скачать книгу бесплатно
У любви свои дороги. Рассказы
Наталия Мартэн-Соловьёва
Сборник рассказов «У любви свои дороги» – это чудесная возможность узнать о жизни современной женщины, о научных открытиях, достижениях, исследованиях, о путешествиях в дальние страны, и, конечно, о любви… А любовь не приходит через школьную дружбу или брачное агентство, у нее свои дороги…
У любви свои дороги
Рассказы
Наталия Мартэн-Соловьёва
© Наталия Мартэн-Соловьёва, 2017
© Наталья Константиновна Мартэн, фотографии, 2017
ISBN 978-5-4483-6953-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Халат с чужого плеча
Мои родители переехали из Алма-Аты в Калугу на постоянное место жительства, а меня, студентку четвёртого курса медицинского института они не спрашивали, хочу я туда ехать или нет, просто поставили перед фактом и перевезли как мягкую игрушку. К несчастью, в Калуге не было медицинского института, поэтому меня определили в Калинин. Он производил впечатление холодного каменного мешка, где с неба вечно сыпалась какая-то крупа, дома угрюмо теснились вдоль узких тротуаров, деревьев, практически, не было, по улицам носился свирепый ветер, прохожие бежали с вздыбленными волосами и на робкие вопросы приезжих остервенело что-то рявкали в ответ. Кроме Волги в Калинине была ещё река Тьмака и речка Вонючка – по меткому определению местных жителей. Тогда я училась на четвёртом курсе. У нас было много разных предметов, в том числе кибернетика и высшая математика. На ней мы извлекали разные квадратные корни. Может быть, это слишком высоко для моего воображения, но я до сих пор не понимаю, зачем врачу квадратные корни? Была у нас и судебная медицина. Занятия проходили в прозекторской одной из калининских больниц, которая находилась на краю города. Жила я на квартире у медсестры Елизаветы Павловны, одинокой как Петух на картине Карлсона «Очень одинокий Петух». Прямо под окном, возле которого я спала, находилось трамвайное кольцо. Там в пять часов утра трамваи имели привычку разворачиваться и громыхать всеми своими составными частями. А в шесть часов на меня обрушивался многоголосый гимн Советского Союза. В один хмурый осенний день я, как обычно, села в трамвай, и он повез меня на занятие по «судебке», в прозекторскую на край города. В основном, приходилось ездить на трамваях. Калининские трамваи выкрашены в холодные серо-голубые цвета. Тусклые старые дома, свинцовое небо, неукротимый ветер и трамваи в ледяных тонах – все это замораживало мою и без того судорожно сжатую душу, сердце тревожно замирало и возникало чувство, что должно произойти какое-то несчастье. И оно произошло. Я вышла замуж. По профессии и сути муж мой был пилотом. Вторым. Он мыслил заоблачными категориями, земные проблемы с трудом пристёгивались к его высокому воображению. Он хотел всю жизнь прожить на автопилоте, потягивая кофеёк. Когда я была беременна, муж называл меня «Кругляшок», так как всё у меня стало круглым: щёки, глаза, живот. Величина живота не соответствовала сроку. Позже выяснилось, что во мне жили два маленьких человека вместо одного! На седьмом месяце в калужском родильном доме я произвела на свет двух крошечных девочек. Они издавали слабые звуки, напоминающие мяуканье. Руки у них были нежные, брови тонкие, вместо носа по две дырочки, а два рта, словно две алые розы. Их положили на поднос как восточные сладости и унесли от меня по длинному, тёмному коридору. Больше я их никогда не видела. Потом мне объясняли, что малышки были нежизнеспособными, я снова переспрашивала:
– Как это?
И врач устало и обречённо повторяла всё сначала.
Последующие дни я помнила плохо. Я жила как ёжик в тумане из одноименного мультфильма. Меня привезли домой. Вокруг был всё тот же мир, и надо было как-то жить в нём. Июль выплеснулся на землю холодными дождями. К началу сессии я вернулась в Калинин. Мы сдавали гигиену, атеизм и терапию. Я не могла учить, разговаривать, есть, спать. Я видела моих девочек, их нежные руки, слышала их слабый плач, смотрела вслед подносу, уносившему по тёмному коридору два крошечных тельца, два моих родных существа. Как я могла жить дальше?! Ведь я их не похоронила по-человечески! Я не знала, что с ними произошло на самом деле! Я убеждала и уговаривала себя переключиться на учёбу, надо было сдать экзамены, ведь я училась в медицинском институте! Я была очень ответственной и не могла подвести своего папу, который боготворил медицину и мечтал сотворить из меня врача. Я вернулась из своих воспоминаний в неумолимую окружающую действительность: в прозекторской вещи моих однокурсников висели на своих местах, значит, группа была уже на занятии в полном составе. Артур как всегда приставал к Маринке:
– Марыночка, отдайся!
– Отвали Аракинян, сессию сдам и отдамся!
Интересно, что в прозекторской работали, в основном, женщины. Они беспрерывно курили, чтобы подавить трупную вонь, бойко обсуждали новости, задавали друг другу вопросы:
– Ира, ты положила что-нибудь в череп?
(чтобы свято место пусто не было).
В прозекторской невозможно было появиться с накрашенными глазами, так как вонь разъедала глаза и тушь стекала по щекам траурными потоками, но зато можно было вылечить насморк, потому что вонь «продирала» нос насквозь. На занятии вскрывали труп «зэка». Он выпил слишком много «чефира» и отравился. Процесс вскрытия трупа – мерзопакостная процедура. Вскрывать труп начинают по белой линии живота от лобка до подбородка. Добравшись до лица, откидывают его как ненужную тряпочку, и невольно тянет на философские размышления о человеке в общем и в целом, и о его лице в частности… Каждый студент нашей группы получил индивидуальное задание, надо было составить акт и отдать его на проверку преподавателю. Мне досталось сердце. Я держала его в руках. Когда-то оно билось в человеческой груди, а я должна была посмотреть, накопились ли в нём холестериновые отложения, составить акт и получить оценку. Я стояла с сердцем в руках, меня сотрясал неукротимый озноб. Профессор смотрел на меня и был похож на гремучую змею в момент встречи с колокольчиком:
– Деушка, перестаньте трястись!
Я закрыла глаза и с горячей благодарностью вспомнила, что есть на свете такой город Алма-Ата, весь залитый солнечным светом, с арыками, фонтанами и розами, которые ещё цветут в октябре…
Филя
Моей дочери Татьяне Сергеевне Букиной
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Татка обожала утят, цыплят, кошек, собак и прочий четвероногий народ. На даче у дедушки и бабушки у неё была своя небольшая птицеферма. Татка давала птенцам имена из мексиканских телесериалов. Одну курицу с вредным характером она назвала Лорэной, когда посмотрела «Богатые тоже плачут». Но больше всего на свете Татка хотела иметь собаку. Английские кокеры-спаниели были ее бесконечной, немеркнущей любовью.
Татка рассказывала мне душевыворачивающие истории о собаках, об их фантастической верности и любви к хозяину, проникновенным голосом давила на психику и пускала слезу:
– Неужели у меня никогда не будет собаки? Так и проживу всю жизнь без собаки!
Татка успешно вживалась в роль Малыша из «Карлсона», но Малышу было семь лет, а Татке двенадцать. Мы жили с ней вдвоем. Я развелась с мужем после тринадцатилетнего сосуществования. Моя жизнь стала напоминать старый заболоченный пруд, а я сама – Черепаху Тартиллу в чепчике. Нам просто необходима была собака. Вернее, собак. Английский кокер-спаниель с золотисто-терракотовой шерстью, кожаным носом и преданным взглядом. Но английские кокеры такая редкость! Мы с Таткой разыскали координаты клуба кинологов, там нам сообщили номер телефона.
Фамилия хозяина нашего Собака запоминалась сразу: Князёк Василий Леопольдович. Жена его тоже была Князёк, но только Стэлла Ивановна, и дочка – Князёк, и все они были Князьки… У них было семь щенков-кокеров, причем шесть девочек и один мальчишка. Мы договорились о встрече. Наша жизнь стремительно менялась. В воздухе уже ощущалось это тревожно-радостное ожидание Рыжего Чуда. Князьки жили далеко, в микрорайоне, и мы добирались к ним почти час и ещё минут тридцать искали среди безликих серых коробок. Прихожая Князьков напоминала ухоженную могилку: вся в нестерпимо-ярких гирляндах искусственных цветов. Хотелось заплакать и заговорить приглушённым голосом. Казалось, что радость безвозвратно покинула этот дом. Князёк Стэлла Ивановна была не старая ещё женщина, с массивной нижней челюстью и взбитой прической, напоминающей гнездо какой-то древней птицы. Она взмахивала на нас накрашенными ресницами как руками, и возникало ощущение, что её ресницы отстегнутся после очередного взмаха и со стуком упадут на пол. Сам Князёк вышел на «могилку» в майке и в «брюках в рубчик», а на волосатом безымянном пальце его руки поблескивал внушительный золотой перстень. Нас пригласили пройти в комнату.
Под ноги нам выкатился пушистый рыжий комочек. Он так энергично крутил хвостом, что попа его могла запросто отвалиться. Татка застыла в немом восторге. Это было то, что надо. Этот Рыжий Вертопоп был нашим и только нашим. А к Князькам он попал по причине «неисповедимых путей Господних».
– Странно, что он не лает на Вас – задумчиво изрёк Князёк.
– Вообще-то он злой и может укусить.
Рыжее Чудо ткнулось мокрым носом в Таткину ногу и увалилось на пол, задрав все четыре конечности. Этим Оно давало понять:
– Я весь у Ваших ног! Я Ваш отныне и навсегда!
Все это напоминало сценку из «Старика Хоттабыча»:
– О! Волька!
Рыжий был роскошно красив. Возможно, в прошлой жизни он был прекрасным рыцарем или королем. По старой легенде в собак превращали людей, которые тяжко нагрешили в своей человеческой жизни. Я смотрела на нашего Красавчика:
– Что же Вы, Ваше Величество, натворили в прошлой жизни?
Но красоту ему сохранили. Красота у него была поистине королевская.
– Может быть Филипп? Филипп Красивый, Филя – мучалась я, подбирая ему имя.
Князьки показали родословную Собачонка. Там все его предки были чемпионами или кандидатами в них. Князьки заверили нас, что сделали Рыжему прививку вовремя и ему не грозит никакая собачья чума. Мы завернули «героя» в махровое полотенце и вернулись в свой привычный мир. Дни покатились как разноцветные шарики. Филя напоминал маленький комок энергии. Как-то мне попалась на глаза открытка с изображением кокера. Там было написано:
– Английский кокер-спаниель – отличный друг для одинокого пожилого человека. Я посмотрела на себя в зеркало:
– Конечно, не юная леди, но и участницей кутузовского сражения я себя тоже не чувствую! А одиночество… Если его сейчас нет, то потом всё равно «вылезет», так как человек изначально бесконечно одинок.
А как современной молодой женщине бороться с одиночеством? Завести собаку или найти мужа, или и то и другое. Но приличные мужья на дороге не валяются. Конечно, можно найти милого по брачному объявлению в газете. Один одинокий из Германии написал (по-английски, разумеется):
– Хочу, чтобы у неё (у милой, в смысле) было большое белое тело…
После развода я жила в неимоверном душевном напряжении и тревоге. Я старалась не думать о прошлом, но всё-таки думала. Я закрывала глаза, и недавние события увлекали меня в свой стремительный «водоворот». Я вспоминала Стиву. Мы познакомились на курсах компьютерной грамотности. Он был до одури обаятелен и потому опасен. Он смотрел на меня и стекла его очков «отдавали» перламутром. Он был опасен ещё и тем, что был женат, но тогда я этого не знала. Потом я узнала, но было поздно. Летом он «залетал» в нашу маленькую квартирку как вольный ветер. Он садился в кресло и бархатным голосом вещал:
– Нормальные люди второй раз не женятся. А вдруг я начну скучать по своей прошлой жизни, старым тапочкам и бывшей жене?! И вообще, я должен не о молодой жене думать, а о внуках! Ты согласна любить дедушку? Его голос обволакивал меня, и я впадала в сладко-отравленное состояние.
Однажды Стива, потеряв всякую бдительность, позвонил на квартиру моих родителей, потому что в тот день я была у них. Моя мама взяла трубку, я спросила кто это, она отчеканила:
– Шприц одноразовый!
Стива услышал сие определение, оно вдохновило его, и он продержался со мной один год, хотя его обычный максимальный срок – две недели.
Когда он уезжал домой, я чувствовала, что моя душа устремлялась за ним. Я хотела полететь за двумя красными огоньками его автомобиля, но они исчезали среди деревьев, легко мигнув мне на прощание. Я оставалась одна во внезапной пустоте, садилась в кресло, и, закрыв глаза, вспоминала то, что он говорил мне:
– Однажды в жизни человека наступает такой момент, когда он уже не может делать то, что хочет. Выбор сделан и судьба определена.
Иногда перед отъездом Стива звонил какой-то даме и снисходительно интересовался:
– Ну что, дохнешь?
А я стояла рядом.
Та, которая дохла, молила Стиву приехать, и он спешил к остронуждающейся. У него это называлось «установить компьютер и заполнить дырдочки». Стива был похож на Танцующую Корову из «Мэри Поппинс», которая подхватила на рог Падучую Звезду и начала танцевать, причем она не могла остановиться. Корова пожаловалась королю, а он посоветовал ей подпрыгнуть выше Луны.
Рыжая Корова подумала, что она приличная, воспитанная скотина и прыжки – неподходящее занятие для неё.
Когда я рассказала Стиве эту историю, он сразу запросился на травку. Он сказал, что эти пляски не для него, и он хочет на травку. Стива предложил мне на выбор два варианта расставания:
– Одним ударом, раз и всё!
– «Рубить» постепенно: сначала немного, потом ещё чуть-чуть, ещё капельку…
Мы регулярно расставались и снова притягивались друг к другу какой-то неведомой ураганной силой. Мы очень старались, но не могли продержаться в разлуке больше одной недели. Измученный неудачами, Стива предложил третий вариант:
– Мне надо сделать тебе какую-нибудь гадость…
Как-то раз, совершенно неожиданно для меня, в прекрасный солнечный день на тихом перекрёстке в Стивиной машине я увидела обещанную гадость – Светку с красными губами. Она подчеркнуто безучастно сидела рядом со Стивой, глядя в сторону. Светка работала в той же фирме, что и Стива. У нас было «шапочное» знакомство. Стива посмотрел на меня и виновато развел руки:
– Живи, мол, теперь, если сможешь!
И потянулись бесконечные дни…
У той истории с Танцующей Коровой было продолжение: Рыжая Корова подпрыгнула выше Луны, сбросила Падучую Звезду и вернулась на свой зелёный луг. Стива тоже ушёл на травку. Я должна была ненавидеть его и хотеть отомстить как Марфуша из сказки:
– Я вам отомстю и моя мстя будет злодя!
Но я не хотела. Я понимала, что Стива для меня – Стена Плача. С ней можно разговаривать, поверять ей сокровенные желания, можно даже жить возле неё, но это – Стена! И все-таки в моей душе мерцала хрупкая надежда. Она была соткана из солнечных зайчиков и летних ясных дней. Окружающая действительность вламывалась в нее как отбойный молоток, которым периодически пробуравливали стены нашего дома. В один такой «отбойный» день, реальный до безобразия, я очнулась и поняла, что не хочу попасть в психушку, они и так переполнены такими дурами как я, поэтому сгруппировалась и разработала мини-пособие по выживанию:
– В кратчайшие сроки изменить образ мыслей, стиль жизни, одежду, цвет волос.
– Переключить извилины на творчество.
– Поменять квартиру или сделать ремонт до неузнаваемости.
– Не жалеть о прошлом и не плакать, а поднять бокал прекрасного вина за женщин, потому что женщины – это соль Земли, хотя я догадывалась, что среди мужчин тоже есть люди-человеки…
Я открывала глаза и возвращалась в окружающую действительность. Вокруг фонтанировала жизнь: Филя энергично вертел хвостом и радостно взвизгивал от избытка оптимизма и жизненной силы. Татка, глядя на него, весело смеялась, её огромные карие глаза искрились, а в уголках рта появлялись крошечные ямочки. Жизнь продолжалась. Наваливалась работа и повседневность.
Тайны солнечной птицы
Наступил 2012 год и человечество подошло к той критической точке, когда за один день может решиться вся его судьба. Когда-нибудь наш мир должен сгореть, замерзнуть, утонуть, взорваться, но где-то в глубине души жила надежда, что это будет не с нами, у нас все останется по-прежнему! Каждый день, напряженно вглядываясь в бесконечные небесные просторы, я отсылала Высшим Силам свои многочисленные вопросы. Я жила в неимоверном душевном напряжении, мучаясь пронзительно-острым ощущением черты, за которой – бездна, стоит только сделать один неверный шаг. Каждой своей клеткой я ощущала этот беспрерывный, яростный Армагеддон за человеческие души. Дни стремительно улетали, «конец» неотвратимо приближался, и я изо всех сил сопротивлялась охватившему меня страху и отчаянию. Несмотря на выматывающее напряжение, я лихорадочно пыталась найти точку опоры, спасательный круг… Я искала ответы хотя бы на некоторые вопросы, «копаясь» в старых и новых книгах, журналах, в интернете, во Всемирной истории. Я надеялась, что после прочтения всех этих книг, я наконец-то пойму, что это будет – конец света, возрождение мира и начало Золотого Века или не будет ничего?! Мысленно заглядывая в будущее, я ужасалась огромным по своим масштабам возможным последствиям. Смотреть в будущее мне было страшно и неприятно, а в прошлое – печально: зачем все духовные совершенства, стремление к нравственным высотам, душевные и физические страдания, постоянная работа над собой, приобретение знаний в науке, культуре, искусстве, если в один миг все погибнет?! В моей душе такой финал вызывал стойкий протест и яростное ожесточение. Я очень хотела, чтобы наша планета была дивным, цветущим садом с радостными, дружественными и здоровыми людьми, живущими в нем! Вот и Марк Туллий Цицерон, древнеримский оратор и философ, мечтал о том же, ну, или почти о том же:
– У каждого человека должна быть библиотека и сад!
Он призывал стремиться к совершенству, причем, считал, что этому стремлению соответствовали четыре добродетели: мудрость, справедливость, мужество и умеренность. Я жила в двадцать первом веке, но была очень правильной внутри, с обостренным чувством справедливости и «синдромом отличницы», то есть я должна была всё и всегда делать «comme il faut» (ком иль фо) – как следует, чтобы мне сказали: «Молодец! Садись! Пять!» Я мечтала о вечном мире на Земле и о том, чтобы все были здоровы и счастливы, и чтобы у каждого человека был такой маленький прибор, внешне похожий на сотовый телефон, с помощью которого он научился бы избавляться от болезней!
– Но такой прибор был изобретен несколько лет назад томским ученым-физиком – заметил Умный Человек.
– А почему я не знаю?! Как король из сказки «Золушка» бегал по дворцу и кричал, почему ему не доложили, что его сын уже вырос…
– Причем, прибор тот был создан с опережением на пятьдесят лет! Ученые – это особый мир, который «вырвался» далеко вперед, в будущее. Внутри этого мира, сформировался совершенно новый взгляд на организм человека, его болезни и их лечение. Я попытаюсь объяснить на современном уровне. Ты же физику в школе изучала и знаешь, что весь мир вокруг нас пронизан сверхтонкими колебаниями и человек тоже ими пронизан. Каждая клетка человеческого организма вибрирует с определенной частотой, порождая волновые колебания, следовательно, оказывать лечебное воздействие на больной организм человека необходимо было не на химическом уровне, а на частотном, то есть с помощью волн различного диапазона. Этот маленький прибор, (кстати, он весил всего сто пятьдесят граммов), обладал широчайшим диапазоном совершенно фантастических функций: уничтожал яды в крови, мгновенно, в больших объемах структурировал воду, снимал боль любой причины, проводил полную чистку организма от всех микробов и вирусов путем снятия информации с любых выделений организма и переноса ее на кровоток (на любой крупной артерии). Фактически, с его помощью можно было вылечить любое заболевание!
– Так уж и любое?!
– Кроме тех, где разрушена ДНК. Там уже ничего не помогало.
– А сами ученые пользовались своим волшебным прибором, ведь они тоже болели, как и все люди?
– Вот что касается ученых, то они, практически, не болели!
– В это трудно поверить!
– Они не болели потому, что у них были знания, а знания – это сила! Сама понимаешь.
– Но от чего возникали болезни?
– Элементарно, Ватсон! Болезни возникали от невежества и неумения пользоваться Вселенским Законом Притяжения!
– Каким законом?
– Вселенским. В основе его лежало учение о Человеке как об энергетической субстанции и умении с помощью мыслеобразов управлять вселенской энергией, создавая желанные вещи и ситуации. Ученые виртуозно пользовались этим законом! Умный Человек замолчал.
Я была ошеломлена всем услышанным!
– Кстати, пока не забыла, я хотела ещё кое-что спросить: а что такое секвенатор? Я со своим высшим медицинским образованием не знаю, что это такое!
– Секвенатор? О-о! Это музыка жизни!
Умный Человек произнес это с таким восторгом и пафосом, что я рассмеялась:
– Вот с этого места поподробней, пожалуйста!
Умный Человек помолчал, затем медленно произнес:
– Я все время забываю, что на дворе – двадцать первый век, и секвенаторы были недавно созданы, научные исследования в этой области только начинаются, но я попытаюсь рассказать. Для простого человека секвенатор – малопонятный прибор, отдаленно напоминающий офисный принтер, а для специалиста это почти музыкальный инструмент. Мелодия, которую генетики умеют из него извлекать, записывается всего четырьмя «нотами» нуклеотидов, составляющих ДНК: аденином, гуанином, цитозином и тимином. Композиции из этих четырех нот сливаются в невероятную симфонию жизни!
– Но для чего нам секвенатор? Как его использовать в практической жизни?
– Ну, например, можно расшифровать свой полный геном…
