Серебряный век. Афоризмы

Серебряный век. Афоризмы

Предисловие

Поэзия Серебряного века – это музыка слов, бурлящая мелодия звуков и ритмов, которые то звенят, как маленькие колокольчики на ветру, то длятся и растворяются, как переливы флейты в свистящем ветре. Каждое стихотворение из этого сборника звучит, как мелодия, которая то замирает в тишине, то вспыхивает мощным аккордом, и именно звучание было главным критерием при выборе этих произведений. В основе выбора стихотворений лежит их музыкальная плотность и поэтическое течение, к которому принадлежали поэты. Сами стихотворения же расположены в хронологическом порядке.

Конечно, говоря о рубеже XIX и XX веков, нельзя не упомянуть символизм как поэтическое направление, получившее максимальное распространение именно в эту эпоху. До сих пор у многих понятие «Серебряный век» неразрывно связано именно с символизмом, и неспроста. Мистические аллюзии, религиозные символы и переход от метафоры к знаку – отличительные черты этого поэтического направления, которое сформировалось в непростые исторические времена. Но в контексте данного сборника я хотела бы обратить особое внимание читателей не только на смыслы, значения и сюжеты стихотворений, но и на их удивительное, неповторимое звучание. Так, например, поэты начинают экспериментировать с ритмическими рисунками, чтобы добавить стихотворению больше образности: Андрей Белый в стихотворении «Гора» буквально наполняет пространство звуком как с помощью аллитерации, так и с помощью ритма и особой, скорее музыкальной, чем поэтической, разбивки на строки: Красное садится, злое око / Горе гложет / Грудь, / И путь – / Далёкий. // Белы-руки сложит на груди: / И не может / Никуда идти. Этот ритм словно гипнотизирует, ведёт за собой, и читатель оказывается внутри пространства, где звук становится важнее смысла, отождествляясь с ним. Поэзия Блока же – это не просто слова, это почти песнопение; это звуки, которые успокаивают и одновременно тревожат, заставляя задуматься над чем-то большим, чем просто слово, – и в этом сосредоточен весь символизм. Конечно, говоря о символистах, нельзя не упомянуть и об общем для них стремлении к мистике, тайне, религии – словом, эскапизму, который становится актуальной тенденцией и для современного мира.

Поэты следующего раздела и поэтического течения, акмеисты, напротив, твёрдо стоят на земле. Их поэзия – это плотная, конкретная материя, осязаемая и чёткая, как звонкий удар колокола. У Осипа Мандельштама звук простой, разкий: его строки звучат, как отточенные, но хлесткие удары – тут, конечно, нельзя не отметить, что во многом такое звучание поэзии обязано его политической позиции и последовавшей за этим сложной, тяжёлой жизни, полной лишений. Каждое его слово точно и остро, как стук сердца, и этот ритм завораживает.

Поэзия футуристов же – это гул, взрыв, это ритм, который разрушает привычные устои, вырывается за пределы строк, строф и даже страниц. В стихах Маяковского слова буквально бросаются друг на друга, сражаются за право быть услышанными. Его «А вы могли бы?» – это вызов, сразу, с первой же буквы заданный чёткий ритм, который невозможно игнорировать: Я сразу смазал карту будня, / плеснувши краску из стакана – благодаря ритмике, сочетанию слогов и аллитерациям звук в нём – как барабанная дробь, каждое слово – удар, но не хлесткий и звонкий, как у Мандельштама, а раскатистый, на сильную долю. Стихи Хлебникова – это симфония звуков, рождённая в другом мире. Чего стоит его «Бобэоби пелись губы»: это стихотворение – как заклинание, где звук не подчиняется никаким законам, но создает нечто магическое. Эти слова не просто имеют значения, они звучат, как музыка, вне времени и пространства. Поэзия Хлебникова – это слова, которые могут ничего не значить в привычном понимании, но вибрируют внутри читателя, заставляя увидеть новый мир.

Имажинисты выводят звук в поэзии на уровень конкретного образа. У Есенина каждый звук становится частью живого, трепещущего пейзажа. В его «Гой ты, Русь, моя родная» слышен звон колоколов, шорох полей, песни и танцы: Пахнет яблоком и мёдом / по церквам твой кроткий Спас.

Поэты, которых я вынесла в раздел «Эклектика», не принадлежат ни одному конкретному поэтическому течению, смешивают приёмы разных направлений и создают поэтические миры, где звуки и образы сплетаются в сложные узоры. У Цветаевой, например, звуки города, природы, воспоминаний создают атмосферу её стихов. В произведении «В огромном городе моём – ночь» слышится, как ночной ветер шуршит листьями, как чьи-то шаги отдаются в пустых переулках: И шаг вот этот – никому – вслед. Её стихи – это мелодия одиночества, тонкая и порой острая, неслучайно именно на её произведения написано столько песен.

В каждом стихотворении из этого сборника важны не только образы и смыслы, но и то, как они звучат: звонко ли, громко ли, тихо ли, почти шёпотом. Эти стихи – это живая музыка тяжёлой эпохи перемен, где слова бьются, как барабаны, звучат, как скрипка, и иногда застывают в долгой, тянущейся тишине. Это поэзия, которую нужно не только читать, но слушать и слышать, чтобы почувствовать все заложенные в неё смыслы и образы.

Марья Брослав,автор-составитель, поэтессаt. me/bar_slov

Символизм

Константин Бальмонт (1867–1942)

Безглагольность

Есть в русской природе усталая нежность,Безмолвная боль затаённой печали,Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,Холодная высь, уходящие дали.Приди на рассвете на склон косогора, —Над зябкой рекою дымится прохлада,Чернеет громада застывшего бора,И сердцу так больно, и сердце не радо.Недвижный камыш. Не трепещет осока.Глубокая тишь. Безглагольность покоя.Луга убегают далёко-далёко.Во всем утомленье – глухое, немое.Войди на закате, как в свежие волны,В прохладную глушь деревенского сада, —Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,И сердцу так грустно, и сердце не радо.Как будто душа о желанном просила,И сделали ей незаслуженно больно.И сердце простило, но сердце застыло,И плачет, и плачет, и плачет невольно.1900 г.

Среди камней

Я шёл по выжженному краюКаких-то сказочных дорог.Я что-то думал, что – не знаю,Но что не думать – я не мог.И полумёртвые руиныПолузабытых городовБезмолвны были, как картины,Как голос памятных годов.Я вспоминал, я уклонялся,Я изменялся каждый миг,Но ближе-ближе наклонялсяКо мне мой собственный двойник.И утомительно мелькалиС полуослепшей высоты,Из тьмы руин, из яркой дали,Неговорящие цветы.Но на крутом внезапном склоне,Среди камней, я понял вновь,Что дышит жизнь в немом затоне,Что есть бессмертная любовь.1916 г.

Белладонна

Счастье души утомленной —Только в одном:Быть как цветок полусонныйВ блеске и шуме дневном,Внутренним светом светиться,Все позабыть и забыться,Тихо, но жадно упитьсяТающим сном.Счастье ночной белладонны —Лаской убить.Взоры её полусонны,Любо ей день позабыть,Светом луны расцвечаться,Сердцем с луною встречаться,Тихо под ветром качаться,В смерти любить.Друг мой, мы оба устали.Радость моя!Радости нет без печали.Между цветами – змея.Кто же с душой утомленнойВспыхнет мечтой полусонной,Кто расцветет белладонной —Ты или я?1917 г.

Скорпион

Я окружён огнем кольцеобразным,Он близится, я к смерти присуждён, —За то, что я родился безобразным,За то, что я зловещий скорпион.Мои враги глядят со всех сторон,Кошмаром роковым и неотвязным, —Нет выхода, я смертью окружён,Я пламенем стеснён многообразным.Но вот, хоть всё ужасней для меняДыханья неотступного огня,Одним порывом полон я, безбольным.Я гибну. Пусть. Я вызов шлю судьбе.Я смерть свою нашёл в самом себе.Я гибну скорпионом – гордым, вольным.1922 г.

Бог и Дьявол

Я люблю тебя, Дьявол, я люблю Тебя, Бог,Одному – мои стоны, и другому – мой вздох,Одному – мои крики, а другому – мечты,Но вы оба велики, вы восторг Красоты.Я как туча блуждаю, много красок вокруг,То на север иду я, то откинусь на юг,То далеко, с востока, поплыву на закат,И пылают рубины, и чернеет агат.О, как радостно жить мне, я лелею поля,Под дождём моим свежим зеленеет земля,И змеиностью молний и раскатом громовМного снов я разрушил, много сжёг я домов.В доме тесно и душно, и минутны все сны,Но свободно-воздушна эта ширь вышины,После долгих мучений как пленителен вздох.О, таинственный Дьявол, о, единственный Бог!1928 г.

Андрей Белый (1880–1934)

Во храме

Толпа, войдя во храм, задумчивей и строже…Лампад пунцовых блеск и тихий возглас: «Боже…»И снова я молюсь, сомненьями томим.Угодники со стен грозят перстом сухим,лицо суровое чернеет из киотада потемневшая с веками позолота.Забил поток лучей расплавленных в окно…Всё просветилось вдруг, всё солнцем зажжено:и «Свете тихий» с клиросов воззвали,и лики золотом пунцовым заблистали.Восторгом солнечным зажжённый иерей,повитый ладаном, выходит из дверей.1903 г.

Горе

Солнце тонет.Ветер: – стонет,Веет, гонитМглу.У околицы,Пробираясь к селу,Паренёк вздыхает, молитсяНа мглу.Паренёк уходит во скитаньице;Белы-руки сложит на груди:«Моё горе, —Горе-гореваньице:Ты за мною,Горе,Не ходи!»Красное садится, злое око.Горе гложетГрудь,И путь —Далёкий.Белы-руки сложит на груди:И не можетНикуда идти:«Ты за мною,Горе,Не ходи».Солнце тонет.Ветер стонет,Ветер мглуГонит.За избёночкой избёночка.Парень бродитПо селу.Речь заводитКриворотый мужичоночка:«К нам —В хаты наши!Дам —Щей да каши…»– «Оставь:Я в Воронеж».– «Не ходи:В реке утонешь».– «Оставь:Я в Киев».– «Заходи —В хату мою:До зелёных змиевНапою».– «Оставь:Я в столицу».– «Придёшь в столицу:Попадешь на виселицу…»Цифрами оскалились вёрсты полосатые,Жалят ноги путника камни гребенчатые.Ходят тучи по небу, старые-косматые.Порют тело белое палки суковатые.Дорога далека: —Бежит века.За ним гореГонится топотом.«Пропади ты, горе,Пропадом».Бежит на воле:Холмы, избёнки,Кустарник тонкийДа поле.Распылалось в небе зарево.…Как из сыростиДа из мареваГорю горькому не вырасти!1906 г.

Посвящение

Я попросил у вас хлеба – расплавленный камень мне дали,И, пропалённая, вмиг, смрадно дымится ладонь…Вот и костёр растрещался, и пламень танцует под небо.Мне говорят: «Пурпур». В него облеклись на костре.Пляшущий пурпур прилип, сдирая и кожу, и мясо:Вмиг до ушей разорвался чёрный, осклабленный рот.Тут воскликнули вы: «Он просветлённо смеётся…»И густолиственный лавр страшный череп покрыл.1915 г.

Александр Блок (1880–1921)

«Люблю высокие соборы…»

Люблю высокие соборы,Душой смиряясь, посещать,Входить на сумрачные хоры,В толпе поющих исчезать.Боюсь души моей двуликойИ осторожно хоронюСвой образ дьявольский и дикийВ сию священную броню.В своей молитве суевернойИщу защиты у Христа.Но из-под маски лицемернойСмеются лживые уста.И тихо, с изменённым ликом,В мерцаньи мертвенном свечей,Бужу я память о ДвуликомВ сердцах молящихся людей.Вот – содрогнулись, смолкли хоры,В смятеньи бросились бежать.Люблю высокие соборы,Душой смиряясь, посещать.1902 г.

«Девушка пела в церковном хоре…»

Девушка пела в церковном хореО всех усталых в чужом краю,О всех кораблях, ушедших в море,О всех, забывших радость свою.Так пел её голос, летящий в купол,И луч сиял на белом плече,И каждый из мрака смотрел и слушал,Как белое платье пело в луче.И всем казалось, что радость будет,Что в тихой заводи все корабли,Что на чужбине усталые людиСветлую жизнь себе обрели.И голос был сладок, и луч был тонок,И только высоко, у Царских Врат,Причастный Тайнам, – плакал ребенокО том, что никто не придёт назад.1905 г.

«О доблестях, о подвигах, о славе…»

О доблестях, о подвигах, о славеЯ забывал на горестной земле,Когда твоё лицо в простой оправеПередо мной сияло на столе.Но час настал, и ты ушла из дому.Я бросил в ночь заветное кольцо.Ты отдала свою судьбу другому,И я забыл прекрасное лицо.Летели дни, крутясь проклятым роем…Вино и страсть терзали жизнь мою…И вспомнил я тебя пред аналоем,И звал тебя, как молодость свою…Я звал тебя, но ты не оглянулась,Я слёзы лил, но ты не снизошла.Ты в синий плащ печально завернулась,В сырую ночь ты из дому ушла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.