скачать книгу бесплатно
Они дружили с самого детства. Вместе росли, вместе служили в армии, а теперь вот вместе работали и жили под одной крышей. Лазарь всегда был с «закидонами», как называла это мать Сенса. Что касается её сына, то по счастливому стечению обстоятельств он родился с неисчерпаемым, прямо-таки христианским терпением к людям и их «закидонам». Это врождённое уродство, плюс немного удачи (чета Райновских переехала на улицу Лазаря сразу после рождения Сенса), и заложили основу будущей дружбы.
Вся история их отношений насчитывала одну единственную ссору – не считая по мелочам, действительно серьёзную ссору. Шёл девятый класс школы, дело было в школьной раздевалке перед первым уроком. Пустяковая размолвка из-за очередного прогула занятий в пользу кинотеатра, в котором Сенс отказался участвовать, благодаря бескостному языку Лазаря переросла в настоящую склоку. Дело едва не дошло до рукопашной. Вовремя остановился Сенс – как всегда.
Лазарь тогда наговорил кучу гадостей – он умел ударить по больному, когда хотел. Нащупав болевую точку, он проезжался по ней снова и снова, пока не раскатывал до размеров кровоточащей мозоли. Независимо от степени своей правоты (или неправоты) его слово должно было остаться последним.
В то время Сенс имел проблемы с лишним весом и соответствующие комплексы, которые компенсировал усердным обгрызанием гранита науки. В этом направлении Лазарь и повёл атаку. Его так понесло, что скоро диалог больше напоминал монолог. Сенс оставил всякие попытки защититься и просто слушал, ничего не говоря в ответ. Когда поток помоев на его голову иссяк, он помолчал, а потом сказал нечто такое, что Лазарь запомнил почти дословно:
– Людям нравится общаться с тобой, – сказал он, и Лазарь заметил, как сильно дрожит его голос. – Им легко в твоей компании, даже когда ты ведёшь себя, как плюющийся верблюд. Но тебе плевать и на это. Твой плевок только в тебя попасть и не может. Ты мог бы иметь миллион друзей, но вместо единицы с шестью нулями у тебя осталась единица. И эта единица – я.
В тот день Сенс прогулял все уроки. Лазарь же, напротив, не пропустил ни одного. Сидя на галёрке, в полном одиночестве, он снова и снова повторял в уме отповедь Сенса, словно вызубрить её наизусть было домашним заданием, которое он не успел подготовить в срок.
Они не общались две недели – самые ужасные две недели в жизни Лазаря. В конце концов он заговорил с Сенсом первым. И первым извинился – не как всегда.
С тех пор плеваться Лазарь так и не перестал, но всегда соизмерял количество слюны, когда дело касалось его лучшего друга. Всего, что осталось от единицы с шестью нулями.
– Если знаешь что-то про Матвея, говори прямо, – потребовал Сенс. – Осточертели твои метафоры.
– Ничего такого, что заставило бы всех покраснеть, – ответил Лазарь. – Видел только, как он бежит к твоей тачке, да так быстро, будто за ним гонится его же совесть. Странновато получается, а? Нас ни во что не посвящает, Дару в помощь не берёт. И даже верный «Кореец», вместо того чтобы мчаться на подмогу, сидит почему-то здесь.
– Верный «Кореец» знает, куда и зачем отправился его крейсер. И это никак не связано с Игрой, – безмятежно отозвалась Айма.
– Хочешь сказать, Матвей слил Игру? – прищурился Сенсор.
Лазарь пожал плечами:
– Либо уже, либо вот-вот. В любом случае, нырять в дерьмо приятней без свидетелей.
Марс угодливо и фальшиво расхохотался – этот мальчишка знает, чего хочет от жизни.
– Очень уместная метафора, – поморщилась Дарения. – Прям застольная.
Неуместная, но к месту. Что бы там ни говорила Айма, а Матвей облажался – сомнений в этом у Лазаря почти не осталось. Как и с щеками Сенса, муки совести на мордочке обезьянки по кличке Матвей сегодня читались на раз. Работа в инсонах сродни работе кардиохирурга – в случае неудачи объект ошибки теряет несравненно больше того, кто эту ошибку совершил. В мире торжества логики и справедливости такой уклад – преступный абсурд. В мире реальном – большое везение.
Лазарь снова взялся за самолётик, но взлететь бедняге сегодня было не суждено – Айма расплющила бумажную поделку тарелкой с супом:
– Кушайте, не обляпайтесь.
– Будем считать, что пилотом был камикадзе… – молитвенно сложив ладони вместе, Лазарь согнулся перед японкой в патетичном поклоне: – Domo Arigato, onna-bugeisha!
Когда никто на них не смотрел, Лазарь шепнул Марсу на ухо:
– На японском: «большое спасибо, девочка-гейша».
Ничего не поняв, мальчишка захихикал в кулак.
4
Трапеза протекала в полной тишине – болтать во время еды здесь было не принято. В воздухе витало напряжённое нетерпение. Все знали, о чём пойдёт речь после обеда, и ели предвкушая.
Марсен расправился со своей порцией быстрее всех. Небрежно утёр губы тыльной стороной ладони и огляделся по сторонам:
– Второго не будет, что ли?
– Вообще-то, неплохо бы услышать спасибо за первое, – отчеканила Дара.
Насупившись, Марс пробормотал «спасибо».
Тарелки отнесли в раковину, и девушки подали чай.
– С продуктами швах, – Айма поставила на стол корзину со сладкими сухарями. – Поеду в город, прикуплю кое-чего.
Попрощавшись с Дарой и наградив напоследок Лазаря пренебрежительным взглядом, Айма вышла из кухни.
– Ты правда веришь, что верный «Кореец» отправился за продуктами? – обратился Лазарь к Даре, наблюдая через окно, как японка пресекает заснеженный двор. – Слушай, у вас действительно дружба, или это просто секс?
Дарения уже открыла рот, чтобы ответить, но Лазарь остановил её движением руки:
– Ладно, давайте к делу.
Все сразу замерли и притихли. Так притихают зрители в кинозале, когда гаснут последние огни и на экране зажигаются вступительные титры. Вот он – момент истины. Новая Игра, новый случай – он, как аттракцион в луна-парке, на котором никогда не катался прежде. Страшный аттракцион. С кульбитами и сальто, с головокружением, тошнотой и треском в рёбрах. Ведущий Игры не признаёт обычных каруселей с нанизанными на шесты лошадками. Своих лошадок он пустит в галоп; они будут бить электрическим током всякий раз, когда захочется схватиться за шест. Лазарь знал эту кухню, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой – ведь он один из тех, кого здесь называют Бегуном.
Сенсор отпил чая, откашлялся и стал рассказывать. Он начал таксовать, как обычно, с восьми утра. Не считая праздников и гуляний, по утрам в будни самая большая текучка народа – соответственно, и «охват» намного шире. Часов в десять заехал в аптеку – голова раскалывалась. Там её и почувствовал.
У окошка собралась очередь, человек пять. Две бабки с сумками, за ними рыжая девушка лет восемнадцати-девятнадцати, потом тучный мужик, а в конце парнишка, не старше Марса. «Локатор» Сенса улавливает эманации Игры, но чтобы найти их источник, необходим тактильный контакт. Первыми под подозрение попали девчонка и пацан – остальные были староваты для Игры. Но на всякий случай Сенс решил проверить всех.
Медленно пошёл мимо очереди к окошку. Вразвалку так, вроде ему спросить что-то нужно. И мимоходом каждого зондирует. К девчонке подошёл – чувство усилилось. Тут как раз суматоха началась, одна из тёток стала шуметь на аптекаршу – что-то ей в ценниках не понравилось. Рыжая была без шапки, а волосы длинные – то, что надо. Не долго думая, Сенс решился под шумок отрезать прядь. Потянулся, притронулся – и его как током прошибло! Она это была, бабок он даже трогать не стал.
– Ну, конечно, – ввернул Лазарь, – зачем Тотоше старые калоши, когда есть сладкие булочки?
Спрятав прядь в карман, Сенс спросил какую-то ерунду в окошко и стал обратно в конец очереди. Бабки ушли, подошла она.
– Мне почему-то сразу показалось, что у девчонки не все дома, – неожиданно заявил он.
Дара недоверчиво улыбнулась:
– Это ещё почему?
– Ну, например, она без сумочки была… Нет, ну какая девчонка в здравом уме куда-нибудь без сумки ходит?
Дарения чуть чаем не захлебнулась:
– Да ну?! То есть, чтобы выскочить ненадолго в аптеку надо обязательно тащить сумку?
– Про аптеку вам Сенс не рассказывал? – догадался Лазарь.
– Нет. Приехал, глаза горят. Говорит, нашёл кого-то – ну, мы и решили сразу посмотреть. Вот он теперь насмотрелся и корчит из себя сыщика.
– Говорю тебе, Дара, странная она, – упирался Сенс. – Неухоженная, ненакрашенная. На лунатичку похожа.
– Как ненакрашенная, так сразу лунатичка? Аптека, сумочка, косметика – железные аргументы!
Лазарь задумался. Возможно, Сенс действительно немного перегибал, играя в него – Лазаря. С ним иногда такое случалось. И всё же он не из тех, кто подгоняет факты под заранее заготовленную гипотезу, дабы потрафить публике или собственному эго. Для этой роскоши он до омерзения ответственная обезьянка.
Сенсор устало вздохнул:
– Короче, давай не будем спорить. Ты ещё не всё знаешь. Мне дальше рассказывать или как?
– Рассказывай, – разрешил Лазарь.
Подошла очередь рыжей. Девчонка заглянула в окошко и тихо что-то спросила. Аптекарша не расслышала и переспрашивает – мол, повтори громче. Рыжая помолчала-помолчала, как будто засомневалась – сказать или нет.
– А потом развернулась на каблуках и как рванёт из аптеки – только её и видели, – закончил свой рассказ Сенсор.
– Далеко рванула? – спросил Лазарь.
– Недалеко. Я её незаметно до подъезда проводил, так что адресок у нас есть.
– Название лекарства запомнил?
Сенсор пошарил по карманам, выудил скомканную бумажку, похожую на чек с автозаправочной станции, развернул и прочёл вслух:
– «Ризеридон» или «Респивидон» – как-то. Честно говоря, не очень расслышал.
Звучало серьёзно. В глубине души Лазарь ожидал чего-то подобного. Не стал бы Сенс наговаривать на девчонку, явись она за леденцами для горла.
– Так, Малой, – обратился он к Марсену, – сейчас мухой летишь к Матвею, включаешь компьютер и ищешь в Интернете всё, что сможешь об этом «доне».
Марс неуверенно поднялся со стула:
– Я ж не войду. Матвей дверь запирает…
– Дубликат ключа спрятан в гостиной. В такой уродливой голубенькой вазочке на каминной полке.
– Вообще-то эту вазочку я покупала! – возмутилась Дара.
– Пароль на компьютере: «vfndtq1988». Своеобразный такой – ну, в духе Матвея. Дальше сам сообразишь.
Подавляя улыбку волевым усилием, Сенсор записал пароль на той же бумажке, где уже было название лекарства, скатал в шарик и перебросил через стол Марсену.
– Держи! Только я не уверен, как правильно пишется.
– Разберётся, – Лазарь откинулся на стуле, сцепив руки за шеей. – Владеющий «гуглом» владеет миром.
В выхода из кухни Марс оглянулся:
– Вы это… только Матвею меня не спалите.
– Не оставляй улик, главное, – подмигнул Сенсор.
5
Марс убежал, и Дара долго сверлила Лазаря судящим взглядом. Этот взгляд, как первый симптом болезни, которую Лазарь нарёк про себя «синдромом мамочки», предвещал осложнения в виде острых, как спазмы, вопросов, с последующим лечением в виде противных, как уксусный компресс, нотаций.
– Откуда узнал про ключ и пароль? – наконец, не выдержала она.
Славься наша Немезида – вот и первый приступ! Только ждать приезда машины скорой помощи, битком набитой нравоучениями в синих комбинезонах, нет ни времени, ни желания.
– Очень плох человек, ничего не знающий и не пытающийся узнать, ибо в нём соединилось два порока, – торжественно продекламировал Лазарь и, не успела Дара раскрыть рта, добавил:
– Потом морали мне почитаешь. Нараспев. На ночь.
Дара проглотила возмущение, резкими движениями собрала со стола пустые кружки и понесла к мойке. Кружку Лазаря она демонстративно оставила стоять на месте.
– Зацепка у нас есть – подытожил Лазарь, берясь складывать что-то из очередной салфетки. – Раз уж вы такие нетерпеливые, давайте рассказывайте, что там у нашей таблеточницы в инсоне.
Глаза Сенсора забегали. Они всегда бегали, когда он собирался поведать о чём-то значительном, но не знал, какие подобрать слова, чтобы передать всю степень этой значительности. Перехватив взгляд Дары, Сенсор коротко кивнул ей, уступая право слова.
Прежде чем заговорить, Дара вынула из кармана джинсов небольшой целлофановый пакетик с кольцом медно-рыжей пряди и бросила им в Лазаря. Пакетик попал в грудь, отскочил и шлёпнулся на пол.
– Себе оставила? – Лазарь продолжал сосредоточенно возиться с салфеткой. Теперь он строил кораблик.
– Естественно.
– Тогда мы тебя слушаем.
Дарения покусала ноготь большого пальца, воскрешая в памяти детали событий, открывшихся в комнате Сенсора.
– Восемь из десяти, – наконец, спокойно изрекла она.
Эх, Сенсор, Сенсор… Такова уж Дара – раздувать из мухи слона не в её правилах. Принимаясь за изучение нового микромира, выпуклой линзе она всегда предпочтёт обычное стекло. А ещё Лазарь подозревал (и не только он один), что у неё напрочь отсутствуют слёзные железы, потому что никто никогда не видел, чтобы она плакала. Быть может оттого, что слёзы – это тоже линзы? Вероятно, именно таких природа наделяет даром, который здесь называют «видением», а её саму – невидимкой.
– Не знаю, как другие, а я и покруче встречала. Мир очень похож на наш, жилой район – точная копия. Сенс там был.
– Похож, – подтвердил Сенс. – Я не особо окрестности разглядывал, чтоб её из виду не потерять, но дворик вроде тот же.
Лазарь не видел в этом ничего удивительного. Зачастую то место, которое считаешь домом, и то, в котором проживаешь, совпадают. Но бывает и наоборот. Тогда возникает диссонанс – то, что делает инсоны необычными. Спектр различий широк и варьируется – от незначительных изменений, вроде пурпурного неба, до масштабных, когда неба нет вовсе.
– Зато люди не похожи, – Дарения закончила с посудой и вернулась к столу. В каждой руке она несла по две вновь наполненные кружки.
– Таковы уж инсоны, всегда там найдётся что-нибудь эдакое, – напомнил Лазарь. Он только что закончил складывать кораблик. – В этом весь прикол.
– Нет там ничего прикольного, – сказала Дара с самым серьёзным видом, а потом подошла и пристукнула новоиспечённую поделку Лазаря кружкой чая.
– Будем считать, что он пошёл ко дну, – резюмировал тот. – Мы снова друзья? А я как раз собрался рассказать всем, где ты прячешь…
– Заткнись, а?
Необычные люди в инсонах тоже не редкость. Порой они являются в самых экзотических, гротескных ипостасях. Комичные до дрожи в коленях, ужасающие до гомерического хохота, а иногда вполне обычные, ничем не отличимые от соседей, но лишь до тех пор, пока хранят молчание.
