Романтика

Сонич Матик

Романтика

Такие разные и такие похожие подростки, мальчик Момо и девочка Тай, жили в трущобах. Они были знакомы, ходили в один магазин, смотрели на одни и те же сараи из окон. Знаете, как бывает, никто из них внимания друг на друга не обращал.

Тай ещё училась в старших классах, планируя через полтора года поступать в школу полиции.

Момо работал в местной мастерской и оказался прирождённым слесарем. Мотоциклы, сопротивлявшиеся опытным коллегам, послушно урчали, выходя из-под его рук.

На серьёзную, официальную работу хозяин мастерской его, правда, не брал. Не мог взять на весь день, потому, что Момо не исполнилось восемнадцати. Государство защищало детей от труда ― Момо надо было доучиться. Для хозяина этот ребёнок не был авторитетом, но среди своих товарищей, Макса, Изюма, Стрелка – слесарей со стажем – мнение молодого практиканта уже имело значение.

Целыми днями, а бывало, и ночами, Момо пропадал на работе. А когда хотел отдохнуть, брал восстановленную им технику и гонял по пустынным ночным улицам.

В колледже он почти не появлялся. Там его ничего не интересовало: ни предметы, ни друзья, ни девушки. Он не походил на сверстников.

Момо общался с ребятами другого круга. Девчонок и вовсе считал дефективными: «Сю-сю-сю, лю-лю-лю, бантики-цветочки… Дуры!»

В его друзьях водились только реальные пацаны из мастерской в трущобах, старше и опытнее во всех вопросах. Но когда они собирались вместе, все были равны! Одевались во что придётся, пахли машинным маслом, потом и перегаром. Никто никого не стеснялся.

С ними Момо в зарослях тростника между рекой и дорогой пил крепкое, разговаривал на их, слесарном, языке, стрелял из пневматики по пивным банкам.

По утрам Момо показывал родителям, как он спешит на учёбу, собирался и быстро убегал из дома. Он не смотрел родителям в глаза, чтобы не врать в ответ на неудобные вопросы. Ведь рассказать он мог, только про редуктор, свечи и мотор, а не про формулы теории и право.

Он не любил им врать и в принципе не любил никому перечить. Он не хотел жить, как все, но был неформалом тихим, не агрессивным. Даже не очень смелым. Ему легче было уйти от разговора, чем защищать свою точку зрения.

Убегая, как будто на учёбу, Момо не мог пойти сразу в мастерскую, сначала предстояло дождаться, когда проснётся хозяин.

Приходилось тусоваться в заброшенных сараях. Зимой согревало только курево. Сарай ― метра три. Можно походить, поприседать, но через щели прорывался холодный ветер, пробирал до косточек, в нос бил запах плесневелых ободранных обоев и сырых газет.

Одиннадцать.

Наконец, можно бежать под гору вдоль заборов, чтобы никто из знакомых не заметил, в ангар. Там его ждал горячий чай, новая машина и какая-никакая копеечка за вчерашний день.

Интересная работа захватывает, Момо не следил за временем. В голове прокручивались схемы; мысли о лонжеронах, рулевом и блеске солнца на дисках мчащихся колес!

Ближе к полуночи утомлённый ВП (так они звали хозяина) одёргивал Момо. ВП уже еле стоит на ногах, больше не может работать, т.е. пить. Он хочет спать и гонит мастеров в шею.

Ребята вылезают из углов, из-под машин и, соскучившись за эти часы по общению, начинают друг другу травить байки.

Момо тащится за ними выпить, хотя сил уже нет даже улыбаться.