжая лежит на камне и мечтательно смотрит в морскую даль, словно русалка.
