banner banner banner
Война за проливы. Операция прикрытия
Война за проливы. Операция прикрытия
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Война за проливы. Операция прикрытия

скачать книгу бесплатно

– А Британия, Джеки, – ответил король, – исполняет арию шакала Табаки при заокеанском Шер Хане, – впрочем, как и остальные европейские страны, некогда великие, но впавшие в ничтожество. При этом руководят Британией такие люди, которые сегодня не поднялись бы выше мелких клерков. Но главное не в этом. Мой зять и генерал Бережной, а также другие пришельцы из будущего убеждены, что если Соединенные Североамериканские Штаты каким-нибудь образом сгинут с лика этой планеты, то легче станет всему человечеству, а не только России. При этом они не испытывают ненависти к простому американскому народу, а только к финансистам с Уолл-стрит и вашингтонским политиканам.

– Где-то я уже слышал эти слова, – сказал адмирал Фишер, – только в приложении к британскому народу…

– Возможно, ты и прав, Джеки, – кивнул король, – иногда мне кажется, что русские вообще не способны испытывать ненависть в обычном европейском понимании. Едва победив вчерашнего врага, они стремятся сделать его своим другом. Иногда у них это получается, а иногда не очень. Взять, например, поляков. Они столько раз устраивали восстания, что любое нормальное европейское государство давно извело бы их под самый корень, а русские продолжают возиться с этими своими меньшими братьями как с малыми детьми.

– К черту поляков! – сказал как отрезал адмирал Фишер, – меня больше интересует наша Британия. Что мы получим, если присоединимся к Континентальному альянсу? Я понимаю, что это почти невозможно осуществить на практике, но все же поведайте, Берти, что обещал вам ваш племянник за то, что вы свершите невозможное?

– Он пока ничего не обещал, – пожал плечами король. – Между нами торчал этот болван Вилли, так что нормального разговора не получилось. Кстати, как раз этот кондовый пруссак истово ненавидит все британское, и этому немало поспособствовала его мать, а моя сестра, перекормившая мальчика в детстве овсяной кашей. Впрочем, как мне кажется, наша договоренность с Майклом в силе и завтра во время переговоров мы непременно получим от него предложение, которым не сумеем пренебречь. А может, это будет встреча тета-тет, до или после основных переговоров и без настырного Вилли, чтобы мы с Майклом могли обговорить все совершенно открыто и без спешки.

– Я думаю, – со слегка разочарованным видом произнес Фишер, – что если мы примем предложение вашего племянника Майкла, то люди, которые считают, что они и есть Британия, найдут способ отказаться уже от нас. Ваша мать приучила общество ненавидеть Российскую империю, и эта ненависть унесет нас в могилу. Мы живы только до тех пор, пока маневрируем, демонстрируя подготовку к схватке за мировое господство, и Всевышний свидетель, что эту схватку мы проиграем…

– Не думаю, что все так плохо, – вздохнул король, – но на этом этапе нам нужно хоть чего-нибудь добиться для того, чтобы бросить кость нашему общественному мнению. По счастью, в нашем обществе вполне достаточно казаться победителем и совсем не обязательно одерживать сами победы. Мы непременно должны предстать во всем блеске, без единого выстрела присоединив к Британии новую территорию, как когда-то в сходных условиях моя мать и Дизраэли присоединили Кипр. Думаю, что и Майкл тоже это понимает, и поэтому уже подготовил подарок своему доброму дядюшке. По крайней мере, мы будем на это надеяться.

– Кстати, Берти, – спросил адмирал Фишер, – переговоры пройдут у нас на «Дредноуте»?

– Ну нет, – ответил британский король, – Майкл уже совершил один визит на ваше детище и больше не ступит туда ни ногой. Это исключено. Насколько мне известно, переговоры пройдут в Ревельском замке, который иначе называется Каструм Данорум, или Датской Крепостью. Возможно, я получу возможность до переговоров встретиться с моим племянником и его советниками, а быть может, и нет, но в любом случае нам лучше не совершать резких движений, потому что последствия этого могут оказаться воистину печальными.

– Берти, – неожиданно спросил адмирал Фишер, – скажите, вы мне доверяете?

– Разумеется, доверяю, Джеки, – ответил король. – В ограниченных, разумеется, пределах. Жену бы я вам не доверил, а все остальное – сколько угодно и хоть сейчас.

– Тогда, – сказал адмирал, – у меня к вам есть одно предложение…

7 июня 1908 года, 20:25. Ревель, дворец губернатора Эстляндии, он же Ревельский замок, он же Каструм Данорум, императорские апартаменты.

Присутствуют:

Император Всероссийский Михаил Второй;

Замначальника ГУГБ – генерал-лейтенант Нина Викторовна Антонова;

Командующий корпусом морской пехоты – генерал-лейтенант Вячеслав Николаевич Бережной;

Командующий Особой эскадрой – вице-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов.

– Итак, товарищи, – сказал император Михаил, – теперь, когда меньшие братья уложены спать, заседание Малого Тайного Совета при моей особе предлагаю считать открытым. Состав полный, за вычетом Александра Васильевича Тамбовцева, вернувшегося в Санкт-Петербург по служебным надобностям.

– Принято, товарищ Михаил, – ответила генерал Антонова, – и сразу хочу сказать об одном из меньших братьев. Королевич Георгий после нашей прошлой встречи имел довольно длинный разговор с Ольгой. Подробности этой частной беседы неизвестны, но молодые люди расстались довольные друг другом. Насколько мне известно, Ольга уже написала заявление для поступления в Корпус. Честно сказать, я затрудняюсь по поводу факультета, на какой ее можно было бы определить. Контртеррористический факультет превратит ее в человека-истребитель, а у эскортниц при этом слишком вольные нравы. Их учат вести себя раскованно в ситуациях, неподобающих для вашей племянницы.

– Я вас понял, Нина Викторовна, – кивнул Михаил, – и думаю, что Корпусу требуется третий факультет, который будет готовить агентов влияния в высших эшелонах. Назовем его факультетом прикладной политики. Часть программы можно взять у факультета эскорт-гвардии, а часть – у Смольного института и Бестужевских курсов. Девушки, закончившие этот факультет, должны иметь хорошую спортивную подготовку, владеть всеми способами постоять за себя (хоть голыми руками, хоть с помощью ножа и пистолета), и в то же время они должны быть всесторонне образованными и иметь манеры, подобающие представительницам высших классов. Вы меня понимаете?

– Да, – кивнула генерал Антонова, – понимаю. Но где мы будем брать слушательниц для этого факультета, ведь простые сиротки-дворянки не подойдут по происхождению?

– Во-первых, – сказал император, – то, что первой слушательницей этого факультета станет моя племянница, добавит ему престижа. Во-вторых – в связи с отменой Указа о вольности дворянской и одновременно с введением юридического равноправия мужчин и женщин перед многими девицами высших аристократических фамилий встанет вопрос выбора жизненного пути. Тут, как говорит товарищ Бесоев, будет рулить эмансипация. Какие-то из этих девиц по своим личным качествам подходят для факультета прикладной политики, какие-то нет, но, исходя из первого пункта программы, определенное количество абитуриенток набрать из этого контингента возможно. В третьих – не стоит исключать и дворянок-сироток или даже простолюдинок, если они имеют соответствующую фактуру и необходимые морально-психологические качества. Думаю, что впоследствии на базе этого факультета получится развернуть нечто вроде университета государственного управления, готовящего кадры для гражданской службы, но это пока лишь отдаленные перспективы; сейчас же нам нужны всесторонне развитые и патриотично настроенные девицы, которые, даже покинув территорию Российской Империи, продолжат представлять ее интересы.

– Я вас поняла, – кивнула Антонова, – и совершенно согласна, что организация такого факультета – дело архиважное и архинужное. Сейчас мы вынуждены создавать агентов влияния из того, что оказалось под рукой – например, из телохранительниц того же принца Георгия, с которыми он попросил заключить постоянный контракт, а потом включить их в число фрейлин своей будущей супруги.

– А еще, – добавил генерал Бережной, – Георгий сказал, что будь он простым сербским поручиком, женился бы хоть на одной, хоть на другой, хоть после перехода в магометанство на обеих сразу. Это я вам говорю не в порядке сплетни, а потому что выпускницы вашего факультета эскорт-гвардии – очень и очень привлекательные штучки.

Император Михаил хмыкнул, а потом сказал:

– А может, и женятся на этих девочках пара симпатичных молодых сербских поручиков, а потом пройдет двадцать лет – и окажется, что это талантливейшие югославские генералы. Это я говорю к тому, Нина Викторовна, что в будущем вам никоим образом не стоит упускать такую возможность. Я понимаю, что у вас нет доступа к этому вашему интернету, но все равно кое-какие источники информации имеются. Надеюсь, на этом матримониальная тема в нашем разговоре может считаться исчерпанной?

– Не совсем, товарищ Михаил, – сказал адмирал Ларионов, – должен сказать, что болгарский царь Борис заинтересовался вашей племянницей Татьяной. Пока этот интерес, можно сказать, чисто теоретический, вызванный подражанием старшему товарищу и коллеге по положению, и в то же время, если помимо Сербии к России брачными узами удастся привязать еще и Болгарию, ничего плохого в этом уж точно не будет.

Император Михаил удивленно хмыкнул и спросил:

– Вячеслав Николаевич, а что скажете вы, как непосредственный воспитатель моих племянниц?

– Вы знаете, Михаил, – ответил Бережной, – дочери вашего брата – большие патриотки и ни за что не хотят покидать Россию. Единственные исключения, которые они готовы сделать – это единокровные и единоверные нам Болгария и Сербия.

– Ну, – сказал Михаил, – значит, быть посему. Впрочем, по-настоящему к этому вопросу мы вернемся лет через семь, когда Борису исполнится двадцать один год, а Татьяна войдет в брачный возраст. А пока на этом все. Сейчас я хотел бы поговорить о том, что ожидает нас уже завтра утром. Если до этого во внешней политике мы двигались в основном курсом, параллельным нашей прошлой истории, то теперь нам предстоит окончательно погрузиться в неизвестные дебри… Для начала, Виктор Сергеевич, расскажите нам, пожалуйста, почто вы на пару с Тирпицем издевались над бедным адмиралом Фишером? Он еще до начала воздушного представления был сам не свой.

Не успел адмирал Ларионов ответить, как в дверь тихонько постучали, после чего на пороге нарисовался императорский адъютант в форме морского лейтенанта. Георгиевский крестик и нашивка за тяжелое ранение говорили о том, что в императорской свите этот молодой человек появился не просто так. Четыре года назад Иванов (тогда еще мичман) участвовал в Формозском сражении в составе команды крейсера «Баян». Потом врачи на плавгоспитале «Енисей» долго боролись за его жизнь, а по приходу эскадры на Балтику и, самое главное, после выздоровления, вместе с орденом и лейтенантскими погонами из рук государя героический офицер получил приглашение занять место одного из нескольких дежурных адъютантов. В противном случае молодому человеку светила отставка с мундиром и небольшой пенсией, ибо к строевой службе он был уже не годен.

– Слушаю вас, Сергей, – сказал император, повернувшись к визитеру; он понимал, что просто так адъютант беспокоить не будет.

– К вам его высокопревосходительство адмирал Британской империи Джон Фишер, – почему-то шепотом ответил адъютант. – Прикажете допустить?

Присутствующие ошарашенно переглянулись, а император Михаил утвердительно кивнул и сказал:

– Вот, на ловца и зверь бежит. Да как вовремя… Разумеется, допустите его, Сергей, и подежурьте в приемной еще немного – может, британского гостя потребуется проводить…

И вот вошел адмирал Фишер: в темном плаще и широкополой шляпе поверх мундира – ну чисто мистер Икс из-под купола цирка.

– Добрый вечер, ваше Императорское Величество, – сказал он, сняв шляпу, – и вам тоже добрый вечер, господа из будущего. Я прибыл сюда от имени и по поручению своего короля, чтобы провести со всеми вами предварительные переговоры. Дело в том, что король Эдуард не может покинуть «Дредноут» без того, чтобы об этом стало известно как о неподобающем поведении, и в то же время адмирал Фишер не так жестко связан рамками существующего этикета. Впрочем, вот мое верительное письмо…

С этими словами он подал императору Михаилу сложенный вчетверо лист бумаги, запечатанный королевским перстнем-печаткой. Император, убедившись в целостности печати, вскрыл послание и после прочтения сказал:

– Ну что же, мистер Фишер, все верно. А посему мы вас внимательно слушаем…

– Нет, – ответил адмирал Фишер, – это я вас слушаю. Мы с моим королем немного посовещались и решили, что, ко взаимному удовольствию обеих сторон, необходимо прекратить англо-российскую конфронтацию. Но, поскольку мяч находится на вашей стороне и именно вы разыгрываете на Балканах непонятную для нас комбинацию, мы решили предоставить вам инициативу рассказать о том, на каких условиях вы видите прекращение этого злосчастного конфликта. Сразу должен сказать, что с нашей стороны будет затруднительно, если вообще возможно, соблюсти условия этого соглашения, ибо все партии в Парламенте настроены на конфликт с Российской империей. И эта непримиримость является наследством давно покойной королевы Виктории. Чтобы это преодолеть, необходимо сместить большую часть Британкой элиты.

– Будет вам все в свое время, – сказал Михаил. – Совсем скоро произойдет такое событие, которое поколеблет основы мирового политического устройства…

– Вы имеете в виду предположительную турецкую революцию? – быстро спросил адмирал Фишер.

– События в Турции сами по себе не способны поколебать ничего, кроме самой Турции, – с загадочным видом ответил император, – я подразумеваю нечто большее – то, после чего мир вздрогнет, – и тогда вы, Джеки, не должны упустить свой шанс. Иначе чем на волне всеобщей смуты и брожения умов вас во власть не пустят. Но уж если вы туда прорветесь, то и действовать вам надлежит как новому Кромвелю – жестко и без компромиссов. Ставкой в этой борьбе будет судьба Британии, потому что если враг не сдается, его уничтожают, а загнанных лошадей пристреливают. Если вы ошибетесь, вам не помогут никакие «дредноуты», ибо и без всяких штучек из будущего они представляют собой лишь мишени для русских и германских кораблей.

– Признаю, – сказал Фишер, – желание поскорее заполучить качественное превосходство над флотами Континентального альянса сыграло со мной злую шутку, и конструкция вышла несколько несовершенной.

– Она и не могла получиться совершенной, – ответил адмирал Ларионов, – ведь в начале строительства вы еще не представляли себе тот круг задач, что предстоит решать вашим детищам. Попытавшись охватить необъятное, да еще и на первом корабле в эволюционной цепочке, вы неизбежно должны были породить какого-либо уродца. Скажу честно: там, в будущем, ваш прототип линейного корабля был более удачлив, но уже через семь лет после спуска на воду он ушел в третью линию, не представляя никакой боевой ценности. Недостатки у него были все те же, что я вам перечислил, за исключением тонкой брони, ибо тогда вы проектировали все же полноценный линкор.

– Сейчас, Виктор Сергеевич, – сказал император Михаил, – разговор пойдет не об этом… Адмирала Фишера и его короля больше волнует вознаграждение, которое Британия должна получить за нейтралитет во время событий на Балканах. Мы подумали – и предлагаем вам забрать себе Аравию. Она как раз лежит поблизости от британских владений Египта и Судана, и прекрасно округлит территории Британской империи. Но это случится только после того как вы, Джеки, сделаете попытку прорваться во власть.

– Я вас понял, ваше Величество, – ответил адмирал Фишер, закутываясь в плащ, – и непременно передам ваши слова моему королю. Думаю, для него всего этого будет достаточно. А сейчас, пожалуйста, позвольте откланяться, ибо я не хочу более мешать вашему разговору.

– Так, – сказал император, когда неожиданный гость удалился восвояси, – и кто мне скажет, что это было?

– Думаю, – сказала генерал Антонова, – что ваш британский дядюшка не хуже нас понимает слабость своей позиции. Вскормленная его матерью британская элита толкает Великобританию к войне с Российской Империей, но король Эдуард знает, что это путь к окончательной катастрофе. Поэтому он вертится как фокусник-престидижитатор на арене цирка, достает из шляпы кроликов, плюется огнем и жонглирует кинжалами. А еще он очень боится умирать, ведь его наследник принц Георг не понимает всей серьезности положения Великобритании и некритически относится к политическим мантрам, внушенным ему бабушкой. В результате, если королю придет блажь умереть, смена караула в Букингемском дворце обернется для нас неприятными особенностями. Отсутствие преемственности курса – одна из слабостей монархической системы, ибо дети часто действуют назло родителям. Что касается текущего момента, то вашего дядюшку Берти вполне удовлетворит предложенная ему доля с Турецкого вопроса в виде Аравии. Но в то же время его наверняка встревожит неопределенность вашего предсказания по поводу грядущих политических потрясений в Великобритании. Единственный плюс от вашего предупреждения – в том, что он и его сатрап адмирал Фишер будут пребывать в полной готовности к взятию неограниченной власти. А это внушительный плюс в перспективе подключения Британии к Континентальному Альянсу. Ведь мы не ставим своей задачей полное уничтожение геополитических противников России; мы лишь хотим, чтобы они вели себя в рамках приличия.

– Да, Нина Викторовна, вы совершенно правы, – сказал император Михаил, – сейчас наша цель – включить Британию в Континентальный Альянс, и, как мне кажется, дядюшка Берти это понял. Но теперь на этот шаг необходимо еще уговорить дядюшку Вилли. Он ужасно ревнив и подозрителен во всем, что касается старушки Британии. И вообще, как мне кажется, он во всем предпочитает прямолинейные силовые решения и не склонен, подобно вам, строить далеко идущих хитрых планов.

– Именно поэтому, – хмыкнул Бережной, – в нашем прошлом англичане обвели вашего дядюшку вокруг пальца как заезжие шулеры – лопоухого деревенского простака. Обещали остаться нейтральными, если он объявит войну России – и, как только дело было сделано, поступили ровно наоборот. Эти мы такие злые и недоверчивые, что ничего не оставляем на волю слепого случая, а кайзер Вильгельм – истиныий рыцарь и романтик, знаменитый своей непредсказуемостью. Сегодня он нам союзник, а завтра, когда поймет, что Россия усиливается сверх всякой меры, станет непримиримым врагом.

– Именно поэтому, Вячеслав Николаевич, – сказал император Михаил, – мы принимаем различные меры предосторожности, в том числе не торопимся скармливать Германии Францию и пытаемся приручить Великобританию. На троих соображать гораздо приятнее, чем на двоих, и, кроме того, дядюшка Вилли должен понимать, что у него есть противовес. Одним словом, переговоры со своим беспокойным родственничком я беру на себя, а сейчас поговорим о другом. Сказать честно, мне хотелось бы знать, что такое этот Тунгусский метеорит и с чем нам в итоге придется иметь дело…

– Нам тоже это интересно, – кивнул адмирал Ларионов, – поэтому мы негласно провели предварительное расследование, и по совокупности улик могу сказать, что это точно не испытание ядерного оружия и не терпящий крушение корабль инопланетной цивилизации…

– Ну-ка, ну-ка… – заинтересовался Михаил, – можно поподробнее?

– Можно и поподробнее, – кивнул адмирал Ларионов. – Предположению, что взрыв над Тунгусской тайгой имеет отношение к ядерному оружию, а также любым другим процессам, основанным на распаде тяжелых ядер, синтезе легких, а также гипотетической аннигиляции антивещества, ощутимо мешает отсутствие ионизирующего излучения в момент взрыва, а также радиоактивного заражения местности средне- и долгоживущими изотопами. Будь это нечто подобное нашей царь-бомбе, загаженными бы оказались сотни километров тайги, а свидетели[15 - Семён Семёнов, житель фактории Ванавара, находившейся в 70 км на юго-востоке от эпицентра взрыва и братья-эвенки Чучанчи и Чекарен Шанягирь, чум которых находился в 30 км от эпицентра. Для оценочной мощности взрыва в 50 мегатонн это почти под боком.], непосредственно попавшие в зону поражения, не общались бы с учеными двадцать лет спустя[16 - Первая экспедиция к месту падения тунгусского метеорита состоялась только в 1927 году.] после взрыва. Нет, взрыв Тунгусского метеорита носит чисто кинетическую природу, потому что его поражающими факторами были только ударная волна и световое излучение, ничего больше.

– Хороший метеорит! – хмыкнул Михаил, – на пятьдесят миллионов тонн в тротиловом эквиваленте…

– Собственно, – сказала генерал Антонова, – называть это явление метеоритом – не совсем правильно. Скорее, это нормальный небольшой астероид, около двухсот метров в диаметре и пяти миллиардов тонн массой. Хотя есть некоторые данные, что оценка массы и размера Тунгусского тела в наше время была изрядно занижена.

– Интересное заявление, уважаемая Нина Викторовна, – сказал император, – неужели у вас появились какие-то дополнительные сведения, каких не было у лучших ученых вашего времени?

Та пожала плечами и сказала:

– Ученые нашего времени не занимались всерьез проблемой происхождения Тунгусского метеорита. Для них это была чисто умозрительная задача. Сначала, исходя из свидетельств очевидцев и схемы радиального вывала леса вокруг эпицентра, они определили тротиловый эквивалент взрыва, потом, исходя из гипотезы столкновения на встречнопересекающихся курсах, установили скорость упавшего тела (пятьдесят километров в секунду), после чего «на кончике пера» вычислили его массу. Все вроде бы хорошо, но для нас это явление – не умозрительная задача, поэтому мы заблаговременно решили подойти к ней со всей тщательностью, которая применяется при расследовании противогосударственных преступлений. Кстати, отчет об этих исследованиях был направлен в вашу личную канцелярию, так что меня удивляет ваша неосведомленность в этом вопросе. Неужели девочки в канцелярии что-то напутали и не передали этот документ вам на ознакомление?

– Да, – сказал Михаил, – папку, озаглавленную «Отчет по отдельным вопросам, связанным с предполагаемым Тунгусским явлением», я получил пару месяцев назад и даже честно попытался ее прочитать, но ничегошеньки не понял в нагромождении математических формул, после чего забросил это занятие. Видимо, глубоко во мне еще сидит поручик синих кирасир, для которого все это учение – темный лес. Была мысль вызвать к себе господ Белопольского и Иванова[17 - Российские астрономы, работавшие в Пулковской и Санкт-Петербургской (университетской) обсерваториях. Оба позже директорствовали в Пулково и оба остались после Революции в Советской России, а это для Тамбовцева и Антоновой – как знак качества, что человеку можно доверять сведения, недопустимые для открытого доступа.], означенных на титульном листе в качестве авторов этого сочинения, но закрутился с текущими делами и по сей день не сподобился это сделать…

– И очень зря, что не сделали, – сказала Антонова, – впрочем, для того, чтобы сделать выводы, вам достаточно было поговорить по этому вопросу со мной или с Дедом. Уж Александр Васильевич смог бы прояснить ситуацию на пальцах и без единой формулы. Помните, как мы советовали вам не пророчествовать по этому поводу и никому не называть ни места, ни точного времени предполагаемого явления?

– Помню, – кивнул император, – и в основном придерживаюсь этого правила. Только совсем недавно с адмиралом Фишером и дядюшкой Берти немного напустил туману, но это только для того, чтобы они были готовы к любому развитию событий.

– А ведь вы знаете, Михаил Александрович, – сухо кивнула Антонова, – что развитие событий действительно может оказаться любым. Нет, Тунгусский метеорит на Землю упадет наверняка, вероятность этого выше девяноста пяти процентов, но точный момент этого падения и, соответственно, его место остаются для нас под вопросом…

– Так-так, уважаемая Нина Викторовна, – встрепенулся император, – а вот об этом, пожалуйста, расскажите подробнее… Я хочу знать, что значит «находится под вопросом» и как вам удалось это выяснить?

– Разумеется, – сказала Антонова, – существует немалый шанс, что и в этот раз все пойдет, так сказать, «как обычно», но это лишь одна треть из всех возможных исходов. С астрономической точки зрения, для этого требуется, чтобы все воздействия на тунгусское тело, гравитационные аномалии и столкновения с другими метеоритами в точности повторяли то, что было в нашей истории. Поручиться за это, как вы понимаете, не может никто. Единственный способ выяснить все с приемлемой точностью – это обнаружить данное тело астрономическими способами и вычислить его орбиту… Но сделать это чрезвычайно сложно, поскольку нынешняя наблюдательная астрономия еще не умеет «отлавливать» такие малоразмерные космические тела. Это же не комета, которая демаскирует себя газовым хвостом, и не микропланета с диаметром в десятки и сотни километров, а лишь космический булыжник с чрезвычайно низкой отражающей способностью. Кстати, пожелай вы вызвать к себе господ Белопольского и Иванова, это у вас все равно не получилось бы, потому что они оба, вместе с лучшим инструментом, который можно было отправить по железной дороге, сидят на Кавказе в местечке Абастуман, где каждое утро ведут охоту за интересующим нас объектом. Когда знаешь, что искать и в какой части неба это «что-то» может находиться, шансы на успех астрономических наблюдений существенно повышаются. До тех пор, пока не придут результаты работы этих двух уважаемых российских специалистов, мы все равно не сможем ничего сказать с достаточной точностью.

– Очень хорошо, Нина Викторовна, – закусив губу, сказал император, – а теперь расскажите все с самого начала – подробно, но популярно, без лишней математики.

– Если сначала, – сказала Антонова, – то, во-первых – перечитывая имеющиеся на эскадре книги и энциклопедические статьи, касающиеся Тунгусского явления, штурманы наших кораблей, начавшие работу над этим вопросом, обратили внимание на упоминания о том, что у Тунгусского явления имелись предвестники. За трое суток до взрыва в северном полушарии нашей планеты отмечались различные метеорологические явления – вроде серебристых облаков, солнечных гало и чрезвычайно ярких сумерек. Есть предположение, что это Земля вошла в облако из пылевых частиц, окружающее нашего Тунгусского гостя, а то, что это случилось за трое суток до основного события, говорит о том, что орбита этого тела в данном месте проходила по касательной к орбите Земли. Во-вторых – столкновение произошло ранним утром тридцатого июня, когда Земля, еще находящаяся в непосредственных окрестностях летнего солнцестояния, летит по орбите вперед рассветным терминатором, говорит о том, что столкновение было догоняющим. Это подтверждает и достаточно продолжительное время, в течение которого летящее в атмосфере тело наблюдалось в поселениях, расположенных вдоль трассы Великого Сибирского Пути. По некоторым оценкам, тысячу километров космическое тело пролетело за десять минут. По земным меркам – бешеная скорость, а по космическим – метеорит полз как черепаха. Конечно, надо учитывать торможение в атмосфере, но тем не менее это никаким образом на похоже на встречное столкновение. На скоростях от пятидесяти до семидесяти километров в секунду время пролета космического тела свелось бы к десятку секунд, а его взрыв произошел бы не на десяти километрах высоты, а гораздо выше. Это привело бы к двум последствиям: вспышка взрыва была бы видна не с трехсот-четырехсот, а с тысячи километров расстояния, а ударная волна, напротив, из-за разреженности воздуха на больших высотах оказалась бы чрезвычайно слабой. Радиальный вывал леса и прочие явления, характерные для низковысотных ядерных воздушных взрывов, говорят об обратном.

– Понятно, Нина Викторовна, – кивнул император, – так, значит, исходя из ваших слов, это не Тунгусский метеорит врезался в землю, а она догнала его на орбите и сбила, так сказать, совершив космическое дорожно-транспортное происшествие…

– Да, именно так, – ответила генерал Антонова, – этим обстоятельством объясняется как относительно небольшая скорость падения Тунгусского метеорита, так и предшествовавшие ему явления, не объяснимые никаким другим способом.

– Да я с вами и не спорю, – кивнул Михаил, – почти. Я тоже понимаю, что очень небольшое изменение начальных условий может вызвать значительные изменения в траектории. Но не получится ли так, что в результате таких изменений наш метеор просто пролетит мимо Земли или, напротив, ударит в какой-нибудь крупный город – например, Лондон, Париж, Берлин или Санкт-Петербург? Хотя это вряд ли. Ведь, как я понимаю, там, в вашем прошлом, он ударился об атмосферу под очень острым углом и долго тормозил в ее верхних слоях. Сто верст выше – и он пролетает мимо Земли, сто верст ниже – и взрыв происходит на гораздо более заселенной территории: где-нибудь в районе Владивостока, Хабаровска или Харбина. Ведь так?

– Это далеко не все вопросы, – неожиданно сказал адмирал Ларионов. – Есть предположение, что данное космическое тело еще двадцать седьмого июня почти пролетело мимо Земли на скорости, превышающей вторую космическую, но зацепилось за край атмосферы и перешло на чрезвычайно вытянутую орбиту, нижняя часть которой снова касалась атмосферы. Если это случилось над Северным Ледовитым океаном, то наблюдать это явление было банально некому. Одновременно тунгусский метеороид лишился всего запаса налипшей на его поверхность космической пыли, что вызвало те самые удивившие мир метеорологические явления, а уже на втором своем обороте космический бродяга зарылся в атмосферу глубже, чем это было полезно для его здоровья, и окончательно финишировал над сибирской тайгой. Гол!

– Да, Виктор Сергеевич, – покачал головой император, – умеете вы приободрить. Даже поручику синих кирасир понятно, что описанное вами явление – это та еще русская рулетка, именуемая «конус рассеивания». При таком сценарии вероятность, что все пройдет «как в прошлый раз» – не одна треть, а какие-нибудь жалкие три процента. Хорошо еще, если ваше космическое тело рванет где-нибудь над Новой Землей, на первом проходе зарывшись в атмосферу глубже, чем это разрешено, или же вовсе пролетит мимо. Так ведь оно и в самом деле может упасть в самом непредсказуемом месте и поубивать при этом кучу народу. И виноват в этом окажется государь-император всероссийский Михаил Второй, который не предупредил человечество о грядущем апокалипсисе…

– В любом случае, – сказал генерал Бережной, – прежде чем предупреждать, надо хотя бы знать, о чем. А у нас пока, кроме предположений, ровным счетом ничего нет. С военно-политическими вопросами, мы, если что, справимся и без Тунгусского дива, а прежде чем приступить к предотвращению последствий пятидесятимегатонного взрыва в людной местности, надо хотя бы обнаружить потенциального нарушителя спокойствия, провести его идентификацию и определить предполагаемый район падения. В конце концов, восемьдесят процентов земной поверхности занимают моря и океаны, а более шестидесяти процентов суши практически необитаемы, и, если взрыв произойдет над песками Сахары, джунглями Амазонки или просторами одного из четырех океанов, то пострадавших вряд ли будет больше, чем в нашей истории. А если при этом местность взрыва будет безлюдной, но пролет метеороида господа европейцы смогут наблюдать прямо из партера, то результат выйдет еще интересней. Но это уже как получится, ведь мы сами не способны повлиять на эти события, а посему – делай что должно и да случится что суждено.

– Ну вот это уже легче, – немного повеселел Михаил, – спасибо вам, Вячеслав Николаевич, вы меня действительно утешили. А вы, Нина Викторовна, осведомляйте меня обо всех известиях в данном вопросе, и без всяких там математических формул, простым русским языком. В конце концов, мы должны знать, к чему готовиться. Но все равно вести такие разговоры на ночь глядя не рекомендуется. А то приснится потом такое, что и вовсе не проснешься. Пожалуй, по рюмочке Шустовского нам не повредит. А потом – спать-с! Завтра будет тяжелый день.

8 июня 1908 года, 10:15. Ревель, дворец губернатора Эстляндии, он же Ревельский замок, он же Каструм Данорум.

Саммит трех императоров начался с небольшого курьеза. Гарнизонный оркестр, выстроенный на дворцовой площади, три раза сыграл один и тот же гимн. Дело в том, что мелодия гимна Германской империи «Славься ты в венце победном» была точной копией мелодии британского «Боже, храни короля», а русский «Боже, царя храни» отличался от своего британского предка лишь незначительными вариациями. Нехорошо, однако, получилось…

Поморщившись, Император Михаил попросил своего адъютанта записать данный вопрос в блокнот-ежедневник. Российской империи нужен новый гимн, который гарантированно отличал бы ее от других империй. И кайзеру Вильгельму присоветовать сделать то же самое. А то негоже самым мощным континентальным державам пользоваться обносками с чужого плеча.

Но вот гимны отыграли; императоры и их верные клевреты обменялись приветствиями и дружной компанией направились внутрь, где все уже было приготовлено для эпохальной встречи. Никаких делегаций, только сами монархи и их ближайшие помощники. Правда, некоторые вопросы у британского короля вызвало присутствие на встрече сербского королевича и болгарского царя, допущенного в общество взрослых мужчин благодаря своему монаршему статусу, но император Михаил сказал, что не будет обсуждать балканский вопрос без главных действующих лиц и своих ключевых союзников, без пяти минут родственников.

– В таком случае, – ответил британский король, – стоило бы позвать на эту встречу греческого короля Георга Первого и итальянского монарха Виктора Эммануила Третьего.

– О приглашении греческого короля, дядя Берти, – парировал Михаил, – вам нужно было позаботиться самостоятельно, ибо что разрешено, то не запрещено. Впрочем, королю Италии на нашей встрече ловить нечего. Я в курсе, что он облизывается на Албанию, Триполитанию и Киренаику, но это пустые мечты, по крайней мере, в отношении Албании. А то развелось тут любителей хватать куски с чужого стола и растаскивать их по своим норам, пока хозяева заняты серьезными делами…

При этом никого не удивило присутствие в зале заседаний госпожи Антоновой, генерала Бережного и адмирала Ларионова, а также отсутствие представителей турецкого султана, австро-венгерского императора и румынского короля. Турки и австрийцы были жертвенными баранами, предназначенными на заклание, а акции Румынии в последнее время крайне низко котировались на петербургской политической бирже. Стрелка барометра для этого политического недоразумения, зачатого в результате нечаянного австро-русского компромисса полвека назад, стояла между отметками «дождь» и «буря». Никто не любит вороватых цыган. Сербы и болгары, напротив, были «братушками», и при условии соблюдения ими общего политического курса с их мелкими недостатками были согласны мириться.

– Итак, господа монархи, братья по разуму и соратники по цеху, – на правах хозяина встречи начал император Михаил, – все мы люди занятые, у всех дома осталось хозяйство и семьи, поэтому не будем терять времени и приступим к делу хорошенько помолясь… Аминь.

– Аминь, Майкл, – ответил король Эдуард, – в первую очередь мы хотели бы услышать о твоих планах в отношении Турции. А то у нас возникли некоторые опасения за здоровье Больного Человека Европы.

– Говорите только за себя, Берти, – буркнул кайзер Вильгельм. – Эти турки настолько бестолковы, что с ними совершенно невозможно иметь дела. Разговоры о железной дороге из Константинополя в Басру через Багдад идут уже тридцать лет, а дело не двигается ни на шаг.

– Хорошо, Вильгельм, – с нажимом сказал британский король, – это у меня возникли опасения за здоровье дражайшей тетушки Турции.

– Напрасно вы так переживаете, дядюшка Берти, – ответил Михаил, – ваша турецкая тетка больна неизлечимой болезнью из смеси алчности и злобы. Она скончается от вызванной ею гангрены вне зависимости от ваших переживаний, ибо таково веление времени. Сейчас, когда с момента исторического Сан-Стефанского договора минуло тридцать лет, Россия ставит ребром вопрос возвращения к его условиям и, соответственно, отмене итогов Берлинского конгресса. Ведь за это время турецкие власти так и не удосужились выполнить главное условие того соглашения – обеспечить безопасность христианского населения Османской империи, а также равные права христиан и мусульман. Вместо этого сербскому, болгарскому, греческому и армянскому населению Оттоманской Порты непрерывно чинятся всяческие утеснения, из-за чего территорию турецкой державы сотрясают восстания и всяческие неустройства. И самым большим из этих неустройств является правительство его Величества султана, который в свое оправдание даже не может сослаться на грехи предшественников, ибо он сам непрерывно правит уже тридцать два года.

– Турция, – сказал король Эдуард, – никогда добровольно не согласится с ущемлением своих прав…

– Если она не согласится с этим добровольно, – парировал Михаил, – то будет принуждена к тому военной силой – и потеряет не только Фракию и Македонию, а вообще все. Сейчас, в двадцатом веке, не может быть терпимо такое положение, когда в колыбели древнего христианства вовсю властвует свирепый людоедский режим, жестоко угнетающий своих подданных…

– Майкл! – воскликнул король Эдуард, – ну зачем все это представление для публики? Мы же все прекрасно понимаем, что главным для тебя являются не какие-то мифические права христианского населения Османской империи, а усиление своего влияния на Балканах и контроль за Черноморскими проливами…

– Когда Британия, – ответил император Михаил, – захватывает какую-нибудь заморскую территорию или усиливает свое влияние в какой-нибудь части света, она зачастую не заморачивается моральными оправданиями. Дядя Берти, никогда не меряйте других своими мерками. Для нас, для русских, совершить какое-нибудь доброе дело ничуть не менее важно, чем получить от этого выгоду. И к тому же, если все страны в мире не стыдятся полученных ими политических выгод, то почему этого должны стыдиться мы? Россия достаточно брала на себя разных дурацких обязательств, в результате которых ее обманывали и прямо обворовывали. Дядя, ты приехал сюда говорить с позиции силы – так получай то блюдо, которое заказывал. Российская Империя в любом случае, невзирая на все сопротивление Британии, выполнит свои обязательства перед странами Балканского союза и христианскими народами, стонущими под магометанским игом. У нас хватит пороха и решимости в случае начала военного противостояния причинить Британии чудовищную боль и вынудить ее отступить не солоно хлебавши. Впрочем, если вам будет угодно, то мы отдадим вам часть своей добычи, ибо Христос заповедовал делиться с ближним. После разгрома Турецкой империи вся территория Аравии, включая и ту ее часть, которая ныне не является турецкими владениями, может отойти в собственность британской короны.

Наступила тишина. Взятка была предложена – и теперь английскому королю предстояло решить, брать ее или гордо отвергнуть. Правда, в таком варианте имелся большой риск вообще остаться ни с чем, ибо русским эта Аравия даром не сдалась, – в результате чего после британского отказа на нее наверняка раззявят рот немцы. Вон, кайзер Вильгельм, который до сих пор не наелся колоний, смотрит на короля Эдуарда, приоткрыв рот и затаив дыхание. А ну как откажется – и тогда Аравия его… А против союза двух континентальных империй Британия воевать не сможет. Точнее, сможет, только добром это для нее не кончится. Слишком уж несопоставимы ресурсы.

– Э-э-э, Майкл… – немного растерянно сказал король Эдуард, – а можно узнать, какую долю от вашей общей добычи получит присутствующий здесь наш брат Вильгельм, кайзер Германии?

– Германия, – ответил император Михаил, – получит территорию Ирака, в древности именовавшейся Месопотамией, центральную Анатолию и половину Палестины к югу от Иерусалима. Вполне нормальная добыча для страны, которая не принимает непосредственного участия в войне.

– О да, – сказал Вильгельм, – это действительно так. Когда Германия будет воевать французские или британские колонии, она тоже выделит России две пятых своей добычи. Это честное союзничество. И, самое главное, после вступления в Континентальный Альянс Сербии и Болгарии мы сможем наконец построить железную дорогу Берлин-Константинополь, Багдад, Басра и составить конкуренцию вашему Суэцкому каналу. Когда-то торговый путь вдоль Евфрата и дальше на север к портам Черного и Средиземного морей был весьма оживленным, да только караваны верблюдов и навьюченных ослов были не в силах конкурировать с тяжело груженными пароходами. Но железная дорога гораздо эффективнее вьючных караванов и сможет доставлять грузы из Персии и Индии непосредственно в центр Европы, без всяческих пошлин и препон. Я не говорю, что мы разорим вашу компанию Суэцкого канала (ибо это невозможно), но зато могу утверждать, что мы в состоянии составить ей достойную конкуренцию.

Выслушав слова кайзера, король Эдуард подумал, что его старший племянник явно что-то скрывает. Где-то за пределами турецких владений ему нарезан еще один жирный кусок, ценность которого не идет ни в какое сравнение с обрезками злосчастной турецкой империи.

Но вслух он произнес нечто совсем иное:

– Постой, Майкл… Так ты решил полностью и до основания уничтожить Османскую империю, не оставив султану Абдул-Гамиду и его потомкам даже маленького клочка земли?