скачать книгу бесплатно
Разворот на восток
Александр Борисович Михайловский
Юлия Викторовна Маркова
Ангелы в погонахКрымский излом #9
Третий Рейх низвергнут, Советский Союз занял всю территорию Европы – и теперь мощь, выкованная в боях с нацистко-сатанинскими полчищами, разворачивается на восток. Грядет Великий Тихоокеанский Реванш.
За два года войны адмирал Ямамото сумел выстроить почти идеальную сферу безопасности на Тихом океане, но со стороны советского Приморья Японская империя абсолютно беззащитна, и советские авиакорпуса смогут бить по Метрополии с пистолетной дистанции. Умные люди в Токио понимаю, что теперь, когда держава Гитлера распалась в прах, против Японии встанет сила неодолимой мощи. Но еще ничего не предрешено, и теперь все зависит от того, какие решения примут император Хирохито и его правая рука, величайший стратег во всей японской истории.
В оформлении обложки использован фрагмент репродукции картины из Южно-Сахалинского музея «Справедливость восторжествовала» 1959 год, автор не указан.
Александр Михайловский, Юлия Маркова
Разворот на восток
Часть 33. Неизбежное решение
15 сентября 1943 года. Обстановка в Германии и мире (вместо вступления).
К середине сентября сорок третьего года активные боевые действия на европейском ТВД в основном прекратились. При этом отсутствовала последняя, самая яростная и кровопролитная фаза боев, когда уже разгромленные серые орды любой ценой ломились на запад, чтобы сдаться кому угодно, только не войскам Красной Армии. Некуда было ломиться. Со всех сторон от умирающего Третьего Рейха – с востока, севера, юга и запада – находились все те же советские дивизии, корпуса и армии, с боями пришедшие в центр Европы «от Курска и Орла». Пророческими стали и слова песни о том, что от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней. И это еще слабо сказано. Последний этап войны больше напоминал снос обветшавшей избушки, когда после каждого нового удара во все стороны веером летит гнилая труха.
Пятого сентября гросс-адмирал Дениц в присутствии прославленных советских генералов и адмиралов подписал акт о безоговорочной капитуляции Третьего Рейха. А уже утром шестого числа Верховный Совет СССР издал Указ о включении всей территории Германии в границах на двадцать второе июня сорок первого года в состав Советского Союза. До завершения процесса денацификации и десатанизации управлять на немецких землях должны были Советская военная Администрация во главе с маршалом Жуковым и немецкая гражданская администрация под началом герра Роммеля. Наследство этим двоим после бесноватого ефрейтора досталось аховое. И хоть на этот раз Германию никто не подвергал ковровым бомбежкам, и ее города не обратились в заваленные трупами руины, но бОльшая часть населения, послушно уверовавшая в «нового арийского бога», теперь напоминала неудачно оживленных мертвецов. И только те немцы, что до конца боролись с этим ужасом и смогли при этом выжить, походили на обычных людей.
Прочая Европа тоже приходила в себя от пережитого ужаса, оплакивала гекатомбы погибших и готовилась жить в новой советской действительности. На Пиренейском полуострове, не затронутом ни войной, ни тенью нацизма-сатанизма, советские мехкорпуса ОСНАЗ в парадном строю без единого выстрела пролязгали гусеницами через территории Испании и Португалии, попутно принимая капитуляции старых национальных армий. При этом примас Испании архиепископ Толедский, кардинал Энрике Пла-и-Дениэль, исполняющий обязанности временного премьер-министра Испании, игнорируя пламенную Долорес Ибаррури, при торжественной встрече у врат Мадрида передал советскому наместнику генералу Рокоссовскому испанские королевские регалии и ключи от испанской столицы – сбылись пророческие слова комиссара третьего ранга Антоновой о том, что местные консервативные круги видят в товарище Сталине эдакого христианнейшего короля, лидера, объединившего под своим скипетром всю европейскую цивилизацию. В ответной речи генерал Рокоссовский пообещал испанскому народу свободу там, где это возможно, и порядок, где это необходимо. Конечно, не всем сторонникам павшей Второй Республики понравилось такое освобождение, но троцкистам и анархистам никто и ничего не обещал. А если эти люди по старой памяти попробуют поднять голову, то ведомство Лаврентия Павловича всегда наготове.
Страны, уже имеющие законные правительства (Румыния и Болгария) готовились обратиться к Верховному Совету СССР с просьбой о вхождении в состав Советского Союза, в других предстояли первые послевоенные выборы, которые было желательно провести еще до нового тысяча девятьсот сорок четвертого года. Это необходимо в том числе и потому, что советское правительство не собиралось разрывать пакт о ненападении с Японией без объяснения причин. Сначала надо провести выборы в Учредительные Собрания Французской и Голландской Советских Республик, потом – принять эти новосозданные государственные образования вместе с их колониальными владениями в состав СССР. И уж затем можно будет потребовать от японского правительства прекращения оккупации территории Французского Индокитая и Голландской Ост-Индии, а также остановки боевых действий против союзной СССР Великобритании, и вообще отвода всех японских войск на территорию Метрополии. Война в Китае тоже чрезмерно затянулась, и не приносит ни одной стороне ничего, кроме никому не нужных жертв. А на случай если такой ультиматум будет отвергнут, следует иметь полностью готовый к осуществлению план Маньчжурской наступательной операции, которая в одно-два касания доведет японскую империю до безоговорочной капитуляции.
Но не все было так хорошо, как казалось при взгляде со стороны. В ночь с тридцать первого августа на первое сентября над германской провинцией Нижняя Силезия неожиданно стало раскручиваться престранное атмосферное явление, более всего напоминающее не европейский циклон, а тихоокеанский тропический тайфун. Вздымающиеся в стратосферу над Бреслау и Катовице шапки грозовых облаков с самолета были видны с расстояния в пару сотен километров, а на уровне земли все это выливалось в шквальные ураганные ветры и проливные дожди, разом поставившие на паузу все боевые действия. В этой мешанине из ураганных порывов, дождевых разрядов и слепящих взблесков молний не могла действовать даже разведывательная аппаратура Особой Авиаэскадры, так что задача локализовать местоположение фон Меллентина и уничтожить этого последователя Гитлера точечным бомбовым ударом оставалась невыполненной.
Помимо всего прочего, советские метеорологи сразу сделали вывод, что это атмосферное образование, неподвижно зависшее над одной и той же точкой поверхности (чего не должно быть в принципе) имеет отнюдь не естественное происхождение. Правда, говоря о неестественном происхождении, эти люди, воспитанные в традициях диалектического материализма, всего лишь имели в виду некие техногенные установки с целью управления погодой, создающие восходящие воздушные потоки. Но в Кремле, с учетом предыдущего анамнеза, все поняли иначе и жестоко напряглись. К эпицентру событий с западного направления, несмотря на предельно плохую погоду, двинулись сразу четыре мехкорпуса ОСНАЗ, готовые к встречному сражению с прорвавшимися в этот мир легионами ада, о которых в свои последние дни так много и со вкусом вопил Геббельс…
Но ничего особо страшного не произошло. Десятого числа постороннее воздействие на атмосферу прекратилось, и искусственный циклон стал постепенно распадаться. Стихли ураганные ветры, а рушащиеся с небес потоки воды, кое-где затопившие окопы по колено, а кое-где и по пояс, перешли в грибной дождик. При этом никаких вооруженных до зубов чертей, ведьм в ступах и без, трехглавых драконов и прочей сказочно-мистической белиберды на линии соприкосновения не обнаружилось. Немецкие укрепления настороженно молчали, и даже самый внимательный осмотр через командирские бинокли не позволял обнаружить на немецких позициях ни одного живого человека. «Умерли они там все, что ли?» – подумали советские командиры полков и дивизий и послали вперед первые, еще робкие, разведпоиски с задачей получить хоть какие-то сведения о творящейся на той стороне чертовщине. И ничего. Разведгруппы вернулись, доложив, что не встретили на той стороне ни одного живого человека, укрепления опустели, и, самое главное, все, что было возможно отодрать и унести с собой, было отодрано и унесено.
И такая картина творилась не только на линии соприкосновения. Пусто было и в многочисленных сельских населенных пунктах, на шахтах, электростанциях, на фабриках и заводах. И только в госпиталях советских солдат ждала страшная находка – сотни трупов немецких тяжелораненых, добитых ударом ножа прямо в сердце. Все следы эвакуации сходились в несколько десятков точек, расположенных в крупных населенных пунктах, где беглецы исчезали бесследно, будто проваливались сквозь землю. Сгинула и вся техника панцеркорпуса СС, а также многочисленный гражданский транспорт, по военному времени переведенный на древесный газ и пропан-бутан (побочный продукт при производстве синтетического бензина). Вычищенными оказались и почти все складские запасы медикаментов и промышленных изделий, а также часть оборудования промышленных предприятий. Уже двенадцатого числа на месте этого чрезвычайного происшествия планетарного масштаба начала работать совместная советско-ватиканская следственная комиссия, и именно ее сотрудники сделали вывод, что всех, не желающих эвакуироваться, нацистские власти тут же приносили в жертву своему арийскому богу. Таких было немного, но они все-таки были. Потом стали находить выживших, сумевших в последний момент укрыться в развалинах и брошенных домах, когда живорезам из ордена СС было уже не до поиска спасающихся одиночек. «Они ушли вслед за своим новым арийским богом, – сообщили эти несчастные. – Ведь тот повел их в другой мир, полный жизненного пространства, заселенного слабыми и безвольными людьми, которых с легкостью можно обратить в своих рабов, взяв себе их дома, пашни, сады и женщин. Возвращение исключено, ибо здесь беглецов ждет беспощадная смерть от силы неодолимой мощи…» Ну и прочее бла-бла-бла, в стиле покойного к тому моменту душки Иозефа Геббельса о том, что немцы, не получившие возможности эвакуироваться в другой мир, уже умерли от рук кровожадных русских, мстящих за свои разрушенные города и погибших родных. Мол, на всей остальной территории Германии немецкая кровь уже течет по земле рекой, и только избранные поклонники нового арийского бога получили возможность спастись… Отдельным фактором под грифом «совершенно секретно» было пространное послание, которое фон Меллентин оставил своим победителям. Прочесть его удостоились только комиссар третьего ранга Антонова (в оригинале), кремлевский переводчик, да товарищи Сталин и Берия. И пока больше никто.
В предвоенном сороковом году население Силезии составляло около пяти миллионов человек, девяносто процентов которых были этническими немцами, в свою очередь на семьдесят процентов являвшимися фанатичными нацистами. Уж очень нехорошую память оставила по себе польская оккупация Нижней Силезии в двадцатых годах. А на территории Верхней Силезии, по Версальскому договору на двадцать лет отошедшей к территории Польши, в тридцать девятом году немцы встречали вермахт как армию-освободительницу. И теперь все эти люди – фьюить – исчезли в неизвестном направлении, оставив брошенными дома, шахты, электростанции, заводы и целые города. С другой стороны, с момента исчезновения группировки фон Меллентина на всей территории Европы не осталось ни одного очага вооруженного сопротивления, и даже, более того, Отец Лжи полностью потерял доступ в этот мир, что в дальнейшем будет иметь далеко идущие последствия. Правда, о последнем ни в Кремле, ни в Вашингтоне, ни даже в Ватикане, никто и не подозревал, по причине отсутствия специалистов с особыми талантами. Уж очень хорошо поработали старшие братья, захлопывая двери, ведущие прямо в ад. Земным раем от этого этот мир не станет (по крайней мере, сразу), но превратиться в инферно ему отныне не суждено. Прежде чем целиком реализуется потенциал местного человечества и цивилизация взметнется к звездам, предстоит еще немало трудов, но те, кто поставили мир на этот путь, навсегда войдут в его историю.
17 сентября 1943 года. 23:15. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;
Начальник генерального штаба – генерал-полковник Александр Михайлович Василевский;
Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;
Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.
– Итак, товарищи, – сказал вождь, – необходимо констатировать, что война с гитлеровским нацизмом и этим, как его, сатанизмом, закончилась нашей полной победой во всех смыслах этого слова. Жалко, конечно, девятое мая, но есть мнение, что в нашем мире праздником Победы необходимо назначить шестое сентября. При этом нам удалось не только отбить вражеское вторжение и закончить войну в столице государства-агрессора, но и устроить послевоенные дела таким образом, чтобы с территории Европы к нам на советскую землю больше никогда не пришла война. И цена за такой результат была уплачена значительно меньшая, чем в с предыдущим варианте истории. Вместо восьми с половиной миллионов бойцов и командиров мы потеряли на фронте не больше четырех миллионов, причем половина этих потерь пришлась на сорок первый год – с его Белостокским, Минским, Уманским, Киевским и Вяземским котлами. Потери нашего гражданского населения тоже сократились с семнадцати с половиной до шести миллионов человек, что не может нас не радовать. При этом по результатам войны к Советскому Союзу присоединится территория Европы, имеющая население в триста пятьдесят миллионов человек, что почти утроило общую численность нашего населения. Не мы начали эту войну, не мы строили агрессивные планы, желая подчинить и поработить своих соседей, но теперь никто не должен осуждать нас за то, что мы по максимуму желаем воспользоваться плодами своей победы и предотвратить возможность будущих нападений на первое в мире государство трудящихся. Товарищ Антонова, вы хотите нам что-то сказать?
– Я, товарищ Сталин, – сказала та, вставая, – прежде чем обсуждать остальные вопросы, хочу предложить почтить минутой молчания память как павших в боях героев, так и невинных жертв этой войны. Десять миллионов погибших – это все же чертовски тяжелые потери, и было бы неправильно относиться к ним как к цифрам в бухгалтерском отчете. Простите, товарищ Сталин, если я что не так сказала…
– Да нет, товарищ Антонова, – сказал вождь, также вставая, – вы все сказали правильно и по полному праву. Мы прекрасно знаем, как вы и ваши товарищи отнеслись к этой войне и сколько сделали ради того, чтобы наша Победа наступила как можно скорее и была оплачена наименьшим количеством жертв. На товарища Бережного, с первого же дня запугавшего немцев до дрожи в коленях, мы сейчас просто молиться должны. А он не звездится, не наливается бронзой, не лезет в первые ряды, если это не очередная фронтовая операция – не то что некоторые куркули в генеральских мундирах. И сейчас товарищ Бережной тоже просит партию и правительство направить его корпус на Маньчжурский театр военных действий. И другие ваши товарищи также встали в общий строй и бились с врагом, не жалея жизни – каждый на своем месте, пока Зверь не был окончательно повержен… И готовы дальше биться за нашу Советскую Родину – с японцами, американцами, да хоть чертом в ступе.
– Так точно, товарищ Сталин, – подтвердил Василевский, – у Советского Союза нет более упорных и мотивированных бойцов, чем наши потомки. И ничего им не надо для себя, все только для дела. От десанта в Евпатории и до операции «Прометей» они честно и гордо взметнули славу Красной Армии на недосягаемую высоту. Помянем тех, кто не дожил до их пришествия, а также тех, кто пал в боях, ломая хребет фашистского Зверя и приближая нашу окончательную Победу.
Наступила тишина. Вождь и самые ближние к нему люди, с которыми он решал девять десятых всех государственных дел, молчали, думая каждый о своем.
Когда минута молчания закончилась, Сталин обвел взглядом присутствующих и веско произнес:
– Но, товарищи, доставшаяся нам в результате войны Европа – это очень большой и очень жесткий кусок, и как бы нам не подавиться, кусая его широко открытым ртом. И в то же время опыт другого мира, из которого к нам пришли товарищ Антонова и ее товарищи, говорит о том, что у нас просто нет другого выбора. Или мы сумеем освоить доставшуюся нам территорию со всем ее населением и промышленным потенциалом, или, несмотря на все наши несомненные успехи, система социализма под давлением превосходящей силы сначала подвергнется незаметной эрозии, а потом и развалится на радость нашим внутренним и внешним врагам. Если мы сейчас самоуспокоимся достигнутыми успехами и примемся почивать на лаврах, решив, что главное дело нашей жизни уже сделано, то это будет неправильно, да и просто неприлично. Победив в войне, мы теперь должны выиграть для народов Европы мир и устроить такую жизнь, чтобы не наши люди с завистью смотрели на заокеанскую буржуазную демократию, а совсем наоборот, чтобы простые американцы рвались уехать в СССР строить новую жизнь. И все предпосылки для такого развития событий имеются. Расширившийся Советский Союз уже контролирует около половины мирового промышленного производства, а военная угроза для нашей страны с западного направления сократилась до минимально возможных значений. Теперь то же самое необходимо проделать на восточном направлении. Товарищ Василевский, месяц назад мы давали вам задание просчитать общие контуры Маньчжурской наступательной операции, предназначенной поставить точку во Второй Мировой войне в целом…
Василевский кивнул и расстелил на столе две карты-склейки.
– Вот тут, – сказал он, постучав пальцем по одной из карт, – изображена Маньчжурская операция в том виде, в каком она была осуществлена в прошлом наших потомков. Тогда главными выгодополучателями от разгрома Маньчжурской армии стали Соединенные Штаты Америки и товарищ Мао, а Советский Союз в результате той войны получил лишь Курильский архипелаг, Южный Сахалин, а также затяжной геморрой межкорейской гражданской войны и непотопляемый американский авианосец прямо у наших границ.
– Нам это известно, товарищ Василевский, – кивнул Сталин, – и поэтому мы уже приняли решение, как говорится, вывести американцев за скобки своих действий. Нечего им делать в нашем полушарии. А то мало ли – сегодня Рузвельт есть, а завтра на его месте окажется какой-нибудь антисоветчик-людоед вроде Трумена, Макартура или Эйзенхауэра. Совладение, которое задумала товарищ Антонова, это очень хорошо, но слишком неустойчиво. Один взбрык американских элит, посчитавших конфликт с СССР более выгодным, чем мирное сосуществование – и здравствуйте, госпожа Холодная Война. Нет уж, такими вещами лучше заниматься, когда мы будем по свою сторону двух великих океанов, а янки по свою. Именно поэтому побежденная Япония должна стать нашим, а не американским вассалом…
Василевский перешел ко второй карте.
– Составленный нами план Маньчжурской операции за номером два предусматривает для американцев только одну роль – благодарных зрителей, – сказал он. – Мы не намерены использовать даже их тяжелую авиацию, которую господин Рузвельт предлагает разместить в нашем Приморье в предвоенный период. Единственной возможной целью, которую американское командование может себе ставить, отдавая приказ на массированные налеты, является разрушение японского промышленного потенциала и массовое убийство гражданского населения. Как это бывает, мы видели во время американских попыток отбить Панамский канал, когда без всякого военного смысла и цели с лица земли стирались целые города. А нам в своей зоне ответственности этого не надо.
– Да, товарищ Василевский, – сказал Сталин, – такого счастья нам не надо. Завоевывая Европу, мы обходились авиационными ударами хирургической точности, и с Японией все должно быть так же. А американцы пусть скромно покурят в сторонке. Официальное обоснование такого шага – уже свершившийся раздел мира по полушариям. А теперь давайте посмотрим, где и сколько вы собрались вешать в граммах…
– План советско-японской войны рассчитан на три этапа, – сказал Василевский, – и Маньчжурская операция, включающая в себя освобождение южного Сахалина, является первым из них. В боевых действиях, не считая полутора миллионов бойцов и командиров, уже находящихся на Дальнем Востоке и в Монголии, должны принять участие все четыре авиакорпуса ОСНАЗ, две бомбардировочные дивизии РВГК, дивизия Стратегической Авиации, оба корпуса морской пехоты, оба воздушно-десантных корпуса, три мехкорпуса ОСНАЗ, одна конно-механизированная армия и три десятка механизированных штурмовых бригад, которые планируется придавать стрелковым соединениям при прорыве вражеских укрепрайонов. В полосе 2-го Забайкальского фронта (командующий – генерал-полковник Черняховский), помимо 17-й, 39-й и 2-й ударной армий, действуют мехкорпус Лелюшенко, наносящий рассекающий удар в общем направлении на Чаньчунь-Гирин, и усиленная монгольскими цыриками конно-механизированная армия Буденного, продвигающаяся на юг в общем направлении на Пекин. Действия 2-го Забайкальского фронта с воздуха поддерживает авиакорпус ОСНАЗ генерала Руденко. Если нам удастся с ходу, пока все ошарашены и испуганы, захватить китайскую столицу и посадить там временное советское коммунистическое правительство, то это будет большой успех. В полосе 1-го Забайкальского фронта (командующий – генерал-полковник Малиновский) действуют 36-я и 2-я Краснознаменная армии, проводящие локальные наступательные операции на Хайларском и Цыцикарском направлениях. В полосе 2-го Дальневосточного фронта (командующий – генерал-артиллерии Говоров) действуют 15-я и 35-я и 1-я Краснознаменная армии, проводящие локальную операцию на окружение и уничтожение противника в Амурско-Уссурийском выступе. В полосе 1-го Дальневосточного фронта (командующий – генерал-полковник Горбатов) помимо 5-й и 25-й армий действуют: мехкорпус ОСНАЗ Рыбалко, наносящий удар на Гирин навстречу мехкорпусу Лелюшенко, и мехкорпус ОСНАЗ Бережного, прорывающийся на корейском направлении до самого Пусана. Действия фронта поддерживают авиакорпуса ОСНАЗ Полбина и Савицкого, а также обе бомбардировочные дивизии РВГК. Балтийский корпус морской пехоты и 2-й ВДК во время первого этапа операции поддерживают наступление мехкорпуса Бережного тактическими морскими и воздушными десантами. Отдельная шестнадцатая армия под командованием генерала Баграмяна, дислоцированная на северном Сахалине, совместно с авиакорпусом ОСНАЗ Худякова, а также первым воздушно-десантным корпусом и Черноморским корпусом морской пехоты генерала Криволапова, проводит операцию по освобождению южной части Сахалина, занимая исходные позиции перед десантом на Хоккайдо. Пополам, потом еще раз пополам, и еще раз пополам.
– Скажите, товарищ Василевский, – с сомнением в голосе произнес Сталин, – а не слишком ли толстый слой масла, меда и шоколада вы мажете на японский бутерброд? У господина Хирохито от такого угощения попа случайно не слипнется?
– Нет, товарищ Сталин, – ответил Василевский, – не слишком. Наши войска должны иметь над противником такое решающее качественное и численное преимущество, чтобы их натиск напоминал волну цунами, в считанные минуты захлестывающую бухту, то есть японскую группировку в Маньчжурии. После прошлогодних летних сражений, когда наши войска разом проглатывали вдвое большие немецкие группировки, такая задача нашим генералам, мне кажется, будет вполне по плечу. Кстати, пока еще имеется время на предварительную подготовку, возможна переброска кружным путем в обход зоны боевых действий в Петропавловск-Камчатский усиленной эскадры адмирала Ларионова в составе всех трех наших авианосцев, а также артиллерийских кораблей, которые будут действовать, опираясь на поддержку береговой авиации…
– А может, не надо впутывать в это дело наш флот? – спросил Верховный. – А то получится нехорошо. Пока там нет наших крупных кораблей, вместе со своим флотом вне игры останется и адмирал Ямамото, который в результате сдастся нам вместе со всей Японией. В противном случае возможны морские сражения с непредсказуемым исходом и потерями с обеих сторон, что в любом случае не усилит, а ослабит Советский Союз. Уже запланированных вами к переброске сил вполне достаточно для того, чтобы за одну-две недели прихлопнуть японскую армию на Сахалине, в Маньчжурии и Корее и перейти к водным процедурам, то есть непосредственно к десантам на острова Хоккайдо и Кюсю. Уже после этого японский император может запросить пардону, в силу чего третий этап вам может и не понадобиться…
– Японский император может капитулировать и не дожидаясь завершения Маньчжурской наступательной операции, – сказала Антонова. – Японская империя находится на грани физического истощения, ее армия и флот без всякой надежды на конечную победу ведут войну на огромной территории. Единственное, что могло бы спасти японцев – это массовое антивоенное движение в Америке, по образцу вьетнамского, но, атаковав Перл-Харбор, Япония нанесла американскому обществу такое оскорбление, что оно теперь требует от своего правительства только кровавой мести. Есть сведения, что хитрый план нового японского правительства заключается в том, чтобы, потерпев поражение от Советского Союза по формальным обстоятельствам, капитулировать перед нами как перед представителем силы неодолимой мощи, оставив американцев ни с чем.
– Насколько известно нашему ведомству, – сказал Берия, – прежде у Токио был в ходу план-максимум, состоявший в том, что, закончив разбираться с Гитлером, Советский Союз тут же перейдет к вражде с Соединенными Штатами Америки, ибо с такими друзьями нам и никаких врагов уже не надо. Но потом товарищ Антонова учинила идею Совладения, отложившую возможную американо-советскую конфронтацию на неопределенное будущее, после чего план-максимум сменил план-минимум, предусматривающий быструю капитуляцию перед СССР как наименее опасным и наиболее предсказуемым противником.
– Идея союза с самураями в их исходном, не прирученном виде, пахнет лишь чуть менее гадко, чем идея союза с Гитлером, – ответил Сталин. – Нет, наш народ такого союза бы не понял и не принял. Прежде чем дружить с японской нацией, на протяжении пятидесяти лет по своей инициативе развязавшей четыре кровопролитных войны и совершившей множество военных преступлений, ее необходимо как следует вздуть и объяснить, что так поступать нехорошо, потому что военное счастье переменчиво, а с побежденными надо поступать по-человечески. Да, мы будем разговаривать с господином Хирохито и его министрами, но только после того, как они бросят оружие и взмолятся о пощаде; так что единственное наше требование к нынешнему японскому режиму – это безоговорочная капитуляция и очищение всех оккупированных территорий, и только потом все остальное. Таким образом, есть мнение утвердить ваш план в общих чертах и перейти к его детальной проработке с учетом складывающейся политической ситуации. Пусть ВОСО начинает разрабатывать графики перевозок; срок готовности – девятое февраля будущего года, ровно в сороковую годовщину вероломного нападения Японии на наше государство-предшественник. Самураи и без дополнительных подсказок должны понимать, за что их бьют таким жестоким образом. А теперь идите и занимайтесь этим вопросом, а нам с товарищами еще предстоит обсудить некоторые политические аспекты предстоящей операции.
18 сентября 1943 года. 00:55. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий – Иосиф Виссарионович Сталин;
Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;
Специальный консультант Верховного Главнокомандующего – комиссар госбезопасности третьего ранга Нина Викторовна Антонова.
Когда Василевский вышел, Сталин обвел внимательным взглядом своих советников-соратников.
– Что наши военные сумеют разгромить японскую армию, у нас никаких сомнений нет, – сказал он. – Вопрос в том, чтобы потом наши победы не обернулись своей прямой противоположностью.
– Вы имеете в виду товарища Мао? – спросила Антонова.
– Не только его, – ответил Верховный, – потому что японский микадо и корейские товарищи тоже могут неплохо сплясать у нас на голове.
– Японский микадо, как лицо побежденное, будет находиться в совершенно особых условиях, – сказала Антонова. – Главное – соблюдать в его отношении этикет, не подвергая сомнению его божественное происхождение. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы людей не кушало. Корею при этом предпочтительно сделать Советской республикой, и Маньчжурию тоже. В нашем прошлом Маньчжурию и Тайвань к территории Китая, без консультации с советским руководством, на Каирской конференции в ноябре этого, сорок третьего года, официально прирезали Рузвельт с Черчиллем, но теперь это невозможно по определению. Рузвельт отныне не лезет в дела Старого Света, а Черчилль ведет переговоры с чертями в аду. Маньчжоу-Го, родовое владение маньчжурского клана Айсинь Гьеро, официально независимое государство, а на самом деле вассал Японской империи, после распада империи Цин уже не имеет к нынешней Китайской республике никакого отношения. Если императора Пу И опять захватят в плен наши войска, то эту операцию можно будет провернуть в одно касание, по схеме, уже примененной в отношении Румынии и Болгарии…
– А вот это весьма интересное предложение, – сказал вождь. – А Тайвань-Формозу и в самом деле можно отдать Китаю – только не умирающему гоминьдановскому, а нарождающемуся коммунистическому. И кстати, как, по вашему мнению, мы должны относиться к господину Чай Кайши?
– К Чан Кайши, товарищ Сталин, не следует относиться вообще никак, – ответила Антонова. – Он был для Советского Союза вынужденным партнером и, получая от вас помощь, не прекращал вражды со своими китайскими коммунистами, несмотря на то, что те в полной мере выполняли установки на создание единого антияпонского фронта. А когда летом сорок первого года дела у Советского Союза пошли не столь хорошо, как прежде, этот патологический приспособленец полностью дистанцировался от Советского Союза, изгнав с подконтрольной гоминдану территории наших военных специалистов, торговые и дипломатические миссии. Очухалось это существо только год назад, когда Советский Союз одержал свою первую грандиозную победу, а американцы и англичане потерпели катастрофические поражения. Теперь он для вас должен быть и не друг, и не враг, а так, пустое место. Посмотрим, сколько он продержится в гражданской войне против своих коммунистов без англо-американской поддержки и возможности отступить на Тайвань, под защиту американских войск.
– С одной стороны, товарищ Антонова, вы, конечно правы, – сказал Верховный. – Но, с другой стороны, и вождь китайских коммунистов товарищ Мао сам по себе – это что-то совершенно особенное. Еще в сорок первом году, когда Красная Армия терпела от вермахта одно поражение за другим, этот деятель мирового коммунистического движения, как и господин Чан Кайши, также начал потихоньку отбиваться от рук. Сначала мы не особо обращали внимание на вскипевшую в китайской компартии кампанию по улучшению стиля партийной работы, ибо почти не понимали китайской специфики подобных процессов. Но потом, когда партийных руководителей, стоящих на марксистско-ленинских позициях и проводящих линию Коминтерна, начали шельмовать в китайской партийной прессе, обвиняя в догматизме, нас охватила определенная тревога. После чего мы сначала мягко, а потом все жестче и жестче, стали одергивать зарвавшегося восточного царька, тем более что к тому моменту имя Мао для нас уже не было пустым звуком. Дошло даже до угрозы исключения КПК из Коминтерна и фактического роспуска партии для того, чтобы пересобрать ее на новом основании. В настоящий момент кампания чженфэн почти свернута, но все ключевые функционеры остались на своих местах, и когда мы разгромим японскую армию и устраним главную угрозу существованию КПК, ничто не помешает товарищу Мао взяться за прежние методы руководства и довести свой замысел до конца.
– В таком случае следует действовать по принципу «нет человека – нет проблемы», – жестко сказала Антонова. – Товарищ Мао не должен дожить до начала освободительного похода Красной Армии в Маньчжурию, Корею и Северный Китай. И эта смерть никак не должна быть связана с Советским Союзом, и, более того, вы, товарищ Сталин, пошлете китайским товарищам свое соболезнование, ибо смерть унесет из наших рядов настоящего коммуниста, верного борца за дело Ленина-Сталина. Ну а потом можно будет определиться с тем, кто займет место павшего бойца в руководящих рядах китайской компартии.
– Ах, даже так, товарищ Антонова… – хмыкнул Сталин. – А мы думали, что вы предложите нам какой-нибудь такой тонкий ход – например, как с Папой Римским…
– В отношении товарища Мао не может быть никаких тонких ходов, – покачала та головой. – Бешеного шакала, любой ценой стремящегося к монопольной личной власти, никаким путем не получится перевоспитать в ответственного политика, действующего исключительно в интересах своей страны и партии. Посмотрите на историю товарища Мао – и вы поймете, что стало бы с Советским Союзом, если бы наследником товарища Ленина стал гражданин Троцкий… Оба же одного поля ягоды: сын мелкого помещика и сын зерноторговца средней руки – оба решили на плечах революционного движения подняться на самый верх политической пирамиды, оба шли по трупам миллионов, только один оказался на свалке истории, а другого мудро решили забальзамировать в мавзолее, и не трогать ни при каких политических пертурбациях, ибо развенчание культа личности Мао нанесло бы по Китаю такой удар, от которого он никогда не смог бы оправиться. Отправив этого человека во тьму внешнюю прямо сейчас, пока он еще не непогрешимый Великий Кормчий, а один из многих политических функционеров, в будущем мы избежим множества серьезных проблем на китайском направлении.
– Лаврентий, – сказал вождь, в задумчивости крутя в руках свою ставшую уже раритетом трубку, – займись этим вопросом. Подбери кого-нибудь, в ком никак нельзя заподозрить советского человека, и подведи его к Мао на дистанцию прямого удара. Неважно, что это будет: яд, бомба, снайперская пуля или нож под ребро – но этот персонаж должен быть гарантировано мертв, причем эта смерть должна быть записана на счет японской агентуры. А мы, со своей стороны, силами Коминтерна обрушимся на китайскую компартию с критикой ревизионизма, волюнтаризма, и стремления некоторых товарищей к монопольной личной власти. К новому, тысяча девятьсот сорок четвертому году китайская компартия должна быть приведена в нормализованное состояние, пригодное к тому, чтобы взять власть в освобожденной части Китая и выиграть гражданскую войну против гоминдана. При этом следует помнить, что товарищ Сталин тоже не безгрешен, он тоже делал ошибки и испытывал головокружение от успехов. Но все это – от отсутствия опыта, ибо никто прежде не строил государство рабочих и крестьян, которому предстояло выстоять в полном одиночестве против враждебного капиталистического окружения, и от торопливости, ибо угроза неумолимо надвигающейся новой мировой войны была очевидна ему с самого начала. О чем-то товарищ Сталин не жалеет, в чем-то он раскаивается, но по большому счету все было сделано правильно, ибо даже без помощи из будущего Советский Союз успел развить достаточную промышленную мощь и выйти победителем из Большой Войны. И на этом на китайскую тему, пожалуй, все. К этому разговору мы вернемся после того, как будут выполнены уже поставленные нами задачи. Сейчас я хотел бы знать, что товарищ Антонова думает по поводу откровений господина фон Меллентина, которыми он решил с нами поделиться, прежде чем навсегда покинул наш мир.
– Ну что тут можно сказать… – пожала плечами Антонова. – Тему множественности миров лучше всего было бы обсуждать с товарищами Капицей и Ландау. Впрочем, эта информация для нас и без того не новость, ибо мы сами проникли в этот мир похожим образом. Лично я думаю, что вся эта магия и явления «божественного» порядка – не более чем проявления непознанных пока людьми неких природных сил, заниматься которыми должны физики, а не политики. Все остальное тоже не является каким-либо откровением, меняющим для нас картину окружающего мира. Тот, кому Гитлер предан своей душой и телом, является не только нашим личным врагом, но и врагом всего человеческого рода, и информация о том, что после смерти своего главного вассала он потерял возможность доступа в наш мир, не может нас печалить. Возможно, теперь Америка и в самом деле не превратится в ту гниющую клоаку, которой она была в родном для нас мире, но я бы не стала уповать на неизбежность этого процесса. Алчность, зависть и злоба американской буржуазии, утратившей возможность достижения мирового господства, никуда не делись, и они способны сотворить на ровном месте нового Сатану, ничуть не менее опасного, чем прежний. Это Предначальный Творец един для всех сущих миров, а вот разных демонов может быть очень много, ибо они порождаются исключительно несовершенством человеческой природы. Все, что мы можем сделать на этом пути – это воспитывать человечество на идеалах марксистско-ленинской справедливости и христианской любви к ближнему – и тогда Сатане в нашем мире просто не останется места.
– Вы предполагаете, что мы должны поделиться этой информацией с Лаврой и Ватиканом? – с интересом спросил Сталин.
– С Лаврой – вряд ли, – ответила Антонова. – Православная Церковь действует исключительно в границах уже существующей советской системы, и должна послушно исполнять спущенные сверху ценные указания. Товарищ Карпов в этом случае вам в помощь. Точно так же когда-то византийские базилевсы, начиная с Константина Великого, рулили Константинопольскими патриархами, и те послушно исполняли их волю. Ощущение цезарепапизма, то есть главенства высшей власти, заложено в православное мироощущение на уровне фундамента, и посвящать патриарха и его клир в секретные подробности будет совершенно излишним. Достаточно им и того, что они знают о нашем иновременном происхождении и о Голосе, дававшем нам перед забросом последние наставления, в силу чего шарахаются от нас как черти от ведра святой воды. Ибо каждый из них грешен в том или ином виде, а мы им представляемся кем-то вроде младших апостолов, принесших в этот мир непререкаемую Божью Волю. Совсем другое дело с Ватиканом. Структура эта – вполне самостоятельная, имеющая влияние далеко за пределами советских границ, а папа Пий – умнейший человек, жадно впитывающий любые крупицы информации свыше. Пожалуй, мне бы стоило совершить еще один визит в Рим, встретиться с этим незаурядным человеком с глазу на глаз и без посторонних ушей обсудить сложившиеся обстоятельства. Ведь, в конце концов, в том, что Отец Лжи потерял доступ в наш мир, есть и его заслуга, и еще больше пользы он сможет принести нашему делу в том случае, если Америка все же сорвется с траектории Совладения на свой прежний путь безудержной антисоветчины…
– Пожалуй, вы правы, – кивнул Верховный. – Есть мнение, что папу Пия следует наградить орденом Победы, и вручить столь высокую награду этому незаурядному человеку мы доверим именно вам, как нашему специальному представителю по Европе. Так как ваш визит в Ватикан будет полностью замотивирован, ни у кого не возникнет никаких вопросов, чего это товарищ Антонова теперь мотается в Рим как на службу. На этом, товарищи, наш разговор можно считать законченным. Цели определены, задачи поставлены, и теперь – за работу.
20 сентября 1943 года, Утро. Германия, Берлин, у Бранденбургских ворот.
бывший штабс-капитан ВСЮР, а ныне майор РККА Петр Петрович Одинцов.
В ознаменование победы над нацистско-сатанинскими силами советское командование решило устроить в Берлине парад Победы – и наша бригада (точнее, ее сводный батальон, составленный из самых-самых отличившихся господ офицеров) тоже приняла в нем участие. Войска к торжественному маршу выстраивали на Шарлоттенбургском шоссе. Кого там только не было! Помимо сводного батальона нашей бригады, к этому событию готовились сводный батальон польской народной армии, сводный штурмовой батальон частей народно-освободительной армии Югославии (рядом с этими парнями мы сражались в Загребе), сводные батальоны болгарской и румынской армий, бурский спецполк имени генерала Де ла Рея (сам по себе не больше иных батальонов), сводный батальон чехословацкого корпуса Людвига Свободы, британский сводный батальон, наполовину составленный из моряков, наполовину из летчиков, никого не предавших и от начала и до конца сражавшихся с общим врагом, а также сводные батальоны советских фронтов, поставивших точку в существовании злосчастного Третьего Рейха. Позади пехотных коробок готовилась к маршу прославленная красная кавалерия, а вслед за ними – сводные батальоны четырех советских мехкорпусов.
Не в пример раздолбанным в пыль Белграду, Загребу или Константинополю, Берлин казался почти не затронутым войной. И даже Рейхстаг, в другой истории (как нам было известно от Александра Васильевича (Тамбовцева)) разрушенный почти до остова, тут выглядел почти неповрежденным. Единственное сходство между той и другой историей в том, что и тут стены германского парламента оказались покрыты самыми разнообразными автографами солдат-победителей. Мы с Олегом тоже улучили момент и, вооружившись кистью и краской, оставили на этом историческом памятнике свои имена. История Третьего Рейха началась с поджога нацистами Рейхстага, и теперь русские солдаты поставили под ней окончательную точку и свои многочисленные подписи. Было видно, что некоторые солдаты и офицеры подписывались не только за себя, но и за целые подразделения, а некоторые надписи были сделаны латинским шрифтом.
В отличие от всего прочего Берлина, вдребезги разрушенной оказалась улица Вильгельмштрассе, вдоль которой располагались здания большинства германских министерств и ведомств. Во время того налета, когда был уничтожен Гитлер, авиация красных постаралась вбить в прах этот оплот прусского государственного гонора, и тем самым лишила остатки Третьего Рейха даже слабого подобия централизованного управления. Проезжую часть улицы уже расчистили от обломков и битого кирпича, трупы из-под закопченных развалин вытащили, идентифицировали и похоронили, и сейчас руины некогда величественных зданий говорят о том, что вот так проходит слава мира. Еще недавно эти люди планировали завоевать весь мир, и ради этого ввергли Европу во множество несчастий и смертей – и теперь все они мертвы, и, самое главное, мертв так называемый «вождь германского народа» Адольф Гитлер.
Не спасли новоявленного Антихриста ни ПВО Берлина, которую красные смели концентрированным ударом всей своей авиации, ни вышколенная эсесовская охрана, ни восемь метров армированного железобетона. Теперь «фюрербункер» напоминает пустой корень выкрошившегося зуба. Сверхмощная бомба, поразившая это титаническое сооружение, буквально вывернула его наизнанку. Из числа тех, кто укрывался вместе с Гитлером в этом последнем убежище, не выжил вообще никто. Тут никто не ставит своих подписей, и пробраться к этому месту можно только по узкой ненадежной тропке среди развалин новой рейхсканцелярии. Охраны тоже нет, приходи и смотри кто хочет, да только мало кто это делает. А вот мы с Олегом сходили и посмотрели, о чем нисколько не жалеем.
И вот – парад. Блеск золота погон, как во времена «до без царя», сырой северо-западный ветер колышет тяжелый алый бархат боевых знамен, над батальонными коробками стрелковых частей серое облачное небо царапает щетина штыков. Духовой оркестр играет мрачно-торжественную мелодию, а губы сами повторяют слова:
«День Победы, как он был от нас далек,
Как в костре потухшем таял уголек.
Были версты, обгорелые в пыли, –
Этот день мы приближали, как могли…».
И лица боевых друзей перед глазами – не только тех, что погибли в Белграде, Константинополе или Загребе, но и павших еще на первой Германской войне. Это и их праздник тоже. Тогда мы, в силу внутренней слабости империи Романовых, не смогли одолеть жестокого врага и войти парадным маршем в его поверженную столицу, а красный император Иосиф Сталин сумел привести свою армию на берлинские мостовые, пусть даже не до первого листопада, а за два года тяжелейшей войны. И вот мы здесь – и за себя, и за тех, кто не дошел.
Звучит команда – и тысячи ног, обутых в тяжелые сапоги, отбивают первый шаг. Смотрите, берлинцы – идут русские солдаты-победители. И неважно, что в строю также сербы, поляки, болгары и румыны; главный герой этого дня – русский солдат. Первым идет польский батальон: с боев на Вестерплятте эта война началась; заканчивая ее, новая польская армия вместе с ударными советскими частями зачищала агонизирующий Берлин, и потому полякам символически доверено открывать парад Победы в Берлине. За польским батальоном мерно шагают коробки победоносных красных фронтов. А уже за ними идем мы: штурмовые автоматы и автоматические карабины прижаты к груди, позвякивают кресты за ТУ войну и советские медали с орденами за ЭТУ, взгляд устремлен вперед, а в памяти – события двух минувших войн. Возможно, именно эта минута окончательно примирила нас с раскинувшейся от океана и до океана большевистской Россией, и красное знамя бригады, под которым шагает наш бессменный командир генерал Деникин, кажется нам уже «своим». Для Антона Ивановича это уже четвертая война. Три предыдущих закончились унизительными поражениями, и вот теперь, на склоне лет, он, гордо выпрямив спину, идет в рядах победителей.
Я знаю, что за нами шагают батальонные коробки союзных армий, а за ними, где-то далеко позади, раздается цокот копыт кавалерии и приглушенно урчат моторы танков и бронемашин. Рассекающее Тиргартенский парк Шарлоттенбургское шоссе заканчивается, и впереди показались Бранденбургские ворота, у которых установлена трибуна, затянутая красным кумачом. На ней – прославленные генералы и маршалы этой войны, сумевшие насмерть забить германского зверя и взять штурмом его логово, а внизу, под трибуной – два драгунских унтер-офицера прошлой войны и маршалы Победы этой. Маршал Рокоссовский командует парадом, маршал Жуков его принимает. Поговаривают, что командовать парадом хотели доверить пришельцу из будущего господину Бережному, командующему первым мехкорпусом ОСНАЗ, но он отказался от этой чести, не чувствуя себя достойным со словами: «Я всего лишь как можно лучше старался делать свое дело».
Вот наш сводный батальон прошел под аркой Бранденбургских ворот и вышел на улицу Унтер-ден-Линден. Дома, возвышающиеся по обе стороны улицы, не имеют никаких следов войны, за исключением множества белых флагов, колышимых ветром, и таких же белых (от испуга) лиц берлинцев в распахнутых окнах. Уже почти месяц Берлин живет при русской власти, и эти люди до сих пор ждут, когда ужасные казаки кинутся их насиловать и убивать. И сейчас они смотрят на шагающую внизу мощь и трепещут от ужаса. Еще совсем недавно под барабанный бой по этой улице маршировали солдаты в мундирах цветы мышиных шкур, и тогда обитатели этих домов, высовываясь из окон по пояс, кричали что-то восторженное, размахивали нацистскими флагами и бросали вниз цветы. Теперь солдаты, пошедшие в завоевательный поход на Восток, мертвы или находятся в плену, а под окнами домов маршем победителей идут те, кого они хотели обратить в своих рабов.
Но это, как говорится, дело житейское, такое в истории случалось уже не раз; гораздо хуже та легкость, с которой немцы вслед за своим фюрером обратились к поклонению Сатане. Теперь они каются и заявляют, что вернулись к вере своих отцов, но как напоминание об их грехопадении за мостом через Шпрее возвышаются обугленные руины Берлинского собора, превращенного поклонниками нового арийского бога в омерзительное капище. Сражаясь с германскими полчищами, нечто подобное мы неоднократно встречали на фронте. Нам доводилось врываться в капища прямо во время богомерзких мистерий и до последнего служки истреблять обезумевших черных жрецов. Ныне же этот Зверь мертв, и мы идем по городу, превращенному им в свою столицу, эпицентр ужаса и боли. Пусть видят все: такое не повторится никогда, потому что гордые выи поклонников Сатаны навсегда придавила нога русского солдата.
Тогда же и почти там же.
Командир отдельного южноафриканского полка специального назначения имени генерала Де ла Рея полковник Пит Гроббелаар.
Наша отправка домой немного задержалась, потому что спецполк имени генерала Де ла Рея был удостоен чести принять участие в параде Победы в поверженном Берлине. Это торжество никак не могло обойтись без нас, простых бурских парней, ведь именно мы стояли на острие большинства русских ударов. Мы согласились в том числе и потому, что именно на этом параде нам предстояло впервые выступить под своим национальным флагом независимой Южноафриканской республики. Разумеется, мы предпочли бы, чтобы этот парад состоялся в Лондоне, но это было исключено. Как сказал господин Сталин, мы уже сделали для наших поработителей все, что могли. Теперь то, что осталось от Британской империи, превратилось в самую обыкновенную европейскую страну, вроде Бельгии, которая еще вполне может развалиться на Англию, Шотландию и Уэльс…
Решая, каким будет этот флаг, после недолгих споров мы остановились на оранжево-бело-синем флаге ЮАС, только без изображений флагов Британии, Свободного Оранжевого государства и Республики Трансвааль на его белой полосе. Британия отныне не имеет к нам никакого отношения, и ее королева для нас посторонний человек, а Оранжевая и Трансвааль – это наше прошлое, к которому уже не будет возврата. Наравне с этим национальным флагом наши знаменосцы несли красное боевое знамя спецполка, выданное нам при формировании части. Теперь, когда наш спецполк расформировывают, это знамя, согласно правилам, следовало бы сдать в музей русского военного министерства, но я попросил этого не делать. Под ним мы завоевали право на свою независимость, оно полито кровью настоящих бурских парней, а потому эта боевая святыня должна храниться в нашем музее, чтобы поколения наших детей и внуков помнили, с чего все начиналось.
Мы шагаем по Берлину. У Бранденбургских ворот на трибуне – о, да тут полно знакомых лиц! – наш суровый, но добрый ангел госпожа Антонова и боевой наставник нашего спецполка генерал Гордеев, а рядом с ними еще какие-то люди, явно из той же железной когорты пришельцев из будущего. Под трибуной, на высоких конях, как рыцари Апокалипсиса, восседают два главных на данный момент русских генерала – господин Жуков и господин Рокоссовский. Главная битва Добра со Злом была выиграна под их руководством, и, проходя строевым шагом мимо, мы отдаем им честь, как главным героям этого дня. За аркой Бранденбургских ворот начинается улица Унтер-ден-Линден (можно сказать, одна из главных улиц Берлина), и из окон в напряженном молчании на нас сверху смотрят тысячи глаз побежденных немцев. В отличие от русских, у нас нет на них зла. Они, конечно, сумасшедшие, раз пошли за Гитлером, но эту дурь из них вполне можно выбить. И тут я подумал, что далеко не все из этих немцев захотят жить при советской системе, и лучше бы им разрешили эмигрировать к нам в Южную Африку (разумеется, за исключением тех, кто совершал военные преступления и приносил на алтарях жертвы своему Темному Богу). Они вполне могли бы укрепить собой нашу Южноафриканскую республику, и одновременно ослабить сопротивление большевистским преобразованиям в Германии. Надо поговорить на эту тему с госпожой Антоновой, раз уж все равно она здесь.
Тогда же и почти там же, трибуна у Бранденбургских ворот.
Писатель-фантаст и инженер-исследователь Роберт Энсон Хайнлайн (36 лет).
Случилось так, что «мамочка» и мистер Ларионов предложили нашей троице посмотреть на парад Победы в Берлине с трибуны для почетных гостей, и мы не отказались. Еще бы! Подобные события бывают не чаще, чем раз в поколение, а если мы хорошо сделаем свое дело, то в дальнейшем ничего подобного уже не будет, потому что при наступлении Совладения крупные внутрипланетные войны уйдут в историю. А сейчас – исторический момент: дядя Джо доел европейский пирог и, промокнув губы салфеткой, с интересом начал приглядываться к копошащимся на Дальнем Востоке узкоглазым макакам. За ними перед русскими тоже имеется должок. Сорок лет назад Японская империя, расчищая для себя жизненное пространство на континентальных просторах, без объявления войны напала на русские силы в Порт-Артуре и в Корее. Победить им тогда позволила внутренняя слабость Российской империи, да еще то, что на их стороне были Великобритания и САСШ. Но теперь все совсем не так. Большевистская Россия сильна как никогда, и еще усиливается с каждым днем, Великобритании как глобального игрока больше нет, а наша Америка настолько разозлена нападением на Перл-Харбор и прочими поражениями этой злосчастной войны, что не пошевелит и пальцем, даже если дядя Джо будет жарить несчастных джапов прямо живьем. Более того, мы бы и сами их зажарили, да только руки у нас пока для этого коротки. Адмирал Ямамото выстроил такой оборонительный периметр, что приступить к его штурму мы сможем не ранее второй половины сорок четвертого года. А к тому времени русские уже закончат все свои дела с Японией, обойдясь без всякой помощи с нашей стороны. Как заявила нам «мамочка», русские генералы сами решат, где, когда и с какой силой они нанесут свои удары.
А вот и ударная сила. Я вообще-то специалист больше по флотской части, и «старших братьев» изучал в основном на русском авианосце из будущего, но даже мне было понятно, что эти лязгающие гусеницами массивные танки, покрытые бугристыми плитками дополнительной защиты, и шустрые боевые бронемашины пехоты являются абсолютным оружием в сухопутных сражениях. Возглавляла колонну бронетехники командирская бронемашина, из ее люка по пояс возвышался неизвестный мне русский генерал. И тут я понял, что вижу еще одного пришельца из будущего, наряду с мамочкой и мистером Ларионовым направляющего ход исторических событий. Я имею в виду генерала Бережного, по ходу своей деятельности в этом мире так запугавшего своих немецких коллег, что те дали ему леденящее прозвище «Вестник Смерти». Ага – мистер Рокоссовский и мистер Жуков, восседая на своих лошадях, тоже отдали честь этому человеку. И ведь не скажешь, что в нем есть что-то особенное: обыкновенный сухощавый мужчина средних лет – одним словом, внешность, совсем не соответствующая его грозной славе…
– Миссис Антонова, – тихо сказал я стоящей рядом «мамочке», – не могли бы вы представить нас мистеру Бережному? Не из праздного любопытства ищем мы этой встречи, а только ради общей пользы.
– Хорошо, Роберт, – ответила она, – это случится сразу после парада на торжественном обеде в здании Советской Военной Администрации[1 - Советская Военная Администрация расположена во дворце Кронпринцев, Немецкая Гражданская Администрация находится по соседству через проток реки Шпрея в Городском Королевском дворце.]. Тебя устроит такой вариант?
– О да, мэм, – сказал я. – Кстати, мистер Бережной говорит по-английски, или нам понадобится переводчик?
– Не беспокойся, Роберт, – ответила мне «мамочка», – Вячеслав Николаевич – по прежней службе офицер Главного Разведывательного Управления, а потому прекрасно владеет языком вероятного противника…
Эти слова «мамочки» привели меня в смущение, а в чем-то даже и в ужас. Если мистер Бережной с самого начала своей военной карьеры был приучен ненавидеть американцев, то Боже, спаси Америку – в том случае, если этот человек будет давать свои советы дядюшке Джо. В свете этого знания лязгающая перед трибуной бронированная мощь, танки, боевые машины и самоходные орудия выглядели уже несколько по-иному – как возможная угроза, а не только средство решить японскую проблему. Но тем важнее встретиться с этим человеком и понять, насколько мои опасения соответствуют истине. Я надеюсь, что, когда дядюшка Джо порешает все свои дела в Старом Свете, значение мистера Бережного уменьшится, и в то же время возрастет важность мистера Ларионова и миссис Антоновой, с которыми мы уже сумели найти общий язык.
20 сентября 1943 года, час пополудни. Германия, Берлин, Советская Военная Администрация (дворец Кронпринцев).
Командующий первым мехкорпусом ОСНАЗ генерал-лейтенант Вячеслав Николаевич Бережной.
И вот мы победили. Чистый профит от нашего участия в войне: минус полтора года и минус шестнадцать миллионов погибших, в плюсе – продвижение не до Эльбы, а до Атлантики и возможность включить все эти территории в состав СССР, минуя стадию «стран народной демократии». Константин Константинович (Рокоссовский) рассказывал, что примас Испании, архиепископ Толедский, торжественно вручая ему, как советскому наместнику, государственные регалии испанского королевства, назвал Иосифа Виссарионовича христианнейшим королем. Правда, Адик умудрился начудить не по-детски, придумав этот дурацкий культ нового арийского бога, но и с этой проблемой мы справились вполне приемлемо. Теперь Европа не только побеждена военной силой, но и уничтожена морально. Один Папа Римский цветет и пахнет – как наш главный союзник. Моя совесть, вполне удовлетворенная таким результатом, говорит, что «сделано хорошо». Теперь главное – ничего не запороть, ибо, когда смолкают пушки, изо всех щелей на руководящие посты начинает выползать разная откормленная мерзость, пересидевшая горячее время в ташкентских и новосибирских эвакуациях.
От этих мыслей меня оторвала Нина Викторовна Антонова – она подвела ко мне трех молодых людей «в штатском».
– Знакомься Вячеслав Николаевич, – сказала она по-английски, – вот эти три молодых человека – будущие светочи американской литературы и неофициальные спецпредставители президента Рузвельта по вопросам государственного строительства. Вот тот, с тонкими усиками, похожий на киношного Ретта Баттлера – это Роберт Хайнлайн, рядом ним – Леон Спрег де Камп, а третий молодой человек – это Айзек Азимов.
Кто-нибудь еще, услышав подобное, наверное, затопал бы ногами и завопил: «Пиндосы!» и кинулся расстегивать кобуру пистолета. Но я не кто-нибудь, а эти трое уж точно не были пиндосами нашего времени. Хотя немного внешней суровости тут явно не помешает. Уже сложившееся реноме следует поддерживать.
