Темные рассказы

Марья Дарк

Темные рассказы

СБОРНИК РАССКАЗОВ

ТОМ ПЕРВЫЙ

«Создание рассказов для меня – возможность подарить бесконечную жизнь своим сновидениям в памяти читателей.» © Марья Дарк

Санкт-Петербург

2025г.

ЛОЙД ЛОЙД ЛОЙД

dumb, drunk, dead (leprechaun)

Лойд, откровенно говоря, был гадким лепреконом, свой горшочек золота он промотал в пабе еще в свои неполные сто восемнадцать лет. Сей опрометчивый поступок обрек его на существование в долг, так он и тянул последние лет сто.

Огненно рыжий паренек, чей рост едва доходил до коленной чашечки обычного человека, был весьма проворлив, нагл и хитер. Родители Лойда, честная престарелая пара, работающая в шахте, искренне и крепко любили своего сына. Пользуясь статусом единственного ребенка в семье и получая всё, что только пожелает, по щелчку пальцев, мальчишка рос избалованным и капризным. Характер сложился криво и скверно, рыженький ангелок превратился в дьяволёнка и желал лишь кутить в пабах, да засматриваться на ножки молоденьких лепреконш, что резво отплясывали кейли… да-а, золотишко и изящные ножки, аккуратно облаченные в беленькие гольфики, действительно сводили Лойда с ума. И без этого, в его пустой голове, при таком зрелище, ветер дурачества усиливался в разы, переходя в жгучее покалывание, от макушки и до кончиков пальцев. Тело словно пронизывал удар молнии( и конечно около смертная доза потина была сему виной), все это его заводило и он пускался в неистовые дергания, кои величаво называл «коронный выход». Все это мракобесие длилось ночь и под утро, помятый, а когда и побитый за проявление своего мерзейшего характера, наощупь, Лойд полз домой.

Одним солнечным днем, безработный ушастый клоп, качавшись на последнем живом стуле родительского дома – размышлял. Думы его были тяжелы, от чего ручонки то и дело тянулись к самогону, но усилием остатков воли, Лойд продолжал искать возможные пути выхода из ямы бедности.

Стоит сказать, что честные пути заработка наш лисенок не рассматривал, он находил всю эту рутину до смерти скучной и жил в уверенности, работа как у всех – прямой путь в могилу раньше срока. Что что, а пожить Лойд любил, да на широкую ноженьку, да пожирнее, погуще, да с песней весёлой. Со стороны, конечно, целей жизни Лойда видно не было, так, череда запойных загулов, да трата ценного долголетия впустую. Сам же герой считал что живет он завидно, не было ни одного дня в календаре, что б его не выкинули за шкварник из паба в состоянии обоссаного матраца или бы он не открыл очи после очередного кутежа на другом конце деревни без своего сальненького, клетчатого пиджачка, во внутреннем кармашке которого, находился кисетик "на черный день" с веселыми грибками. Потерять сей дивный мешочек, по масштабу трагедии, приравнивалось к концу света и прогнозировало нашему малышу приступ гнева, а также трату времени на выращивание и сбор очередных грибуёчков… все вышеперечисленные фокусы, в понимании Лойда свидетельствовали лишь об одном, жизнь кипела и бурлила и в этом романе, он точно был главным героем.

Так вот, время неспешно тянулось, растекаясь тягучей патокой послеобеденного солнца по комнатушке, падало на усыпанное конопушками лицо Лойда, тот щурился, словно кот и почти уснул под такими природными ласками… Как резко в пустой голове зазвенело. Нет, не похмелье, мысля. Можно ли было назвать ее гениальной, сложно сказать, но товарищ сильно вдохновился, запыхтел, заерзал на стуле. Вскрикнул: «Эльфы! Чертовы папилыжки-чистюли!»

В этот возглас Лойд вложил весь свой пролетарский гнев, настолько уж тошнотворным зрелищем для него была красивая жизнь его недругов с крыльями.

Да, эльфы, такие и правда были. Нежные ребята, живущие в чудесном замке посередине леса. Занимались охраной природы и всеми процессами, с ней связанными.

Между собой эльфы и лепреконы особой вражды не имели, тихо занимались каждый своим делом, и каждая сторона предпочитала делать вид, что их соседей не существует. Эльфы считали лепреконов неряхами, видимо, из-за таких, как Лойд, а те, в свою очередь, были уверены: эльфы – напыщенные индюки и их роль в природе явно преувеличена.

Было решено, пробраться в замок и утащить пару горсток золотых монет у этих зазнавшихся мотыльков. С них не убудет, а Лойд устроит выгул своей барышне, ну да, да, той, что в чулочках. Вообще, никаких отношений между ними и быть не могло, но Эн нравилось, порой, послушать выдумки Лойда, да и выпить за его счет. Парнише льстила такая компания, поэтому, за пару минут с этой очаровательной хохотушкой, чьи кудри до поясницы и глаза, словно два изумруда, кои так игриво смотрят на него из-под пышных ресниц, он был готов спустить все свои гроши.

Посмаковав в мыслях момент встречи со своим ангелом, после удачного дела, было решено выдвигаться ночью.

План был на троечку, с учетом лепреконской удачи и ловкости рук Лойда.

Все шло замечательно, зеленый вор прогулочным шагом направлялся к замку, лик Эн, проносившийся в его мыслях, добавлял уверенности. Профессионал, чего ему переживать, эти дураки шуршат своими крыльями на всю округу, словно стая цикад, никто и не заметит его проникновения. Наивный, волноваться бы стоило, ибо подобные вторжения малыш Лойд уже совершал, как например, в прошлом году, на праздник урожая. Взбрело в его пьяную головушку украсть с королевских огородов тыкву. Шатающегося охотника за овощами поймали эльфы-гвардейцы, доступно объяснили о последствиях повторения подобного происшествия и отпустили, даже не устроив взбучку. А стоило бы, авось, отложилось бы что в памяти у нашего дружка.

С тех пор и охрану возле замка выставили посерьёзнее, но Лойд об изменениях не знал, не в его правилах забивать голову такой дурью.

Подойдя к замку вплотную, герой Лойдес огляделся, да, безопасность превыше всего! Чуйка подсказывала, в этот раз от гвардейцев не отбиться в случае чего… «Может, уйти?» – Отмахнулся, что еще за навязчивые мысли, с ноткой трусости.

Решено было проникнуть с заднего двора. Преодолев ряд заборов и кустов, наш акробат взобрался на стену и по барельефам продолжил путь. Полз медленно, но, верно, прямиком в хранилище.

Видимо, Госпоже Фортуне изрядно надоело вытягивать Лойда из разных передряг, относительно невредимым и дабы более не испытывать испанский стыд, она отвернулась от него. Совершенно неугодно, в этот самый момент двое гвардейцев осуществляли обход территории замка и заметили лепрекона, в красноречивой позе, ползущего по стене.

Два предупредительных возгласа и просьбы спуститься – обе были необдуманно проигнорированы. То ли от страха и осознания масштаба проблемы, то ли от излишней уверенности в себе. Лойд не отлипал от стены, он вообще не шевелился, будь замок зеленым и грязным, вор остался бы незамеченным, но к его горькому сожалению, строение было ослепительно белым и сияло, тем самым выдавая шкурку Лойда.

Гвардейцы не мама, уговоры и сюсюканья – не их методы. Раздался выстрел, угодили в ягодицу, он мог бы жить, в тюрьме, вероятно бы, приседал долгое время с громкими восклицаниями, сопровождаемыми непотребными речами, но увы, выстрел совершенно лишил беднягу способности мыслить, от того решений в угоду спасения своей жизни предпринять было невозможно, через секунду раздался негромкий шлепок о землю. Доигрался, смерть пришла за ним мгновенно.

Кончина Лойда полностью соответствовала его жизни, сумбурная, стремительная, а самое главное – нелепая и сопровождающаяся ложным геройством, почвой чему были вечная надежда на удачу и пустой горшочек, вместо головы.

СУККУБ

Ладони коснулись прохладных простыней, про скользили по ним хаотичными движениями, от свежести чистого белья легкие мурашки пробежались по ее фарфоровой коже, от кончиков изящных пальчиков до самой макушки. Нежная тень хрупкого силуэта, создаваемая теплым, приглушенным, светом от торшера, выводила игривые движения на стене, пока ее обладательница готовила постель.

Шелк пеньюара нежно струился по утонченный фигуре: бретели охватывали точеные плечи, сквозь легкий шелк, чуть ниже, в свободе ткани, проглядывались аккуратные груди. Струи шелка продолжали свое движение и словно течением реки – огибали бедра, касались миниатюрных ягодиц и останавливались, едва касаясь округлых колен.

Щелкнул выключатель торшера, по паркету раздались торопливые шажки босых ног, а затем легкое шуршание накрахмаленного пододеяльника. Она уснула.

Из сумбурного потока разных видений ее постепенно начал выводить шум воды и неразборчивый скрежет. Глаза ее были закрыты, она силилась разобрать природу звуков, но в голове была лишь ширма из тумана.

Спустя некоторое время дремотная нега сошла, она села на край кованой кровати и принялась рассматривать место, куда волшебным образом переместилась из своей спальни.

Комната была совершенно крошечных размеров, где из мебели помещались лишь та самая кровать, плетёный стул, да парочка сальных свечек, что хаотично были расставлены по углам. Пахло старой древесиной, стены – сучковатые, кое-где заметно потемневшие от времени и сырости. Рядом с кушеткой находилось крохотное окошечко, занавешенное тканью, отдаленно напоминающую марлю, но стоит отметить, несмотря на всю древность убранства – воздух в помещении был свежий и нос щекотали нотки лаванды и сушеной ромашки…

Откинув краешек занавески, сквозь царапаное стекло она наконец увидела источник шума, это была водяная мельница, ровно по той стене, где и располагалось окно.

Зорко окинув комнату, с удивлением для себя, она обнаружила лестницу, в том самом углу, где буквально минуту назад стояла свеча.

Не спеша пройдя по шершавому дощатому полу, дабы не оцарапать нежные ступни, она двинулась на первый этаж. Измученная временем лестница, жалобно скрипела даже под легким ее весом, с каждой ступенькой, лесенка словно горько вздыхала, тем самым моля о прекращении ее бренного существования.

По окончании спуска она огляделась. Тоска жила и здесь, стол из старой бочки, пара самодельных табуреток, возле двери – старое, потемневшее зеркало. Все еще аккуратно ступая, она подошла к зеркалу, оглядела свои русые кудри по плечи, обстановку за спиной. На какое-то время свое же отражение ее настолько завлекло, что она с трудом смогла разобрать стук чьих-то тяжелых сапог.

Колкие холодные иглы пронзили все ее тело, под ложечкой неприятно засосало, на лбу выступила пара капель пота…

Минутное оцепенение и со суставным скрипом она все-таки двинулась к двери, толкнула от себя, та со скрипом отворилась, показывая совершенную картину.

Вокруг – лес, разноцветный, осенний, на водной глади покачиваются опавшие листья. Легкое дуновение ветра заставляет инстинктивно поёжиться, но только лишь поток воздуха касается кожи, волна блаженства накрывает с головой, ветер оказывается теплым, он щекочет обнаженные плечи, играет с волосами и словно влечет куда-то…