Ледяная ведьма

скачать книгу бесплатно

Ледяная ведьма
Лита Марсон

Я абсолютна одна в этом мире. У меня есть семья, но нет родных. Думаете, так не бывает? Еще как бывает. Я круглая сирота, выросла в приюте. Моя новая «семья» взяла меня к себе на пару лет в рамках какой-то государственной программы социальной адаптации. Меня зовут Карен, мне 15 лет, и это моя история.

Ненавижу рано вставать по утрам. Если бы я могла составить список предметов и людей, которых я ненавижу, список был бы весьма длинным. Но приличным девочкам нельзя даже думать о таких вещах, поэтому я неохотно встаю и иду в ванную умываться. По рабочим дням я предпочитаю вставать на полчаса раньше, чем вся остальная семья, чтоб иметь возможность спокойно собраться в школу. Кстати, школу я тоже терпеть не могу.

Увидев в зеркале свое отражение, я тяжело вздохнула. Темно-русые волосы ниже плеч, светло-голубые глаза, обычное лицо, каких тысячи. Ничего особенного, ничего запоминающегося. Тело стройное, руки и ноги даже слишком худые, на мой взгляд. Свою внешность я стараюсь принимать такой, какая она есть, но иногда бывает немного грустно, что я настолько обычная и ординарная. Обыкновенная девочка 15 лет отроду, которой не повезло родиться сиротой. Зато теперь у меня есть так называемая «семья», от которой мне частенько хочется сбежать подальше.

– Кого я вижу – ворона Кар-карен собственной персоной, – в коридоре появился мой «братец» по имени Маркус, старше меня всего на год, но выше на целую голову. Самомнение огромное, энергия бьет через край, а выплеснуть некуда. Любимый объект для издевок и насмешек это именно я. Да уж, программа социальной адаптации очень помогает мне привыкнуть к жизни за пределами приюта. Если в реальной жизни все такие, как Маркус, я лучше осталась бы в родном приюте до старости. – Что так рано вскочила, ворона?

– Люблю каркать по утрам, – криво улыбнулась я, продолжая двигаться в сторону кухни. Лицо «брата» исказилось от злости. Он всегда бесится, когда видит, что я не реагирую на его подколки. Мне даже его жаль иногда. Бедняга уверен, что мне есть дело до его глупых шуток и почти остроумных замечаний. Но мне нет дела ни до кого в этом мире…

– Солнышко, кто тебя разбудил в такую рань? – раздался фальшиво-заботливый голос из спальни родителей, и я сразу же втянула голову в плечи. Моя новая «мама». Ее имя я не расслышала, когда она пришла за мной в приют, а дома ее никто не называет по имени. Приходится и мне называть ее мамой, хотя мне противно даже произносить это слово. По крайней мере, по отношению к ней. Я еще понимаю, что она не любит меня – я ей чужая, к тому же живу в их семейке всего пару месяцев. Но она не любит даже своих родных детей, хотя изображает заботу и нежность весьма умело. Меня всегда пугают ее глаза – они остаются пустыми и холодными в любой ситуации. Даже когда наш «папа» приходит с работы поздно вечером, а «мама» встречает его и начинает сразу же суетиться вокруг него, ее взгляд остается неизменным.

– Мама, напомни мне еще раз, зачем нам нужна эта драная ворона в нашем доме? – поинтересовался Маркус, когда вышеописанная персона появилась на кухне.

– Сынок, нельзя так называть свою сестру, – укорила его мама, на что получила гневный ответ:

– Она мне не сестра! У меня есть сестра Лилиан, у меня есть два брата, а эта мне никто!

– Если бы ты был моим кровным родственником, я бы застрелилась, – огрызнулась я, наливая себе чай.

– Карен, Маркус, прекратите!

– В нашей семье не могла родиться такая, как ты!

– Интересно, почему? Наверно, потому, что в вашей семье все и так уроды?

– Карен, что за выражения?

– Мама, скажи ей заткнуться!

– А сам не можешь сказать – язык отвалится? Или уже отсох от постоянных гадостей? – я продолжала язвить, с удовольствием наблюдая, как Маркус пыхтит от злости, пытаясь придумать достойный ответ, а его мама (вернее, наша мама) обнимает его и пытается успокоить. Подобные перепалки случались у нас почти каждый день, но брату никогда не удавалось выйти победителем. Не хочу хвастаться, но я соображаю намного быстрее, чем Маркус и Лилиан вместе взятые, у меня острый ум и острый язык. У меня простой принцип – не трогай меня, и я не трону вас. А если полез задираться, получи в ответ.

– Дорогая, не нужно быть такой колючей, – мамочка подошла ко мне и ласково погладила по волосам. Ей я никогда не осмеливаюсь нагрубить, я с ней даже спорить боюсь. – Пожалуйста, извинись перед братом и больше так никогда не делай.

– Хорошо, мама. Прости, Маркус, не хотела тебя обидеть, – покорно ответила я, опустив голову. Брат ничего не ответил и почти сразу же покинул кухню вместе с мамой, оставив меня одну завтракать.

Мои извинения были неискренними, но и нежность со стороны мамы была абсолютно фальшивой, поэтому я не чувствовала себя виноватой, а извинилась только для того, чтоб меня оставили в покое. Хотя не буду лгать самой себе – я никогда не осмелилась бы перечить нашей «мамуле». У меня не было причин ее бояться, но я боялась, боялась до дрожи в коленках, до холодного пота, до кошмаров по ночам.

Как я радовалась, когда узнала, что мне не придется ночевать с ней в одной комнате! Когда меня только привезли из приюта, квартира моих новых родителей показалась мне очень маленькой, и я была уверена, что меня подселят в комнату к кому-то из новоиспеченных родственников. Но мне повезло – я ошиблась. Да, в нашей квартире всего три комнаты: в одной живут родители, во второй Маркус с Лилиан, а третья отдана младшеньким, братьям-близнецам Дину и Дану, которым недавно исполнилось 6 лет. К моему удивлению, оказалось, что помимо комнат, в нашем жилище имеется кладовка немалых размеров. Когда родители решили взять меня, они выбросили из чулана весь хлам, поставили кровать, и подсобное помещение превратилось в дополнительную комнату. Места маловато, зато это моя крепость, мой личный уголок, куда никто не имеет права войти без моего разрешения.

С самого детства превыше всего я ценила возможность побыть одной, чтоб привести мысли в порядок и отдохнуть от людей. Мое личное дело в приюте наверняка пестрит замечаниями на тему того, что я асоциальная личность, волк-одиночка, не умеющий контактировать с людьми. Но меня мало волнует, что обо мне думают люди, лишь бы не мешали мне жить так, как я хочу.

***

Все детство я провела в приюте. Все мои детские воспоминания начинаются с этого места. Другие дети описывали потерянных родителей, свой дом, некоторые даже помнили детский сад, в который ходили до того, как попали сюда. Но у меня ничего подобного не было – только приют, только воспитательницы вокруг, ничего больше. Когда мне было лет 6-7, я начала расспрашивать всех окружающих о том, откуда я взялась и где моя семья. В каждой книжке, что я читала, в каждом фильме по телевизору у всех были семьи, были мамы, папы, сестры, братья… А я была полностью одинока, и меня это удивляло. Сначала нянечки и учительницы пытались от меня отделаться какими-то общими фразами, но я не отставала. Тогда меня вызвала к себе директриса и провела короткую, но содержательную беседу. Из того давнего разговора я запомнила только одну фразу, которая показалась мне самой важной.

– Пойми, Карен, у тебя нет никого, ты круглая сирота, вся твоя семья погибла, и тебе надо учиться выживать одной, – может показаться, что слова директрисы были слишком суровыми для маленького ребенка, но именно эта фраза помогала мне выжить тогда, когда было тяжело. С самого детства я знала, что я одинока, что я могу положиться только на саму себя, что мне никто не поможет, если вдруг произойдет беда.

Беда пришла неожиданно, когда мне было 12 лет. Здание нашего приюта было старым, а на ремонт не было денег. Поэтому ничего удивительного не было в том, что однажды ночью крыша рухнула. Повезло, что на чердаке никого не было, но ветхие перекрытия во многих местах не выдержали и проломились до самого подвала. За пару часов дом превратился в развалину, непригодную для жилья.

Мы сидели на улице возле нашего бывшего места обитания и ждали, пока взрослые придумают, что с нами делать дальше. Остальные дети старались держаться вместе, младшие плакали, а старшие старались их утешить, и все были напуганы. Я тоже испугалась, когда дом стал разваливаться прямо на глазах, но мне не нужно было ничьих утешений или ласковых слов. Я сидела одна, подальше от других, и успокаивала себя сама. Было тяжело и страшно, но я снова и снова повторяла, что мне необходимо научиться выживать одной и не зависеть ни от кого. Я всегда держалась обособленно, у меня не было близких подруг, я никого не подпускала к себе с самого глубокого детства, как будто боялась лишних привязанностей. Со временем это умение сослужило мне хорошую службу. В конце концов, когда тебе никто не нужен, тебе не страшны разочарования.

Только спустя 4 часа после катастрофы директриса нашла для нас временное обиталище. Нас всех усадили в старенький автобус и отвезли в какой-то заброшенный санаторий. Как я позже выяснила, его изначально строили как реабилитационный центр для наркоманов, но в нашем городе таковых фактически не было. После осознания этого довольно очевидного факта руководство города приняло стратегическое решение ничего не решать и забыло про недостроенное сооружение на окраине.

Но в тот день я не знала, куда нас везут. Нам ничего не стали объяснять, просто привезли и велели укладываться спать в огромном зале. К счастью, внутренняя отделка здания была закончена, все коммуникации были проведены, только не было мебели и прочих предметов обихода. Но это никого не смутило – каждому ребенку выдали спальный мешок и через полчаса потушили свет.

Через высокие окна проникало достаточно света, чтобы оглядеться и понять, где нас разместили. Видимо, помещение задумывалось как столовая, так как у входа были расположены умывальники, а в самом конце виднелась стойка для раздачи тарелок. Вполне логично было разместить нас тут – с утра мы все сможем умыться и привести себя в порядок. Все остальные радовались, что временно мы все находимся в одном помещении, но мне такое количество людей вокруг начинало потихоньку действовать на нервы.

Дети вокруг тихо переговаривались, некоторые еще плакали, вспоминая страшное пробуждение посреди ночи, а подростки вроде меня вовсю рвались исследовать новые помещения. Конечно, у них бы ничего не получилось, ведь воспитательницы заперли двери, но планы они строили активно и иногда даже громко. Разговоры, плач, храп, жалобы – все это невероятно раздражало. Я попыталась заткнуть уши пальцами, но так заснуть почти невозможно.

Не знаю, как остальным, но мне для того, чтобы заснуть, нужна полная тишина вокруг. Меня всегда поражали люди, которым требовалась музыка для этого. В нашей группе была парочка девчонок, которые просили воспитательниц разрешить им включать радио перед сном, иначе им не удалось бы сомкнуть глаз. После переговоров с остальной частью группы нянечки решили не рисковать – я выступила от лица всех и ясно, коротко и доходчиво объяснила, что будет, если после сигнала «Спать» не будет тишины. Мне было всего 10 лет, но уже тогда некоторые девочки в моей группе меня побаивались. После моего красноречивого выступления даже воспитательницы стали меня бояться. Я никогда не задумывалась, почему это происходит, просто привыкла к тому, что вызываю у людей опасения, страх, беспокойство или нервозность. Меня это мало волновало, хотя заставляло задумываться. Нет, я не размышляла о том, как бы мне измениться в лучшую сторону, чтоб вызывать у окружающих более теплые чувства, вовсе нет. Мои мысли были направлены на то, чтобы понять, как я могу использовать эту свою особенность в своих личных целях.

В этой истории с радио мое свойство определенно сыграло мне на пользу. Если бы тем странным девочкам разрешили слушать радио по ночам, мне не удавалось бы нормально высыпаться. Никогда не могла понять, как можно хотеть спать под музыку? Под музыку хорошо танцевать, петь, готовить, даже убирать, то есть делать все, для чего нужен ритм. Но у сна ритм совсем другой, более медленный и тягучий – редко какая мелодия способствует засыпанию, скорее наоборот. Конечно, из книг и фильмов я знала, что маленьким детям родители поют колыбельные, но мне не верилось, что это действительно помогает детишкам уснуть. Возможно, в совсем юном возрасте их успокаивает звук маминого голоса, но по мере взросления любой отвлекающий звук начинает раздражать и мешать процессу расслабления. Видимо, эти любительницы радио и музыки перед сном просто люди другого сорта, которым мешают заснуть именно собственные мысли. Но все равно мне это было непонятно.

***

– Карен, ты уже собралась в школу? – псевдо-ласковый голос мамы заставил меня вздрогнуть и вернуться в реальность.

– Да, мама. Я полностью готова, – закивала я, пытаясь вспомнить, какие сегодня уроки и чего мне ждать от сегодняшнего дня. Но следующая фраза была настолько неожиданной, что я даже глаза выпучила от изумления:

– Тебе стоит поторопиться. Лилиан с Маркусом не будут тебя долго ждать.

– А почему я поеду с ними, а не на автобусе, как обычно? – спросила я, когда слегка пришла в себя от шока. Резонный вопрос – до сих пор я ни разу не ездила со всеми вместе, а до школы добиралась на обычном городском автобусе. До недавних пор детей в школу возила мама, но за пару месяцев до моего появления в их семейке Маркусу исполнилось 16 лет и он благополучно сдал на права. С тех пор его обязанностью стало возить в школу самого себя и Лилиан. Когда меня привезли из приюта, братец сразу же громогласно заявил, что он не водитель такси и не собирается работать на тех, кто ему не является кровным родственником. Меня это вполне устроило, так как автобус довозил меня прямо до самой школы, и никаких проблем у меня не возникало. Видимо, мама решила исправить ситуацию на свой лад и уговорила Маркуса возить и меня тоже. В ответ на мой вопрос она строго посмотрела на меня, мгновенно отбив желание что-то еще спрашивать, но соизволила ответить:

– Это идея Лилиан. Она сказала, что несправедливо заставлять тебя тратить столько времени на поездку, если в семье есть машина и есть водитель. Видишь, какая у тебя заботливая сестра?

Я прикусила язык, чтоб не сказать ничего резкого в ответ, и молча поплелась к машине. Знаю я их с Маркусом заботу – опять задумали какую-нибудь пакость. А отказаться тоже не получится, иначе придется спорить с мамулей, на что я никогда не соглашусь. Ладно, буду надеяться, что поездка не закончится тем, что я выйду из строя на ближайшие месяцы.

Когда я села на заднее сиденье рядом с Лилиан, предчувствие недоброго только усилилось. С какой стати сестрица села сзади? Обычно она всегда едет рядом с Маркусом и громко оговаривает всех остальных водителей, а сейчас мирно сидит за его спиной и улыбается, как гиена.

Но выхода у меня не было, машина тронулась с места, а я уставилась в окно с робкой надеждой, что все будет хорошо. Поначалу все шло нормально, я даже немного расслабилась. Маркус вел уверенно и ровно, Лилиан мурлыкала какую-то песенку, и мне даже стало казаться, что все нормально.

На половине пути мы проезжали мимо городского парка, где суетились рабочие, меняя плитку на дорожках. Маркусу пришлось сбросить скорость, и мы вяло ползли в потоке машин вдоль огромной горы песка на обочине. Дальнейшие события пронеслись так быстро, что я не успела ничего понять.

В какой-то момент Лилиан резко наклонилась ко мне, распахнула мою дверь, после чего откинулась назад и со всей силы ударила меня ногами в спину. Я вылетела из машины как ракета и врезалась прямо в песчаной вал. Песок оказался влажным, и в одну секунду я была полностью им облеплена. Повезло, что скорость машины была невысокой, я даже не ударилась, только испачкалась и сильно испугалась. Зачем Лилиан это сделала? Неужели она хотела убить меня? Мысли проносились в моей голове с невероятной скоростью, но не задерживались надолго. Я лежала лицом вниз и не могла пошевелиться. За спиной я слышала хохот сестрицы – значит, они никуда не уехали? Так вот почему Лилиан предложила маме подвезти меня до школы – она заранее все спланировала… И что мне теперь делать? Что мне делать? Вопросы кружились вокруг меня, но я не могла на них ответить. Мне не хватало сил даже на то, чтобы встать и отряхнуться. Я знала, что от моих родственников можно многого ожидать, но такая подлость даже меня поставила в тупик.

Однако смех сестры неожиданно стих, и наступила тишина. Сильные руки обхватили меня за талию и помогли приподняться. Я отряхнулась и повернулась к своему спасителю, уверенная, что это кто-то из рабочих парка. Но передо мной стоял Маркус. Казалось, он сам был удивлен тем, что помог мне. Наши взгляды встретились, я открыла рот, чтобы поблагодарить его, но Лилиан не дала мне такой возможности. Выскочив из машины, она набросилась на брата с кулаками и воплем:

– Как ты смеешь ей помогать? Она же мерзкая уродина, которой не место в нашей семье! Ты должен был оставить ее валяться там, а не помогать ей, как будто она человек! Она никто! Слышишь?

– Слышу, – Маркус повернулся к ней, и сестра резко осеклась. – Слышу, но не понимаю, как ты можешь такое говорить. Мне она тоже не нравится, но твой поступок… твои слова…

– Мои слова? Ты сам говорил все это, а сейчас будешь строить из себя добренького? – Лили уже не говорила, а шипела. Я решила вмешаться в их спор:

– Послушайте, вы оба, успокойтесь! Вы оба ненавидите меня, я от вас тоже не в восторге. Меня не волнует, что вы думаете про меня, что вы говорите про меня, только не надо меня трогать! Пока вы не трогаете меня, мне плевать на вас, понятно? Лилиан?

– Чего ты хочешь от меня? – злобно спросила сестрица.

– Чтобы ты не вредила мне физически. Можешь говорить про меня любые гадости, в лицо или за спиной. Но никакого реального вреда я не потерплю, тебе ясно?

– Ясно, – она опустила глаза, чтоб не видеть ненависть, полыхающую в моем взгляде. Я не особо поверила ее словам, но это не было так важно. Главное, что я ее предупредила, и не шутила при этом. Еще одно враждебное действие в мой адрес – и я начну вредить ей всеми силами. Слова меня не трогали нисколько, но вот рисковать своей жизнью я не собиралась.

Выяснив этот вопрос, я уже собралась плестись обратно домой, но Маркус еще раз удивил меня. Взял за руку, усадил в машину на переднее сиденье, а сам сел в кресло водителя. Лилиан дернула ручку двери, но было поздно – двери уже были заблокированы. Опустив стекло, братец коротко сказал:

– Остановка через 100 метров. Доберешься сама до школы. Вот твоя сумка.

– А ты куда?

– Отвезу Карен домой, ей надо умыться. Мы приедем в школу позже.

Сестра хотела возразить еще что-то, но Марк уже закрыл окно и начал разворачивать машину. Выражение лица Лили заставило меня ехидно засмеяться – у нее отвисла челюсть, а глаза были широко раскрыты. Да, необычное вышло приключение по дороге в школу, даже удалось немного посмеяться. Однако поведение Маркуса меня поразило. Я была уверена, что это была их общая идея, поэтому не могла понять, зачем он заступился за меня. Может, это новая пакость, только более изощренная? Веселье как ветром сдуло, я подозрительно уставилась на брата, пытаясь понять, чего еще от него ожидать. Почувствовав мой взгляд, он быстро глянул на меня и вдруг спросил:

– Ты правда ненавидишь меня?

– Что, прости? Ээээ… Ты это серьезно? Я даже… Как бы тебе сказать… Ты правда хочешь слышать ответ? – наконец-то я смогла сформулировать свою мысль и снова опасливо покосилась на собеседника. Он ничего не ответил, но почему-то свернул с дороги и поехал в другом направлении. Что он собирается сделать, я не могла понять и начала всерьез опасаться за свою жизнь. Но ничего страшного пока не происходило. Мы доехали до какого-то пустыря, где брат остановил машину и долго смотрел вперед, не выпуская руль. Затем он повернулся ко мне, взял мои ладони в свои и повторил вопрос:

– Ты действительно ненавидишь меня?

Никто никогда так ласково не касался моих рук, и я оцепенела, не понимаю, что творится на белом свете. Несколько месяцев подряд он постоянно насмехался надо мной, говорил гадости, а сегодня вел себя настолько странно, что я не знала, чего ожидать от него. Но он явно ждал ответа от меня, и я постаралась ответить как можно честнее:

– Я нахожусь в вашей семье совсем недолго и почти никого из вас не знаю толком. Ты сам только что сказал, что я тебе не нравлюсь, и относился ко мне соответственно. Но сегодня ты мне помог, и я тебе благодарна за это, правда! Я не хочу тебя обидеть, но не надо ждать от меня какого-то хорошего отношения. Дело не в тебе, пойми! Я уже сказала твоей сестре, что меня не задевают слова. Ты мог мне говорить что угодно, меня это нисколько не трогало. Просто я сама такой человек, который…

– Который что? – напряженно спросил Марк, продолжая нежно удерживать мои руки в своих. Я замялась, но решила быть откровенной:

– Я не умею испытывать добрые чувства. Совсем не умею. Я могу быть только равнодушной. Если человек меня сильно обидит какими-то действиями, я постараюсь ему отомстить. Иногда я умею ненавидеть, злиться, бояться, я могу испытывать негативные эмоции, но не позитивные. Поэтому я тебе скажу все, как есть – я к тебе абсолютно равнодушна.

После моих слов в машине наступила такая тишина, что внутри меня все похолодело. Наверно, мне не надо было с ним так откровенничать. Не знаю, что он хотел от меня услышать, но явно не это. Я хотела еще что-то добавить, чтобы исправить ситуацию, но не придумала, что сказать. В который раз за этот день мне стало страшно. Минуты длились, но ничего не менялось. Маркус сидел, опустив голову, согревая своим теплом мои руки, а я сидела, затаив дыхание, и ждала, пока разразится буря. Неожиданно брат посмотрел мне в глаза и заговорил на совсем другую тему:

– Тебе надо скорее попасть домой и переодеться, иначе заболеешь. Поедем?

Я кивнула и осторожно высвободила свои ладошки. Воистину, это был странный день.

***

Дома никого не было. Папа был на работе, мама с близнецами была в детском саду. Хотя это не совсем детский сад, скорее частный дом, где собираются дети из нашего района. Те мамы, которые работают, приводят туда своих детей, а неработающие мамы вроде нашей присматривают за ними и за своими заодно. Я не особо интересовалась этим вопросом, только знала, что каждая мама должна была вносить свой вклад – работающие платили аренду, покупали еду и все необходимое, а те, кто не работали, готовили обед, проводили занятия и занимались с детишками. Удобная система, ничего не скажешь.

В любом случае, нам повезло, что дома было пусто, и не пришлось отвечать на неизбежные в такой ситуации вопросы. Маркус быстро занялся моей одеждой, приводя ее в порядок, а я скрылась в душе. Брат продолжал удивлять меня все больше и больше. Когда я немного пришла в себя и вышла на кухню, меня уже дожидалась кружка горячего какао. Я решила пока не делать поспешных выводов, поэтому села на стол и молча принялась пить. После долгой паузы Марк сообщил:

– Я отчистил твою одежду и сумку от песка.

– Спасибо…

– И я думаю, что тебе не стоит сегодня возвращаться в школу. Я побуду дома с тобой, чтобы убедиться, что ты не заболела.

– А как же Лилиан вернется из школы?

– На автобусе. Ты ведь так ездила все это время, значит, и она сумеет, – брат разговаривал таким мрачным тоном, что мне расхотелось что-то еще спрашивать. Но одну вещь я действительно хотела знать. Но стоило ли задавать вопрос? В первый раз в жизни я оказалась в подобной ситуации и даже немного растерялась. Я привыкла быть волком-одиночкой, привыкла полагаться только на себя. Я никогда не нуждалась ни в чьей помощи. Но сегодня мир перевернулся с ног на голову. Человек, который в течение нескольких месяцев считался моим врагом, вдруг не только спас меня, но и встал на мою сторону против своей родной сестры. С какой целью он все это делает?

За свою недолгую жизнь я усвоила пару важных уроков, одним из которых был: никто ничего не делает просто так, без причины. У любого поступка, у любого слова, даже у любой мысли имеется своя причина. Нельзя сказать, что я не верила в бескорыстие или никогда не встречала добрых людей. Наоборот – воспитательницы в нашем приюте получали мизерную зарплату, но продолжали оставаться на своей работе и заботились о нас, как умели. Но даже у них были свои причины так поступать. Меня особенно не интересовало, что именно движет ими, но я была твердо уверена – не бывает ничего просто так. И теперь моим главным желанием было узнать, что заставило моего брата прийти мне на помощь. Я понимала, что не смогу жить дальше спокойно, если не узнаю, что именно это было, поэтому мне пришлось рискнуть и задать вопрос в лоб:

– Марк, скажи честно, почему ты это делаешь?

– Что ты имеешь в виду? – он даже не повернулся в мою сторону, продолжая смотреть в окно. Я решила не отступать и упрямо спросила:

– Ты знаешь, о чем я говорю. Почему ты стал мне помогать? Почему ты пошел против Лили? Ты ведь сам сказал, что я тебе не нравлюсь – так в чем причина твоей неожиданной доброты?

– Ты не можешь просто поблагодарить меня и не задавать лишних вопросов?

– Нет, не могу! – я уже начинала злиться. – Спасибо тебе, разумеется! Но если ты это делал только для того, чтобы получить мое доверие и потом сделать еще большую гадость в мой адрес, то мне не хотелось бы спешить в благодарностями!

– Ты всегда во всем видишь только плохое? – голос брата стал таким тихим, что я еле расслышала его вопрос. Но он даже не стал дожидаться моего ответа, повернулся ко мне, и я увидела у него на глазах слезы. Потрясенная невиданным зрелищем, я не знала, что и думать. Марк снова отвернулся от меня и задумчиво произнес:

– Маленькая дурочка… Если бы ты только знала, как я перепугался, когда Лили вытолкнула тебя из машины… Ее мерзкий смех до сих пор стоит у меня в ушах. Я так перепугался, что сначала чуть не уехал прочь. Мне казалось, что ты уже не шевелишься. А потом я вдруг понял, что надо бежать к тебе на помощь. Я был готов везти тебя в больницу, если потребуется. Когда я понял, что ты почти не пострадала, а только испачкалась, я почувствовал огромное облегчение и сам этому удивился.

Ты ведь появилась в нашей семье совсем недавно… Я так злился, что мама подписалась на эту дурацкую программу. А когда увидел тебя, подумал, что нам особенно не везет – именно нам досталась самая мрачная личность из всех, кто когда-либо попадал в приют. Мне кажется, я начал тебя дразнить только для того, чтобы увидеть хоть какую-то человеческую реакцию. Надеялся, что ты хоть раз накричишь на меня, или заплачешь, или обидишься. Но ты оставалась равнодушной и смотрела на всех нас как на жалких муравьев у тебя под ногами.

Я никогда не встречал таких, как ты! В моем классе все девчонки одинаковые – стоит заговорить с любой из них, она начинает хлопать ресничками, поправлять волосы, у нее даже голос становится другим, более нежным и мягким. А ты – ты абсолютная противоположность. У тебя такой низкий голос, как будто ты выросла в какой-то пещере. Я ни разу не видел, чтобы ты приводила себя в порядок у зеркала. По-моему, ты вообще никогда в зеркало не смотришься. Ты всегда проводишь время в одиночестве – и дома, и в школе. Мне иногда хотелось войти в твою комнату и посмотреть, чем ты там занимаешься, но я боялся. Я действительно начал тебя бояться, так как не мог понять тебя. Ты настолько другая, что это описать нельзя. Я никогда в жизни не боялся никого. А уж тем более девочку. Но ты просто перевернула мой мир с ног на голову.

Все эти месяцы я был уверен – если ты исчезнешь из нашей жизни, я буду только рад. Я мечтал о том, чтобы нашлись твои дальние родственники, или оказалось бы, что тебе на самом деле уже есть 18 лет, и ты можешь жить одна… Все, что угодно, лишь бы ты перестала мутить воду в нашем мирном доме. И только сегодня я понял правду… Я был таким дураком, Карен, таким дураком…

В голосе брата было слышно чувство вины и сожаление. Слезы на его глазах поразили меня намного меньше, чем его признания. Что положено говорить в таких случаях? Как бы отреагировала нормальная девочка? Что мне сказать ему? Я не могла бы утверждать, что его слова оставили меня полностью равнодушной, но отсутствие опыта таких ситуаций сбивало меня с толку и не давало мне разобраться в моих эмоциях. Пришлось на время отложить самоанализ и задать прямой вопрос:

– Какую правду ты понял, Марк?

– Не имеет значения. Зная тебя и твой характер, я понимаю, что мои слова ничего не изменят. Сегодня я задал тебе вопрос и получил исчерпывающий ответ. Спасибо за честность. Если тебе что-то будет нужно, я буду в своей комнате.

Он встал и направился к выходу из кухни. У меня было всего несколько секунд, чтоб остановить его, и я решилась на невиданный для себя самой поступок. Встав у него на пути, я крепко обняла его и прижалась лицом к его груди. Даже не знаю, что толкнуло меня на такой поступок, мое тело как будто само двигалось, но почему-то я была уверена, что поступаю правильно.

Маркус замер, и моя уверенность моментально испарилась. Что, если я ошиблась? Если он сейчас оттолкнет меня и начнет смеяться надо мной? Но этого не произошло – его сильные руки прижали меня к его телу, и я наконец-то смогла расслабиться. В его объятиях было невероятно уютно и тепло. До сей поры меня только иногда обнимали нянечки в приюте, но это нельзя было сравнить с тем удовольствием, что я испытывала сейчас. А когда одной рукой он начал тихонько гладить меня по волосам, я закрыла глаза и почти задремала. Продолжая прижимать меня к себе, он провел меня по коридору до своей комнаты и усадил на кровать. В молчании проходили минуты, и меня посетила странная мысль – как бы хотелось, чтоб это мгновение продлилось вечно… Не знаю, о чем думал он, но его дыхание было спокойным, и мне даже казалось, что он улыбается. Я не могла видеть его лицо, но отчетливо ощущала, что ему так же хорошо, как и мне. Воистину это был самый странный день в моей жизни – день, когда один из моих врагов неожиданно стал моим союзником.

***

После разрушения здания нашего приюта перед мером города встал вопрос, что с нами делать дальше. Старое здание не подлежало восстановлению, а через пару лет его было решено снести. Недостроенный санаторий был неплохим местом для временного обитания, но для постоянного проживания требовался значительный косметический ремонт, покупка мебели, игрушек, компьютеров и всего прочего, что необходимо детям. Руководство города встало в тупик. Никто не хотел тратить столько бюджетных средств на никому не нужных сирот, но изобразить заботу о нас требовалось в любом случае. В итоге после катастрофы мы прожили в санатории почти 2 года, прежде чем мер всерьез занялся этим вопросом. Нас снабжали предметами первой необходимости, регулярно кормили, восстановили компьютерный зал и подключили интернет, поэтому нас мало волновало, что с нами будет дальше.

Каждый в приюте понимал, что когда ему или ей стукнет 18 лет, наступит новая, взрослая жизнь, которую придется начинать в одиночестве. Мы все обещали друг другу поддерживать связь после того, как покинем эти стены, но большинство понимало, что даже это вряд ли нам поможет. Нас было слишком мало, поэтому пара-тройка знакомых из тех, кто покинет приют вместе с тобой, не изменит того факта, что начинать новую жизнь нам пришлось бы с нуля.

Наверно, правительство тоже начало это понимать, поэтому вскоре после того, как мне исполнилось 14 лет, воспитательницы сообщили нам о том, что запущен новой проект социальной адаптации. Поначалу мы ничего не поняли и решили, что это очередный никчемный план нашего мера, который в реальной жизни мало что смыслил и с пугающей регулярностью создавал проекты, которые осуществить на практике было невозможно.

Я особенно хорошо запомнила его законопроект о пенсионерах, с которым он носился последние несколько месяцев. Суть его великой идеи сводилась к тому, чтобы пенсионеры снова могли почувствовать себя полезной частью общества, поэтому им предлагалось создать добровольные дружины по поддержанию порядка на улицах города. Звучало очень красиво и даже достойно, но на деле все это свелось к тому, что за небольшую прибавку к пенсии бедным старичкам приходилось убирать улицы, ведь теперь именно они отвечали за чистоту и порядок в своем районе. В итоге проект быстро свернули, пенсионерам выплатили компенсации за моральный ущерб, а городским дворникам повысили зарплату, чтобы мотивировать их внимательнее относиться к своим прямым обязанностям.

Однако, ко всеобщему удивлению, программа социальной адаптации оказалась жизнеспособной и даже полезной. Всем известно, что люди предпочитают брать из приютов маленьких детей, которые еще не очень понимают, кто их настоящие родители. В крайнем случае, могут взять детей до 10 лет, надеясь успеть их воспитать согласно своим представлениям о хорошем ребенке. Но если тебе уже исполнилось 14 лет, как мне, то вариант был только один – подождать 4 года в приюте и затем отправляться в широкий мир. Для этого и была запущена новая программа. В ней предлагалось брать в семью именно тех детей, кому уже 14-15 лет как минимум. Основной упор шел на многодетные семьи по вполне понятной логике – если дома уже 3 или 4 ребенка, кому помешает еще один? Со своей стороны город и правительство обеспечивали хорошее пособие той семье, которая будет согласна принять к себе подростка. Суммы пособия хватало не только на приемного ребенка, но и на остальных членов семейства. В общем, правительство с помощью этого проекта добилось сразу нескольких целей – частично решило проблему с нашим приютом, а также помогло многодетным семьям.

Оставался открытым вопрос, что будет делать такая семья с приемным ребенком после того, как он достигнет совершеннолетия? Насчет этого пункта дебаты все еще продолжались, но мер города склонялся к такому варианту, что с момента принятия подростка в семью эта проблема ложится именно на семью, а правительству больше не надо ни о чем думать. Чтобы не получилось так, что после 18-летия все эти подростки окажутся на улице, были приняты поправки к программе. По этим поправкам, если семья продолжала заботиться о выходце из приюта и дальше, до его 30-летия, то каждый год этой семье выплачивалась определенная сумма денег. Конечно, эта сумма была значительна меньше пособия, которое семья получала за несовершеннолетнего, но была достаточно большой, чтобы служить соблазном для многих. Таким образом, мер города счел, что проблема решена, и велел начинать проект.

Когда программа была запущена, начался настоящий бум. Оказалось, в нашем городе довольно много семей, которые готовы даже взять чужого ребенка для того, чтобы получше обеспечить своих собственных. Буквально через полгода санаторий наполовину опустел. Когда число подростков начало подходить к концу, народ начал разбирать детишек помладше. Никогда раньше наш приют не пользовался такой популярностью. Когда все эти люди приходили посмотреть на нас и видели те условия, в которых мы жили с момента катастрофы, они все как один впадали в ужас и уводили за собой кого-нибудь из наших, чтобы «спасти из этого омерзительного места!».

Наш город был действительно очень большой, в нем проживало несколько миллионов человек, а в приюте нас было всего около сотни детей разного возраста. Наши ряды стремительно редели, но меня никто не хотел брать. Меня это совсем не удивляло – зачем брать к себе домой такую мрачную и нелюдимую девочку, которую даже нянечки опасаются? Я догадывалась, что в моем личном деле стоит такое описание, которое могло отпугнуть даже самых меркантильных людей, желающих любой ценой получить это дурацкое пособие. В любом случае, ситуация не менялась – приходящие семьи выбирали кого угодно, но только не меня.