скачать книгу бесплатно
– Почему?
Я хотела ответить, что он и без меня знает почему, но вдруг вспомнила, что, когда пришло сообщение Гудвина о платье, Мартов отошел в сторону.
– Скажи, а тебе нравится мое красное платье?
Несколько секунд он молчал.
– Нет.
– Как так? – возмутилась я. – Красное – это же классика.
– На тебе оно смотрится дешево.
– Что значит «дешево»?
– В этом платье ты выглядишь как проститутка, – ничуть не смущаясь, выдал он.
– Почему? Мне же оно идет!
– Ты спросила, я ответил.
– Поклянись, что Гудвин – это не ты.
– Клянусь.
– Чем клянешься?
– Тобой.
– Мной? Чего это ты мной клянешься?
– Ну клянутся же обычно чем-то дорогим.
– Ладно, пока!
– Пока, – он отключился первым.
Выругавшись, я откинула телефон.
То, что Мартов сказал про платье, было обидно. Наверное, отыгрывался за щенка.
Гудвин объявился после двенадцати. Я как раз дочитывала параграф по истории и собиралась послушать музыку перед сном.
«Что ты делаешь, когда у тебя плохое настроение?» – «Ищу того, кто мне его поднимет», – не раздумывая, ответила я. «А если рядом никого нет?» – «Тогда смотрю приколы на «Ютубе» или ложусь спать. А ты?» – «Просто иду бродить по улицам. Это отвлекает. Ненавижу себя жалеть».
Его внезапное откровение заставило меня отложить учебник.
«Между прочим, зря. Себя жалеть иногда очень полезно. Посидишь так, пожалеешь немного себя – и все проходит. Я так делаю, когда с родителями ссорюсь. Никому на них не жалуюсь, даже Ксюше, потому что мы с ними потом помиримся, а у нее останется осадок». – «Интересный метод, но не для меня».
В этот раз он отвечал быстро, с заинтересованностью человека, настроенного на доверительную беседу.
«Ты не ссоришься с родителями?» – «Я вообще ни с кем не ссорюсь». – «Так не бывает». – «Бывает». – «Типа ты идеальный?» – «Нет, но ссора – это бессмысленный выплеск эмоций, который ни к чему не ведет. Просто ругань. А ругаться неинтересно, да и время на это жалко». – «Я не представляю человека, который не ссорится. Как же ты живешь? Подстраиваешься подо всех? Делаешь вид, что всем доволен?» – «Конечно, не всем. Но это повод для конфликта, а не для ссоры». – «И в чем разница?»
В этот раз писал он долго, я предположила, что собирается отшутиться, но потом пришло большое и совершенно серьезное сообщение: «Конфликт – это столкновение интересов и попытка отыскать наилучшее, устраивающее всех решение. Ссорятся люди, считающие себя правыми и требующие, чтобы было так, как хотят они. Тянут одеяло на себя, упираются и треплют нервы. Это соревнование – кто кого задавит, но не выход из противоречия. В конфликте же ты действуешь так, чтобы решить задачку кратчайшим способом, а для этого в условии должны обязательно учитываться интересы твоего оппонента!» Строгий, разумный, хладнокровный ответ.
«Все с тобой ясно. Ты из маткласса. Там все такие замороченные». – «Возможно, да, а возможно, я просто хочу, чтобы ты так думала». – «Значит, опять все, что ты сейчас наболтал, неправда?» – «Необязательно, но не исключено». – «Нет, ты точно математик».
«Можешь считать меня тем, кем тебе хочется». – «Скажи, а ты красивый? Мне хотелось бы, чтобы ты был красивым». – «Нормальный».
Мне стало смешно: быстро же исчерпалось его красноречие.
«Тогда странно, что ты шифруешься. Вдруг я в тебя тоже влюблюсь?»
Пару минут он не отвечал, и я заволновалась, что спугнула его, поэтому продолжила сама: «А вот если представить шкалу красоты от нуля до десяти, ты на сколько баллов себя оцениваешь?» – «Рофлишь?» – тут же отвис он. «Нет. Но если не хочешь, можешь не говорить, хотя мне все равно любопытно». – «Себя оценить сложно». – «А мне ты сколько баллов дашь? Если считать, что десять у Моники Беллуччи и Ханде Эрчел». – «Не знаю, кто такая Ханде Эрчел, но, если сравнивать с Беллуччи, то я бы выбрал тебя». – «Да, ты мастер комплиментов. Неожиданно. Ты так серьезно рассказывал про конфликт, что я подумала, будто переписываюсь с ботом». – «Ботом, обученным признаниям в любви». – «А такие боты существуют?» – «В нейросети, скорей всего, да. А если нет, то скоро появятся». – «А давай ты станешь моим персональным ботом? Будешь говорить мне комплименты, восхищаться мной, присылать милые картинки и сердечки. Болтать со мной по ночам и советовать, что надеть. Показывать романтическое кино и обсуждать книжки. А еще сгенерируй, пожалуйста, свою внешность на десять баллов из десяти, потому что мне бы хотелось тебя представлять».
Через минуту он прислал фото. Нечто непонятное и размытое. Розовато-белое с темно-коричневой точкой посередине: «Я сгенерировал для тебя кусочек своего плеча. На остальное потребуется гораздо больше времени».
Мне нравились его легкость в общении и чувство юмора. Парням, умеющим шутить, я могла накинуть целых три балла в рейтинге красоты.
«Спасибо! Я в восторге. Хотя на нюдсы даже не рассчитывала».
Я тоже приняла шутливый тон, но его следующий вопрос мигом вернул к реальности: «А я могу на них рассчитывать?»
Кажется, я слишком расслабилась и позволила себе лишнее.
«Все. Пока. Не пиши больше». – «Совсем?» – «Да, потому что я тебя заблокирую». – «За что? Ты же сама предложила мне стать твоим чат-ботом». – «Для чат-бота ты слишком наглый». – «Извини. Больше не буду».
Я поколебалась, а потом написала: «Ладно, но ответь на один вопрос, только честно. Проверить тебя я, конечно, не смогу, но обманешь – завалишь ЕГЭ по математике».
В ответ он прислал три гогочущих смайла: «А ты опасная». – «Так что? Согласен?» – «Хорошо. Но, раз такое серьезное условие, я должен сразу предупредить, что деанонизироваться не буду». – «Меня интересует, был ли ты на том Новом годе у Степы?» – «На том, где ты… Как я понимаю, мне нужно быть сейчас очень осторожным в высказываниях, но, надеюсь, слово «танец» тебя не обидит?» – «Ты ходил в десятом классе на Новый год к Степе?» – «Ходил». – «Замечательно. Тогда скоро я тебя вычислю». – «Жду не дождусь». – «В смысле?» – «Большое спасибо. Ты мне очень помогла. Настроение в норме, теперь можно ложиться спать. Спокойной ночи, красавица! Пусть тебе приснятся самые удивительные сны!» – «Эй, стой! – спохватилась я. – Что значит «не дождешься»? Это сарказм или ты затеял кошки-мышки?»
Однако сообщение мое осталось без ответа, а зеленый кружок пропал.
Глава 5
В первый раз я влюбилась в детском саду в мальчика по имени Сережа, потом в Вадика, после в Гришу. С Гришей мы даже собирались пожениться, но его мама сказала, что Гриша еще не готов к серьезным отношениям, и я решила, что тоже не готова, потому что мне уже тогда начинал нравиться Вова.
В школе я сразу влюбилась в Славика, а он в Ксюшу, но Ксюше нравился Мишка, который хотел стать Железным Человеком и которому на нас было плевать. А поцеловалась я впервые в третьем классе, не по-настоящему, конечно, но я все равно очень впечатлилась, и мы с Ксюшей, опережавшей меня в этом вопросе на два месяца, пришли к выводу, что поцелуи лучше конфет, но хуже мороженого. Правда, вскоре выяснилось, что бывают и противные поцелуи, особенно когда к тебе лезет с ними кто-то неприятный, сопливый или вонючий. Так что в своих симпатиях мы стали разборчивее.
«Школьная любовь как заноза, – сказала как-то Ксюшина мама, – засядет и нарывает потом».
И мы с ней согласились, но совсем не влюбляться все равно что никогда не смеяться, не танцевать, не видеть заката, звезд, не пробовать шоколадный коктейль, не радоваться подаркам, не наслаждаться горячим душем и не лежать на траве, наблюдая за плывущими облаками. Это значило иметь каменное сердце и пустую, как пересохший фонтан, душу.
На математике мы занимали предпоследнюю парту у окна, спрятавшись за спинами Проскурина и Лу. Симпатии в данном случае значения не имели. Просто за ними удобно болтать или сидеть в телефонах так, чтобы математик не заметил. Иван Сергеевич очень огорчался, обнаружив, что кто-то может не интересоваться математикой. Не ругался и не орал, а просто тяжело вздыхал и горестно качал головой. Ему слегка перевалило за тридцать, и он был нормальным, даже приятным мужчиной без перегибов.
Ашки его обожали и говорили, что он шарит. У них на уроках постоянно кипели бурные обсуждения, споры, проводились командные игры по нестандартному решению задачек и тесты на логику. Но его и брали в школу специально для маткласса, дали классное руководство и персональные допы для них три раза в неделю – это называлось матклубом. С этим классом он оживал, а с нами просто возился, как с беспомощными малышами, снисходительно раздавая тройки и четверки. К доске почти никогда не вызывал, домашку не проверял и напрягал только прошлогодними базовыми ЕГЭ.
Красавцем Ивана Сергеевича сложно назвать, но на твердую пятерку он вполне тянул, а когда приходил в костюме и галстуке, то и на шестерку. Мы с Ксюшей считали его старым, но школьные училки, даже зная, что он женат, все равно вились вокруг него роем. А уж когда этой осенью прошел слух, будто его бросила жена, активизировались со страшной силой.
Однако ни на какие знаки внимания Иван Сергеевич не отвечал, сначала ходил с трагическим видом, а потом пропал на две недели. По официальной версии, взял больничный, но все знали, что у него случился запой.
– Я поняла, что тебе нужно сделать, – сказала Ксюша под монотонный бубнеж математика.
– Как сегодня утром проснулась, так сразу и поняла. Тебе нужно его выманить! Заставить проявиться. Сделать то, что его заденет.
– В хорошем смысле?
– В любом. Но лучше в плохом. Пусть расстроится или разозлится.
– Например?
– Ну… не знаю. Постригись.
– Ты что?! У меня же договоренность с родителями.
– Может, тебе заболеть? Не ходить в школу, чтобы он страдал.
– Мне по географии и общаге трояки нужно исправить до конца года.
– Ну поругайся с кем-нибудь. Пусть тебя кто-то обидит при всех, ты будешь страдать, а он переживать.
– Если меня кто-то обидит, с Мартовым проблем не оберешься.
– Твой Мартов достал уже.
– Знаю.
– Но если бы ты с ним встречалась, никакой Гудвин тебе не стал бы писать.
– Кто такой Гудвин? – развернувшись, Проскурин положил локоть к нам на парту.
– Никто, – Ксюша состроила кокетливую мордочку.
– Поэтому вы пол-урока его обсуждаете?
– Мы книжку обсуждаем, – нашлась подруга. – «Волшебник Изумрудного города». Знаешь такую?
Плечи Лу, прислушивающегося к нашему разговору, затряслись.
– Мартов тоже из книжки? – продолжил ироничный допрос Проскурин.
– Аксенов на нас уже смотрит! – Я пихнула одноклассника в плечо, но было поздно.
– Девочки! – математик выдержал укоризненную паузу. – Уу вас очень несерьезное отношение к моему предмету. Или, быть может, вы не собираетесь поступать в вуз?
В его взгляде читалась внутренняя боль.
– Собираемся, – пристыженно отозвалась я.
– В таком случае вам стоит хоть немного меня послушать! – Учитель выдержал многозначительную паузу. – И очень прошу тебя, Алиса, придумай, пожалуйста, способ убирать волосы, они отвлекают.
– Кого отвлекают? – не поняла я.
– Тебя же саму!
Он пошел дальше, выкладывая на парты тесты, а я, глядя ему вслед, поняла, почему жена его бросила. Эта мысль возникла просто так, из ниоткуда. Я ничего об Иване Сергеевиче не знала и не испытывала к нему ни капли неприязни, скорее наоборот. Но то, что я подумала про его жену, было из области неизвестно откуда берущихся знаний, которые рождали во мне предчувствия. Порвавшийся чайный пакетик означал, что нужно перестать суетиться, рекламный звонок предвещал неприятный разговор, а найденная на улице перчатка предостерегала от собственной потери.
– Странный Аксенов сегодня, – сказала Ксюша, когда мы вышли на перемену.
О своих предчувствиях, знаках или видениях она, тщательно соблюдая правила Ириной прабабушки, никогда не упоминала.
– Интересно, почему его жена бросила? – спросила я.
– Потому что он газлайтер.
– Думаешь?
– Он разговаривает с нами как с умственно отсталыми, словно мы ущербные или маленькие.
– Математики все такие. Ромка теперь тоже.
– Да нет. Он и с нашими нормально. А Веню вообще хвалит постоянно.
– Может, женоненавистник?
– Девчонки-ашки его обожают.
– Черт! – резко остановившись, спохватилась я. – Я телефон на стуле оставила.
– Как это?
– Сунула его под попу, когда Иван Сергеевич тесты раздавал, и забыла.
– Вот, блин!
Мы кинулись обратно в класс, он уже заполнился ашками, и на моем месте сидел Кеша Ершов.
Тот еще тип, с которым без должного повода я старалась не пересекаться. Ксюша считала его интересным, а я опасалась.
У него было резкое, острое лицо с большим широким ртом и длинным носом, привлекательное и непривлекательное одновременно. Когда он наклонял голову и из-под рваной стрижки вороньих волос торчал только его нос, он казался даже страшным, но стоило ему посмотреть на тебя в упор, как отвести взгляд было невозможно. Он словно цеплял на крючок и держал столько, сколько хотел сам.
Ершов был общительным, разговорчивым и обаятельным, однако по-настоящему ни с кем не дружил и существовал сам по себе.
– Я оставила на стуле телефон, – выпалила я до того, как он успел меня заметить.
– Что, прости? – медленно повернувшись, Кеша демонстративно уставился на мои коленки.
Я не возражала. Лучше пусть смотрит на ноги, чем в глаза.
