banner banner banner
И дети их после них
И дети их после них
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

И дети их после них

скачать книгу бесплатно

– Ну да, конечно, это все та же история про заднее сиденье автобуса. И еще эта дочка Гласмана, ты два года парил нам мозги. А в результате ни хрена.

У Антони перехватило горло. Об этой девчонке он думал, не переставая, с первого класса средней школы до конца пятого. В классе он всегда старался держаться поближе к ней. На физкультуре все время искал ее глазами, и взгляд у него при этом был, как у побитой собаки. У него были кассеты, записанные в ее честь, собранные из песен, которые он слушал по радио: «Scorpions», Балавуан, Джонни. Он дошел даже до того, что стал крутиться у ее дома на велике. В результате он так и не решился спросить ее, не хочет ли она с ним гулять. В конце концов ее склеил Сирил Медране, сын препода по математике. Антони хотел набить ему морду, но ограничился тем, что стырил его рюкзак и выбросил в Энну. Теперь у него уже все прошло, она была просто сучка.

– Ладно…

Кузен сделал последнюю затяжку, затушил окурок и врубил «Мега-Драйв». Ну вот, приехали. Антони чуть не плакал.

– Ну блин…

Он вскочил с кровати, выбежал из комнаты и, прыгая через две ступеньки, одним махом спустился по лестнице. Хорошенькая перспектива – еще один вечер играть до посинения в «Ежа Соника», а кто-то в это время будет пить, клеить девчонок и целоваться с ними взасос. Лучше уж рискнуть. Он вскочил на велик и понесся прочь. Решено. В конце улицы он увидел кузину, которая возвращалась вместе с Ванессой от Дерша с сумками, набитыми бутылками с пивом. Он притормозил. Они стояли поперек дороги. Он слез с велосипеда.

– Ты куда?

– Спешишь?

– Эй, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Ванесса взяла его за подбородок. У них с кузиной были одинаковые прически: длинные волосы распущены, а одна прядь зачесана назад и заколота заколкой. Обе были в майках, мини-шортах, вьетнамках и пахли кокосовым маслом. На щиколотке у Ванессы поблескивала золотая цепочка. Антони заметил, что на кузине нет бюстгальтера. А размер у нее 95D. Он знал точно, потому что рылся у нее в комнате, когда ее не было дома.

– Ну так куда ты едешь? – снова спросила Ванесса, зажав ногами колесо велосипеда, чтобы не дать ему улизнуть.

– Домой.

– Уже?

– А что так?

– Выпить не хочешь?

– Куда это ты смотришь?

– Никуда…

Антони почувствовал, что краснеет. Он снова опустил глаза.

– Ну ты и извращенец. Показать, как я загорела?

И Ванесса показала ему более светлую кожу на бедре. Антони отступил назад, чтобы высвободить колесо.

– Мне надо ехать.

– Слушай, кончай. Что ты тут педика из себя строишь?

Кузина уже успела открыть бутылку и теперь потешалась у нее за спиной. Но она все-таки поспешила ему на помощь.

– Ладно, хватит. Оставь его в покое.

Она сделала еще глоток, на подбородке у нее блестело пиво. Антони снова попытался высвободиться, но Ванесса его не отпускала. Она стала кривляться.

– Антони.

Она протянула руку к его щеке, и мальчик почувствовал прикосновение ее ладони. Кожа у девушки была на удивление прохладной. Особенно кончики пальцев. Она улыбнулась ему. Он чувствовал себя полным дураком. Она расхохоталась.

– Ладно, катись!

Он рванул с места.

Спиной он ощущал их взгляды и при повороте на улицу Клеман-Адер даже не притормозил. Совершенно безлюдная в этот час улица круто спускалась к центру города. Небо на горизонте окрасилось в преувеличенно яркие цвета. Антони был как пьяный и, выпустив руль, раскинул руки. Его майка билась на ветру от бешеной скорости. На секунду он закрыл глаза, слушая свист ветра в ушах. Он несся как сумасшедший по полумертвому, странно скроенному городу, выстроенному на косогоре и под мостом. Его била дрожь, и он был до безобразия молодой.

3

Смех папаши Грандеманжа Антони узнал сразу. Соседи, должно быть, пили с предками аперитив на террасе. Он сделал крюк, чтобы к ним подъехать. Дом Казати был построен очень просто, вокруг не было ничего, только полузасохшая лужайка, шуршавшая под ногами, как мятая бумага. Отец, которому невмоготу уже было ухаживать за участком и косить траву, полностью перешел на гербициды. Теперь он мог со спокойной совестью смотреть по воскресеньям «Гран-при». Это было единственное или почти единственное, что радовало его сердце, не считая фильмов с Клинтом Иствудом и «Пушек острова Наварон». У Антони с отцом было мало общего, но их сближало хотя бы это: телик, механические виды спорта, фильмы про войну. Когда они сидели в полумраке гостиной, каждый в своем углу, это были моменты наибольшей близости, которую они себе позволяли.

В течение всей жизни родители Антони лелеяли мечту «построиться», заиметь «хижину», и худо-бедно у них это получилось. Через каких-то двадцать лет они выплатят кредит и станут полноправными домовладельцами. Стены из гипсокартона, двускатная крыша, как обычно строят в регионах, где полгода идут дожди. Электрическое отопление давало минимум тепла и огромные счета на оплату. А еще в доме были две спальни, встроенная кухня, кожаный диван и сервант с люневильской фаянсовой посудой[4 - Имеется в виду фаянсовая посуда, произведенная в городе Люневиль на знаменитой фаянсовой мануфактуре, открытой в 1730 году и существующей до сих пор.]. Большей частью Антони чувствовал там себя дома.

– Гляди-ка, а вот и наш красавчик.

Эвелин Грандеманж первой заметила Антони. Она знала его еще совсем маленьким. Он даже первые шаги сделал на дорожке перед их домом.

– Как подумаю, что он сделал свой первый шаг на нашей дорожке…

Ее муж кивнул. Коттеджному поселку Ла Грапп исполнилось уже больше пятнадцати лет. Жили там как в деревне, или почти так. Отец Антони взглянул на часы.

– И где ты был?

Антони ответил, что провел весь день с кузеном.

– Я заезжал сегодня к Шмидтам, – сказал отец.

– Я там все закончил…

– Да, но ты забыл перчатки. Иди сюда, садись.

Взрослые сидели на складных стульях вокруг пластмассового садового столика. Все баловались пивком, и только Эвелин пила портвейн.

– От тебя пахнет тиной, – заметила Элен, мать Антони.

– Мы купались.

– Я думала, что ты брезгуешь. Смотри, покроешься весь прыщами. Там же полно сточных вод.

Отец заметил, что он от этого не умрет.

– Сходи лучше себе за стулом, – сказала мать.

Папаша Грандеманж похлопал себя ладонью по ляжке, в шутку предлагая Антони сесть к нему на колени.

– Давай, не стесняйся, не упадешь.

Это был двухметровый детина с огромными, жесткими, как деревяшки, ручищами, на которых недоставало трех фаланг. На охоту он ходил с особым ружьем, позволявшим ему нажимать на курок безымянным пальцем. К тому же он был неисправимый остряк, правда, над его остротами мало кто смеялся. Антони знал кучу людей, которые шутили вот так же, больше из вежливости.

– Я все равно не останусь.

– А куда это ты собрался?

Антони повернулся к отцу. Лицо у того вдруг стало жестким, матовая кожа натянулась. Красиво.

– Завтра же суббота, – ответил Антони.

– Да оставь ты его, у него каникулы.

Это вмешался сосед. Отец вздохнул. С Люком Грандеманжем они раньше работали вместе на складе Рекселя, сразу после остановки доменных печей. Они оказались среди первых, кто уволился по собственному желанию и переквалифицировался потом по программе переобучения в водителей автопогрузчиков. В то время такое решение показалось им правильным: катайся себе целый день на автокаре – как будто игра. А потом на Патрика Казати посыпались неприятности. В один день он лишился и водительских прав, и работы – по одной и той же причине. На права ему удалось пересдать после полугода административных заморочек и занятий в «Синем Кресте»[5 - Международная федерация Синего Креста – организация, основанная в Берне (Швейцария) с целью оказания помощи людям, страдающим разными зависимостями, в том числе и алкогольной.]. А вот с работой в долине было трудно, и он в конце концов решил стать самому себе работодателем. Он купил грузовик «Ивеко», газонокосилку, инструменты и комбинезон с вышитой на нем собственной фамилией. Теперь он подрабатывал то там, то тут, главным образом неофициально. В хорошие месяцы ему удавалось заработать четыре-пять тысяч. Вместе с зарплатой Элен этого более-менее хватало на жизнь. Лето – горячая пора, и он привлек к работе Антони: подстригать лужайки, чистить бассейны. Особенно полезной его помощь оказывалась, когда Патрик был с похмелья. В то утро Антони как раз подстригал кусты у доктора Шмидта.

Отец выудил из стоящей у его ног сумки-холодильника бутылку пива, открыл ее и протянул Антони.

– Этому только бы из дома сбежать.

– Такой возраст, – философски заметил сосед.

Из-под футболки у него торчал живот – бледная, не слишком-то привлекательная масса. Он встал, уступая Антони свое место.

– Давай, присядь на две секунды. Расскажи что-нибудь.

– А ведь он еще вырос, правда? – сказала Эвелин.

Элен Казати тоже стала уговаривать его остаться, напомнив, что дом – это не отель и не ресторан. Каждая проходящая секунда отнимала у него частичку тусовки в Дремблуа.

– Что у тебя с рукой?

– Ничего.

– Ты ее продезинфицировал?

– Да говорю тебе, ерунда.

– Сходи себе за стулом, – сказал отец.

Антони взглянул на него. Он думал о байке. Он прошел на кухню. Мать пошла вместе с ним. Руку явно нужно обработать девяностоградусным спиртом и перевязать.

– Да не надо ничего, – сказал он.

– У меня кузен палец так потерял.

У матери всегда были наготове поучительные истории про то, как чье-то легкомыслие обернулось трагедией, как чья-то счастливая жизнь оборвалась из-за лейкемии, и все в таком духе. Такая у нее была жизненная философия.

– Покажи.

Антони показал ладонь. Все отлично. Можно было возвращаться на террасу.

Там они выпили, потом Эвелин принялась его расспрашивать. Ей хотелось знать, как у него дела в школе, как он проводит каникулы. Антони отвечал уклончиво, а она слушала с добродушной улыбкой, показывая потемневшие от никотина зубы. На этот вечер она запаслась двумя пачками «Голуаз». Когда разговор прерывался, слышно было ее дыхание, знакомый всем хриплый присвист, затем она закуривала новую сигарету. В какой-то момент отец захотел прогнать осу, пристроившуюся к упаковке от сырков, принесенных для аперитива. Но та ничего не желала знать, и он сходил за электрической мухобойкой. Послышалось «зззз», запахло паленым, и оса упала лапками вверх.

– Какая гадость, – сказала Элен.

Вместо ответа отец залпом выпил свое пиво и выудил изо льда следующую бутылку. А потом все стали обсуждать, что случилось в Фуриани с соседом. Люк Грандеманж ничего удивительного в этой резне не видел. Насмотрелся он на этих корсиканцев, когда работал на стройке, это просто смешно. Потом, как обычно, разговор зашел о футболе, корсиканцах и черножопых. Эвелин пересела, она не любила, когда муж пускался в такие истории. Надо сказать, что недавнее нападение на антикриминальную бригаду всполошило весь поселок. «Зона» ведь совсем рядом. Люди уже представляли себе, как эти черномазые в балаклавах жгут машины, как это было в Во-ан-Велене. Сосед с отцом считали, что опасность все возрастает и что именно они находятся на последнем рубеже.

– Вам бы туда наведаться, – сказал великан, указывая на Антони подбородком.

– С этими типами все время проблемы, – согласился отец.

– Когда я служил в добровольной пожарной дружине, у нас случались вызовы в «зону». Так представляешь, эти черномазые, вот такие пацанята, малявки совсем, пытались стырить у нас ключи от грузовика.

– А вы что?

– Да ничего, тушили пожар, и все. А ты что хотел?

– В этом и была ваша ошибка.

Они развеселились, но Антони было не до смеха. Он встал, чтобы потихоньку смыться.

– Ты куда?

На этот раз его остановила мать, Элен.

– Мне надо идти.

– С кем ты?

– С кузеном.

– Ты видел Ирен?

Сестры больше не общались. Все из-за ипотеки на дом, в котором жила Ирен, хотя сестры унаследовали его вдвоем. Деньги, все время деньги.

– Ага.

– Ну и что? Как она?

– Не знаю. Нормально.

– То есть?

– Да нормально все, чего тебе?

– О господи, ну иди, раз ты такой вредный.

Отец не повел и бровью. Они с соседом наливали себе по очередному стакану пива. Сейчас, в сгустившихся сумерках, они были братьями, единомышленниками и подогревали свой праведный гнев, держась поближе друг к другу.

Антони воспользовался этим, чтобы улизнуть к себе в комнату, которая все же была не такая крутая, как у кузена. Отец добыл ему где-то двухэтажную кровать, всю облепленную наклейками «Панини», портретами французских и аргентинских футболистов и Криса Уоддла в форме марсельского «Олимпика». Положенная на козлы доска служила ему письменным столом. У него даже не было своего стула, что не облегчало делание уроков. К тому же в доме было всегда полно народу: то дядя, то приятели, то сосед зайдет выпить стаканчик. Он принялся рыться в шкафу в поисках какой-нибудь приличной одежки и не нашел ничего лучше, чем черные джинсы и белая рубашка-поло. Размер «L». На груди надпись: «Agrigel». Он быстро оглядел себя в зеркале в спальне у родителей. Вот не спустил бы он все свои бабки на ярмарке и в «Метро», мог бы прикупить сейчас приличных шмоток. Надо сказать, что до сих пор вопросы гардероба не слишком его беспокоили. Но с недавнего времени разговоры в школе стали принимать непривычный оборот. От каких-нибудь кроссовок «Torsion» или футболки «Waikiki» у пацанов напрочь сносило крышу. Глядя на свой жалкий видок в зеркале, он твердо решил откладывать деньги.