скачать книгу бесплатно
Мы сначала не могли понять, о чем речь. Постепенно она рассказала, что она влюбилась в мужчину, с которым вместе работает на заводе. Он, как будто назначил ей свидание, и не пришел. Она не может ему позвонить, так как боится, что трубку возьмет жена. Оказывается, этот мужчина женат. Она стала просить Зенека, чтобы он пошел с ней к телефону и вызвал его. Ей надо с ним поговорить. В доме у нас телефона не было. Телефон был только около продуктового магазина на углу улиц Люблинской и Окружной, в пяти минутах ходу от нашего дома. Мы пытались отговорить ее от этого. Она может этот разговор перенести на завтра, когда увидет его на работе. Но она плакала и просила, что ей это необходимо выяснить вот прямо сейчас. Нам пришлось встать с постели, одеться и пойти к телефону. Зенек позвонил, попросил к телефону этого мужчину, а потом трубку передал Ане. Они коротко переговорили, и тот мужчина обещал сейчас подойти. Он жил где-то здесь совсем недалеко. Мы остались его ждать, и когда Аня увидела, что он подходит, мы ушли. Чуть позже вернулась Аня. Мы опять уже были в постели. Она зашла в нашу комнату. Сказала большое спасибо. Мы спросили, как прошла встреча. Она сказала, что все хорошо. На этом закончился этот вечер.
На следующий день, когда я к вечеру вернулась с работы домой, я увидела интересную картину. Аня сидела на бабушкиной кровати и была очень весела. Это уже было странно. Она никогда не позволяла себе сидеть на чужой постели.
– Я остановила время и Когут сейчас придёт, – возбужденно воскликнула она, увидев меня.
Когут, это тот мужчина, с которым она встречалась вчера вечером. Аня была как-то неестественно возбуждена. Я сразу заподозрила, что с ней происходит что-то неладное. А бабушка, глядя на нее, не видела в ее поведении ничего необычного и улыбалась ее веселости. Тут вернулся с работы Зенек и, услыхав голоса, зашел в бабушкину комнату. Аня, увидев его, тоже начала выкрикивать об остановленном времени и Когуте.
Когда мы с Зенеком вышли из комнаты, я поделилась с ним своей догадкой, что с Аней не все в порядке.
– Зенек, я не совсем уверена, но мне кажется, что она сходит с ума. Сходи к ней и поговори. Может я ошибаюсь.
Зенек пошел к ней. О чем они говорили, я не знаю, но, когда он вернулся, он сказал, что Аня успокоилась, ушла с бабушкиной кровати и уже собирается ложиться спать.
– Мне, кажется, что ты напрасно беспокоишься.
Я подумала, что может действительно моя интуиция меня подвела. Я успокоилась и вернулась к своим обычным делам. Бабушка тоже уже легла спать, а я домывала посуду в кухне. Дверь в бабушкину комнату была приоткрыта, и я услыхала, как Аня начала опять что-то возбужденно говорить в темноту. Я заглянула в комнату.
– Аня, ты что-то хотела мне сказать?
– Да, мне очень хочется пить. Дай мне водички.
Я принесла ей стакан воды. Она отпила немного и начала мне рассказывать о своей семье. Она начала мне рассказывать такие подробности, что у меня опять закралось сомнение, что с ней все ли в порядке. Она все говорила и говорила без остановки. Я подумала, что надо позвать Зенека.
– Зенек послушай ее. Все ее сегодняшнее поведение необычно. Впереди ночь и я просто боюсь оставлять ее в таком состоянии. Надо вызывать скорую помощь. Мы не можем самостоятельно принять решение. Давай позовем ее сестру и пусть она решает. Зенек сбегал за сестрой. Пришла сестра, я ей написала, что мне кажется, что с Аней происходит что-то необычное, она чрезмерно возбуждена. Сестра стала с ней разговаривать на сигнальном языке для глухонемых. Потом она взяла листок бумаги и написала, что не видит ничего необычного в поведении сестры. Они закончили разговаривать, и сестра ушла. У меня опять закралось сомнение, что может я неправа и зря паникую. Мы легли спать, но я не могла уснуть и постоянно прислушивалась к звукам из бабушкиной комнаты. Через какое-то время, Аня опять начала что-то громко выкрикивать. Я разбудила Зенека и сказала, что надо вызывать скорую помощь. Он оделся и пошел к телефону на углу магазина. Спросонья он вызвал обычную скорую помощь. Когда приехали медики они посмотрели на Аню и сказали, что надо вызывать специальную психиатрическую помощь. Они сделали звонок и через какое-то время приехала специализированная помощь.
Хотя уже была глубокая ночь, никто из нас не спал. Аню попросили встать и одеться. Все сидели в нашей бывшей кухне. Врач начал задавать Ане вопросы. Ее спросили откуда она приехала и зачем. Она сказала, что приехала во Львов, чтобы выйти замуж. Потом она начала путаться в ответах. Оказалось, что Зенек ее муж. Врачи спросили, кто такой Зенек, и я сказала, что это мой муж. Врач потихоньку отвел меня в сторону и сказал, что Аню нужно госпитализировать. Я ничего не могла возразить. Повернувшись к Ане, врач попросил ее собраться и поехать с ними в больницу, чтобы кое-что уточнить. Аня согласилась, но сказала, что без Зенека никуда не поедет. Врач попросил Зенека поехать с ними. Зенек, молодец, понял всю ситуацию правильно и согласился. Уже при выходе санитар сказал мне, что это шизофрения и добавил, что ему очень жаль, она такая молодая, а шизофрения практически не лечится. Они уехали. После такого я уже не могла уснуть и оставшуюся часть ночи провела в полудреме. Зенек вернулся почти под утро. Он рассказал, что пока они ехали, и потом, когда сидели в приемном покое, Аня не отпускала его руку. А потом, когда ее забирали в палату с ней, случилась истерика. Это было страшно видеть. Нам было очень жаль Аню. Это страшно, когда ты видишь, как хорошо знакомый и прежде адекватный человек теряет разум. В моей жизни это было впервые. Я подумала, как хрупка эта грань между реальностью и безумием.
На следующее утро я пошла к Анютиной сестре и написала, что произошло этой ночью и что Аню положили в психиатрическую больницу. Сестра была подавлена этим сообщением. Накануне вечером, когда она знаками общалась с сестрой, она даже не могла подумать, что все так плохо. Все-таки глухонемые, не слыша человеческую речь не могут понять все оттенки и сигнальная речь очень бедна на выражение всех эмоциональных чувств. Чтобы закончить свое повествование об этом печальном случае, я хочу забежать немного вперед. Аня пролежала более полгода в больнице. Я ее несколько раз навещала. Уже при первом моем посещении через несколько недель, она пришла в себя и вполне осознанно разговаривала со мной. Она почти все вспомнила о той ночи и смеялась, когда вспоминала, что называла Зенека своим мужем. После выписки из больницы, она какое-то время жила у сестры, а потом у своих старых знакомых на квартире. С виду вроде все было в порядке, но я видела ее глаза, они никогда не вернулись в свое прежнее нормальное состояние. Что-то неуловимое было в ее взгляде, который говорил, что с Анютой не все в порядке. Через год у нее опять повторился приступ, и она опять несколько месяцев лежала в больнице. Потом какое-то время все было хорошо. За ней приехал брат и они полетели в Херсон, там, где жила ее семья. Возвращаясь назад с братом, в самолете у нее опять начался приступ.
– Пойди скажи летчику, чтобы он летел потише, а то у меня очень болит голова.
Прямо в аэропорту ее забрали в больницу. И когда она вышла в этот раз после лечения из больницы, она сказала, неужели это так и будет всю оставшуюся жизнь. В один день, когда ее хозяева ушли в церковь, она, оставшись одна, выпила стакан уксусной эссенции. Хозяева, вернувшись из церкви, вызвали скорую помощь. Аня сожгла себе все внутри. Она кричала от боли и просила, дать что-нибудь, чтобы ей стало легче, но жить она не хотела. Той же ночью она умерла. Рано утром я собиралась на работу. В дверь кто-то поскребся, я подумала, может кошка. Я открыла – это была Анина сестра с листочком бумаги в дрожащих руках. Она протянула его мне, и я прочла это страшное известие, что Аня умерла. Это было как гром с ясного неба. Она не смогла объяснить всех подробностей, поэтому в один из дней я пошла к хозяевам квартиры, где жила Аня и узнала все подробности. Хоронить Аню увезли в ее родной Херсон. Еще долго я никак не могла смириться с этой трагедией. Аня снилась мне во сне. И все эти сны были связаны с ее болезней. Ее сестра с семьей еще жила какое-то время в своей прежней квартире, а потом они получили новую и переехали. Я потеряла с ними всякую связь и ничего не знаю об их дальнейшей судьбе. Так жизнь нас сводит на какое-то время с людьми, а потом наши дорожки расходятся, но все это не уходит в никуда, а остается в нашей памяти.
1.7 Поездка в Ленинград. Рождение дочки
После того, как Аню положили в больницу, бабушка лишилась квартирантки и своих денег. А так как она привыкла иметь свои деньги, вновь встал вопрос о квартирантах. Но для этого нам с Зенеком надо было освободить нашу угловую комнату и переехать в ту, которую занимала бабушка. После тяжелого разговора, мы согласились, поменяться комнатами, мы с Зенеком переехали в бабушкину комнату, а бабушка заняла угловую и бывшую кухню. В угловой комнате она поселила четырех квартирантов – женщин, а сама свою кровать поставила в бывшей кухне. Опять она стала хозяйкой со своими деньгами, а я с опостылившими мне квартирантами.
В середине ноября я решила ехать в Ленинград, отвозить диссертацию на рецензирование. Время поджимало, откладывать было некуда. До этого я списалась с Галиной Тимофеевной Тихомировой, профессором из Ленинградской Академии, и она любезно согласилась быть моим рецензентом. Наша соседка, Анна Фроловна, из дома напротив, дала мне адрес своей сестры, которая жила в Павловске, чтобы я смогла у нее остановиться. И вот я опять в Ленинграде, и опять в зимнее время. Это сколько лет прошло?! Больше пяти лет! Тогда девчонкой я приехала в этот город, чтобы встретиться с Олегом, бежала к нему на свидание к Эрмитажу и замирала от мысли, что он не придёт. Была полна любви к нему. Хотела быть с ним всю жизнь, но увы это не стало реальностью. Теперь я была замужем за другим и ожидала ребенка. А Олега уже не было в этом городе. Он закончил учебу и уехал.
Я нашла тети Ани сестру, передала ей небольшую посылку со Львова и просьбу приютить меня на пару дней. Потом я поехала к Галине Тимофеевне, моему рецензенту, предварительно договорившись о встрече. Она жила недалеко от центра в четырехэтажном здании на втором этаже. Хорошо, что только на втором, так как в моем положении преодолевать этажи становилось все труднее. Галина Тимофеевна оказалась очень приятном и гостеприимном человеком. Она усадила меня за стол и напоила чаем. Чай был как раз кстати. На улице было довольно холодно, и я пока добиралась к ней немного подмерзла. Я передала ей экземпляр моей диссертации, который привезла с собой. Она раскрыла и бегло просмотрела страницы. Сказала, что ей надо внимательно ознакомиться с этой проблемой и затем она пришлет мне рецензию по почте. Вопрос со вторым рецензентом тоже был решен, и с ним тоже надо встретиться пока я в Ленинграде. Я попросила Галину Тимофеевну, если это возможно, помочь мне назначить эту встречу на завтра. Галина Тимофеевна, взяла телефон и позвонила.
– Андрей Юрьевич, тут приехала женщина-соискатель со Львова. Помните Вас назначили рецензентом по ее диссертации. Она будет защищаться в нашем совете. Она привезла экземпляр для рецензии и хотела бы с Вами встретиться завтра. Как у Вас со временем?
Андрей Юрьевич что-то ответил.
– Элеонора Ивановна, – она повернулась ко мне. – Вас устраивает час дня?
– Да, конечно, – поспешно ответила я.
– Да, нас устраивает это время, – продолжила она говорить по телефону. – Так значит завтра в час у Вас на кафедре.
– Но вот о встрече мы договорились. Давайте я Вам напишу адрес и маршрут, как найти нашу академию и его кафедру.
Галина Тимофеевна взяла листочек бумаги, написала на нем адрес и как добраться. Спросила, где я остановилась, сказала, чтобы я была осторожна, на улице снег и может быть скользко. Потом проводила меня до дверей и сказала, чтобы завтра я не опаздывала. На следующий день я встретилась со своим вторым рецензентом. На встрече была и Галина Тимофеевна. Андрей Юрьевич и Галина Тимофеевна попросили меня вкратце изложить сущность моей работы. Спросили, когда я планирую защищаться. Я сказала, что наверно не раньше следующей осени в связи с семейными обстоятельствами. Они понимающее кивнули головами. Пообещали не задерживаться с рецензиями. Если будут вопросы, они будут звонить или пришлют письменно. Для связи я дала рабочий телефон моего руководителя и свой домашний адрес. Распрощались тепло, особенно с Галиной Тимофеевной. Все дела в Ленинграде были закончены, на обратном пути я заехала на вокзал и купила себе билет назад во Львов на следующий день.
Незаметно прошел ноябрь, уже и декабрь подходил к концу. Роды ожидались в январе. Мы с Зенеком хотели мальчика и придумывали имена для мальчика, но окончательного решения не было. В то время еще не было компьютерной диагностики и установить пол ребенка до родов было невозможно. Приданное для ребенка заранее не покупали. Плохая примета. В больнице после родов женщина с ребенком находилась не меньше недели, и родные за это время успевали купить все самое необходимое. По вечерам, после возвращения Зенека с работы, мы с ним отправлялись на прогулку. Было много снега, к вечеру подмораживало. Было скользко, и я боялась упасть, что очень опасно в моем положении, поэтому крепко держалась за его руку. Чувствовала себя неуклюжей, даже сапоги не могла самостоятельно застегнуть. Появилась плаксивость и чувство неуверенности. Процесс вынашивания нового организма – сложный процесс, требующий большой выносливости и терпения. Наверно поэтому Бог доверил это женщине.
На встречу Нового 1975 года Зенек хотел, чтобы мы пошли к его родственникам, но для меня это уже было сложно, и я отказалась. По его виду я поняла, что он был несколько разочарован и я предложила ему поехать одному. Он, конечно, отказался и вечером 31 го числа просто съездил к родным, чтобы поздравить их с наступающим праздником и сразу вернулся домой. Этот Новый год мы встретили очень скромно.
Шли последние денечки. Врачи мне определили, что роды должны быть не позже середины месяца. Чувствовала я себя нормально и пока не было признаков, что вот-вот. Правда я уже не могла себе позволить дальние прогулки пешком, как первое время в декретном отпуске. Уже даже небольшое расстояние до ближайшего магазина казалась непреодолимой дистанцией. 14 января, как-то неожиданно я почувствовала какие-то перемены в своем состоянии, появилась периодическая тянущаяся боль внизу живота, и я поняла, что это уже, наверное, схватки. Все это было пока терпимо, и я не стала паниковать, а стала ждать Зенека с работы. Когда он пришел, я сказала, что наверно мне пора идти в роддом. Мы собрались и пошли на троллейбусную остановку. До роддома, к которому относился наш район, надо было ехать остановок пять – шесть, и потом немножко пройти пешком. Троллейбус был полнехонький и совсем не было свободных мест. Я была в зимнем пальто и живот у меня не был огромным, поэтому никто не подумал, что я беременная, наверно просто толстая, и не уступили мне место. Зенеку наверно неудобно было просить, чтобы мне уступили место. Так я и доехала стоя на ногах. Хорошо, что не было толкучки и меня никто не придавил. Пришли мы в роддом. Был уже поздний вечер и двери закрыты, но на дверях была кнопка звонка. Мы позвонили. Нам открыли дверь. Я объяснила характер боли и добавила, может мне еще рано рожать и может вернуться домой. Но врач, который нас принимал сказал, что хотя схватки не столь интенсивны, домой мне возвращаться не надо. Первые роды могут быть длительными и длиться могут даже в течение суток, но для безопасности мне надо остаться в больнице. Меня провели в процедурную и начали готовить, чтобы положить в предродовую палату. Зенек еще оставался в приемном покое, заполнял какие-то бумаги. Меня переодели в больничную одежду и повели наверх в палату. Мне неудобно было в новой одежде, которая почти не прикрывала ничего, я стыдливо придерживала ее руками и поэтому, когда я проходила мимо Зенека я вскользь попрощалась с ним кивком головы и постаралась быстренько прошмыгнуть на лестницу. Родовое отделение было на втором этаже. В предродовой палате было несколько женщин. Женщины о чем-то переговаривались и время от времени начинали стонать, когда у них начинались схватки. Я попробовала лечь, но лежать во время схваток было невозможно. Я почувствовала, что схватки начали учащаться. Тогда я встала, вышла в коридор и начала ходить взад и вперед. Меня позвали в смотровую, и мужчина гинеколог начал проверять насколько пальцев у меня открылась шейка матки. Было всего на два пальца и это значит, что для родов я еще не готова. Это было сделано так грубо, что я вскрикнула от боли, для этого мужика я была просто конвейером на его работе. Мне сделали укол, чтобы ускорить процесс раскрытия и велели продолжать ходить, так как плод своим давлением будет помогать этому процессу. Тут в предродовой палате началось движение. У одной из женщин началось кровотечение. Ее быстренько забрали в родовой зал. Все это было рядом и все звуки оттуда были слышны. Сначала она постанывала, потом стала кричать, а потом крик превратился в рычание. Это было страшно слышать. Пробежали врачи с других этажей, из ихних разговоров мы поняли, что эта женщина не может родить самостоятельно, надо делать кесарево сечение. Через какое-то время все стихло, кто-то сказал, что ребенка и маму спасли.
А я все ходила и ходила по коридору. Я проходила на ногах с 11 вечера и не заметила, как наступило утро. Было чуть больше пяти утра. Меня позвали опять в смотровую, проверили величину открытия шейки матки. Пространство было уже достаточное для прохождения ребенка. Мужика, который меня проверял перед этим, не было в смотровой, наверно закончилась его смена. Мне сказали, что я уже готова рожать и повели в родильный зал. Там меня положили на специальную кровать и сделали укол, который вызывает потуги. Сделали укол и ушли, не объяснив как этот укол на меня будет действовать. В зале никого не было, кроме той женщины, у которой были трудные роды. Она лежала в дальнем углу в этом зале на кровати. Со мной стало происходить что-то непонятное, стало невыносимо жарко, по телу пробегали судороги. Мне стало страшно. Я начала кричать и звать на помощь. Пришла женщина врач и зашипела на меня со злостью, стараясь зажать мой кричащий рот своей рукой.
– Ты чего тут раскричалась, такая-сякая. У меня тут лежит женщина, у которой были трудные роды, а ты своим криком беспокоишь ее.
– Мне стало страшно от того непонятного, что происходит со мной. А вы все ушли и оставили меня одну. – начала я оправдываться.
Тут рядом с врачом появились акушерки. Они были вежливее и приветливее и стали успокаивать меня, что все так и должно быть. Потуги становились сильнее, мне сказали, как надо дышать и тужиться. Ребенок шел по родовым путям, в какой-то момент я почувствовала, как у меня раздвинулись лобковые кости, это вышла головка, была незначительная боль, а потом, как будто что-то плюхнулось и ребенок оказался в руках акушерки. Живот сразу спал, затем вышло детское место и роды закончились. Я спросила кто родился, мне сказали, что девочка.
– Девочка, – несколько разочарованно произнесла я. Мне хотелось мальчика. Мне хотелось воспитывать мужчину, -а почему я не слышу ее крика.
– Подожди, сейчас закричит. Она была обмотана пуповиной. Сейчас мы ее освободим.
И правда, через мгновение я услыхала крик моего новорожденного ребенка, который возвещал свой приход в этот мир. Потом мне показали ее уже завернутую в пеленки. Она смотрела на этот мир своим хитрым взглядом, в котором один глаз был прикрыт, а рот посасывал малюсенький пальчик. Я испугалась, почему у нее прикрыт один глаз, все ли хорошо с глазами. Меня успокоили, сказали, что глаз прикрыт от удовольствия. Девочку забрали и унесли в специальный бокс, где находились новорожденные детки. Моя дочка родилась без пяти минут шесть утра, 15 января 1975 года.
Я еще оставалась лежать в зале, когда рядом со мной положили еще одну женщину, я ее видела в предродовой палате. Она начала рожать, и я со стороны могла наблюдать процесс рождения ребенка. Вот показалась головка, а вот постепенно выходит тело и вот ребенок родился. Честное слово – это очень волнующее зрелище видеть, как новый человек рождается. Это наверно одна из самых сильных эмоций, которые могут быть на этой Земле. И хотя я тоже только что участвовала в рождении, но я не видела этот процесс со стороны, кроме того, в моем процессе была боль и страх непонятных ожиданий. Я была рада, что я смогла это увидеть со стороны. А потом, пришла та злая врач и на живую стала шить мои разрывы. Она работала очень грубо и мне пришлось, сцепив зубы терпеть это. Потом эта нитка, которой она шила, должна была сама со временем рассосаться, но она так неаккуратно и грубо завязала узлы, что они не только не ушли, но и пришлось позже их отрезать, так как они мне натирали слизистую и начиналось воспаление. Когда был закончен весь процесс, меня отвезли в палату и положили на кровать. Теперь можно было и поспать после таких трудов и пережитых волнений. Моя дочурка тоже спит. А мне надо набираться сил, чтобы помочь ей начинать жизнь в этом мире.
Глава 2
Дочка
2.1. Первые дни новорожденной дочки
В больнице мы с дочкой пробыли целую неделю. Тогда было положено выписывать маму с ребенком только после того, как засохнет пуповина. Боялись, чтобы не было заражения. В моей палате было шесть коек и все были заняты. У двух женщин это были уже вторые роды, у остальных – первый ребенок. На следующий день пришла детский врач. Каждой из мам она рассказывала о состоянии новорожденных. Так было положено. Рассказала она и мне о моей дочке. Сказала, что ребенок здоровый, есть некоторая желтушность на коже, потому что у меня с дочкой не совпадает резус фактор, у меня положительный, а у нее отрицательный. Это не страшно, желтушность скоро пройдет. Наблюдается косолапость и в шесть месяцев ребенка надо будет показать хирургу. Косолапость меня встревожила и в записке к мужу я написала, что у ребенка что-то с ножкой. Пусть тоже попереживает, подумала я. Зенек сказал об этом своим родным. Там забили тревогу. Девочка и что-то с ножками! Слава, Зенека сестра, нашла знакомую медсестру в этом роддоме и попросила все узнать поточнее. Та успокоила их и придя ко мне в палату поругала меня, что я подняла панику. У девочки все в порядке с ножками. Потом оказалось, что действительно не было никакой косолапости, врач поставила неправильный диагноз.
У каждой из женщин оказались какие-то маленькие проблемы с детками, но у одной ребенок родился с большими нарушениями нервной системы. Ей детский врач сказала, что сразу же ее мальчика надо будет поставить на учет к невропатологу. Это конечно было очень плохое известие. У этой женщины уже была дочка, лет десяти, а это второй ребенок. С дочкой не было подобных проблем. Женщина стала винить себя. Они получили новую квартиру, и она в декретном отпуске приводила ее в порядок, красила полы, стены и другое. Наверно это повлияло на здоровье ребенка. Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба этого мальчика и его мамы. Ее через какое-то время перевели на другой этаж, где лежали мамы и детки с какой-нибудь патологией. Хочется думать, что ребенок вырос нормальным. Просто мамам надо быть очень осторожными при вынашивании ребенка, чтобы потом не каяться всю жизнь.
Я потихоньку восстанавливалась после родов. Единственно, что мне причиняло боль – это те узлы, которые навязала мне врач, принимающая роды. Я пожаловалась медсестре, которая обслуживала нашу палату. Она посмотрела и сказала, что эти узлы не рассосутся и их надо отрезать, но я после этого должна быть осторожна и какое-то время не делать резких движений. Каждый день нам приносили наших деток на кормежку. Это было очень интересно. Моя дочурка смотрела на меня большими коричневыми глазками и была такая желтенькая, как будто только что с морского побережья с хорошим загаром. Мне очень хотелось посмотреть о какой косолапости говорила врач, но я боялась ее распеленать. Боялась, что будут ругаться. Тогда деток пеленали в пеленочки, не то, что сейчас, когда всех одевают в ползунки с дайперсами. Моя соседка по палате сказала: «Да не бойся, разверни, а потом опять аккуратно завернешь. Я так и сделала. Это надо было увидеть эти ножки: две палочки, на которых насажены ступни. «И как врач могла определить косолапость? –удивилась я»
Неделя прибывания в больнице постепенно подходила к концу. В больнице нас кормили, помогали восстанавливаться после родов, заботились о наших детках, но очень скоро все эти заботы лягут на мои плечи. Это меня как-то немного пугало. И я как-то сказала об этом моим однопалатникам.
– Сейчас, пока мы в больнице, всю заботу о наших детках взял на себя медперсонал. Но пройдут эти дни, нас выпишут, и я понятия не имею, что я буду делать с дочкой, -воскликнула я.
– Не переживай, -сказала мне одна из женщин, у которой это уже был второй ребенок. – День за днем ты научишься как заботиться и выращивать ребеночка, и не заметишь, как твой ребенок вырастит, станет на ножки и пойдет по жизни. У меня первой дочке уже почти 10 лет. Время пробежало быстро.
Как она была права!
Наступил день выписки. Зенек принес приданное для дочки и вещи для меня. Мое платье, которое я носила в последние месяцы беременности было несколько велико, а пальто, которое я сшила еще до родов, было несколько тесновато в плечах, я стала шире. Когда вынесли нам нашу дочку, всю в розовом одеянии, она была прелестна, я ее даже не узнала, в больнице я ее видела в серых пеленках. Был январь, холодно. Зенек пошел ловить такси, а мы, чтобы не простудиться, ждали его в помещении. Дома нас ожидали. Пришли родственники Зенека. Все охали и ахали: «какая малышка!» и сплевывали, чтобы не сглазить.
А на следующий день, для меня началась другая жизнь. Надо было заботиться и растить малышку. Зенек уходил на работу, бабушка уже не была мне большой помощницей. Началась стирка и глажка пеленок, ежевечерние купания в водичке с травами, кормление по часам, недосыпание. Мое время было полностью подчинено жизни малышки. Приходила детская врач и прикрепленная медицинская сестра из поликлиники. Взвешивали малышку, определяли правильно ли идет развитие. Оказалось, что у меня недостаточно молока и малышку надо прикармливать. Купили специальные смеси, потом на головке появились какие-то струпья, которые я пыталась счесывать, от чего кожа на головке становилась красной и так далее. В три месяца у нее прорезался первый зубик. Врач сказала, что это очень рано, но назад мы его не засунем и рассмеялась при этом. Я не сказала самого главного. Мы назвали нашу доченьку Дашенька. Это была идея мужа, я не перечила. Имя хорошее и мне тоже нравилось. В один из будних дней у Зенека был выходной, и я отпросилась пойти по делам в город. Все ему рассказала, что делать и как обращаться с ребенком. Я наверно отсутствовала часа четыре – пять, это было приятно вновь насладиться свободой, но конечно я помнила, что у меня есть маленький ребенок. Когда я вернулась домой, я увидела Зенека, ошалевшего от того, что ему пришлось почти целый день носить нашу Дашеньку на руках. Из пеленок торчали голые ножки и вообще она была запелёната сикось-накось.
– Где ты так долго ходила? -сразу же он набросился на меня. – Я тут чуть с ума не сошел. Только положу ее в кроватку, как она в крик. Так и спала весь день у меня на руках.
– Теперь ты знаешь, что такое маленький ребенок. А то вырастет, и ты не узнаешь, что это такое.
Проходили дни за днями. Дочка подрастала. Большим событием стало, когда она как-то на прогулке сама села в коляске в шесть месяцев, а потом чуть позже, это уже наверно около девяти месяцев, она встала в кроватке. Купили ей манеж, пересадили из кроватки в манеж, это было проще, так как я могла без опасения оставлять ее в манеже и идти что-нибудь делать на кухне. Я готовила ей специальную малышовую еду, протертые супы, овощные пюре, дробленное мясо. Кисломолочные продукты и творожок мы получали на молочной кухне. В магазинах, тогда еще не продавалось в большом ассортименте детское питание и поэтому приходилось многое готовить самим. Из пеленок мы перешли в ползунки, но дайперсов тогда не было, приходилось подкладывать марлевые пеленочки и иметь много ползунков. Хорошо, что это уже было лето и можно все было сушить на улице.
В сентябре я решила вернуться на работу. Дашеньки было уже семь с половиной месяцев, и я уже могла на какое-то время оставлять ее с бабушкой до прихода Зенека с работы, тем более что на бабушкиной половине жили квартиранты. Я соскучилась по работе, да и деньги были не лишними. Тогда оплачивали только декретный отпуск. Вернулась я на кафедру, а там меня застали перемены. Королевича не избрали заведующим кафедрой на следующий срок, но оставили на кафедре профессором-консультантом, а новым заведующим был назначен Ткаченко, который пришел из какого-то научного центра. Кроме того, кафедра переехала в новый шестиэтажный корпус, в котором велись уже отделочные работы, когда я уходила в декрет.
На кафедре я договорилась, чтобы мне поставили в расписание послеобеденные часы и побольше курсовых работ студентов заочников для проверки, чтобы я смогла совмещать работу и заботу по уходу за дочкой. Все как-то устроилось, но, к сожалению, маленькие дети болеют. Вот тогда было сложно совмещать и работу, и дом, и уход за больным ребенком. Подчас было так тяжело, что слезы сами лились из глаз, когда я склонялась в кухне над горкой грязной посуды. Сказывалась усталость и неимоверная эмоциональная нагрузка. Но надо было все это делать. Я вытирала слезы и возвращалась опять к повседневным делам.
Я стала замечать, что Зенек начал возвращаться домой выпившим. Он меня уверял, что это все мои домыслы, но я видела его глаза. Его выдавали глаза. Это трудно описать словами, но в них как будто что-то тухло, терялся тот огонек и блеск, который был при его нормальном состоянии. Бабушка тоже вносила свою лепту. Как-то одним вечером я уже уложила Дашеньку спать, Зенека еще не было дома, бабушка вбегает и говорит: «Что мы будем делать с твоим мужем? Почему его до сих пор нет дома? Он наверно где-то с другой бабой шляется?»
– Бабушка, успокойся. Тебе чего переживать. Это наше с ним дело. Мы разберемся сами. Не кричи, а то Дашеньку разбудим, да и мне хочется отдохнуть. Я очень устала, – сказала я и выпроводила бабушку за дверь.
Бабушка еще несколько раз пыталась влезть в наши отношения, но я дала ей понять, что мы уже взрослые и сами можем решать наши проблемы. Бабушка никак не могла привыкнуть, что я уже не та девочка, которая росла возле нее, которой она всегда руководила, и которая всегда подчинялась ей.
Были и другие страшные моменты. Однажды я лежала на нашей большой кровати, а Дашенька возилась рядом со своими игрушками. В то время ей уже было чуть больше годика, и она уже начала ходить. Кровать у нас стояла посередине комнаты, головой к окну, а ногами к двери. Ножной бортик был низенький. Я до сих пор не могу понять, как это случилось. Дашенька, что-то расправляла на кровати, то ли покрывало, то ли свое одеяльце и пятилась задом к бортику. И вдруг я услыхала, громкий шлепок. Дашенька с высоты кровати опрокинулась навзничь и ударилась об пол. Пол у нас был паркетный, твердый. Я подскочила к ней, а она лежит, глаза открыты и не шевелится. У меня в голове пронеслась страшная мысль: «Все дочка моя разбилась и поломала себе позвоночник» и я заорала диким голосом. За стенкой у нас жили квартирантки. Они мне потом говорили, что, когда услыхали этот мой нечеловеческий крик, испугались и боялись войти ко мне в комнату. Они все-таки прибежали на крик. Одна из них подняла Дашеньку, а другая начала меня успокаивать, что девочка целенькая, что все работает, ручки, ножки. Просто она испугалась и падения, и моего крика. Дашеньку забрали на бабушкину половину и стали с ней играть. Просто они откуда-то знали, что в таком случае ребенку не надо давать уснуть. С трудом я успокоилась, не веря своему счастью, что моя доченька не покалечилась. Это было для меня хорошим уроком, я больше никогда не разрешала ей играть на кровати, только на полу или в манеже.
Еще до рождения дочки я отвезла свою диссертацию в Ленинград на рецензию. Рецензии были получены положительные. Правда у одного из рецензентов возникли вопросы по графикам, описывающим одну из стадий процесса. У меня началась паника, что работа, на которую я потратила столько времени, не будет допущена к защите. Но мой руководитель, посмотрев это замечание, успокоил меня и сказал, что это совсем несерьезное замечание. Вместе с ним мы обосновали значения, приведенные на графике и это объяснение отослали моему рецензенту. Ответ его удовлетворил, и он написал мне положительный отзыв. Меня поставили на защиту на 13 ноября 1975 года. К этому времени я уже приготовила плакаты и все необходимые материалы для защиты. Купили билет на поезд, и я готова была к поездке. Я очень хорошо помню эту сцену. Мои вещи стоят посередине комнаты, между ними бродит моя маленькая доченька, которая уже научилась стоять и ходить, держась за что-нибудь и я даю бабушке и Зенеку наставления как кормить и что готовить Дашеньке. Обнимаю, целую ее. Мы с ней ведь еще ни разу не расставались с ее рождения, а тут я уезжаю на несколько дней.
2.2 Защита диссертации
Поезд до Ленинграда идет полторы суток. Всю дорогу я думала о предстоящей защите и конечно очень волновалась. Это будет посложнее, чем защита дипломного проекта, тем более, защита диплома была в стенах родного института, где меня все знали, а тут чужие люди, чужие стены. На время защиты меня поселили в общежитие для аспирантов. В комнате я была одна и это хорошо. Я могла вслух проговаривать свою речь, которую должна буду произнести на защите. Защита была на следующий день во второй половине дня. Утром я встретилась с Галиной Тимофеевной. Она ко мне была очень хорошо расположена, подбадривала, просмотрела мой доклад, кое-что поправила. Потом я попросила помочь мне с банкетом после защиты. Она привела меня на свою кафедру и попросила секретаря помочь мне с заказом ресторана.
Время защиты неумолимо приближалось. Стрелки часов подвигались к 3 часам дня. Ко мне подошла секретарь ВАКа (Высшей Аттестационной Комиссии) и попросила пройти в зал, чтобы развесить плакаты и подготовиться. Постепенно зал начали заполнять члены комиссии, в основном мужчины пожилого возраста. Председательствующий объявил, что в комиссию по защите представлена диссертация по теме… Затем он назвал меня, кто я и откуда, назвал моего руководителя и рецензентов и пригласил меня начать свою защиту. Я вышла на подиум, глянула в зал и мне стало страшно как никогда. Передо мной сидели ученые мужи. Но тут я увидела благожелательную улыбку Галины Тимофеевны и успокоилась.
Защита прошла успешно. Я внятно изложила суть проблемы, ответила почти на все вопросы и при голосовании я получила всего несколько «черных шаров», т.е. большинством голосов моя диссертация была принята. После этого все материалы по защите пересылаются в Москву, в государственную комиссию и там примерно в течение полгода присваивается ученая степень, в моем случае кандидата технических наук.
Моему счастью не было предела. Все-таки все мои усилия были не напрасны. Я закончила свою работу с удачей. Теперь можно легко вздохнуть. Огромнейшая тяжесть свалилась с моей души. В ресторане был мой праздник. Все меня поздравляли с успешной защитой, а Галина Тимофеевна еще и добавила, что я сегодня состоялась не только как ученый, но и как мама девятимесячного ребенка. Она взяла и всем показала Дашенькину фотографию, которая была у меня с собой. Через день я уезжала, закончив все формальности по оформлению всех необходимых бумаг. Попрощалась с Галиной Тимофеевной. Галина Тимофеевна пообещала держать со мной связь. Она меня и поздравила первой, когда узнала о получении мною ученой степени. Пишу эти строки и думаю, как много хороших людей приняли участие в моей жизни. Галина Тимофеевна сейчас, если еще жива, очень старенькая, ведь прошло уже сорок лет с того знаменательного дня в моей жизни, а она уже тогда была профессором, а значит и определенного возраста.
2.3Поездка в Яремче
Дорога домой была намного легче. Я лежала на полке в вагоне, мерно постукивали колеса на стыках. На душе было спокойно, единственно, что меня беспокоило, как там муж и бабушка справляются с Дашенькой. Рядом на соседней полке ехала женщина с маленьким ребенком и я думала, что и у меня тоже есть маленькая дочка. А это очень хорошо. Устаешь от всех навалившихся забот, от горки грязной посуды, вороха нестиранного белья и кажется, что эта ноша тебя раздавит, возьмешь малышку на руки, прижмешь к себе, поцелуешь ее нежную шейку и вся усталость пропадает, и откуда – то появляются новые силы. Наверно это энергия любви дается тебе через ребенка.
Дома все было в порядке. Дашеньку кормили сладкой гречневой кашей с добавлением туда дробленного мяса.
– Она это очень хорошо ела, – сказала мне бабушка на мое удивление, как можно со сладкой кашей давать мясо. В общем все перепутали в кормлении, но главное все живы, здоровы.
Муж и бабушка были очень рады, что я уже вернулась, успешно защитила диссертацию, и они могут вернуться к своей привычной жизни. На кафедре меня тоже поздравили с успешной защитой. Зашла я на кафедру своего руководителя и доложила ему, что я уже защитилась. Он знал о моей защите и даже хотел быть в Ленинграде, но у него были запланированы командировки к студентам дипломникам, которые в это время были на преддипломной практике.
На кафедре меня ожидала рутинная работа. Начинались зачеты у студентов, приезжали на зачетную сессию заочники. Работы было много. Я разрывалась между работой и домом. Во втором семестре, когда Дашеньке был уже годик и два месяца, мы решили отдать ее в ясельки. У Зенека на работе были ясельки, но это надо было ездить на троллейбусе несколько остановок, а недалеко от нашего дома были ясельки завода Кинескоп. Я пошла в заводоуправление Кинескоп и узнала, что можно совершить обмен. Кто-то пойдет в садик завода, где работает Зенек, а мы пойдем на его место. Обмен получился и в один прекрасный день мы понесли Дашеньку в ясельки в первую группу, сначала на часть дня, чтобы она освоилась, а потом и на полный день. К нашему удивлению, наша дочка хорошо адаптировалась в новом коллективе и у нас не было проблем с хождением в ясли, а затем и в садик.
Летом мы решили, что я поеду с Дашенькой в Яремче. Я помнила Яремче с той поры, когда однажды, еще учась в институте, я ездила с группой от какой-то организации. Меня с собой пригласили друзья. Яремче – это небольшой высокогорный городок, расположенной в Прикарпатье со стороны Ивана Франковской области. Я очень хорошо помнила ту поездку, там был красивый водопад и речка Прут, куда привозят всех туристов, так скажем местная достопримечательность. Была хорошая теплая солнечная погода и мы решили позагорать. Одели купальники и нежились на солнышке. Там я познакомилась с молодым человеком. Он тоже был со Львова. Недалеко от речки на пригорке расположились местные жители, которые вынесли на продажу сувениры и разнообразные подделки из дерева, которым славились карпатские умельцы. Этот молодой человек предложил пойти посмотреть эти изделия. Я как была в купальнике, так и пошла, не подумав, что это не курортное место и мой вид может вызвать негативную реакцию. Мы стали ходить между рядами и рассматривать, прицениваться. Тут я почувствовала косые взгляды и шипение благородных матрон в мою сторону: «смотрите какая бесстыдница, разгуливает здесь полуголая». Мне стало очень стыдно, и я быстренько, почти бегом припустилась в обратный путь. Мой спутник едва поспевал за мной. «Ну что ты так среагировала, мало, что эти тетки говорят. Не обращай на это внимание. У тебя очень красивая фигура и пусть они тебе позавидуют». К вечеру, когда мы собрались в обратный путь, этот молодой человек проводил меня до автобуса. Он намекнул, что ему тоже надо ехать в город и он уже не попадает на рейсовый автобус, может я попрошу нашего сопровождающего взять его в наш автобус. Но я как-то постеснялась попросить и помню, как мой новый знакомый еще долго стоял и с сожалением смотрел вслед нашему уходящему автобусу. Так и закончилась эта наша мимолетная встреча, но удивительное дело, я помню этот день и до сих пор в моей душе есть это чувство сожаления, что я не помогла этому человеку.
Я подумала, что свежий горный воздух будет полезен для дочки и место очень красивое. Но я совершенно не подумала о тех сложностях, которые могут подстерегать меня в такой поездке с маленьким ребенком. Мы поехали поездом. Зенек посадил нас в вагон и утром мы были на станции в Яремче. Нас встретили на вокзале. У меня был студент заочник, который жил в этом городке. Он нас и встретил, и проводил до дома своих родственников, где он договорился, что мы остановимся. Нам отвели комнату. Я оставила вещи, взяла Дашеньку, и мы пошли в центр. Там нашли столовую и зашли покушать. Но оказалось, что там нечем кормить маленького ребенка. Это уже было первой проблемой. Хозяйка, выделила кое-какую посуду, продуктов тоже не было в достатке, оказалось, что и фруктов нет на которые я рассчитывала, а в добавление ко всему во второй половине дня пошел дождь и резко похолодало. Оказывается, дожди здесь частые гости. Я промучилась еще один день и решила, что для нас с дочкой лучший выход – это вернуться домой. Я попросила хозяйку позвать моего студента. Он пришел, и я попросила проводить меня на вокзал. Он сначала пытался уговаривать меня не спешить с отъездом, но я уже решила и в этот же вечер мы уехали назад во Львов. Поезд прибыл ранним утром и через полчаса мы на такси подъехали к дому. Зенек еще был в постели и наслаждался тем, что не было ни жены, ни дочки. Он даже позволил себе курить лежа в постели, что в другое время ему не позволялось. Он оторопел от неожиданности нашего появления. Я ему объяснила, почему мы вернулись. «Думаю, что с таким маленьким ребенком лучше отдыхать дома»
2.4 Переход на работу на другую кафедру. Поездка в Черкассы
Летом я получила подтверждение, что мне присуждена научная степень кандидата технических наук. Это было приятное моральное удовлетворение, а кроме того, я получила денежную компенсацию со дня защиты диссертации в Ленинграде, это за почти семь месяцев. Для меня это были большие деньги. Зенек сразу заныл, что ему нужна новая обувь. Обуви ему хватало только на пару месяцев. У него были проблемы с ногами, которые он заработал в армии в сапогах, и даже самые качественные туфли приходили в негодность очень быстро. Мне хотелось пустить эти деньги на что-то более важное, например купить стиральную машину, пылесос и холодильник. После некоторых переговоров мы пришли к компромиссу. Купили Зенеку обувь, кое-что нам из одежды и в рассрочку бытовые приборы. Я очень радовалась новым приобретениям. Стиральная машина и пылесос стали моими добрыми помощниками. Старый холодильник отдали бабушке с квартирантами, а себе поставили новый. Быт наш улучшался.
С началом учебного года я переходила работать на другую кафедру, кафедру технологии пиломатериалов, которой руководил Носовский Теодозий Андреевич. Так получилось, что с приходом нового заведующего на кафедру графики, где я работала, пришли новые люди и новые порядки. Я по своей честности и справедливости влезла в какие-то разборки между сотрудниками кафедры и заняла сторону противоположную той, которой симпатизировал новый заведующий. Он не мог меня уволить, но откровенно намекнул, что мне бы лучше искать работу на технологической кафедре по специальности моей диссертации. Этот намек подтолкнул меня к действиям. Я записалась на прием к проректору по учебной работе, Осипенко. Изложила суть вопроса, что мне бы желательно перейти работать на специализированную кафедру. В то время как раз была свободная ставка ассистента на кафедре технологии пиломатериалов. Он мне посоветовал переговорить с заведующим кафедрой. Я, не откладывая в долгий ящик пошла к заведующему. Кафедра находилась в другом корпусе на улице Железняка. На Железняка мне даже было удобнее добираться на работу, недалеко была троллейбусная остановка. Носовский, заведующий кафедрой, встретил меня приветливо. Он знал, что я закончила этот институт, а потом аспирантуру. Во время моей учебы он в нашей группе не преподавал, но все равно знал обо мне. В разговоре я ему сказала, что хотела бы работать на его кафедре, так как это близко к теме моей диссертации. Он согласился взять меня на кафедру и пообещал сообщить об этом проректору. Я была на седьмом небе. Вопрос с моим переходом на новую кафедру решался. К моему удивлению, меня взяли на должность не просто ассистента, как это было вначале разговора, но на должность старшего преподавателя. Взяли меня переводом с одной кафедры на другую без проведения конкурса, хотя в то время на такие должности должен был устраиваться конкурс.
На кафедре работал в основном мужской взрослый коллектив. Из женщин была только я и секретарь кафедры. Это было очень хорошо, меньше сплетен и рабочая обстановка. На кафедре графики в основном был женский коллектив, а в женском коллективе, к сожалению, всегда больше сплетен и плетутся интриги, и я была рада, что ушла от этого. На новой кафедре надо было осваивать новые предметы, но я была молода, полна энтузиазма и готова к покорению новых вершин. День за днем я осваивалась в новой обстановке: практические занятия, лекции, курсовые работы и т.д. Летом студенты после третьего курса выезжали на производственную практику на два месяца и от кафедр выделялись кураторы. Каждый куратор должен был быть с группой в течение месяца, затем его сменял другой с другой кафедры. Первый раз у меня была запланирована поездка со студентами в Черкассы на следующее лето, после моего начала работы на кафедре. Я решила взять с собой Дашеньку, а чтобы я могла ходить к студентам на предприятие и с кем-то оставлять дочку, я решила взять и бабушку. Бабушке шел 86 год. Бабушка начинала потихоньку сдавать физически и уже не было того гонору, как в наши первые годы женитьбы. Но она еще бодрилась, и я подумала, что она сможет мне помочь в этой поездке. Очень уж мне не хотелось оставлять дочку на целый месяц, да и Зенек сказал, что с двумя ему не справиться, имея ввиду бабушку и малышку. Квартиранты вот уже как год, от нас съехали, и мы уговорили бабушку не искать новых. Бабушка на удивление согласилась, и я этому была несказанно рада.
Приехав в Черкассы, мы прямо с вокзала направились на комбинат в отдел кадров. Я сказала, что приехала с ребенком и мне нужно жилье. Начальник кадров, мужчина средних лет, полноватый, очень недоброжелательно отнесся к тому, что я приехала с маленьким ребенком, да еще и с нянькой. Он мне сказал, что у него нет места в общежитии для троих и посоветовал найти жилье в частном секторе. Мне надо было объяснить, что мне не с кем было оставить ребенка, а это не нянька, а моя бабушка, но я как-то постеснялась и пошла искать жилье. Мне подсказали, где лучше поискать. Недалеко от комбината был небольшой район, застроенный одноэтажными домами. Там в одном из домов я нашла небольшую отдельную комнатку. В ней стояла кровать, на которой мы могли спать с дочкой, а для бабушки хозяйка принесла раскладушку. Вопрос с жильем решился, теперь надо было решать вопрос с питанием. Хозяйка разрешила готовить, продукты можно было купить в магазине. Пока все это устраивалось, день подошел к концу и надо было укладываться спать. Бабушка долго укладывалась на раскладушке, наверно ей было там неудобно. Я долго не могла уснуть, но потом меня сморил сон. Среди ночи меня разбудил громкий звук. Я вскочила и увидела, что бабушка упала с раскладушки и сидит на полу. Она захотела в туалет, попыталась встать, но ноги не держали, она упала и повалила раскладушку. Кое как мы опять улеглись спать. Я сказала бабушке, чтобы она меня будила, если ей надо будет встать, и я ей помогу.
На следующее утро, мне надо было поехать на комбинат к студентам. Мы позавтракали, и я попросила бабушку присмотреть за Дашенькой. Я встретилась со своей группой, осмотрела рабочие места, на которых они работали, выяснила, все необходимые вопросы и решила на обратной дороге домой заехать в центр в магазины. Я села в троллейбус. На остановке, где мы снимали квартиру, я посмотрела в окно и тут увидела, что моя бабушка с Дашенькой за ручку переходят через улицу и идут в совершенно противоположном направлении от дома, где мы снимали жилье. Хорошо, что я увидела их, хорошо, что троллейбус еще стоял на остановке. Я выскочила и побежала за ними. Догнала.
– Бабушка, ты куда идешь? Ты ведь не знаешь города, и вы могли заблудиться, – схватила я бабушку за рукав кофты и остановила.
– Это чудо, что я вас увидела из окна.
– Да, мы вот решили погулять с Дашенькой. Здесь скверик недалеко. Она попросилась.
Туда, куда они шли не было никакого скверика, и я поняла, что у бабушки в голове Черкассы перепутались со Львовом. Мы вернулись в дом, и я строго наказала бабушке никуда без меня не уходить со двора. Прошло несколько дней. Бабушка каждую ночь мучилась на раскладушке, туалет был во дворе и мне надо было постоянно сопровождать ее туда и переживать, как бы там она не провалилась, потому что это был обычный дворовой туалет с дыркой в полу. Уходя на комбинат, я каждый раз переживала, чтобы они опять не пошли гулять без меня. В общем – это было сплошное мучение для всех нас. В конечном итоге я пошла на почту и заказала переговоры с Зенеком. После разговора мы решили, что будет лучше, если я привезу дочку и бабушку назад во Львов. Дашенька будет ходить в ясельки, а бабушке будет удобнее в привычной обстановке и на своей кровати. Я сообщила в отделе кадров, что мне надо пару дней, чтобы отвезти дочку и бабушку назад домой, взяла билеты на ночной поезд, послала Зенеку телеграмму и на следующее утро мы уже были дома. Через два дня я вернулась в Черкассы, мне дали место в общежитии и оставшиеся дни командировки прошли в обычном рабочем ритме. Я время от времени звонила домой с переговорного пункта. Дома телефона не было и разговор приходилось заказывать заранее. Дома все было в порядке. Дашенька здорова и Зенек водит ее в ясельки, затем бежит на работу, а вечером после работы успевает забрать. У бабушки тоже все хорошо, она даже помогает Зенеку по хозяйству. Душа моя была спокойна. Я поняла, что это была глупая затея тащить их с собой в незнакомый город. Я как-то не подумала, что годы идут и моя бабушка уже не в том состоянии, чтобы совершать такие поездки. Я все еще помнила то наше путешествие, когда я, пятилетняя Алена, и бабушка 17 лет назад вместе ездили в Улманово, а потом в Житомир. Это было очень интересное путешествие. Бабушка было еще полна сил и поддерживала меня. А теперь помощь уже нужна ей. Поездка в Черкассы это уже сложно для нее. Ей лучше быть дома. Это было хорошим уроком меня. Больше в такие поездки я бабушку не брала.
2.5 Дочка болеет
Шли дни за днями. Дочка подрастала. Зубки у нее начали расти очень рано и этим удивили нашу детскую врач, ходить она начала после девяти месяцев, а вот говорить она долго не начинала. Я уже начала беспокоиться, но меня успокоили, что все будет в свое время. Отклонений в развитии не было никаких, а у каждого ребенка этот процесс проходит по-разному. Это произошло ближе к осени. Мне надо было пойти в магазин, который был недалеко от дома. Дашеньку я несла на руках. Тут мимо пробегала кошка, она увидела и показывая пальчиком сказала: «мама смотри кошка». Я от неожиданности остановилась.
– Ой ты моя умница! А ну скажи еще что-нибудь, – попросила я.
Она, что-то еще начала лепетать. И не было более сладких звуков для моих ушей, как этот лепет моей дочурки. С той поры она заговорила, чисто произносила звуки и говорила целыми фразами. Видно, ей нужно было время, чтобы накопить необходимый запас. Каждый день приносил какие-то новые изменения. Было приятно наблюдать как растет и развивается новый человечек. Но кроме этих радостных моментов были и огорчения. Как у любого ребенка время от времени Дашенька начинала болеть. Это тогда меня просто выбивало из колеи. Надо было идти на работу, а тут дочка болеет. Я, конечно, могла брать больничные, но кто тогда будет проводить занятия в моих группах. У каждого преподавателя свое расписание. Хорошо, что я могла свободно распоряжаться своим временем, у меня были занятия по расписанию – это было обязательно, а остальное время отводилось на методическую работу, подготовку нового материала к занятиям и в это время мне было необязательно быть на кафедре. Это меня спасало. Я могла ухаживать за дочкой, а работать дома, когда укладывала ее спать. У меня было несколько групп студентов вечерников и когда я шла на работу, муж оставался с дочкой.
Дашеньке было около двух лет, это было почти перед самым новым годом, мы как обычно с ней гуляли, она очень любила эти прогулки. Но в этот раз она была какая-то вялая. Ночью она не могла спать, ворочалась и плакала. Сначала мы не могли понять, что случилось, Мы ее спрашивали, а она показывала на ушки и говорила, что там ей болит. Мы приложили согревающий компресс, боль утихла, и она заснула. Всю ночь мы не спали. А утром я повела ее в детскую поликлинику. Врач посмотрела и направила нас к специалисту «ухо-горло-нос». Специалист определила, что у нее воспаление среднего уха. Выписала лечение, а в конце приема посоветовала мне купить прополис, развести его на спирту и по две капельки капать в каждое ушко. Сказала, что после этого мы навсегда забудем о болезни ушек. Я ее послушала, нашла прополис и стала регулярно капать это средство в ушки. Ушки у нее перестали болеть, но через какое-то время дочка начала их чесать. А тут вдобавок у нее начались бесконечные насморки и ей приходилось дышать через рот. Я опять пошла в поликлинику и там определили, что у нее увеличены аденоиды и их надо удалить, а то могут быть плохие последствия. Нас направили в детскую больницу в Брюховичи, где делали подобные операции. Оказалось, что операцию желательно делать не раньше трехлетнего возраста. Дашеньки три года исполнялось через месяц. Операцию отложили, но так как мы уже потратили время и приехали, врач решил осмотреть девочку. Меня спросили, как часто она болеет и что беспокоит. Я сказала, что у нее часто бывают простудные заболевания, болели уши, но с тех пор, как я начала закапывать прополис, уши не болят, но она их сильно чешет. Врач осмотрел ее уши и сказал, что там в среднем ухе образовалась такая корочка похожая на шагреневую кожу, ее надо как можно быстрее удалить и больше не капать прополис. Они увели Дашеньку, а через какое-то время ее привели назад. Личико было все заплаканное, не так от боли, как от страха. Врач сказал, что все закончилось хорошо, корочку удалили. Была большая опасность поранить перепонку и хорошо, что мы пришли вовремя. Я была благодарна судьбе и с тех пор стала осторожнее относиться ко всем советам, даже врачебным.
Через месяц мы опять поехали в больницу и на этот раз Дашеньку оставили. Перед операцией они должны были ее обследовать, взять анализы, и это должно было занять пару дней. С тяжелым сердцем я оставляла дочку в больнице. Но она была у меня молодец. Она легко привыкала к новой обстановке и никогда не плакала, даже тогда, когда совсем малышкой пошла в ясельки. На следующий день я поехала навестить дочку и узнала, что операцию назначили через два дня. Мне разрешили приехать вечером после операции и остаться ночевать с дочкой. Если все будет хорошо, ее сразу же и выпишут на следующий день. В ночь перед операцией я долго не могла уснуть, очень беспокоилась за дочку и всю ночь мне снились кошмары. День я как-то отработала и, отпросившись на весь следующий день, вечером отправилась в больницу. Операция прошла благополучно. Дашенька спала, и я не стала ее будить. Сидела рядом с ее кроваткой и смотрела на свою малышку. Тут пришла медсестра, надо было померить температуру и сделать укол. Дашеньку разбудили. Она увидела меня и очень обрадовалась. Я подождала, пока медсестра сделает все манипуляции, а потом взяла дочку на руки. Она мне начала жаловаться, что ей было больно и страшно и она плакала. Я как могла ее успокаивала и сказала, что никуда не уйду и всю ночь буду с ней рядом. В палате была еще одна женщина с девочкой и несколько свободных детских кроваток. Мне разрешили лечь на одну из них рядом с дочкой. Я сидела рядом с дочкой, и она держалась за мою руку, словно боялась, что я могу уйти и опять оставить ее одну. Когда она крепко уснула, я начала укладываться спать тоже, но кроватка была детских размеров и мне было очень неудобно, да и сон был очень поверхностный, я просыпалась от малейшего вздоха своей девочки. Промучившись, я была рада наступлению утра. Дашенька спала хорошо, и температура спала до нормальной. После утреннего обхода врача, нам сказали, что все в порядке и мы сможем сегодня уйти домой. Документы на выписку принесли и еще до обеда мы вышли из больницы. Остановка автобуса до Львова была совсем рядом с больницей. Я очень боялась простудить дочку и укутала ее шарфом, оставив только глаза. Автобусом мы доехали до конечной остановки, которая была в районе Краковского базара. Оттуда надо было ехать со многими пересадками на трамвае и троллейбусе до нашей улицы и я, решив не рисковать, пыталась поймать такси. Машины проезжали мимо не останавливаясь, я очень беспокоилась за дочку, на улице было морозно, и я приказала ей не высовывать нос из шарфа. Тут сзади меня подрулило такси. Как сказал водитель, он увидел, что стоит женщина с ребенком и обе машут руками в надежде поймать такси. Оказывается, моя дочурка помогала мне и тоже пыталась остановить машину. Через полчаса мы были дома, в тепле.
Глава 3
Будни семейной жизни
3.1 Работа на кафедре. Гибель Степана
Я продолжала работать на своей новой кафедре пиломатериалов, осваивая новые предметы и обязанности. Меня выбрали парторгом кафедры, и я с молодым задором и энтузиазмом выполняла все общественные обязанности, которые возлагала на меня партийная организация института. В то время я еще наивно верила в коммунистическую партию, в идеалы коммунизма и Советский Союз. Заведующий кафедрой, Теодозий Андреевич был требовательным начальником и считал, что нет мелочей в нашей работе, а я, вероятно из-за недостатка опыта, упускала эти мелочи. Я как-то больше уделяла внимания основному, и поэтому часто получала замечания в свой адрес. Но благодаря этому я училась новому видению проблемы и приобретала ценный опыт. На этой кафедре работать было намного интереснее и коллектив из взрослых мужчин создавал рабочую обстановку. Ушли в сторону дрязги, сплетни, наговоры, которые были на кафедре графики. Теперь все это воспринималось как страшный сон.
Из женщин, кроме меня, на кафедре работала Оля, наша секретарь. Потом позже к нам пришла Людмила Никифоровна Горбачева. Она работала старшим преподавателем на кафедре пиломатериалов в Воронежском Лесотехническом институте. По семейным обстоятельствам ей надо было уехать из города. А тут объявили конкурс на старшего преподавателя на нашу кафедру. У нас в это время на кафедре проходил стажировку один молодой человек, чей-то протеже, и это под его кандидатуру объявили конкурс. Но конкурс есть конкурс. Горбачева подала документы и выиграла. Когда мы на кафедре обсуждали эти кандидатуры, я высказала предположение, что у Людмилы Никифоровны больше шансов получить эту должность. Так оно и случилось. Я была рада, что наш женский коллектив увеличился. Мы с Людмилой не стали близкими подругами, мы с ней были разные во всем. Она была другая, какая-то более раскрепощенная, чем я. Но все это не мешало нам и у нас с ней были неплохие доверительные отношения. Она была на два года старше меня, воспитывала дочку Машу, которая была на три года старше моей Дашеньки. С мужем Людмила разошлась еще в Воронеже. Он был из интеллегентной семьи, работал врачом, но в семье был деспотом, часто давал волю рукам. Людмиле это надоело, и она с ним развелась. А так как он не угомонился и после развода, ей пришлось уехать из города. Квартиру она получила путем обмена квартиры в Воронеже на квартиру во Львове. Квартира была без удобств, то есть в туалет надо было идти по общему внутреннему балкону, ванны не было. Вход был с общего балкона прямо в темную кухню и дальше в комнату с двумя большими окнами. Подобную квартиру я уже описывала ранее. Таких квартир во Львове было много, которые получались путем разделения больших квартир на несколько маленьких. Но было одно преимущество, квартира находилась близко к центру города Людмила любила носить украшения и всегда была обвешена всякими цепочками, бусами и браслетами на запястьях рук. Но к работе она относилась серьезно и дочке уделяла внимание, водила ее на художественную гимнастику, учила игре на пианино. По ее примеру я тоже отдала Дашеньку на гимнастику, а потом мы купили пианино, и Дашенька стала брать уроки. Музыкальная студия была в клубе завода Львовсельмаш, совсем рядом с детским садиком, куда ходила дочка. Это было удобно. Когда я не могла вырваться с работы, учительница музыки брала Дашеньку на урок прямо из садика.
Так в повседневных заботах дома и на работе проходили дни за днями. В один из дней, придя на работу я узнала страшную новость. Я только что вошла в нашу кафедральную комнату и направилась к своему столу. Тут меня окликнула Оля, наш секретарь.
– Элеонора Ивановна, хочу Вам сообщить, что Степана Ванивского сегодня нашли мертвым в гараже, недалеко от дома.
Я остолбенела от этой новости. Я не могла поверить услышанному: «Степан умер»
– Оля, а откуда ты знаешь Степана и как это случилось?
– Мой муж двоюродный брат Степана. Помните дядю Степана, который живет на Галицкой площади. Вы однажды были у них, когда Степу провожали первый раз в армию. Моя свекровь рассказывала про Вас.
