скачать книгу бесплатно
Костры похожи на факелы, которые существуют словно сами по себе, чтобы еще больше подчеркнуть ночную тьму. При блеске молнии на мгновение виден лагерь, солдаты, а потом все вновь погружается во тьму, лишь изредка в темноте мелькают отсветы костров.
Все это: огонь, блеск молнии и необычные тени, как на полотнах Рембрандта, делает картину несколько ирреальной.
Штаб генерала Черняева.
Группа всадников подъезжает к большой палатке, перед которой разведен костер. Около него сидят несколько солдат, укутавшихся в одеяла, плащи, шинели. Чуть поодаль стоят двое часовых в полном обмундировании: винтовки со штыками на плечах, патронташи и т. д. Солдаты подбегают к коням, подхватывают их под уздцы. Прибывшие о чем-то спрашивают солдат, но из-за дождя и грома слов не разобрать. Всадники спешиваются и направляются к палатке. Дойдя до навеса, перед самым входом в палатку, офицер, который шел на два-три шага впереди других, энергичным движением сбрасывает свой плащ на руки ближайшего солдата. Это молодой человек в форме русского полковника.
В помещении штаба.
Статный мужчина сидит на постели в ночной сорочке, опустив ноги в таз с водой. Это сам генерал Черняев. Перед ним – большой стол с картой местности, на ней расставлены фигурки всадников, солдат, пушки. На столе, поближе к генералу, стоит уже полупустая бутылка с ракией и миска с солеными огурцами. В комнату входит офицер в сербской форме, ног без головного убора – Стоян. Ему лет тридцать, он стройный, с аккуратной черной бородкой; его движения энергичны и быстры. Войдя, он вытягивает руки по швам и приветствует генерала. На мгновение задерживается в таком положении, чтоб генерал Черняев заметил его.
Черняев делает большой глоток из бутылки, видно что ракия крепкая и нравится ему, – это подтверждает выражение его лица и довольное покрякивание. Затем он берет огурчик и отправляет его целиком себе в рот. Лишь тогда недовльно смотрит на Стояна, будто хочет ему сказать: «Чего тебе еще?»
– Ваше превосходительство, прибыл граф Вронский.
На мгоновение Черняев перестает жевать огурец, вопросительно смотрит на Стояна, будто хочет его переспросить: «Кто?», но не произносит ничего, берется снова за бутылку, опять делает большой глоток. Слышно невнятное мычание, затем еще глоток. Наконец, Черняев поднимается:
– Пусть подождет минутку. Позовите Гаврилу.
Стоян кивает и уходит. В комнату входит денщик Гаврила. Это уже немолодой, лет пятидесяти, человек, одет наполовину по-военному, наполовину по-крестьянски. На нем гимнастерка, но штаны крестьянские, белые шерстяные носки и опанки – сербские лапти из свиной кожи. Гаврила входит запросто. Лицо у него добродушное, движения медлительны. Видно, что привык терпеть, так что упреки и ругань на него не действуют. Обязанности он исполняет в каком-то своём ритме и по собственным понятиям. Черняев резко бросает ему:
– Ну чего ты идешь, как дохлый. Подай мне мундир и сапоги.
Гаврила довольно равнодушно исполняет приказ Черняева, помогает ему одеться.
– Ты видишь, какой здесь бедлам. Не штаб, а конюшня!
(По помещению разбросаны вещи. Сабля в одной стороне, форма в другой, кругом бутылки, военные карты, бумаги… все раскидано, как попало.)
– Как меня угораздило сюда попасть. Воевать с могучей турецкой империей армией, в которой всяк делает, что ему угодно…
Наконец, при помощи Гаврилы, он одет, но небрежно, и некоторые пуговицы застегнуты криво.
Черняев снова прикрикивает на денщика:
– Ну чего ты уставился на меня? Убери бутылки и весь этот кавардак… Знаешь, что к нам прибыл важный посланник, прямо от царя. Еще подумает, что мы здесь не воюем, а лишь сидим да пьем. Только графа Вронского мне не хватало…
Недовольно бурчит вполголоса:
– Красавец! Обольститель! Ему-то что нужно в этой дыре?
В помещении перед комнатой генерала Стоян, подчеркнуто эффектно наклоняясь, показывает Вронскому, что Черняев его ждет.
– Пожалуйте, Ваше высокоблагородие.
Вронский отвечает на поклон Стояна:
– Благодарю Вас.
Вронский входит в комнату Черняева, становится во фрунт, приветствуя генерала:
– Разрешите доложить, Ваше превосходительство. Я прибыл в Сербию добровольцем. Отдаю себя в полное Ваше распоряжение.
Черняев, глядевший вначале на Вронского с подозрением, исподлобья, резко меняет тон и принимает его неофициально, запросто и даже сердечно. Он направляется к Вронскому, раскрыв объятья:
– Добро пожаловать! Прошу Вас без всяких церемоний, граф. Как желаете, чтобы я к Вам обращался: Ваше сиятельство или господин полковник?
Подходит к Вронскому, желая его обнять.
Вронского, видимо, коробит такая фамильярность. Он довольно холодно протягивает руку. Черняев, держа его за руку, подводит к постели, продолжая говорить:
– Пожалуйста, садитесь.
Вронскому неловко садиться так запросто вместе с Черняевым на постель, он делает шаг в сторону единственного стула, где только что висела форма Черняева, но так как на стуле лежит сабля, он продолжает стоять.
Черняев замечает это:
– Гаврила! Да где ж этот Гаврила?..
Никто не отзывается. Черняев подходит и сбрасывает саблю со стула в угол.
– Эти сербы – страшный народ!
Вронский все еще стоит, ожидая чтобы Черняев сел первым.
– Прошу Вас, садитесь, не стесняйтесь.
Черняев садится на кровать. Вронский опускается на стул.
Теперь они сидят один напротив другого, а между ними – стол с картой и фигурками.
– Можно предложить Вам что-нибудь, господин граф?
– Я бы выпил чаю.
– Чаю? Этого в Сербии нет. Но зато есть прекрасная ракия, – Черняев берет бутылку и протягивает ее Вронскому. – Да и стаканов нет… Как прикажу достать стаканы, оказывается, что они исчезли. Говорят: разбились! Да это они воруют… Выпейте с дороги, это Вас освежит.
Вронский делает глоток и протягивает бутылку Черняеву.
– Ваше здоровье! – Отпивает глоток и возвращает бутылку Вронскому.
– Мне никто не сообщил о Вашем прибытии… Мы могли бы лучше все организовать.
– Нет необходимости. Все в порядке.
Они пьют передавая бутылку один другому.
Черняев произносит тост:
– За победу Славянства и Православия над нехристями. И за Ваше счастливое прибытие!
Вронский отвечает сдержано-вежливо:
– Благодарю Вас. Ваше здоровье!
Черняев берет бутылку и с любопытством смотрит на Вронского:
– А как Вы сюда попали?
– Я приехал сражаться.
– Но Вы представить себе не можете, куда Вы попали… Это – Балканы! Это не война, а страшная бойня. Здесь так легко погибнуть…
– Мне не страшно погибнуть.
Черняев поднимает брови, лукаво ухмыляясь:
– Война – мое ремесло. А Вы – один из самых преуспевающих молодых людей в Петербурге, фаворит двора, любимец женщин. Да, да, я слыхал, что за Вами многие красавицы гоняются.
Вронский молчит, очевидно, что ему не по душе такая фамильярная, несколько развязная, речь Черняева. Когда он говорит о женщинах, его слова звучат пошловато и грубо.
– Даже какая-то знатная дама погибла из-за Вас. Говорят, под поезд бросилась… – говоря это, Черняев бесстыдно и пьяно смеется.
Вронского глубоко оскорбляет такая бесцеремонность пьяного Черняева.
Он поднимается со стула и очень холодно и сдержанно обращается к генералу:
– Если разрешите, я бы удалился.
Черняев продолжает смеяться:
– Конечно, конечно, идите, отдыхайте. Гаврила! Гаврила! Гаврила!
Ночь. Военный лагерь.
Дождь прекратился. Из палатки выходит Гаврила, неся сапоги, забрызганные грязью. Из лесу доносится крик совы. В сумраке ночи этот крик скорее похож на стон. Гаврила останавливается на мгновение, смотрит в сторону леса, крестится.
Вронский в своей палатке мечется в тревожном, беспокойном сне.
Сон Вронского.
В полной тишине сверкает молния. Свет молнии освещает гладкую поверхность неподвижной воды и снова все окутывает непроглядная тьма. Лишь все более частые отсветы молнии играют на поверхности мертвой воды. Свет становится более ровным, будто гроза прекратилась и вышла луна. Медленно, бесшумно, на поверхность воды падает капля. Вода расходится кругами. Появляется отражение красивой женщины, которое подрагивает в воде…
Вода успокаивается. Замирает и отражение лица с широко открытыми прекрасными глазами, оно все ближе к поверхности воды… Снова переливается свет… На поверхность воды обрушивается ливень… Густая тьма… Раздается страшный, очень близкий удар грома.
Из темноты доносится голос Гаврилы:
– Ваше сиятельство… Ваше сиятельство…
Гаврила склонился над постелью Вронского:
– Турки атакуют… Господин Черняев вызывает Вас к себе.
Вронский вскакивает с походной койки.
На скамейке рядом лежит его форма, стоят вычищенные до блеска сапоги.
Гаврила подает вещи Вронскому.
Утро. Военный лагерь.
Лучи восходящего солнца играют в каплях дождя на листве. Они кажутся то блестящими искрами, то зажженными свечами. Небо над деревьями ясное, прочищенное ночным дождем. В полном несоответствии с этой картиной раздается гул далеких и близких взрывов и человеческие голоса, среди которых выделяются резкие команды. Голоса заглушает звон оружия и скрип железа, ржанье коней. Идиллическая картина исключительно красивого утра превращается во всеобщий хаос и сумятицу. Лагерь пришел в движение. Курьеры галопом носятся повсюду. Все смешалось. Обозные телеги, волы, кони, все это движется в разных направлениях, вызывая еще большую давку. Отряды разных родов войск поспешно снимаются с места. Перед выстроенными ротами на конях – их командиры. Черные жерла пушек пока угрожающе молчат.
Перед штабом Черняева десяток солдат держат под уздцы оседланных коней. Близкие взрывы пугают лошадей, они встают на дыбы. Солдаты изо всех сил пытаются их удержать.
В штабе генерала над картами, которые теперь разложены везде – и на кровати, и на полу, и на столе, – согнулось с десяток офицеров, главным образом, высшие чины. Среди них Вронский и Стоян. Взрыв снаряда раздается совсем близко. Все качается, фигуры падают с карты. На офицеров сыплется пыль. Но они подчеркнуто игнорируют это, будто хотят друг перед другом блеснуть храбростью.
Черняев приказывает Стояну:
– Взгляните, не пострадала ли какая-нибудь лошадь?
Стоян выходит. Черняев исподлобья наблюдает за Вронским. Зло, будто хочет сказать: «Это война, красавчик… Обольститель… Это тебе не Петербургские балы». Обращается к Вронскому:
– Как Вам все это нравится, граф? Весело, не правда ли? Несколько иначе, чем на Петербургских балах. Ну, что поделаешь, война! – Вронский в ответ на эти бестактные слова Черняева только морщится. – Поэтому Вы уж нам простите, что не подготовили Вам прием получше…
Ответ Вронского холоден и почти высокомерен:
– Я хочу лишь как можно скорее приступить к выполнению своих обязанностей, Ваше превосходительство.
Черняев смотрит на него иронически. Входит Стоян:
– Все в порядке, только кони перепугались.
Черняев продолжает объяснять позицию присутствующим:
– Это неожиданное нападение турок – лишь обманный маневр. Главное нападение будет на нашем восточном крыле, вдоль реки Тимок. Они хотят зайти к нам в тыл и окружить.
Стоян вступает в разговор:
– Если позволите возразить: все донесения сообщают, что главное направление движения турецких сил – вдоль реки Морава. Мы как раз на этой линии. Я думаю…
Черняев резко обрывает его:
– Что за проклятая страна! Все хотят думать. У каждого свое мнение. Нечего тут думать. Турки не настолько наивны, чтобы принять такой план, на который был бы способен любой скороспелый сербский капитан. Сейчас же отправляйтесь с полковником Вронским на позицию в сектор Соко Баня – Княжевац (показывает на карте). Вы поступаете под начало полковника Хорватовича. (Обращаясь к Вронскому) Ну, вот Вам, граф, и первое задание. Желаю удачи. Я даю Вам своего денщика Гаврилу. Он хороший, хотя и чудак. Слишком набожный, строитель храмов и богомаз, – последние слова Черняев произносит с ироническим смешком.
Вронский же отвечает лишь официальным кивком.
Сербия – лето 1900 года
