Нежное солнце Эльзаса

скачать книгу бесплатно

Нежное солнце Эльзаса
Диана Владимировна Машкова

Престижная должность в крупной российской компании, деньги, роскошная квартира. Всего этого, пройдя через нищету и унижения, Маргарита Рубина добилась в жизни сама. Теперь она – железная бизнес-леди, которой, по ее собственному мнению, нет дела до мелких человеческих слабостей: любви, привязанности, дружбы.

Но однажды непредсказуемая судьба все решает по-своему, подкинув суровой барышне романтическое путешествие, а заодно и обаятельного красавца-мужчину…

Диана Машкова

Нежное солнце Эльзаса

Часть первая

Отпуск

Глава 1

Самолет приступил к снижению. Я пристегнула ремень безопасности и приникла к иллюминатору: обожаю смотреть на то, как расплывчатые пятна ландшафта далеко внизу превращаются в ровные квадраты полей, пушистые многоугольники лесов и красивые, неподдающиеся определению геометрические фигуры городов и деревень. Постепенно стали вырисовываться и серые змейки дорог, по которым ползли разноцветные букашки-машины. Приближались прямоугольники словно по линейке отмеренных участков земли, покрытых зеленым ковром: теперь уже можно было разглядеть на них во всех подробностях игрушечные, по-европейски аккуратные домики, беседки, бассейны. Сердце радостно и неприлично громко билось в предвкушении отдыха и свободы. Хорошо еще, за гулом моторов этого не слышно.

Тысячу лет не была уже в отпуске, не позволяла себе расслабиться. Жила в постоянном напряжении, работала по двадцать часов в сутки, каждую секунду ожидая подвоха или удара. А теперь наконец можно забыться и не вспоминать ни о чем целых две недели! Да еще каких! Я давно мечтала попасть в Эльзас, но не на день-два по рабочим вопросам, как обычно, а приехать по-человечески, в отпуск. Чтобы ни дел, ни мыслей, ни забот. Чтобы только радость, удовольствия и восторги. И вот теперь до вожделенной мечты – рукой подать. Немудрено, что внутри все переворачивалось с ног на голову, а душа – или что там от нее осталось – пустилась в пляс от избытка чувств!

Видимо, на лице моем так явственно читалось блаженство, безудержное и по-детски наивное, что пожилой мужчина, сидевший в соседнем кресле, вонзился в меня мутным от хорошей порции коньяка взглядом и стал беззастенчиво скалиться мне прямо в лицо. Даже подался всем телом вперед, вероятно, чтобы у меня не оставалось сомнений в том, что его поощрительная улыбка адресована только мне. Видимо, окутанный спиртными парами и обманутый счастливым выражением моих глаз дедушка не разглядел, что имеет дело не с юной девой, а с вполне сформировавшейся грозной теткой. Инстинкт самосохранения у меня сработал автоматически: я изобразила на лице привычную суровую неприступность, щедро приправленную презрительным взглядом, и теснее прижалась к иллюминатору. Правда, хватило меня ненадолго. Как только краем глаза я заметила, что сосед со вздохом сожаления вернулся в исходную позицию – удобнее примостив свои костлявые чресла в кресле, продолжил разглядывать бортпроводниц, – улыбка снова завладела мышцами моего лица. И остаток пути, хотя поза, учитывая пристегнутый ремень, была чертовски неудобной, я старательно демонстрировала соседу затылок. А то ведь не дай бог! Придется потом дедушку из кресла выскребать: терпеть с его стороны какие бы то ни было глупости я была абсолютно не настроена.

Посадочная полоса разлеглась внизу широкой, тщательно разглаженной лентой. Самолет аккуратно, пробуя землю, коснулся ее колесами шасси, а потом уверенно сел и покатил вперед. Пассажиры с энтузиазмом захлопали в ладоши, я гордо улыбалась: очень приятно, когда любимую авиакомпанию – уже десять лет летаю только ее рейсами – могут по достоинству оценить и другие!

Пока самолет заруливал на стоянку, я сосредоточилась на том, чтобы перед выходом облачиться в серьезность и официоз. Бизнес-леди, пусть даже и на отдыхе, должна выглядеть соответственно. Во-первых, имидж, а во-вторых, ну не нужны мне никакие мерзкие притязания со стороны сильного пола – только на отдыхе подобной ереси не хватало. Тем более что последние лет пять мужиков себе выбираю я. И уж никак не наоборот. Да и, если говорить начистоту, какая в современных мужчинах «сила»?! Так, рудимент мировоззрений прошлого века. Да и то зачастую создаваемый нашими же руками, точнее языком – слишком много и часто нужные нам мужчины слышат от нас похвалы. Только этим, кажется, и живут. Я хмыкнула по поводу двусмысленности фразы про руки с языком и вспомнила Маяковского: «Я в Париже, живу как денди, женщин имею до ста. Мой член как сюжет в легенде переходит из уст в уста». Отчего-то мне еще в студенчестве очень нравился этот стих, безбашенный и жизнеутверждающий, а на месте лирического героя я всегда видела мужчину-себя. Сложно объяснить детали, но перед глазами неизменно ярко вставал образ меня самой, как если б я была мужчиной. Вот так. Бред, конечно. Но почему бы иногда не включить воображение и не развернуть, хотя бы мысленно, жизнь свою на сто восемьдесят градусов?

Я тяжело вздохнула, достала косметичку, обмакнула широкую кисточку в пудру и придирчиво осмотрела свое лицо в зеркале. Ладно, пока еще я и как женщина вполне ничего, несмотря на тридцать семь лет. Хотя надоело внешне оставаться теткой, давно уже внутренне перестроившись по мужскому типу. Честное слово!

Я сузила глаза, поджала губы и недовольно сдвинула брови. Получилось сурово – то, что надо. Только вот зрачки предательски светились изнутри неуместно ласкающим и восторженным светом. Так не пойдет. Я выпутала из волос дорогие солнечные очки, водрузила их на нос и провела расческой по волосам. Нужный эффект наконец достигнут: красиво, строго и недостижимо. В самый раз.

Как и подобает прилежному сотруднику, на которого нежданно-негаданно свалился визит очень большой начальницы, Егор – наш менеджер по Европе – стоял у самого выхода из зоны получения багажа и интенсивно изображал на лице счастливую улыбку. С одной стороны, было забавно видеть, как человек старается, с другой – подумалось, что лучше бы он почаще употреблял свое драгоценное обаяние на клиентов. Глядишь, не провалил бы последние переговоры с «Гранд Домом». Я еще плотнее сжала губы и раздраженно повела плечом.

– Добрый день, Маргарита Семеновна! Как долетели? – сплошное подобострастие. Я поморщилась. Но радость играет талантливо, хотя и ежу ведь ясно, что нет ничего ужаснее приезда руководства в отпуск на твою территорию. Таскай его тут по местным достопримечательностям, устраивай экскурсии, развлекай. Забудь о собственных делах и личной жизни. А он – скотина такая – вовсю будет пользоваться моментом, чтобы учить тебя работать и как следует промывать мозги.

Все это я знала как «дважды два – четыре»: сама пятнадцать лет пашу на нашу компанию. Как только и кем не приходилось за эти годы притворяться. Так что подчиненному моему оставалось лишь расслабиться. И заранее смириться с тем, что «промывание мозгов» заведомо включено в программу моего нынешнего пребывания здесь. Особенно в свете недавних событий, за которые мне, кстати, в очередной раз перед всеми было стыдно. Несколько лет уже бьемся за чертов «Гранд Дом», а все без толку. И мнение моего сотрудничка – шута горохового – на данный счет меня совершенно не волнует. Он свое получит.

– Замечательно, – холодной, как лед, интонацией я остудила его хорошее настроение. Было бы гораздо приятнее, если б этот скоморох прекратил наконец так активно скалиться и удосужился изобразить нейтральное – а еще лучше виноватое – выражение лица.

– Какие у вас на сегодня планы? – по-моему, я даже перегнула палку – теперь ему не терпелось от меня избавиться. Хоть в этом не юлит!

– Возьму в отеле карту и поброжу по городу, – выдала я заранее обдуманный ответ и наманикюренным ноготком поправила на носу очки. – А вот вам не нужно тратить на это свое драгоценное время. Займитесь рабочими делами.

– Но сегодня же суббота! – в голосе Егора неосторожно прозвучала плохо скрытая обида. Вот наглец – после всего, что натворил, еще смеет помнить о выходных! Я готова была удушить его. А он почти спокойно, только руки едва заметно дрожали, порылся в карманах, достал ключи от служебного автомобиля и выпалил на одном дыхании: – Мне было бы приятно показать вам Страсбург.

– Как вам будет угодно! – я уже практически шипела от возмущения, кажется, даже скрипнула зубами. Он несколько пристыженно, но продолжал мне улыбаться. Я демонстративно смерила его презрительным взглядом, развернулась на каблуках и направилась к машине.

Откровенно говоря, тайком я все-таки вздохнула с облегчением. Само собой, терпеть не могу доморощенных гидов, но и ходить по незнакомому городу в гордом одиночестве не привыкла: двенадцать лет начальствования сильно избаловали меня в этом отношении. Мы сели в машину, и серый «Ситроен» плавно выехал с подземной стоянки аэропорта.

Провести отпуск в Эльзасе – сказочной стране древних замков, старинных деревушек, бескрайних виноградников и повсеместных винных погребков – я запланировала уже давным-давно. Только вот никак не удавалось вырваться с работы. Все предыдущие посещения Лотарингии были короткими, быстрыми и суетливыми: ничего не поделаешь, командировки. Я только и успевала, что высовываться в окно несущейся на бешеной скорости машины и восхищенно раскрывать рот, рассматривая пролетающие мимо пейзажи. Страстно хотелось хлопнуть Егора по плечу со всей силы так, чтобы он опомнился и перестал жать на педаль газа как одержимый. Но умом я понимала, что времени действительно нет и посетить за полтора дня десять торговых точек в разных концах области не так-то просто. Поэтому каждый раз тяжело вздыхала и откладывала осмотр достопримечательностей на потом. И вот наконец сбылось.

Вообще-то ездить по командировкам в связи с экспортной специализацией нашей компании мне приходится много – по крайней мере, всю Западную Европу я уже исколесила вдоль и поперек. Бог его знает почему, но из всех увиденных стран, городов и областей влюбилась я только в Эльзас.

Компания «РусводК», в которой я сделала действительно незаурядную карьеру, занимается производством и экспортом водки за рубеж. Так было и до того, как я в нее пришла, так есть и так, я уверена, будет. Только до меня почему-то никому не приходила в голову наглая мысль рвануть на рынок Европы и прочих прогрессивных стран вроде Америки, Канады, Австралии: все больше окучивали бывшие союзные республики. Мелко. Ну да неважно – главное, с продуктом люди безошибочно угадали. Кажется, ни один бизнес, кроме разве что нефтяного, не способен приносить при грамотном подходе такую безумную прибыль. Конечно, при условии, что тебя поддерживает государство. А как не поддержать, когда компания знает механизмы «обратной связи» и является к тому же отечественным производителем, работающим на экспорт? Да сам бог велел! Именно водка – как ни крути – единственный непотопляемый русский бренд. Все, что в стране умели делать раньше – самолеты, ракеты, – кануло в Лету. Только сейчас вот начинают постепенно выползать из производственного коллапса. И то пока еще с неизвестным результатом. А с ликеро-водочной продукцией провалов, как ни странно, не наблюдалось. Даже во времена горбачевского сухого закона производство не прекращали – трудились на зарубежные страны. В России водка основа основ, черт бы ее побрал! Но тут уж ничего не попишешь: предложи любому человеку двадцать сортов разной водки, и он выберет известную ему марку, но обязательно произведенную в России. Иначе это уже не нормальный человек. А то, что он выберет, – не водка. На том и стоим.

Тем более что за двадцать лет работы компании наша марка стала известна во всем мире. Конечно, мы не такие волшебные и пафосные, как «Кауффман», но и у нас дела идут неплохо. Постоянный контроль на заводе, собственные лаборатории и дегустаторы, умение работать с властями, хорошие дистрибьюторы, грамотный маркетинг. Все это и формирует успешный продукт «РусводКи». Пять востребованных сортов водки, рассчитанные на покупателей с разным достатком, – на мой взгляд, неплохо.

Егор притормозил у гостиницы «Софитель» в центре Страсбурга – привыкла я к этому отелю за четыре года, да и не люблю, если честно, ничего менять. Как говорится, от добра добра не ищут. Помню, в самом начале, когда мы только выходили на рынок Франции, а я только взяла на работу Егора, он объездил с десяток отелей в городе, выбирая подходящий для меня вариант. Понятно же было, что первое время я буду постоянно мотаться сюда в командировки. И, нужно сказать, с выбором менеджер мой не прогадал. «Софитель» при всей своей простоте не лишен спокойного лоска и изящества.

Не успел Егор выключить зажигание, как к машине уже подбежал служитель отеля в униформе с тележкой-стойкой для багажа, дно которой было обито зеленым бархатом. Молодой человек оказался даже чересчур расторопным – не разобравшись, попытался завладеть ключами от машины, чтобы припарковать ее на подземной стоянке. Подумал, видимо, что мы заселяемся вдвоем. Я неожиданно для себя смутилась из-за этого недоразумения и поспешила отвернуться, а Егор ласково объяснил человеку, что к чему. Тот рассыпался в извинениях и, раздосадованный собственной ошибкой, сосредоточился на моих чемоданах. На стойке ресепшен нас встретили две улыбчивые девушки – спросили фамилию, на которую забронирован номер, моментально отыскали бронь в компьютере и еще быстрее выдали мне ключ-карточку. Все. Я даже не поняла, кто из них и в какой момент успел заполнить гостевой бланк, протянули мне его с улыбкой только для подписи. На все вопросы отвечал Егор: мой французский после долгой московской спячки окончательно еще не проснулся и нуждался в некоторой слуховой подпитке. Про себя я отметила, что говорит мой сотрудник теперь правильно и абсолютно свободно – кажется, даже лучше меня. Совсем не так, как четыре года назад, когда я принимала его на работу.

Вообще, по поводу Егора у меня в свое время были серьезные сомнения. Помню, ко мне на собеседование пришел расхлябанный молодой человек с внешностью свободного художника: легкая небритость, вокруг шеи намотан длинный вязаный шарф, речь не слишком внятная, французский тоже ни к черту. На первый взгляд для такой ответственной работы, как менеджер «РусводКи» в Европе, Егор не подходил – даже одеться подобающим образом ради встречи с потенциальным руководителем не дал себе труда. С другой стороны – он мне просто понравился, и все тут. И это несмотря на сквозящие в нем мягкость и где-то легкомысленность, смешной для нужной должности возраст – двадцать шесть лет – и полное отсутствие опыта. Хотя мне-то тоже было двадцать шесть, когда меня назначили руководителем проекта, и у меня тоже совсем не было необходимых навыков. В общем, я решила рискнуть и взять Егора. Сроки поджимали – Францию, а заодно и соседние европейские страны, в тот момент нельзя было оставить без контроля; меньше всего улыбалось мне вести эту сложную для водочного рынка область вслепую.

Имелись у меня и другие кандидаты. И, наверное, у них было больше достоинств: кое-какой опыт, знание языка. Но основной – один на всех – недостаток разочаровывал меня слишком сильно: все они, как один, рассчитывали уехать на ПМЖ в Европу за счет «РусводКи». Остальное их в принципе не интересовало. А вот Егору было все равно, где жить, – ему не промывали мозги ни томно вздыхающие по Франции жены, ни дети, по той простой причине, что их попросту не существовало. Зато у него загорелись глаза, когда я заговорила о том, чем мы будем заниматься: работой с зарубежными дистрибьюторами, подготовкой рекламных материалов, различными формами контроля, включая «mystery shopping» в точках продаж и ресторанах, обучением и тренингами персонала. Конечно, всему этому менеджера предстояло обучить, но в компании давно была разработана грамотная подготовительная программа, рассчитанная на два месяца. Так что все равно любому пришлось бы начинать с нуля. Заодно будет время подтянуть французский.

Не давала покоя мне и еще одна навязчивая идея – подписать контракт с легендарной ритейловой компанией, у которой были грандиозные торговые дома по всей Европе. «Гранд Дом» занимался исключительно алкоголем и был знаменателем успеха на этом рынке, при том что там принципиально не работали ни с одним дистрибьютором – только непосредственно с производителями. Но к ним на кривой кобыле не подъехать. Требовался очень мягкий, деликатный подход, человек, который для начала был бы способен к себе расположить. Наладить контакт. А уж потом проникнуть в их философию, психологию бизнеса и помочь «РусводКе» в формировании грамотного предложения. «Гранд Дом» существовал на рынке алкоголя уже бог знает сколько лет и ни разу не прогорел. Тут было чему поучиться. Егор показался мне подходящей кандидатурой на роль трепетного ученика и преданного разведчика.

Обнаружились у него и другие серьезные преимущества – зарплату он согласился получать вдвое меньше той, какую наша компания в реальности готова была платить. А я, как руководитель, да еще и департамента продаж, до сих пор не могу абстрагироваться в интересах компании от принципа: «Сэкономленные деньги – заработанные деньги». Так что на работу я его, на свою голову, взяла. Потом, как водится, был повод и пожалеть, и порадоваться этому факту. Но что есть – то есть. Сделанного не воротишь.

– Номер на пятом этаже устраивает? – Егор смотрел на меня чуть удивленно. Видимо, я совсем забылась в воспоминаниях и не расслышала его вопроса с первого раза. – Если нет – можно поменять.

– Мне все равно. – Уши у меня стали горячими. Кажется, я неожиданно для себя покраснела – чертовски неудобно было предстать перед собственным сотрудником в настолько естественном виде, погруженной в глубокую задумчивость. Тем более что думала-то я о нем.

– Тогда оставляем. – Он ободряюще дотронулся до моей руки, почувствовав, наверное, мое внутреннее смятение и по-своему его истолковав. Черт возьми, какие они тут непосредственные, в этой Европе! – Вы же теперь не на один день – нужно, чтобы было удобно. А на пятом номера значительно лучше – я проверял.

– Как? – я отдернула руку. Вопрос был задан, только чтобы избавиться от неловкости и что-нибудь сказать. Запястье неприятно жгло.

– Специально заезжал заранее, смотрел разные планировки.

– А-а-а. – Я на всякий случай демонстративно отодвинулась подальше от стойки и заодно от Егора. – Вам не нужно было так беспокоиться.

– Мне это приятно. – Он снова изобразил известную в среде наших менеджеров «искреннюю улыбку», которой всех в обязательном порядке учат на психологических тренингах, а я посмотрела на него с досадой – на мне-то уж мог бы не отрабатывать приемы благорасположения, которые были мне известны до мозга костей.

Через час мы уже шли по Страсбургу, петляя по крохотным, сияющим европейской чистотой и притягательностью улочкам, к площади Кафедрального собора. Егор на ходу, довольно путано, но старательно – видно, подготовился специально – излагал историю города. Как в двенадцатом году до нашей эры римляне построили здесь укрепленный город Аргенторатум (как только язык не сломал!), как в 496-м уже нашей эры его переименовали в Стратебургум – город дорог. Потом, в девятнадцатом веке, он стал столицей Имперской земли Эльзас-Лотарингия, а в 1992 году было принято решение разместить в Страсбурге резиденции Европейского парламента. То есть, по существу, придать городу статус столицы Европы. Собственно, и мы, вслед за Евросоюзом, решили сделать Страсбург своей торговой столицей. Удобно. Действительно, «город дорог».

Слушала я Егора вполуха: красота древних фахверковых построек, утопающих в буйном цветении, старинные каменные мостовые, приветливо улыбающиеся окна разноцветных домов – все походило на сказку или несбыточный сон. Солнышко ласкало бархатным теплом, и я то и дело подставляла его лучам уставшее от тяжелого московского воздуха лицо. На губах блуждала непрошеная улыбка. Я уже отдыхала и телом, и душой.

И вдруг совершенно непроизвольно я остановилась как вкопанная, раскрыв от восхищения рот, – в просвете между трех-четырехэтажными старинными домами, словно из-под земли, вырос громадный готический собор. Егор врезался в меня – так неожиданно вросла я в землю – и поспешно отпрянул. Кажется, я на него даже не посмотрела. Стояла я не шелохнувшись минуты две. А потом, как зомби, двинулась по узкой улице, мощенной булыжником, к страсбургскому Нотр-Даму. Неземной красоты статуи, каменные кружева, чудесные узоры затейливыми рунами покрывали фасад собора. Глаза могли блуждать по этому великолепию бесконечно. Я, не отдавая себе отчета в собственных действиях, шаг за шагом подходила все ближе. Постепенно на стенах стали угадываться вполне определенные картины: сцены жития Христа и картины Страшного суда, фигуры Добродетелей, пронзающих Пороки копьями, статуя Искусителя, окруженного юными девами. Кажется, в каком-то путеводителе я обо всем этом читала, но не думала, что выглядит… вот так! К восторгу примешалось непроизвольное чувство обиды: ни дня, ни даже года не хватит на то, чтобы в подробностях рассмотреть каждую скульптуру, прощупать взглядом каждый завиток.

– Сколько же его строили? – прошептала я словно во сне.

– С 1176-го по 1439-й, – услужливо подсказал Егор, непонятно каким образом расслышавший мои слова. – Три с половиной века.

Боже мой! Неужели возможны такая гармония и такое величие в делах человека? Ведь не одно же поколение похоронено под тяжестью камней, из которых сложены стены собора, а он весь, целиком, смотрится так, будто его создавало одно-единственное гениальное воображение и одни же руки. Из горла сам собой вырвался сдавленный вздох. Я испуганно скосила глаза и взглянула на Егора в надежде, что он ничего не заметил. Какое там! Он стоял и с раскрытым ртом смотрел на меня с таким же удивлением, с каким я рассматривала собор. Черт! Только этого еще не хватало. Не сказав ни слова, я отвернулась и поспешно направилась внутрь храма. Я не оборачивалась – спиной ощущала, как Егор идет за мной и буравит взглядом.

Внутри собор был так же божественно красив. Расписанные стены, украшенные статуями колонны, тихая прохлада, древний запах ладана и влаги. Я медленно прошла по кругу, с осторожным любопытством разглядывая каждую колонну, каждый витраж, каждую часовню. Надолго остановилась перед ажурной, из камня, кафедрой, которая состояла из затейливых воздушных узоров и статуй святых. Мне даже показалась кощунственной мысль о том, что подобное великолепие можно попирать ногами человека – пусть даже проповедника, – настолько неземным и божественным выглядел этот шедевр пламенеющей готики. Перед астрономическими часами я застыла, уподобившись десятку-другому людей, стоявших в напряженно-внимательных позах. Я простояла минут десять, как и все, ожидая неизвестно чего. Но часы вдруг ожили – послышался бой, задвигались бесчисленные фигуры, щедро украшавшие корпус огромного механизма, и перед моими глазами прошли, сменяя друг друга, куклы, изображавшие разные возрастные периоды человеческой жизни. Последней, звеня железными костями, перед зрителями появилась и застыла Смерть. Стало немного не по себе. Я отошла от часов подальше, опустилась на одну из длинных деревянных скамеек и прикрыла глаза. Вместе с запахом ладана и древних стен в сердце проникало ощущение вечности, приносящее мерную радость и душевный покой. Так хотелось ухватить это чувство, поймать, чтобы сохранить внутри! Пропали мысли, заботы, потеряла значение повседневная суета, заснуло вечное мое стремление забраться на вершину, утолить жажду собственных амбиций. Как же хорошо мне стало без всего этого! Только теперь, наверное, впервые в жизни я ощутила радость свободы, легкость парящей в восхищении души. Впервые за тридцать семь лет! Сложно поверить. Невероятно хотелось поделиться с кем-нибудь своим открытием, но я была одинока до боли – мир плавно проплывал мимо, не замечая меня. Я тяжело вздохнула, тихо встала и направилась к выходу.

– Вам понравилось? – я даже вздрогнула от неожиданности – успела забыть, что пришла сюда не одна. Егор тактично не пошел вслед за мной в собор. Остался ждать у входа.

– Невероятно. – Эмоции не желали покидать меня – было сложно вырваться из их плена и заговорить. Внутри словно что-то перевернулось.

– Я поначалу тоже обомлел. – Егор, видимо, обрадовался возможности подчеркнуть наше сходство. Эти его слова окончательно вернули меня к действительности. Вот ведь какой: начитался умных книжек по психологии продаж и зачем-то тренируется на мне. Стало грустно. – А потом приходил сюда каждый вечер целый месяц – никак не мог налюбоваться.

– Егор, оставьте при себе свои уловки, – я раздраженно повела плечом. – Мы с вами учились по одним учебникам – не забывайтесь.

– Маргарита Семеновна, вы о чем?! – то ли я от собственных эмоций чувство реальности потеряла, то ли Егор совершенно искренне был обижен моим «наездом».

– Я – о психологическом приеме «отражения»! – почему-то я разозлилась. И, что странно и совсем мне не свойственно, на этот раз на себя. – Хотите расположить к себе собеседника, демонстрируйте общие с ним черты или интересы. Ведь так?

– Нет. – Егор смотрел на меня широко раскрытыми глазами. – Не так. – Он отвернулся от меня с таким видом, словно едва удержался, чтобы не сказать: «Маргарита Семеновна, у вас на почве работы подозрительность превратилась в паранойю».

– Ладно, – я примирительно дотронулась до его локтя. Зря, конечно, опустилась до панибратства, но ничего не могла с собой поделать: душа после посещения собора ныла и наполнялась неизлечимой сладостной болью. – Давайте поговорим об этом за ужином. Я вас приглашаю.

Не знаю, как эти слова могли сорваться с моих губ, но только руководил ими явно не разум. С одной стороны, стало досадно, что тщательно оберегаемый имидж великой начальницы так вот взял и рассыпался за одну секунду в прах, с другой – я физически истосковалась по живому общению с людьми. Что ж теперь, и в отпуске себе в нем отказывать и тащиться в ресторан одной? Тем более я и мест-то здесь достойных не знаю: все деловые ужины-обеды во время командировок организовывал Егор. А на другие просто времени не хватало.

– С удовольствием! – он ни секунды не колебался. На губах его расцвела самая профессиональная «искренняя улыбка». Господи, ну хватит уже кривляться передо мной! Все ведь человеку прямым текстом объяснили. А может, это выражение лица и сияние глаз у него настоящие? Кто ж его знает?

Глава 2

Мы еще погуляли, пока не начало темнеть и город не окунулся в пряный южный вечер, какие бывают у нас только на юге. Разве что моря поблизости где-нибудь не хватало, но маленькая речушка Иль, на которой построен Страсбург, старательно компенсировала этот недостаток дуновениями слабого влажного ветерка. В темноте мы пробирались через переулки – шли то ли в бар, то ли в кафе по выбору Егора. Сначала он поколебался, не зная, куда меня вести, но потом твердо заявил, что, если уж мы в Страсбурге, надо плюнуть на московский снобизм и идти в традиционную эльзасскую забегаловку – пить свежее пиво и пробовать местную кухню. А не извращенные до неузнаваемости блюда, что подают туристам в местах их обычных скоплений. Только то, что устраивает самих жителей Эльзаса! Я не возражала, хотя и смутилась немного, услышав заявление о том, что «это заведение для студентов» и еще «там не очень тихо». Понятно, что Егор в свои двадцать с копейками – или сколько там ему? – мог еще сойти за пятикурсника или аспиранта. А я-то куда? Но, с другой стороны, черт возьми, почему бы не окунуться с головой в чужую молодость, если своя уже бесследно прошла?!

В баре и вправду оказалось очень людно, шумно и накурено. Круглые деревянные столы и такие же стулья были наставлены с такой плотностью, что перемещаться здесь было почти невозможно. За юрким официантом мы продвигались гуськом, усердно оттаптывая бедным «студентам», порой весьма преклонного возраста, ноги и бормоча без перерыва: «Pardon», «Eqsquisez-moi, si’l vous plait». Нас с улыбками извиняли.

– Егор, – мне приходилось говорить громко, чтобы перекричать общий радостный гул, – это что за ужас?!

– Рита, это лучшее заведение в Страсбурге! Его только местные знают!

Я словно онемела. И начала как рыба, вытащенная из воды, хватать ртом воздух. Как он посмел назвать меня по имени?! Я практически захлебнулась в собственном праведном гневе и приготовилась выдать возмущенную тираду про «Юпитеров и ослов», но тут же поняла, что орать придется слишком громко. К тому же по-русски. А мне ничуть не хотелось привлекать к себе чье-то внимание. Напротив, лучше всего сейчас было слиться с этим счастливо гудящим французским ульем и в нем раствориться. Сдержав в себе порыв прибегнуть к ненормативной русской лексике, я недовольно хмыкнула, окинула Егора презрительным взглядом – пусть толкует его как хочет – и отвернулась, сделав отстраненное лицо. Будто бы не услышала, как он меня назвал. Что ж, сама виновата – не нужно было переводить служебные отношения в совместное шатание по барам. Выпить и поговорить ей, видите ли, не с кем!

Дальше – больше. По мере совместного обсуждения меню я из начальницы превращалась в смущенную гостью, а Егор становился хозяином и плавал в окружающей непривычной мне обстановке как рыба в воде. Хотя, если копнуть поглубже, почему же непривычной? Стоит вспомнить студенческую молодость, бесконечные вечеринки в общежитии МГУ, какие-то дни рождения, пикники на Воробьевых горах, походы, и сразу станет понятно, что в такую атмосферу мне случалось попадать довольно часто. Просто забылось все давным-давно. Я вдруг поймала себя на мысли, что не живу по-настоящему уже много-много лет. Не различаю красок, не дышу полной грудью, не испытываю чувств. Единственным проблеском во всей моей жизни только и было студенчество – до университета я существовала в окружении сплошных проблем, а после все силы и эмоции отдавались карьере. Вечное мысленное напряжение в поисках верной стратегии, борьба за сферу влияния, интриги. Не говоря уж о том, что работы всегда было невпроворот. И чем крупнее становилась компания, чем больше менеджеров я вынуждена была брать на работу, тем глубже затягивала меня эта бизнес-трясина. Ни одной свободной минуты. Постоянно в напряжении, на грани нервного срыва оттого, что надо и невозможно все успеть. Работа. Работа! Работа!!! Остального для меня уже просто не существовало.

Иногда, правда, до боли хотелось кому-нибудь пожаловаться, чтобы пожалели, приласкали. Случалось, под влиянием этих чувств я совершала не совсем понятные себе и миру поступки… Бог ты мой, только вот не надо сейчас начинать это неуместное здесь, в Страсбурге, нытье! Я мотнула головой, избавляясь от неприятных мыслей.

Егор тем временем бодро диктовал официанту наш заказ. Хотя «нашим» его можно было назвать разве что условно – я так и не успела ничего выбрать. Но моего внезапно обнаглевшего сотрудника это обстоятельство, судя по всему, нимало не волновало. Закончив свой монолог на идеальном французском, которому я уже успела вторично за день позавидовать, он повернулся наконец ко мне и объяснил:

– «Тарт фламбе» – традиционное эльзасское блюдо. Выглядит почти как пицца, но не то: на раскатанное тесто кладется сметана, лук, сыр, а все остальное – по желанию и вкусу. И запекается. – Ему приходилось выкрикивать слова, нагнувшись к самому моему уху: шум в помещении за последние несколько минут вспенился и забурлил, словно волна в шторм. В кафе уже не было ни одного свободного места.

– А если мне не понравится? – я демонстративно скривила губы и уставилась на него выжидающе: думала, он сейчас начнет распинаться, пытаясь рассказать, что еще здесь можно заказать и как это готовят. Не то чтобы меня не устроило по описанию это самое «тарт фламбе» – наоборот, очень интересно было попробовать национальную кухню, – просто должен же он исполнять роль экскурсовода для собственной начальницы как следует.

– А куда вы денетесь? – Егор с неожиданной наглостью посмотрел мне прямо в глаза. – Придется съесть.

Я вздрогнула, словно меня осадили ударом хлыста, и, несмотря на все усилия сдержать дыхание, засопела, невольно имитируя паровоз.

– По-моему, это хамство! – меня едва хватило на то, чтобы выговорить фразу без запинки.

– Простите, я не то хотел сказать. – Он привычно широко и примирительно улыбнулся. Померещился мне его наглый взгляд в темноте, что ли? Да и слова я могла из-за шума неправильно разобрать. – Вам обязательно понравится – это очень вкусно!

Через пять минут мы уже чокались запотевшими бокалами с золотистым, только что сцеженным из огромной деревянной бочки пивом, которое тут же, в разместившемся под залом подвале, и варилось. Вкус у юного напитка был сказочный: мягкий, свежий и невероятно легкий. Егор, видимо, изнывал от жажды после нашей долгой прогулки: так жадно он припал к стеклянному краю бокала губами и даже прикрыл от удовольствия глаза. Взгляд его стал неясным, глубоко погруженным в физическое блаженство, которое он испытывал. Я застыла, удивленно глядя на своего подчиненного через край своего бокала. И, как ни старалась, не могла оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища – в Егоре таилась такая естественная природная сила, такая жажда жизни и страсть, что все эти ощущения начали передаваться и мне. Помимо собственной воли и уж тем более разума я почувствовала, что возбуждаюсь: в голову непрошено полезли мысли о том, какими же глазами он тогда смотрит, когда занимается с женщиной любовью?! Как прикрывает веки, как туманится его взор, и сам он тонет в чувственности, идущей изнутри его существа. Если уж долгожданный глоток обычного напитка порождает столько ярких эмоций и чувств, что же творится с ним, когда наслаждение достигает апогея! Засуетившись в попытке скрыть от окружающих постыдные мысли, я чуть не захлебнулась в собственном пиве – сделала слишком большой глоток.

А потом принесли дымящийся, покрытый божественно ароматным сыром «тарт фламбе» на толстой деревянной доске и специальный круглый нож. Больше никаких приборов не было. Но это обстоятельство явно не смущало Егора: он ловко разрезал «огненный пирог» на четыре части, а один из кусков тут же скатал между пальцами.

– Это нужно есть руками, – объяснил он с набитым ртом. – Традиция символизирует необходимость делиться с ближними и быть простым в общении.

Я ничего не сказала – только чуть заметно покраснела и потянулась за своим куском. Вкус у «огненного пирога» был чуть кислый и обжигающий. Через мгновение я и сама забыла обо всем на свете, кроме того, что ощущали мои вкусовые рецепторы. Кажется, так замечательно – просто и вкусно – мне еще не было никогда! Какие уж тут приличия и попытки выглядеть суровой, в самом деле?! Потом!

Наша вечеринка-экспромт закончилась далеко за полночь: кажется, мы даже пересидели добрую половину завсегдатаев этого чудесного заведения. Оказалось, что «тарт фламбе» был только началом – дальше последовали горшочки с жарким из свинины, баранины и говядины – «беккеоффе», несчетные кружки пива и непременный в условиях Эльзаса десерт. Как я ни сопротивлялась, расхрабрившийся под влиянием не одной кружки пива Егор чуть ли не с вилочки скормил мне целый кусок фруктового торта. Господи, о чем только думала моя голова?! В результате я наелась так, что с трудом доковыляла под конвоем Егора до отеля, стараясь из последних сил сохранить официоз и начальственность своей весьма уже подмоченной пивом репутации. Оставалась только надежда на то, что мой сотрудник, когда протрезвеет, всех этих тонкостей и не вспомнит. Да и с кем, в самом деле, не бывает? День выдался долгий: утром еще была в другом мире, в мыслях о работе, а теперь вот окунулась в праздную страсбургскую жизнь по самую макушку. У кого хочешь крышу от избытка впечатлений снесет. А я что, не человек, что ли?!

Ночь, вопреки ожиданиям, прошла беспокойно. Думала – доползу до номера, тут же упаду на ароматные, чуть поскрипывающие от чистоты, но мягкие простыни и усну мертвым сном. Куда там! Уже и душ приняла, и вещи в шкафу разложила, и книгу почитала, и воды попила десять раз. Но, как назло, сон ко мне не шел: то ли кровать в номере была неудобной, то ли мысли дурацкие лезли в голову слишком настырно, то ли просто смена обстановки давала себя знать. Окончательно измотав себя размышлениями о том, какую следует в дальнейшем избрать тактику поведения с собственным подчиненным, отключилась я только под утро. И снился мне, черт бы его побрал, Егор. Он молча шел ко мне, улыбаясь теплой улыбкой и глядя прямо в глаза. От близости его сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось. А он протянул ко мне руку и осторожно коснулся снизу обнаженного локтя. Мурашки побежали от места прикосновения по всему телу, пронзая его таким неожиданно острым наслаждением, что я не посмела ни шевелиться, ни говорить.

Я проснулась, не открывая глаз. Перевернулась на бок, стремясь расстаться со следами наваждения, но безуспешно. Это были такие яркие, такие острые и дивные чувства, что я не могла припомнить, когда же испытывала что-то подобное в последний раз. Добросовестно покопавшись в памяти, я обнаружила, что было это лет в двенадцать, когда втайне любимый мною мальчик пригласил меня вдруг на танец во время школьной дискотеки. Тогда я сжалась в комок и танцевала, не дотрагиваясь до него ни единой частичкой тела: меня трясло мелкой дрожью так, что зубы стучали. И как же стыдно потом было показаться ему на глаза – не передать! Нет, ну нормально. Теперь-то я в три раза старше и в миллион раз опытней. Откуда такая впечатлительность?

Я выбралась из постели и отправилась в ванную. Открыла кран на полную мощность и стала смотреть, как голубая вода постепенно скрывает белоснежный пластик джакузи. Сегодня я твердо решила не прибегать к экскурсоводческим услугам Егора – обойдусь как-нибудь без него. Город уже немного знаю. Покатаюсь на теплоходе, погуляю в парке рядом с Советом Европы. Если верить путеводителю, в парке оранжереи тихо, красиво; есть и озеро, и искусственный водопад, и зоопарк, в котором живут аисты и маленькие обезьянки, – как раз самая подходящая компания для перезрелой девы в состоянии взбудораженных чувств.

На завтрак в отеле я попала поздно – пока собиралась, пока одевалась, прошло добрых полтора часа. Да и голова, по правде говоря, болела. То ли от выпитого вчера, то ли после бессонной ночи. Есть не хотелось – я так и просидела минут десять со стаканом апельсинового сока в руке, разглядывая таких же, как и я, припозднившихся гостей отеля. Вот молодая пара японцев – он за ней трогательно ухаживает, она смущенно улыбается в ответ. Наверняка молодожены. В уголочке двое французов – дама лет пятидесяти и ее молодой спутник. Сначала я подумала, что мама с сыном, но, приглядевшись, заметила, как мадам смотрит на юношу: игриво, с плутоватой искоркой в глазах. Да и он ей отвечает томными взглядами, то и дело дотрагивается до ее руки: самозабвенно играет в любовь. Черт знает что такое! В раздражении я допила свой сок, встала с мягкого диванчика и вышла из ресторана.

Оказывается, от моего отеля до Соборной площади всего-то пять минут пешком. Непонятно, где это мы вчера так долго плутали? Может, Егор специально вел меня такой дорогой, где собор открывается взгляду неожиданно, в одно мгновение. Кстати, версия не без оснований. Что-то он вчера весь вечер намеренно старался вызвать во мне как можно больше эмоций и впечатлений. Ничего не скажешь, продуманный ход. Все-таки безумное влияние оказывают на людей спецэффекты! Правильно маркетологи говорят – главное любым способом заполучить три секунды внимания человека, его удивление или восторг, а дальше все пойдет как по маслу. Запомнит, придет, купит.

Ну, с акулами бизнеса все ясно – им бы продать. А чего добивался, выстраивая стратегию эмоционального всплеска, Егор? Надеялся, что я растаю, поддавшись восторгам, допущу его в свою душу и превращусь из начальницы в добрую тетушку, которая только и будет смотреть, как бы помочь бедненькому менеджеру с карьерой? Ну-ну! Хватит с меня и того, что я наслушалась историй о бизнес-альфонсах от своих недальновидных приятельниц. Сначала сами пригреют на груди змею, а потом ревут в три ручья над потерянной властью. Зашибись! Нет, я не нимфоманка, чтобы легко заглатывать подобные крючки. Плевать я хотела на «три секунды» внимания и эмоций. Меня вся рекламная индустрия страны пытается в плен захватить, да без толку. Не поведусь я на призывы, просьбы, уговоры! Не отношусь к числу целевой потребительской аудитории. Не страдаю тягой к «красивой жизни».

Собственно, и к мужикам отношусь как к товарам народного потребления: с предельной долей цинизма. Если приспичит с кем-нибудь переспать, позвоню Насте или заеду к ней в клуб: там всегда есть выбор из десятка-другого накачанных идиотов. За пятьсот долларов добросовестно исполнят любой каприз. А ко мне – так еще и в очередь выстраиваются: я девушка видная, за собой слежу, не жадничаю. И если уж в голову приходит что-то особо для их куриного мозга сложное и недостижимое, всегда могу доплатить. Тем более что с деньгами проблем последние лет десять не наблюдается: детей нет, семьи тоже, недвижимость давно куплена, а привычка к транжирству – это не про меня. Не понимаю людей, которые не могут остановиться и вылезти из мерзкого потока потребления. Им все мало и мало, погрязли в пучине дегенеративного гламура и вещизма – болезней, вызванных повсеместной рекламой, телевидением и модной прессой. Я телевизор не смотрю – времени нет, глупые глянцевые журналы не читаю (что там читать?), а рекламу вообще пропускаю мимо глаз и ушей.

Ужасно, если ты позволяешь себе так вот подставлять под удар собственное подсознание. Ведь ясно же, все вокруг только и делают, что манипулируют твоими потребностями и желаниями. А потом «добренькие» чиновники картинно сокрушаются с экранов, что в стране столько несчастных, наркоманов и алкоголиков! Как будто не они же создают их в таком количестве, способствуя подопечному бизнесу и заставляя потреблять, потреблять, потреблять… Но не все же люди могут заработать на то, к чему их склоняет заслонившая собою весь белый свет реклама, вот и дуреют с горя от чувства собственной неполноценности. «Спасаются» кто во что горазд: кто с помощью веревки и мыла, кто водкой и россыпями белого порошка.

Нельзя сказать, что я вся такая мудрая с самого рождения. Конечно, нет. Были времена, когда деньги заменяли мне само значение слова «жизнь». Не однажды приходилось идти на компромисс с собственным «я». Но у меня были тяжелые обстоятельства. Это сейчас я могу себе позволить презрение к деньгам, а когда-то… Ладно, нет у меня желания вспоминать. Портить себе отдых размышлениями о делах «давно минувших дней». Прошло достаточно времени с тех пор, как в моей жизни щелкнул переключатель – с «невезения» на «удачу». И карьера поперла вверх с таким упорством, что я сама себе могла бы позавидовать. Правда, за успех и до сих пор приходится платить: в офисе я торчу зачастую по двадцать часов в сутки. Нет времени даже передохнуть: того и гляди – кто-нибудь шустрый обгонит. Зато в свои тридцать семь я прочно сижу в составе топ-менеджмента известной компании, не нуждаюсь в деньгах, могу себе позволить то, о чем пятнадцать лет назад и мечтать не смела, знаю жизнь такой, какая она есть. А потому цинизм и бьет из меня бурным фонтаном. Полагаю, это единственная область, помимо карьеры, в которой я добилась головокружительного успеха.

Пока я плутала в лабиринтах собственных мыслей, по страсбургским улочкам добрела до Совета Европы. Конечно, не на автомате – приходилось то и дело сверяться с путеводителем, но это было совсем не в тягость, тридцать минут пути прошли незаметно. Я даже удивилась тому, как хорошо мне может, оказывается, быть вне привычной рабочей суеты, наедине с собой. Когда я не перегружена кучей проблем, когда могу спокойно «ни о чем» поразмышлять.

Что самое удивительное, аисты действительно жили в парке оранжереи, прямо в черте города. Вили огромные гнезда на радость многочисленным посетителям и мирно перелетали с места на место, далеко вытянув длинные ноги и не обращая внимания на собравшуюся внизу любопытную толпу. Никогда раньше я не видела живых аистов – только нарисованных, да и то неправдоподобно, непременно с младенцами в клювах. В реальности птицы эти оказались величественными, даже надменными. Знали, наверное, с каким трепетом и любовью относятся к ним жители Эльзаса, и без зазрения совести пользовались привилегированным своим положением.

Я присела на траву у небольшого пруда с искусственным водопадом и стала наблюдать за тем, как огромные птицы взмывают в небо, описывают гигантские круги и неторопливо возвращаются в гнезда. Красиво. А я, отбросив недавние мысли «за жизнь», наслаждалась теперь пьянящим ощущением свободы – не нужно притворяться, играть железную бизнес-леди, не стоит прятать улыбку и ласковый блеск в глазах. Все равно же здесь меня никто не знает. Можно побыть человеком. Я просидела так долго, удивляясь собственной непритязательности, прямо на земле, и с удовольствием вдыхала чудесный аромат деревьев и трав. Постепенно народу вокруг становилось больше – приходили люди в строгих костюмах, белых рубашках и галстуках, тоже усаживались прямо на лужайку и разворачивали свой обед. Не думаю, чтобы в зданиях Совета Европы не было приличных кафе, где можно с комфортом перекусить. Просто сидеть под теплыми солнечными лучами, слушать щебетание птиц, жмуриться от яркого живого света и неторопливо жевать нравилось местным чиновникам гораздо больше. Я попробовала представить себе подобную картину под стенами Государственной думы или Совета Федерации. Стало смешно. Даже если наши драгоценные и решатся выбраться на улицу без охраны, затонированных по самые уши машин и прочих атрибутов власти, то уж вряд ли смогут без проблем присесть на лужайке. Живот не позволит. Я тяжело вздохнула. Недавнее раздражение в их адрес сменилось обыкновенной женской жалостью. Вот ведь бедняжки!

Прошло время обеда, месье в костюмах разошлись по залам заседаний, солнышко переместилось за мой затылок, а я все сидела, прикрыв глаза, ощущая, как покой и радость передаются мне от самой земли. Не понимала я, зачем вставать, куда-то идти – ведь хорошо так, что счастье ощущается физически. Время от времени я для разнообразия открывала глаза и рассматривала аллеи парка. По дорожкам бродили, держась за руки, бесчисленные пары. От нечего делать я начала за ними наблюдать, но тут же об этом пожалела. Влюбленные окружали друг друга такой бережной, очаровательной нежностью, что глазам было больно на них смотреть – таким ярким светом сияло это неприкрытое счастье. Сердце непроизвольно сжалось и стало обливаться холодной тоской, душу пронзило острое одиночество. Ну и откуда, скажите на милость, прорвалась эта давно уже утопленная в потоках времени сентиментальность? Удовольствие от радости и покоя моментально испарилось: и земля стала вдруг жесткой, и трава – мокрой, и солнце – злым. Я поднялась, отряхнула джинсы и направилась в центр Страсбурга.

Экскурсионные речные трамвайчики отходили от причала Роанского дворца каждые полчаса, как и было написано в путеводителе. Я купила билет, немного побродила по пристани, любуясь на красивые фахверковые домики на противоположном берегу Или, и, не торопясь, зашла на борт. Катер был похож на плоскую стеклянную капсулу, внутри которой разместились рядами обычные пластиковые кресла. Хорошо, что дело близилось к вечеру – в разгар летнего дня здесь можно было бы и зажариться заживо. Правда, когда трамвайчик заглотил в прозрачное чрево всех желающих и тронулся с места, подул ветерок. Стало приятно. Я надела наушники, нашла нужную кнопку, переключилась на русский язык и погрузилась в историю Страсбурга…

В отель я возвращалась уже под вечер, уставшая и посвежевшая. Провести целый день на улицах европейской столицы – все равно что совершить долгую прогулку по сосновому лесу. Это вам не травиться угарными газами и пылью в Москве. Я размечталась. Вот бы переехать сюда когда-нибудь – купить небольшой домик под Страсбургом и начать наконец-то жить. Смотреть фильмы, читать книги, ходить на прогулки. В мире столько интересных книг и хороших фильмов, а я даже не подозреваю об их существовании.

Да, неплохо бы сбыться этой неожиданной мечте. Одна проблема: и деньги, и карьера – все это возможно только в вонючей, безумной и родной Москве. Куда уж нам от ее притяжения?

По дороге я заглянула в первый попавшийся супермаркет величиной с привычный московский «ларек» шаговой доступности. Но, как ни странно, купить здесь можно было все, что душе угодно. А поскольку идти куда-то ужинать одной мне не хотелось, то я и решила устроить себе спокойный вечер в номере перед телевизором – с бутылкой вина и какими-нибудь местными деликатесами. Позарившись на дешевизну, по сравнению с ценой на то же самое в родных магазинчиках для гурманов, и проголодавшись за целый день, я накупила всего: приготовленных в горчичном соусе улиток, разных салатов из морепродуктов, ассорти из местных сыров, фруктов и бутылку белого эльзасского вина «Гевурцтраминер». Можно было, конечно, обойтись привычными «Рислингом», «Токайским» или, наоборот, выбрать редкий «Аксерруа» – где потом его попробуешь, – но захотелось чего-нибудь послаще. И я долго пытала улыбчивую продавщицу на предмет нужной характеристики.

В общем, к отелю я подходила, не рассчитав свои силы, практически как вьючное животное компактного размера: обвешанная с ног до головы пакетами и порядком взмыленная. Да, давно я уже таким вот образом не упражнялась: дома понятия не имела, откуда что берется. Мама и всегда-то у меня была гением домашнего хозяйства, а как вышла на пенсию, так просто переселилась на кухню: беспрестанно радует кулинарными изысками и совершенно никакими проблемами не загружает. А мне когда ими заниматься? Она же прекрасно видит, сколько часов в день я работаю – только на сон немного времени и остается.

Я, само собой, надеялась проскользнуть в номер незамеченной. Как-то не очень удобно было перед администраторшами на ресепшен. Подумают опять, что русские туристы только и занимаются тем, что скупают все подряд во французских магазинах, да еще и на еде экономят: не ходят, как все нормальные люди, в рестораны. Только я порадовалась, что швейцар в дверях куда-то подевался, и собралась просочиться в отель через стеклянные двери, как меня неожиданно окликнули. Вот черт! Я даже вздрогнула всем телом и чуть не выронила от неожиданности все свои пакеты.

– Маргарита Семеновна! – из машины, припаркованной возле самого входа, выскочил Егор и бросился ко мне со всех ног. Первое, что он сделал, – завладел полиэтиленовыми баулами. – Что с вами случилось?! Я уже раз двадцать на ваш мобильный звонил!

– Я гуляла. – Черт его знает, что такое! Не хватало только объясняться перед собственным подчиненным. Я сделала суровое лицо и начальственный голос. – Егор, во-первых, здравствуйте!

Мне удалось, чуть отвернувшись, украдкой смахнуть со лба капли пота.