скачать книгу бесплатно
После того бесстыдного оценивающего взгляда подобная перестановка забеспокоила. Я развернула свой стул спинкой вперед и села на него верхом. Кругом полно озабоченных придурков, и я была рада, что додумалась взять с собой Герасимова.
Но, когда Амелин положил на тот пустой стул ноутбук, получилось глупо, потому что оказалось, что я сижу к нему спиной.
– Отсвечивает, – пояснил он.
Так что «придурком» в этой ситуации оказалась я.
– Ты знал, что Кристина собирается сделать? – Пока он, сидя на корточках, возился с компьютером, я тихонько вернула свой стул в прежнее положение.
– Мы все друг о друге про это знаем.
– Кто «мы»? – не понял Герасимов.
Амелин поднял голову и какое-то время смотрел на него, словно подбирая слова:
– Вот ты любишь дискотеки, дни рождения и прочие праздники?
– Терпеть не могу, – признался Герасимов.
– Ну а теперь представь, что тебя силой притащили туда, нацепили колпак, дали в руки дудку и велели всех веселить. Что ты будешь делать?
– Пошлю всех и уйду домой, – фыркнул Герасимов.
– Правильно, – кивнул Амелин. – Потому что праздник жизни – это не для всех.
– Ни хрена не понял, – Герасимов вопросительно посмотрел на меня.
– Суицидники, – пояснила я.
Он скорчил пренебрежительную гримасу.
– Рад, что у тебя все хорошо, – Амелин заулыбался смущенно-умудренной улыбкой. – Мы познакомились с Кристиной на форуме и только потом узнали, что живем в одном районе.
– Можешь объяснить, что именно ее не устраивало? Раньше она была нормальная, – сказала я.
– Раньше все было по-другому, – улыбаться Амелин не перестал, и от этого каждое его слово звучало как издевка: – Когда маленькому ребенку больно, он истошно кричит, но его учат терпеть боль и не жаловаться. Так что, повзрослев, он кричит молча, беззвучно, внутри себя, чтобы никто не услышал.
– Но всегда же есть основная причина. – Было стойкое ощущение, что он морочит нам голову.
– А если тебя спросить, почему ты любишь того, кого любишь, ты смогла бы назвать всего одну причину?
Мало того что от каждой его фразы несло чистейшей показухой, я вообще терпеть не могу подобные разговоры. Особенно если они касаются меня. Понятное дело, что я люблю родителей, потому что они родители. Для этого не нужна никакая причина. И с какой стати я буду обсуждать это с придурком, которого вижу первый раз в жизни?
– Я никого не люблю.
– Всего одну причину?
В какой-то момент мне показалось, что он насмехается:
– Отвали.
– Видишь, не бывает «одной» причины.
Вся эта чушь постепенно начинала меня бесить, Герасимов тоже не скрывал неприязни:
– Кончай мозги полоскать. Плевать на твои тупые философии. Я только хочу знать, какого хрена мы попали в этот ролик.
– Ну, это не ко мне, – Амелин поднялся. Джинсы у него были потертые, застиранные, совсем белесые на коленках: об их первоначальном цвете можно было судить только по ярким черным полоскам от подворотов в самом низу штанин. – Вы просили рассказать про Кристину. Я думал, вас интересует она.
– Мне интересен только я сам, – в серых глазах Герасимова застыла упрямая непоколебимость. – По мне, если бы вы всей толпой сиганули с высотки или утопились, нормальным людям дышать стало бы значительно легче.
Амелин изобразил удивление. Именно изобразил, потому что в голосе слышалась ирония:
– Ты же, Влад, добрый. Помню, в детском саду как-то принес коробку карандашей, двадцать четыре цвета, и все подходили к тебе, прося дать карандашик, потому что детсадовские были все сточенные и погрызенные, а у тебя новенькие и блестящие. И ты давал. Каждому! Так что потом у самого только коробка осталась. Все дети стали рисовать, а ты сидел один, смотрел на них и ни капли не обижался. Не знаю почему, но мне очень запомнился тот момент. Я тогда еще подумал, что вот это и значит быть добрым.
Герасимова прямо физически передернуло:
– А теперь я недобрый. Потому что задрало всю жизнь без карандашей оставаться.
Наконец Амелин развернул к нам ноут, и мы увидели открытую страничку. Хозяин профиля – Линор Идзанами.
Я ее знала. Не лично, конечно, но этот персонаж был у меня в друзьях. Случайный сетевой друг, какие бывают у всех. Схожие мысли и взгляды, общее мироощущение. Единственный человек, с кем я была довольно откровенной именно потому, что мы не знакомы в реале.
В первые секунды на лице Герасимова совершенно отчетливо отобразилось узнавание, а потом он снова сделал «морду кирпичом»:
– И что?
Тут вдруг Амелин, пристально глядя на нас своими темными глубокими глазами, медленно и негромко проговорил стих. Не читал, не декламировал, а именно говорил, точно это были его собственные слова:
Лжецы! Вы были перед ней – двуликий хор теней.
И над больной ваш дух ночной шепнул: «Умри скорей!»
Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той,
Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,
О той, что дважды умерла невинно-молодой…[1 - «Линор», Эдгар Аллан По (пер. К. Бальмонта).]
А когда закончил, вся пугающая, зловещая серьезность мигом исчезла, будто сорванная страшная маска, под которой обнаруживается ребенок. И прежде, чем мы успели прийти в себя, поспешно произнес:
– Линор – это Кристина.
– Как? – Я чуть со стула не упала.
– Вот, блин, – выругался Герасимов.
– Жизнь полна сюрпризов, – необычайно радуясь произведенному впечатлению, сказал Амелин. – И, как правило, не очень приятных.
Тут меня осенило:
– Значит, Линор есть в друзьях и у Петрова, и у Сёминой, и у Маркова?
– Именно, – подтвердил Амелин.
Мы с Герасимовым какое-то время задумчиво пялились в экран. Каждый вспоминал историю своей переписки. Амелин же, облокотившись на комод с книгами, выжидающе смотрел на нас.
– А ты про себя-то хоть знаешь? Какого хрена она тебя приплела? – первым подал голос Герасимов.
Амелин лишь равнодушно пожал плечами:
– Я знаю только то, что ничего не знаю.
– Мне срочно надо домой – читать переписку с Линор за последние два года, – сказала я. – А ты, Герасимов, иди читай свою. Нужно всем сказать.
И сразу после этих моих слов раздалась громкая пронзительная трель дверного звонка. Мы вздрогнули от неожиданности, а Амелин подскочил, выбежал из комнаты и крепко закрыл за собой дверь. Из коридора послышался высокий женский голос:
– Чего у тебя там?
– У меня гости, – сказал Амелин. – Иди к себе.
– Но я хочу посмотреть. Тебе жалко?
Через полминуты он вернулся:
– Вам пора.
Уговаривать нас не пришлось. Не говоря ни слова, мы тихо выбрались в коридор, молча оделись, а когда были на пороге, дверь ближайшей комнаты приоткрылась, и в образовавшейся щели показался любопытный женский глаз. Мы быстро попрощались, на всякий случай обменялись телефонами и свалили.
– Такой козел! – сказал Герасимов, как только мы вышли из подъезда, с недоуменным осуждением качая головой. – В саду вроде нормальный был, стеснительный даже.
Я вспомнила оценивающий взгляд и вызывающую «пургу», которую Амелин нес:
– Спасибо, что пошел со мной.
Глава 5
Моя переписка с Линор напоминала бессюжетный роман с нескончаемыми главами и пространными отступлениями. Все, о чем мне было не с кем поговорить, обсуждалось с ней. Не часто, зато откровенно.
Да уж, знай я, с кем имею дело, не стала бы раскидываться фразами типа: «Чем старше становишься, тем непонятнее, как жить дальше», – и задавать дебильные вопросы вроде: «Почему люди так любят показуху?», «Что делать, если панически боишься темноты?», «Отчего никому нельзя доверять?»
А также выкладывать всякие школьные и домашние заморочки. И хотя Линор тоже говорила о своем, толком понять, чем она живет, я не могла.
Иногда она рассказывала какие-то истории, а порой задавала вопросы.
Линор:
Что бы ты делала, если бы нашла на улице телефон?
Осеева:
Отдала.
Линор:
Я тоже раньше так думала, но никто даже спасибо не сказал. Хозяйка просто забрала и еще смотрела так, словно его у нее из кармана вытащили.
Или:
Линор:
Ты у родителей одна?
Осеева:
К сожалению. Я бы очень хотела брата или сестру.
Линор:
А если бы они тебя не любили?
Осеева:
С чего бы им не любить меня?
Линор:
Просто представь, что живете вместе, а брат тебя на дух не переносит, родителей настраивает.
Осеева:
Наверное, попыталась бы доказать, что я лучше. Сделать что-то важное, хорошее, чтобы они поняли, как на самом деле все обстоит.
Или:
Линор:
Что бы ты делала, если бы тебя гнобил весь класс? Просто за то, что у тебя есть свои принципы – не такие, как у них? И тебе за это в спину кидали яйца, рвали карманы в раздевалке?
Осеева:
Я ни с кем в школе не общаюсь. Но, если бы так случилось, полнейший игнор и газовый баллончик в кармане. Щит и меч. У тебя проблемы с одноклассниками?
Линор:
Моим одноклассникам нет дела ни до кого, кроме них самих.
Но за всем этим мне так и не удалось разглядеть саму Кристину. Ни одной откровенной жалобы, страданий или девчачьей лирики. Местами проскакивали пространные размышления о счастье, смысле жизни и смерти, но как-то невнятно и без четко выраженной позиции, словно ей самой в этих темах было неудобно.
Телефон разрывался. Истерику Сёминой я предчувствовала всеми частями тела.
– Тоня, пожалуйста, мне очень нужно с тобой поговорить, – хлюпала она в трубку. – Я не справлюсь, я слабая. Давай встретимся, пожалуйста!
