скачать книгу бесплатно
Я слишком мал, чтобы бояться смерти.
Мой щит не Бог, а собственная малость.
Пытался я бессмертие измерить,
Но сонной мыслью овладела вялость.
Я слишком мал, чтобы любить и верить.
Душе по силам только страсть иль жалость.
Под сводом неба, кажется, безмерным
Я вижу лишь свой труд, свою усталость.
Лежал я где-то на одре недуга.
Мутился ум. И вдруг Она предстала,
Твердя: молись! Я – вечности начало,
Я – ключ всех тайн, порог священный круга.
И я ответил с дрожию испуга:
– Мне холодно. Поправь мне одеяло.
Портрет
Под низким дерзким лбом двойным каскадом
Взметнулся пепел вьющихся кудрей.
Глаза без век, в щелях – глаза зверей —
То жгут холодным непрозрачным взглядом,
То резвым смехом леденят. А рядом
Округлость щек и девственность грудей
Твердят о сне желаний и страстей.
И детский рот не тронут знойным ядом.
Но вот, бледнея, села за рояль.
Преображенье дивно и мгновенно.
Весь мир любви, дотоле сокровенный,
Ей клавиши открыли и педаль.
Душа грозой проснулась в пальцах рук,
Горячей кровью бьет за звуком звук.
* * *
На разных языках, все знаками другими,
Начертана в душе загадка красоты:
Цветами, звуками, отливами мечты.
Но есть один язык, родной между чужими.
То – прелесть женская, то – чарами ночными
Обвеянный чертог любимой наготы.
И на язык родной, на милые черты
Перевожу весь мир и сравниваю с ними.
Весна ль идет в цветах, – ты, женщина-дитя,
Проснулась на заре, смеясь виденьем ночи.
Идет ли осень к нам, – твои я вижу очи,
Под золотом волос поникла ты, грустя.
Доносится ли песнь или звезда мерцает, —
Тебя, одну тебя, душа в них созерцает.
Всем
С улыбкой робости и нежности безмерной,
О, сестры милые, всю жизнь я отдал вам.
Одну из вас любил, кого? – не знаю сам,
Одна из вас, но кто? – душой владела верной.
Не ты ль, бесстрастная, с усмешкой лицемерной,
Не ты ль, невинная, чьи мысли – белый храм,
Не ты ль, беспечная, чей смех – сердец бальзам,
Не ты ль, порочная, с душою суеверной?
Одну из вас любил, но чтоб слова любви
Достигли до нее, я всем твердил признанья.
Но вот приходят дни и близок час молчанья.
Звучи, о песня, ты мой вздох переживи,
Всех воспевай сестер и каждую зови
Любимой, избранной, царицей мирозданья.
Мадригал
Зачем, в своей красе увериться желая,
Глядишь, красавица, в стекло немых зеркал?
Твой образ, чуть уйдешь, бесследно в них пропал,
Твоя соперница тебя сменит, блистая.
В глаза мои взгляни. Восторг их созерцая,
Слезою страстною увлажив их кристалл,
Поймешь, как жгуч твой взор, как ярок уст коралл,
Как царственно сильна твоя краса живая.
Когда же ты уйдешь к поклонникам другим,
Твой образ не умрет в моих глазах влюбленных,
Но в одиночестве, в тиши ночей бессонных
Возникнет в мыслях вновь он, памятью храним.
И все соперницы, в их зависти змеиной,
Не смогут в нем затмить ни черточки единой.
Поцелуй
Когда в карету сев и очутясь вдвоем,
В объятье мы слились ожиданно-нежданном,
Кругом стояла ночь и в небе бестуманном
Чуть дрогнул мрак пред недалеким днем.
Нас мягко вдаль несло невидимым путем,
И поцелуй наш рос в движеньи неустанном.
Закрыв глаза, сплетясь в блаженстве несказанном,
Мы льнули, таяли, жгли жалом, как огнем.
И время замерло, и не было сознанья...
Когда ж вернулась мысль и ожил взор очей,
Дневной струился свет на улицы и зданья.
И верил я, дивясь внезапности лучей,
Что этот свет возник от нашего лобзанья,
Что этот день зажжен улыбкою твоей.
Треугольник
На пламень уст твоих, лобзаньем воспаленных,
Я отвечал иным – и не твоим – устам,
И мой огонь, как день к подводным льнет цветам,
Сжигал меня лучом, уж раньше преломленным.
Сменив восторг стыда восторгом исступленным,
Мы вкруг любви слились, подобны трем звездам.
И тот, кто жег других, сгорал меж ними сам,
И тот, кто разлучал, был сам звеном влюбленным.
Потом настал отлив. Наедине, в тиши,
Познал я ужас, скорбь, но лишь не повседневность.
Пусть Тайну я убил, но рядом с нею Ревность
Лежала мертвою на отмели души.
И, глядя на сестер, – когда-то их невольник, —
В раздумье на песке чертил я треугольник.
Парижанка
Из башмачка с прилипшим мотыльком
В сквозном чулке, прозрачней паутины,
Нога обнажена до половины,
Зовет, манит. Обтянут стан мешком
Без складок. Только над сухим соском
Растреснут шелк в лучистые морщины —
Соском, что, яд вливая в кровь мужчины,
Не вспухнет для ребенка молоком.
Чрез острый вырез слиты грудь и шея.
Лицо – ничье. Под краской рот, алея,
Раскрыт, как стыд. Устремлены в упор
Улыбка белая и черный взор.
Бесплодна. Чужеядна. Орхидея.
Уродство? Красота? Восторг? Позор?
Секрет и тайна
О, сестры! Два плода цветут в запрете:
Секрет и тайна. Разные они.
Секрет от рук людских. В тиши, в тени
Творится то, что жить должно в секрете.
Но луч проник – секрета нет на свете.
Иное – тайна. Богом искони
Раскрытых бездн не осветят огни.
Все тайное таинственней на свете.
О, сестры! Вы любили до сих пор
В секрете, в страхе, прячась в угол дальний,
И ложь оберегала ваш позор.
Раскрыта дверь моей опочивальни.
Люблю в непостижимости лучей
Для чувства тайно, явно для очей.
* * *
Не все ль равно, правдива ты иль нет,
Порочна иль чиста. Какое дело,
Пред кем, когда ты обнажала тело,
Чьих грубых ласк на нем остался след.
Не истину – ее искать напрасно —
Лишь красоту в тебе я полюбил.
Так любим тучи, камни, блеск светил;
Так море, изменяя, все ж прекрасно.
И как порой, при виде мертвых скал,
Наш дух, почуяв жизнь, замрет в тревоге, —
Так лживый взор твой говорит о боге,
О всем, что в мире тщетно я искал.
И не сотрет ничье прикосновенье
Небесный знак, небес благоволенье.
Иннокентий Анненский
1
ИЗ сборника «Тихие песни»
