скачать книгу бесплатно
«Малым» Витоса трудно назвать, он уже давно не уступает брату ни в весе, ни в росте. Арт старше него на год, но сейчас, когда одному восемнадцать, а второму семнадцать, разница в возрасте почти стёрлась. Осталась лишь старая привычка.
– Нор'мально, – кивает тот.
Он лжёт – мы все это видим. Но кто сейчас хочет услышать правду?
– М-да… – Арт обводит взглядом окружающее пространство. Мне даже не надо стараться, чтобы отыскать парочку трупов, глаза сами натыкаются на них повсюду. – Мы действительно в зомби-апокалипсисе… До сих пор не верится! А вам?
Почти дружно качаем головами.
Что касается меня, последние сутки я пребываю во власти механизма психологической самозащиты. Кажется, в медицине это называют состоянием «отрицания» – так больной терминальной стадией рака реагирует на известие о своей скорой смерти. Он отказывается верить.
Так и я. Я верю своим ушам, верю своим глазам, верю своему носу («дождь пахнет рвотой, алкогольной рвотой»), но я не верю всей картинке в целом. В глубине души я надеюсь проснуться однажды в своей кровати и обнаружить, что всё произошедшее со мной – до чёртиков реалистичный дурной сон.
– Ну, ты, Вано, мозг… – качает головой Арт. – Я б даже не додумался колеса им пробить.
Ваня деловито приосанивается. Несмотря на угрызения совести, он явно польщён.
– В жопу такие истории… – Женя опасливо оглядывается по сторонам. – Сожрали заживо, говорите?.. Ну-ка дайте мне ружьё!
– Не здесь, – отрезает Михась. – На базе разберёмся.
– Ну, а вы тут как? – обращаюсь к нему. – Дождик покапал на нервы?
– У нас тоже не без сюрпризов.
– Серьёзно? Рассказывай.
– Приедем домой, покажем. А сейчас давайте-ка двигать отсюда.
17:40
Мы слышим призывный вой бабушки ещё на дороге. Заключённые в тюрьме приутихли, в отсутствии конкурентов её тонкий голосок разрезает тишину обезлюдевшего района, как нож масло. Женя оставил её всего на двадцать минут, а она уже вопит так, словно собралась зазвать в гости всех «прокажённых» в округе. Что же будет, когда мы сообщим ей, что собираемся оставить её на несколько дней?
На пару с братом бросаемся в дом. Старуха в полуневменяемом состоянии сидит на диване в спальне и плачет навзрыд, совершенно не понимая, что происходит. Ей аккомпанирует Дэн, жалобно поскуливая под столом на кухне. Нам требуется не меньше двадцати минут, чтобы успокоить её. В ход идут транквилизаторы и валерьянка.
Попутно осматриваю дом. Пацаны поработали на славу – все окна заколочены дюймовыми досками, на столе в кухне высятся ряды бутылок с питьевой водой, припасы сложены в холодильник. Компрессор не работает: электрические сети рухнули сразу за телефонными, но это лучше, чем оставлять еду на съедение мышам.
Совершенно измотанные, возвращаемся во двор, где нас ждут остальные.
– Ну, что там? – спрашивает Михась. На вечно румяном лице тревога и сострадание.
– Вроде чуть угомонилась, – отвечает Женя. – Ужас какой-то… – он с укором смотрит на меня: – Ну, и как ты собираешься оставить её одну? Она же помрёт к вечеру!
– Не помрёт, – отвечаю. – Поплачет, проголодается, и пойдёт есть.
Я не лукавлю: воли к жизни в моей бабке побольше чем у некоторых молодых. Врачи её столько раз хоронили, а она ничего, живёт.
Пока мы препираемся, Ваня с Артом заканчивают переносить наши трофеи из «Октавии» во двор.
Производим инвентаризацию. Начинаем, конечно, со стрелкового оружия. У нас джек-пот: пара помповых «Ремингтонов 870», пара помповых «Моссбергов 500», два карабина «Сайга 12», и ещё четыре «Ижа» – пара 12-х и пара 27-х. Все модификации рассчитаны на 12-й калибр, коробки с боеприпасами битком набиты в садок. Есть все варианты: пулевые, дробовые, картечь. Да, и вдобавок арбалет «Мангуст» российского производства, если верить надписи на цевье. В кивере для стрел четыре углепластиковые стрелы.
Ну, и остальное по мелочам: десять охотничьих ножей с фиксированным клинком разной длины, с полдюжины капканов на мелкую дичь, две газовые плиты и упаковка баллончиков к ним, два мотка хорошей альпинистской верёвки, две трёхместные палатки, два походных рюкзака, с десяток фляжек и фонариков, пара раций с упаковкой батареек, а также полный ягдташ медикаментов. Рыболовные снасти мы не брали – у моего отца в сарае столько, что хватит укомплектовать командный рыболовный марафон.
В самом конце мы достаём свёртки с дождевыми плащами.
– А это ещё зачем? – хмурится Женя, и вдруг прозревает: – А, понял! Туплю…
Оглядывая сваленные в кучу на столе сокровища, мы радуемся, как дети. Наличие огнестрельного оружия мгновенно возносит нас на вершину пищевой цепи, делая самыми опасными хищниками в урбанистических джунглях.
Осталось только научиться всем этим пользоваться.
– Кто-нибудь умеет стрелять? – задаю вопрос.
Лес рук.
Ага, ясно. Значит, никто.
– Окей. А перезаряжать?
Желающих продемонстрировать свой талант значительно меньше. Это тебе не на спусковой крючок давить. Мы – одомашненные хищники, не привыкшие к суровым будням дикой природы.
– Да чо там делать! – выступает вперёд Ваня, выплёвывая сигарету. – Дайте сюда!
– Вано, погодь, – осаживает его Михась. – Ты у нас, конечно, Рембо, но тут всем надо попрактиковаться. И, кстати, у нас есть неплохая возможность. Больше скажу: у нас есть мишень.
Я недоуменно вскидываю брови:
– Мишень?
Михась, Арт и Женя заговорщически переглядываются.
– Помните сюрприз, о котором говорил Михась? – спрашивает Женя.
– Ну! – хором отвечаем с Виталиком.
Ваня утвердительно машет головой.
– Пойдёмте, – кивает Михась. – Это надо видеть.
18:10
«Прокажённый» привязан к забору за сараем по рукам и ногам. Толстый слой белой капроновой нити, которую мы с братом используем при сборке карнизов для жалюзи, намертво фиксирует запястья и лодыжки к сетке забора. Как и на всех «прокажённых», на твари нет одежды. Тело худощавое, угловатое, сплошь покрыто синяками и ссадинами. С удивлением понимаю, что это мальчишка, лет десяти-двенадцати. Глаза и нос выдают в нем ребёнка, хотя зрачки сужены, а ноздри раздуваются в бешеных попытках всосать в лёгкие весь окружающий воздух. Дыхание «прокажённых» в два раза чаще обычного, сердцебиение, если следовать логике, в четыре. На месте рта мальчишки – кровавая каверна, в которую он превратил свои изжёванные губы.
У нас с Ваней вырывается вздох удивления. Витос смотрит на «прокажённого», широко открыв рот.
При виде нас зверёныш выходит из оцепенения, в котором пребывал, и принимается раскачивать сетку рабицы, издавая при этом жутки горловые звуки. В кровавой каше изуродованного рта мелькают белые зубы.
– Это Джон его поймал, – извещает Михась.
Мы поражены ещё больше.
– Да, – мой брат напускает на себя безразличный вид, – случайно. После дождя эти твари повылазили отовсюду, как черви. Когда прояснилось, я пошёл осматривать периметр. Слышу, за сараем бьётся кто-то, и шипит. Смотрю – эта тварь ногой в заборе застряла, а выбраться не может. По ходу, укрытие себе искала.
Только теперь я замечаю – левая нога отродья глубоко засела в сетке, искалеченная ступня кровоточит.
– Он меня не видел, прикиньте! – продолжает Женя. – У них на свету слепота какая-то… А у меня с собой только бита. Ну, я сзади подкрался, ударил по башке! Думал, убью, к чёрту. Но они пипец какие живучие! Не сдох, только отрубился. Потом пришёл Михась и предложил привязать к забору. Я-то сразу прикончить хотел, но он мне не дал.
Все смотрим на Михася.
– Ну, – пожимает плечами тот, – раз уж нам предстоит иметь с ними дело, неплохо бы сначала изучить их слабые места, вам не кажется?
Изучить. Конечно же! Учёный, чтоб его…
– Вот они боятся света, это мы уже знаем. Что ещё?
«Прокажённый», словно поняв смысл сказанного, принимается биться ещё яростнее. Бесформенная пасть исторгает нечленораздельные звуки и брызги ядовитой слюны.
– Ща узнаем! – говорит Витос и вдруг убегает обратно во двор.
Через десять секунд он возвращается, держа в руках арбалет «Мангуст».
– Чо патроны тратить, – объясняет он, накладывая стрелу на тетиву.
Резонно. Стрела откроет слабые места не хуже пули.
Право первого выстрела предоставляется Жене.
Мой брат упирает приклад в предплечье, прицеливается. Стеклопластиковые плечи арбалета вздрагивают, спуская тетиву…
Стрела попадает зверёнышу точно в левое бедро. С неприятным мясным чмоканьем наконечник входит в напряжённую плоть с внешней стороны и выходит из внутренней. Однако мальчишка рычит и извивается не больше обычного, точно и не почувствовала выстрела.
– А ну дай-ка мне, – Ваня забирает арбалет у Жени и перезаряжает.
Вторая стела попадает мальчишке в живот, чуть левее пупка.
Ясно – Ваня целил в грудь.
Тело «прокажённого» вздрагивает, живот заливает кровью из раны. Но существо продолжает извиваться в путах, вовсе не собираясь падать в обморок от болевого шока, а тем более умирать.
Первая информация о «прокажённых» – твари почти нечувствительны к боли.
– Думаю, вирус воздействует на болевой центр мозга, – выносит вердикт Михась. – Отсюда и высокий болевой порог.
Но мы уже вошли во вкус. Нам плевать на научную сторону вопроса. В нас бушует злость, и её необходимо на ком-то сорвать.
Третий выстрел мой. Стрела вонзается твари в левую половину груди – посмотрим, как они дышат с кровью в лёгких.
Как оказалось, вполне себе неплохо дышат. Похоже, неизвестный штамм бешенства в «розовом дожде» вынуждает организм «прокажённого» работать на пределе, задействовать все резервы. Мальчишка продолжает хрипеть и брыкаться, но теперь вместе с заражённой слюной из его рта летят брызги крови.
– Теперь я, – Витос берёт арбалет и накладывает последнюю, четвертую стрелу.
Прицеливается…
В следующую секунду воздух сотрясает громоподобный выстрел, и голова мальчишки исчезает в багряном мареве.
18:30
От неожиданности мы подпрыгиваем на месте. В ушах звенит. Я вижу, как тело мальчишки расслабляется и повисает на сетке забора. На его груди кровавый фартук из осколков черепа и кусочков мозга, а выше плеч – ничего.
Требуется несколько секунд, чтобы понять, что произошло…
Потом я замечаю в узком проходе, отделяющем задний двор от остального участка, Артёма. В руках моего друга дробовик «Ремингтона».
– Башка, – говорит он, и выражение, которое принимает его лицо, заставляет кожу на моей спине пойти мурашками. – Башка у них самое слабое место. Надо стрелять прямо в башку.
18:50
Мы собираемся очень быстро – двадцать минут, и «Ниссан» с «Октавией» полностью укомплектованы. Багажники едва захлопываются: провиант, вода, хозприпасы, амуниция и походные вещи, даже разделённые надвое, едва вмещаются в них. Оружие идёт в салон, за исключением нескольких «Ижей» и большей части колюще-режущего, которые также отправляются в багажник. Топоры, вилы и прочий садовый инвентарь оставляем в сарае – мы теперь продвинутые хищники и должны держать марку. Я беру с собой только мачете. В последний момент Женя вспоминает о самом главном – паре обрезков шланга, с помощью которых можно сливать бензин из баков брошенных на дороге машин.
Объясняя бабушке, что пару дней ей придётся продержаться самой, слышу в свой адрес столько оскорблений, сколько не слышал за раз, пожалуй, ни от кого. Спокойно проглатываю все. Может ругать и ненавидеть меня сколько угодно – главное, чтобы кушать не забывала. Напоследок наказываю ей, если мы не вернёмся, и она начнёт голодать, отпустить Дэна. Его еда может понадобиться ей самой, а псу нужно дать возможность выжить или умереть, пытаясь.
Когда вопрос с бабушкой решён, Миша уводит меня в сторонку переговорить с глазу на глаз. Наше первое правительственное совещание.
– Уже почти семь, – напоминает он. – Через пару часов стемнеет. Может, стоит подождать до утра? С таким арсеналом мы легко сможем пережить ещё одну ночь.
Ему не надо говорить мне об этом. Последние два часа я только и делаю, что слежу за небом и солнцем.
– Мы – да, – отвечаю, – а твоя родня может и не продержаться. Моя, кстати, тоже.
Кладу ему руку на плечо.
– Ничего, если не успеем к темноте, найдём укрытие. Весь город в нашем распоряжении. На этом месте свет клином не сошёлся. Михась, нам нужно уходить отсюда.
– Да, – чуть подумав, сумрачно соглашается тот. – Ты прав.
Возвращаемся к остальным. Я киваю Витосу, и тот раздаёт каждому по жёлтому свёртку.
– Все разворачиваем! – делаю объявление. – С этого момента, если только над головой у нас нет крыши, носим их денно и нощно. Крыша машины не считается.
Ворча, друзья распаковывают плащи и натягивают поверх одежды. Оглядываем друг друга – видок тот ещё…
Бабушка не выходит нас проводить. Её маленький бунт – её воля.
– Ну, что? – обращаюсь ко всем. – Присядем на дорожку?
Теперь ко мне подходит Арт:
– Макс, на пару слов.
