banner banner banner
Между нами горы
Между нами горы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Между нами горы

скачать книгу бесплатно

Например, ты.

Ты вошла в мою жизнь, наполнила ее смехом, светом, чудом. Радушием и теплом. Ты бежала бок о бок со мной, поглядывая на меня и роняя капли пота, а мне хотелось в душ, скорее смыть с себя отца и умыться тобой.

Я такой, каким сделал меня отец. Это он меня выковал, я знаю. Но отец избавлял меня от боли через боль. Это делало меня опустошенным и больным. А ты влилась в меня и наполнила до краев. Я впервые перестал чувствовать боль.

Ты дала мне то, чего не мог дать он, – любовь без секундомера.

Глава 7

Когда я очнулся, уже стемнело. Я рассмотрел при помощи подсветки время на часах: полночь. Пролетел целый день. Потом я догадался проверить дату и не сразу сообразил, что мы проспали целых тридцать шесть часов.

На меня таращился миллиард звезд. Они висели совсем рядом – казалось, достаточно протянуть руку, чтобы их потрогать. Зеленое завихрение унеслось прочь, оставив после себя толстое белое одеяло. Над моим плечом взошла луна, здоровенная, как рождественский пирог. Я прищурился. Если вскарабкаться на гору слева от меня, можно перейти на Луну и прогуляться по ней.

Борясь с дремотой, я мысленно составил список из двух позиций: еды и воды. То и другое требовалось нам безотлагательно. Сначала нужно было найти воду. Если организм Эшли боролся с инфекцией, то нужно было заставить работать ее почки, а для этого требовалась вода. Шок выпаривает жидкость, а я, сам того не сознавая, с момента катастрофы пребывал в шоке и жил на адреналине. Предстоящий день сулил трудности, особенно на такой высоте. Вот бы включить прибор GPS, чтобы определить наше местоположение! Ждать появления спасателей не приходилось.

Я сосредоточился на фактах. Мы никого не уведомили о своем перелете. Даже если бы кто-то узнал, что мы сели в самолет, то, согласно подсчетам самого Гровера, мы отклонились от курса миль на сто пятьдесят – спасибо ветру. Пройдет не одна неделя, прежде чем в эту глушь пожалует поисковая партия – если вообще пожалует… При поиске с воздуха летчики хорошо знают, где и что искать, значит, мы бы их увидели или услышали, но мы ничего не видели и не слышали. Возможно, мы все проспали – это еще хуже. Единственной нашей надеждой был аварийный радиомаяк.

Наступило утро, над нами засинело небо. Я попробовал сдвинуться с места, но так одеревенел от неподвижности и боли, что даже голову не смог приподнять. Если вам довелось пережить автокатастрофу, то вы знаете, каково это. Настоящая боль – это то, что чувствуешь по прошествии двух-трех дней. Я кое-как сел и привалился к валуну, выступавшему из сугроба. Судя по его расположению, именно при ударе об него Эшли сломала ногу.

Дневной свет и некоторое прояснение в голове позволили мне понять, что произошло с самолетом и с нами. Самолет при падении врезался в припорошенный снегом склон, поросший деревьями. При этом нам оторвало левое крыло, и самолет завалился на правый бок, кончик правого крыла ткнулся в гору, и мы начали кувыркаться. Где-то на третьем или четвертом кувырке нос самолета зарылся в снег, ввинтился в него, как штопор в пробку, рядышком со скалой – той, к которой я теперь прижимался затылком. От удара об эту скалу пострадал фюзеляж и сломалась нога у Эшли. Итог – не слишком пострадавший фюзеляж, увязший в сугробе глубиной в десять футов, рядом с кривыми деревцами на склоне.

Сначала плохие новости. Заметный желто-голубой самолет Гровера оказался почти полностью проглоченным снегом, за исключением левого крыла. Иголка в стоге сена – вот какое сравнение напрашивалось. Не говоря о том, что хвост самолета при ударе о валун разлетелся на мелкие кусочки. Все, что я мог бы теперь найти, – ярко-оранжевые куски пластмассы, но не сам радиомаяк. Так что никакого сигнала на частоте 122,5, а значит, никакой триангуляции и никаких спасателей. Вот и вся неприглядная правда. Я понятия не имел, как сказать об этом Эшли.

Единственная хорошая новость, если это можно было так назвать, заключалась в том, что наша снежная «могила» хоть как-то защищала нас от стихии. Если бы не это, мы бы давно отправились на тот свет. 2 градуса мороза – чепуха по сравнению с обычным для зимнего высокогорья холодом.

Эшли спала, ее лицо пылало – видимо, жар, а значит, инфекция. То и другое было плохо, но я это предвидел. В нее обязательно нужно было влить жидкость.

Я мог передвигаться только ползком. Кое-как добравшись до своего рюкзака, я нашел горелку и набил канистру свежим снегом. Синее пламя горелки мигом растопило снег. Снег таял, я добавлял еще. То ли от гудения горелки, то ли от моей возни Эшли очнулась. Лицо у нее было распухшее, глаза превратились в щелки, нижняя губа раздулась. Теперь, на свету, я должен был постараться обработать ее порезы и зашить те, на которые обязательно нужно было наложить швы.

Я поднес к ее губам кружку теплой воды.

– Пейте.

Она послушалась. У меня был пузырек адвила. Я сам с удовольствием проглотил бы сразу таблетки четыре жаропонижающего, но знал, что в предстоящие дни они будут ей нужнее, чем мне. Поэтому я вытряс на ладонь четыре таблетки и дал ей.

– Сможете проглотить?

Она кивнула. Я положил одну таблетку ей на язык, она глотнула. Мы медленно повторили эту операцию еще три раза. Снег у нее на ноге давно растаял, поэтому нога продолжала распухать, боль становилась все сильнее. Уменьшить опухоль значило уменьшить боль. Жаропонижающее действовало изнутри, снег должен был подействовать снаружи. Я опять аккуратно обложил ее ногу снегом и пощупал на ноге пульс, чтобы удостовериться, что кровообращение не нарушено. При этом я держал кружку у губ Эшли, пока она не выпила всю воду, восемь унций. За день я должен был заставить ее выпить еще пять таких кружек. 48 унций жидкости – эта доза должна была запустить ее почки.

Я опять наполнил кружку и канистру горелки, сам тоже немного попил. Эшли старалась держать глаза открытыми, как ни трудно ей это было. Она оглядела нашу пещеру, то, что осталось от самолета, собаку, свою рваную одежду, шину на своей ноге, потом уставилась на мертвого Гровера. Через минуту она перевела взгляд с него на меня.

– Он?..

– Еще до падения самолета. Думаю, сердце. Не представляю, как ему удалось приземлиться.

Она с трудом провела пальцами по своему лицу, по голове. Выражение ее лица изменилось. Я медленно опустил ее руку.

– Мне придется наложить вам швы.

– Какое сегодня число? – хрипло спросила она.

Я кратко познакомил ее с ситуацией. Когда я замолчал, она не сказала ни слова.

Я достал из кармана куртки Гровера леску из хирургической мононити, вытащил крючок. Его необходимо было выпрямить, а для этого требовался инструмент.

Универсальный инструмент у Гровера на ремне!

Я порылся в снегу и нащупал на поясе у Гровера кожаный чехол с инструментами. Когда я щелкнул застежкой, одеревеневшее тело не шелохнулось. Нужно было его похоронить, но были дела и поважнее: наложить Эшли швы и найти еду. Гроверу придется подождать.

Я выпрямил крючок, продел нить в ушко и попытался сплющить ушко плоскогубцами. Оглянувшись на Эшли, я увидел на ее щеках слезы.

– Его жена наверняка волнуется… – пробормотала она.

Мы еще не обсуждали наше отчаянное положение. Медицина и скалолазание научили меня, что дурные обстоятельства нельзя сваливать в кучу, надо разбираться с каждым по отдельности. Сейчас нужно было заняться лицом и головой Эшли.

С помошью инструментов Гровера я вырыл в снегу еще одну лежанку, ниже той, на которой помещалась сейчас Эшли. Обычно после операции я навещаю пациента в палате и осматриваю его. Часто я ставлю рядом с койкой табурет из нержавейки на колесиках, чтобы, сидя на нем, оказаться ниже пациента; он может смотреть на меня сверху вниз или прямо. Замечали, как трудно бывает прооперированному смотреть вверх? Вот и я замечал. Врачебный такт – вторая натура. Новая снежная лежанка должна была сыграть такую же роль.

Поднялся ветер, еловая ветка царапала плексиглас. Мне удалось наконец вытянуть из рюкзака мой спальный мешок и расстелить его на снегу. Раньше у нас был один мешок на двоих, теперь у каждого появился свой.

Я поднес к губам Эшли кружку, чтобы она попила, вытер слезы с ее лица.

– Почему вы плачете?

Она посмотрела на Гровера.

– Из-за него.

– А еще?

– Мое сердце…

– Физически или эмоционально?

Она откинула голову.

– Знали бы вы, как давно я хотела выйти замуж! Предвкушала свою свадьбу, строила планы. Чуть ли не… чуть ли не всю свою жизнь.

– А еще где у вас болит?

– Всюду.

– Мне придется еще раз причинить вам боль. Надо наложить вам несколько швов.

Она кивнула.

Меня тревожили три места. Наложить два шва у нее на голове можно было сравнительно безболезненно. Вторая рана была у нее над правым глазом, посередине брови. От удара разъехался старый шрам. Я тронул кожу своим крючком и сказал:

– Здесь у вас старый шрам.

– Национальное первенство. Мне двинули исподтишка.

Я наложил первый шов и приступил ко второму.

– Вас отправили в нокаут?

– Нет, но я взбесилась.

– Что так?

– Этот тип испортил мне выпускную фотографию!

– А что вы?

– Сначала провела обратный удар с разворотом, потом двойной круговой, потом осевой. Получился «таракан».

– Таракан?

– У нас были специальные названия для положения сбитых с ног противников.

– Например? – спросил я, чтобы ее отвлечь.

– «Дельфин», «танец белого человека», «таракан» и так далее.

Я завязал третий узелок и обрезал леску.

– То, что я тут натворил, – я указал кивком на ее бровь, – сойдет до больницы. Там вами должен будет заняться пластический хирург.

– А эта двойная шина у меня на ноге? Боль адская!

– Это лучшее, что я смог сделать для вас. Без рентгена дальше никуда. Доберемся до больницы, там вам сделают снимки. Если кости не встали на место, я бы рекомендовал – уверен, они согласятся – снова сломать и кое-что вставить. Будете потом звенеть при прохождении металлодетектора в аэропорту. А так – будете как новенькая.

– Вы дважды упомянули про больницу. Думаете, нас найдут?

Мы дружно посмотрели на синее небо в отверстие между крылом и стеной снега высотой в 8 футов и увидели высоко в небе авиалайнер, высота составляла примерно 30 000 футов. После нашего падения прошло уже часов шестьдесят, а мы так и не слышали других звуков, кроме наших собственных голосов, шума ветра и скрипа ветвей. Самолет летел так высоко, что мы его не слышали, только видели – он был похож на крестик.

Я покачал головой.

– Мы его видим, а вот из него нас не видно. Все материальные свидетельства нашего исчезновения лежат под тремя футами снега. Их увидят только в июле, когда растает весь снег.

– Разве разбившиеся самолеты не подают сигналов SOS или еще каких-нибудь?

– Подают. Но наш передатчик разбился на мелкие кусочки и валяется где-то вокруг нас.

– Может, вам вылезти и помахать рубашкой?

Я фыркнул – и даже это причинило мне боль. Я схватился за бок. Ее глаза еще больше сузились.

– Что с вами?

– Перелом нескольких ребер.

– Дайте посмотреть.

Я задрал рубашку. Я не видел свой бок при дневном свете и думал, что обнаружу кровоподтек. Вся левая половина моей грудной клетки была темно-фиолетовой.

– Больно только дышать.

Мы засмеялись.

Эшли пристально смотрела на меня, пока я затягивал у нее на руке шестой узелок, и выглядела уже не такой встревоженной.

– Не могу поверить, что лежу невесть где, вы меня зашиваете, а мы хохочем! Как вы думаете, у нас все в порядке с мозгами?

– Скорее всего, все в порядке.

Я занялся ее предплечьем. То ли от острого края камня, то ли от ветки – на руке красовалась рваная рана длиной дюйма в четыре. На ее счастье, когда самолет вместе с нами, лишившимися чувств, прекратил движение на склоне, она ткнулась плечом в снег. Нажим и снег остановили кровотечение. На эту рану я должен был наложить не меньше дюжины швов.

– Давайте руку! – скомандовал я. – Высуньте ее из рукава.

Она, морщась, повиновалась.

– Кстати, как на мне оказалась эта чудесная рубашечка?

– Это я вас вчера переодел. Чтобы вы не замерзли.

– Между прочим, на мне был мой любимый лифчик.

Я показал пальцем через левое плечо.

– Возьмете, когда высохнет.

Порез на руке оказался для нее сюрпризом.

– Понятия не имела об этой ране, – призналась она.

Я объяснил, что ей надо благодарить позу, в которой она оказалась после катастрофы, и снег, и наложил очередной шов. Она наблюдала, как я работаю, не глядя мне в лицо.

– Какие, по-вашему, наши шансы?

– Берете быка за рога?

– Что толку ходить вокруг да около? От слоя глазури дела не улучшатся.

– Тоже верно. – Я пожал плечами. – Дайте-ка я сначала задам вам кое-какие вопросы. Вы кому-нибудь сообщали, что полетите в этом самолете?

Она отрицательно покачала головой.

– Ни по имейл, ни по телефону?