скачать книгу бесплатно
вычеркиваю новый день.
Две параллельные прямые…
Две параллельные прямые,
из детства в будущее след.
Пятнадцать пролетело лет
с тех пор, как мы лыжню прямили.
Случайно купленный билет
не вы ль, случайно, обронили?
Две параллельные прямые.
Снежинок тоненький балет.
У судьбы неразборчивый почерк…
У судьбы неразборчивый почерк,
и попробуй поди разбери,
черт ли с ведьмой в камине хохочет,
то ли это проделки зари,
то ли это сентябрь за холмами
куролесит всю ночь напролет,
то ли просто пришли за стихами
и в оконный стучат переплет.
Здравствуй, юность моя безоглядная!
Здравствуй, юность моя безоглядная!
Снегу, снегу-то намело…
Жизнь свою достаю и разглядываю,
как последний пятак на метро.
Олененок, свирель, Алие?!
Олененок, свирель, Алие?!
Оглянусь – никого, только – имя…
Посмотрела глазами моими,
так уже не глядят на земле.
Та же черная, черная бровь,
та же дерзкая кровь, те же складки
возле рта, тот же взгляд – кровь за кровь! —
мы еще наиграемся в прятки.
Мы еще повоюем с тобой.
Ты забудешь свою осторожность,
станешь мне путеводной звездой,
а иначе – зачем я художник?
И одна по плохой мостовой
под янтарным дождем, как в тумане,
ты еще побредешь, ангел мой,
вдаль за вереском воспоминаний.
Строки стремительная ересь…
Строки стремительная ересь,
фонем пугающая вязь,
скажи, откуда ты взялась,
в какой тоске удостоверясь
и с временем нарушив связь?
Скажи, откуда ты пришла,
руки язвительная сила?
Два берега соединила,
а оказалось: два крыла.
Два берега, две борозды,
два сердца, два стихотворенья…
Девятым валом вдохновенья
взлетев до утренней звезды.
Опять один, как ветер в поле…
Опять один, как ветер в поле…
Как в продуктовый магазин,
вдруг забреду к Марине Доле,
когда накатывает сплин.
В дому царит неразбериха,
и две собаки – на софе,
всё это отразилось лихо
в ее неряшливой строфе.
Гитары жертвенные звуки
и будто бы исподтишка,
в двух миллиметрах от разлуки
бежит по клавишам рука…
И чту ей чей-то профиль важный,
пожатие чужой руки.
Неразбериха. Сор бумажный.
Черновики… черновики.
Подожди, слова придут потом…
Подожди, слова придут потом.
Нежность – удивительное слово.
Слишком поздно пересохшим ртом
«Я люблю тебя», – шепчу я снова.
Слишком поздно встретилась ты мне.
Вот стою и вижу, как в тумане:
то ли свет горит в твоем окне,
то ли это – свет воспоминаний.
Прохладный белый звонкий лист…
Прохладный белый звонкий лист
Бумаги,
В нем только что переплелись
Ручьи, овраги,
И чьи-то руки, и стихи,
И чьи-то встречи,
Как ласточки из-под стрехи —
Из русской речи.
И этот город за окном,
И сон окраин,
Где каждый камень мне знаком,
Где каждый камень,
Где каждый придорожный куст,
Предвидя старость,
Готов произнести строку,
Чтоб та осталась.
Оттолкнусь от поручней рукой…
Оттолкнусь от поручней рукой,
пропущу грохочущий состав
и замру у старого моста,
выпрямившегося над рекой.
Жизнь – испепеляющий костер.
Но сгорая, падая, любя,
я как в храм, как в дымчатый костел
и как в музыку вступал в тебя.
…Где над головами прихожан
в сокрушительной, как вихрь, тоске
изъясняется с толпой орган
на неведомом ей языке.
Маяковский
Отрывок
Смотрю на портрет: высок, скуласт,
громадная рана рта…
Поэт? Художник? Скорее – гимнаст,
прыгающий с моста.
Жду. Уверен: заговорит,
сбросит с себя медь,
он, одолевший столько рифм,
а тут – какая-то смерть.
И вот, отодвинув ногою стул,
перечеркнув коридор,
помедлив немного, он такое загнул,
слушаю до сих пор:
– Здорово, братец! Никак поэт?
Куришь? Вот это да!
Тепло-то как, а в моей дыре
адские холода.
Чего молчишь? Или вовсе нем?
Любовью ль серьезно болен?
Меня не бойся – людей не ем,
поэтов тем более.
Я тоже любил
и тоже сидел без гроша,
любил до дрожи,
до жуткой истерики губ.
К ее нервным шагам
приноравливал
свой торопливый шаг
и считал себя
в неоплатном
за это долгу.
К другим был строг,
в том числе и к себе,
но к ней…
Но к ней тянулся
неуклюжими
щупальцами строк,
не жалея ни горла,
ни глаз,
ни души,
ни локтей.
Я любил ее так,
как уже не способен любить этот век,
я любил ее, как Октябрь
и как все грядущие октябри…
Разве может выдержать это один человек?
Вот и расстались
