Год 1941, Священная война

скачать книгу бесплатно

Год 1941, Священная война
Александр Борисович Михайловский

Юлия Викторовна Маркова

В закоулках Мироздания #17
Черное от горя начало июля сорок первого года, клинья германских танковых дивизий рвутся к Москве и Ленинграду, шесть советских армий первого стратегического эшелона окружены и полностью разгромлены в приграничном сражении. Разорванный в клочья фронт стремительно катится на восток, а навстречу ему из глубины Советского Союза в эшелонах мчат войска внутренних округов, чтобы встать перед врагом «нерушимой» стеной и погибнуть в следующих сражениях, ибо этих сил недостаточно даже для активной обороны, а маршал Тимошенко размечтался о контрнаступлениях.

Советская военная доктрина «малой кровью на чужой территории» уже разлетелась в прах, а товарищ Сталин уже сказал свои исторические слова: «Ленин оставил нам великую державу, а мы её про…», но все равно из Москвы в войска летят приказы: «Остановить, разгромить, уничтожить», а генералы мирного времени строят наполеоновские планы, для исполнения которых у них нет ни сил, ни средств, ни военного таланта.

И в этот момент на выручку сражающейся стране в ипостаси Божьего Бича и Защитника Земли Русской приходит неистовый Артанский князь Серегин, перед которым поставлена задача остановить вражеское вторжение и вразумить советское руководство, чтобы повернуть ярость войны с востока на запад, в европейское логово фашистского зверя.

Александр Михайловский и Юлия Маркова

Год 1941-й. Священная война

Часть 65

2 июля 1941 года, 13:35 мск, воздушное пространство над окрестностями Минска, высота 3500 метров, рубка штурмоносца «Богатырь»

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Мир сорок первого года был первым, в который мы вломились не собственными ногами и даже не просмотровым окном, а на штурмоносце и большом космическом челноке. Географической точкой для открытия первого портала я выбрал воздушное пространство над городом Минск. И до двадцать второго июня, и после этой даты – это важнейшая стратегическая точка: в первом случае в советском, а во втором – в немецком тылу. Едва оказавшись в новом мире, «Святогор» поднялся на высоту шестисот километров и начал «метать икру», то есть вывешивать на круговых полярных орбитах сателлиты планетарной сканирующей сети. Задание это относительно простое, так что питомицы моей супруги должны справиться с ним сами, тем временем «Богатырь» под командой моей ненаглядной принялся нарезать круги над столицей Советской Белоруссии. Для начала мне следовало взглянуть на происходящее собственными глазами и ощутить этот мир энергооболочкой, и лишь потом сканирующая сеть поможет мне принимать решения с точностью до грамма.

«Второе июля сорок первого года, – сказу же авторитетно заявила мне энергооболочка, – местное время около полудня, плюс-минус четверть часа».

И тут же эти сведения подтвердились, так сказать, практически, потому что к «Богатырю» почти сразу докопалось звено сто девятых «мессершмитов». Елизавета Дмитриевна могла бы уйти от них как от стоячих, но, наслушавшись от меня рассказов о том, что это за мир, просто привела оборонительные системы штурмоносца в активный режим и приказала бортовому искусственному интеллекту считать данный тип летательных аппаратов безусловно враждебным, после чего тот без гнева и пристрастия короткими очередями оборонительных турелей разделался со всей четверкой. Эти пилоты люфтваффе, которые даже испугаться, наверное, не успели, стали нашим почином в борьбе за счастье этого мира.

Тем временем моя энергооболочка впитывала в себя всю боль, ярость и ужас этого мира. Враг уже глубоко вторгся на советскую территорию, и приграничное сражение на театре боевых действий севернее Припятских болот входило в завершающую фазу, имя которой – «Разгром Северо-Западного и Западного фронтов». Бредут по дорогам бесчисленные колонны советских пленных. Отдельные мелкие группы бойцов и командиров, утратив связь с командованием и между собой, почти без боеприпасов, продовольствия и медикаментов, лесными тропами пробираются к своим или мечутся в кольце окружения западнее Минска. И в то же время, обгоняя отступающую Красную Армию по пути на восток, катят по дорогам хмельные от шнапса и легких успехов германские моторизованные войска. Сейчас, пока тут все еще движется в русле Основного Потока, энергооболочка вполне компетентна, собрана и деловита.

– Основная точка приложения сил на главном Берлинско-Московском направлении – это сражение за Борисов, – безапелляционно заявила она. – Торопись покупать живопи?сь, Серегин. В других местах немцы уже добились промежуточных результатов, а тут пока еще буксуют. Вчера вечером противнику внезапным ударом, возможно, с применением полка «Бранденбург», удалось захватить железобетонный шоссейный мост через Березину и левобережную часть города. Расположенным на правом берегу так называемым Новым Борисовом им удалось овладеть еще сутками ранее. В течение сегодняшнего дня 18-я танковая дивизия расширит плацдарм до двенадцати километров по фронту и восьми в глубину. Главная причина германских побед (можно сказать, их козырной туз) – это господство в воздухе люфтваффе, основной виновник советских поражений – местнический конфликт между начальником обороны города корпусным комиссаром Иваном Сусайковым и командующим 1-й пролетарской мотострелковой дивизией Яковом Крейзером. Так, в сегодняшнем боевом донесении начальника обороны Борисова в штаб Западного фронта указывалось, что: «…основные потери и, главное, паника наносится авиацией противника, которая, пользуясь отсутствием советской авиации на нашем участке, работает всё время на бреющих полетах почти безнаказанно. Имеющаяся в моём распоряжении бригада противовоздушной обороны оказалась очень малоэффективной, и к тому же за последние два дня имеет много потерь. Убедительно прошу о срочной выброске сколоченного соединения, ибо собранные мною и сведенные в части люди мало боеспособны и в бою недостаточно упорны, а прибывшая мотострелковая дивизия, несмотря на неоднократные мои требования, вчера и сегодня участия в боях не принимала».

«Ну что же, – подумал я, – чтобы начать пускать фашистам кровь, Борисов ничуть не хуже другого места. К тому же он недалеко от точки первичной инвазии и имеет оперативное значение для развития германского наступления. Начнем, как говорится, с начала. И с красными боярами, вздумавшими местничать в боевой обстановке, мы еще разберемся, возможно, с летальным для них исходом. Корпусной комиссар по армейской табели о рангах равен генерал-лейтенанту, и ситуация при которой ему будет крутить фиги какой-то полковник, ни в одной нормальной армии недопустима».

Приняв решение, я еще раз открыл портал и выпустил в небеса этого страдающего мира все четыре боеготовых эскадрона «Шершней» в ударно-штурмовом обвесе.

– Пришло время повеселиться, мои злобные девочки, – мысленно сказал я пилотессам своей воздушной кавалерии. – К востоку от этого места местная русская армия ведет ожесточенное сражение с многократно превосходящим беспощадным врагом. Нашим надо помочь, а не наших наказать так жестоко, чтобы выжившие запомнили этот день на всю оставшуюся жизнь. Первый эскадрон расчищает небо над полем боя от вражеских летательных аппаратов, второй эскадрон атакует позиции вражеской артиллерии, третий занимается подходящими с запада резервами, а четвертый штурмует вражеский плацдарм. Ни одна пушка, боевая машина, грузовик или даже легковушка не должны избегнуть вашего настырного внимания. Вспомните все, чему вас учили на тренажерах, и да пребудет с вами в бою Небесный Отец! Аминь!

Моя супруга, конечно же, тоже слышала эту возвышенную мысленную речь, ибо была такой же Верной, как и бывшие амазонские гимнасистки и юные бойцовые лилитки, а потому посмотрела на меня с некоторой тревогой. Мол, не поехал ли крышей от перевозбуждения ее милый Сереженька, вот так безоглядно, без разведки и предварительной подготовки кинувший в бой, почитай, свою главную ударную силу, если не считать сам «Неумолимый».

– Не беспокойтесь Елизавета Дмитриевна, – сказал я, – о наземной операции речь пока не идет. Рано еще. Но там, под Борисовом, сражаются в неравном бою и гибнут русские люди, а потому мой долг их Защитника и Бога оборонительной войны – помочь им чем можно на этом этапе. Потом, когда наши юные фурии на «Шершнях» выжгут и вытопчут вражеский плацдарм, настанет время для тщательных размышлений о том, где, чего и сколько вешать в граммах, а пока будем действовать в стиле Ильи Муромца: «махнул мечом направо, появилась улица, махнул налево, образовался переулочек». Так что – курс на Борисов, товарищ штурм-капитан, ибо для вас там тоже будет персональное задание снести к чертовой матери из главного калибра вашего штурмоносца все капитальные мосты и временные переправы через Березину.

Напоследок я подумал, что вот, наверное, обалдели внизу германские херрен официрен ундер зольдатен, а также местные жители, когда в дополнение к клиновидному аппарату неизвестной конструкции, только что влет расстрелявшего четверку «мессершмиттов», в прозрачном небе появились еще восемь десятков аппаратов поменьше. И полная тишина. Звукометристы на зенитных батареях растерянно вертят головами, в то время как построившиеся в формацию неизвестные воздушные пришельцы, резко набрав скорость, удаляются на восток, откуда доносится грохот канонады недалекого сражения.

Десять минут спустя, театр сражения за Борисовский плацдарм

Пилоты люфтваффе и в самом деле ходили у обороняющихся советских войск по головам, делали что хотели и никого не боялись, потому что советская истребительная авиация на этом направлении закончилась примерно в полдень двадцать второго июня. Придвинутые к самой границе истребительные полки 11-й, 9-й, 10-й смешанных авиадивизий попали под первый уничтожающий удар люфтваффе, а зачастую и германской артиллерии. Две трети машин были уничтожены или повреждены на аэродромах, уцелевшие самолеты поднялись в воздух, чтобы дать бой многократно превосходящему противнику, и сгорели в ожесточенных боях, взяв с «мальчиков Геринга» дань кровью. Таких однодневных потерь как двадцать второго июня германские ВВС не несли все время воздушного сражения за Британию.

Однако это было слабым утешением, так как у авиационного персонала уже не было времени, чтобы отремонтировать и привести в порядок машины, поврежденные на земле и в воздушных боях – приходилось бросать их и уходить пешком, ибо к окраинам аэродромов уже выходили германские танки, а кое-где и пехота. Переброшенная на фронт из района Орша-Могилев 43-я истребительная авиадивизия остроту проблемы решить не смогла, потому что воевать ее пилотам приходилось против всего второго воздушного флота люфтваффе. Впрочем, ко второму июля на две трети сточилась и она. Воздушные бои, налеты на аэродромы стервятников Геринга, а потом очередные перебазирования на восток, при которых все неисправные машины волей-неволей становились добычей врага.

Так что эскадрилья истребителей, которую просил корпусной комиссар Сусайков, в данный момент и на данном участке фронта была недостижимой мечтой, а вот против советских войск под Борисовом и по ближним тылам действовали легкие силы второго авиакорпуса люфтваффе: одна легкобомбардировочная эскадра (Ме-110), одна штурмовая эскадра (Ю-87) и одна истребительная эскадра (Ме-109). И в тоже время две бомбардировочных эскадры (Ю-88 и Хе-111), занимались таким солидным делом как нарушение транспортных коммуникаций советских войск, удары по резервам и подходящим из глубины страны подкреплениям и истребительное прикрытие им при этом не требовалось. Поэтому немецким истребителям просто не находилось иных дел, кроме как развлекаться стрельбой по наземным мишеням, в том числе по уходящему на восток гражданскому населению. Ну а как же иначе, ведь фюрер германской нации Адольф Гитлер уже освободил немцев от такой химеры, как совесть, из людей превратив их в диких зверей.

В тот момент, когда все изменилось, на первых порах никто ничего не понял. Немецкие войска посчитали приближающуюся с запада воздушную формацию своей, а советские бойцы и командиры – еще одной напастью, готовой обрушиться на их головы. Но потом началось странное. Взяв несколько южнее Борисова, приближающееся воздушное соединение разделилось на группы, заложило вираж, беря курс на север и резко пошло на снижение, после чего стало понятно: это что угодно, только не самолеты.

Клиновидный летающий корабль светлого металла, размером ничуть не меньше бомбардировщика ТБ-3, вообще не походил на что-то знакомое, как и сопровождающие его аппараты поменьше. Советским командирам все это напоминало воздушные парады в Москве примерно пятилетней давности, когда гигантского «Максима Горького» сопровождал целый рой мелких как мухи одномоторных истребителей. На этом сходство заканчивалось, и начиналось непонимание, за счет чего эти непонятные конструкции держатся в воздухе, и почему у них нет ни крыльев, ни ревущих моторов с воздушными винтами. Не назвать же крыльями вон те короткие выступы по бортам, плотно увешанные контейнерами с вооружением.

А дальше началась бойня, причем уничтожающему удару подверглись не советские, а германские войска и разбойничающие над боевыми порядками частей Борисовского гарнизона два десятка двухмоторных мессершмитов. Вот под резкий звук «пиу-пиу-пиу-пиу» пронизанная рубиновыми огоньками дымная трасса соединяет поворотную пушечную установку пузатенького аппарата неизвестной конструкции и один из германских самолетов. Не успевают случайные очевидцы удивиться отсутствию дульного пламени (откуда ему взяться в магнитоимпульсной пушке), как двухкилевое хвостовое оперение со свастиками уже кувыркается в воздухе отдельно от самолета, а все остальное, неровно обгрызенное сразу за кабиной стрелка, потеряв равновесие, втыкается в землю, будто колун, пущенный неловкой рукой. Удар, взрыв. И тут еще один германский стервятник от меткой очереди прямо в воздухе рассыпается на фрагменты, а за ним еще один, и еще. И тут же, поднявшие головы, красноармейцы и их командиры видят, что на брюхо и борта странных аппаратов, с таким энтузиазмом атаковавших немецкие самолеты, нанесены опознавательные знаки «красная пятиконечная звезда».

Сначала кто-то один выкрикнул: «Наши!», потом этот крик подхватили в массах и вознесли его к небесам. Эти люди, за все время боев так и не увидевшие у себя над головой ни одного советского самолета, теперь переживали момент воплощение в жизнь своей самой вожделенной мечты. И уже неважно было, что это за аппараты, откуда они взялись и почему прилетели с запада, а не с востока, – главным были красные звезды, да то с какой яростью нежданная подмога накинулась на разбойничающих асов Геринга и германские войска на плацдарме. Там тоже творилось такое веселье, что мама не горюй: сияя призрачным, почти прозрачным голубым пламенем, летели кометы авиационных эресов, воздух расчерчивали уже знакомые дымные трассы, разбрасывая вокруг себя видимые невооруженным глазом ударные волны, вспыхивали яростные оранжевые купола триалинитовых разрывов, и, как предвестник будущих побед, непрерывно гремел злой гром. И вот, наконец, главный корабль, наклонив носовую часть, выпустил во врага свои снаряды, оставившие за собой инверсионные следы, издали похожие на толстые пушистые веревки. Где-то там, в глубине вражеской обороны, встали высоченные, с десятиэтажный дом, водяные столбы, после чего выбравшийся из противовоздушной щели корпусной комиссар Сусайков понял, что незнакомый ему пилот наотмашь бьет германцев по самому дорогому – по временным переправам и захваченным вчера капитальным мостам.

– Ну вот, товарищ полковник, – сказал он своему начальнику штаба Лизюкову, – хотели воздушного прикрытия – получите и не задавайте ненужных вопросов. Просили поддержку одной эскадрильей, а тут, получается, в наших интересах работает как бы не дивизия. И так работает, что даже смотреть приятно.

– Дареному коню, товарищ корпусной комиссар, в зубы не смотрят, – хмыкнул Лизюков, – даже если эти зубы как у крокодила.

Совсем другие эмоции царили на противоположной стороне, воспринимавшей происходящее как воплощенный апокалипсис. Все вокруг горело и взрывалось. На восточном берегу Березины, где германские войска заняли оборону, отражая попытки большевиков контратаками сбить их с Борисовского плацдарма, потери в восемнадцатом панцерполку и пятьдесят втором моторизованном пехотном полку были значительными, но не фатальными. В основном там уничтожению подверглись панцеркампфвагены, бронетранспортеры и грузовики, которые невозможно было укрыть в глубоких окопах. При этом маскировочные сети, по всем правилам растянутые над местами расположения техники, помогали не больше фигового листа. Сильно пострадали и позиции выдвинутого в первую линию противотанкового дивизиона. Две трети орудий было разбито или приведено в негодность, а также имелись серьезные потери в расчетах.

На западном берегу дела обстояли гораздо хуже. Там под удар попали позиции артиллерийского полка, место расположения батальона связи и ремонтного батальона, а также скопившиеся у переправ колонны сто первого моторизованного полка, третьего батальона панцерполка и транспортного дивизиона с топливом и возимым боезапасом для панцеров и пехотных подразделений. На середину дня второго июля дивизия оказалась разрезана напополам рекой Березина, будто червяк заступом, а потому расширение плацдарма и преодоление этого положения представляли для ее командования насущную необходимость.

В результате штурмового удара четырех десятков краснозвездных летательных аппаратов неизвестной конструкции потери оказались страшными. На шоссе пылали подожжённые грузовики, груженные бочками с бензином и газойлем, взрыв трех машин со снарядами для полковой артиллерии разметал все вокруг, повсюду валялись разорванные на части фрагменты тел и окровавленные клочья серого тряпья. Некоторые подразделения попали под удар, даже не успев покинуть кузовов машин, и теперь исковерканные остовы техники перемешались со щепой и человеческим фаршем. Снаряды авиационных пушек вроде бы небольшого калибра, как оказалось, обладали просто нечеловечески сокрушительной мощью. Об этом говорила бортовая броня попавших под удар панцеров, буквально превращенная в решето.

В артиллерийском полку, развернувшемся как на учениях (а кого бояться) потери тоже оказались страшными. Взрыв машин с боекомплектом, подогнанных прямо к орудиям буквально разметал по окрестностям дивизион тяжелых пятнадцатисантиметровых гаубиц. Два других дивизиона, укомплектованных легкими гаубицами (10,5 см.) понесли серьезные потери в людях и материальной части, и из того, что осталось, теперь едва ли было возможно сформировать хотя бы одну батарею. При этом главной потерей можно было счесть капитальные мосты и две наплавные переправы через Березину, полностью разрушенные с помощью оружия, по силе сопоставимого с главным калибром линкоров, а самый большой страх, почти мистический ужас, вызывало то, что эти странные аппараты двигались в воздухе почти бесшумно, издавая лишь тихий свист.

Выполнив один заход, изрядно поливший советскую землю немецкой кровью, пришельцы из бездны неожиданно круто развернулись и пошли в повторную атаку – добивать то, что еще шевелилось, и сжигать то, что пока не полыхало. Солдаты зенитного дивизиона, прикрывавшего уже разбитые переправы, опомнившись от шока внезапности, попытались поразить дерзких налетчиков из своих двухсантиметровых установок, но тщетно: они не добились никакого эффекта, кроме фиолетовых искр, высекаемых из бугристой на вид обшивки. С тем же успехом в эти чудовищные аппараты можно было бы просто плеваться горохом из трубочки. Впрочем, кое-какой эффект их стрельба все же возымела. Зенитные установки заметили и сочли пригодными для уничтожения, и такая же судьба постигла авиационного наводчика, по радио призывавшего на головы налетчиков гнев «экспертов» из пятьдесят первого ягдгешвадера (истребительной авиаэскадры).

Те прилетели всей компанией уже после того, как странные краснозвездные аппараты в тритий раз прошлись по земле огненной гребенкой и, набрав высоту, кругами ходили над полем битвы в поисках того, что тут еще можно сжечь, расстрелять и втоптать в землю. Но еще раньше, на свою беду, к Борисову на высоте пять тысяч метров подошла формация из трех девяток «Штука» (Ю-87Б). Навстречу им направился большой корабль, вернувшийся на высоту сразу после уничтожения мостов. Как оказалось, это было не простое любопытство. Когда это клиновидное чудовище пролетало через строй пикировщиков, от него веером во все стороны брызнули дымные трассы малокалиберных магнитоимпульсных пушек ближней самообороны. Бортовой искусственный интеллект веселился во всю широту своей электронной натуры, отвешивая недружественным объектам в сфере досягаемости по минимальной очереди в десять снарядов из всех четырех своих турелей.

Не только лишь все мальчики Геринга успели сообразить, что надо как можно скорее валить свой «юнкерс» на крыло и резко менять эшелон, ибо тут убивают. И еще меньшее их количество сумело при этом выжить, ибо нижняя турель штурмоносца тоже не бездействовала, напутствуя «умников» очередями в хвост, а тремя километрами ниже кругами ходили злые «Шершни», которые тоже были не прочь обидеть одинокого пилота люфтваффе. И на все это воздушное побоище снизу с ужасом взирали живые пока еще немцы (ибо за каждым дойче зольдатеном «Шершни на данном этапе не охотились). И в то же время для советских бойцов и командиров, также наблюдавших за происходящим с восточного берега, развернувшееся широкое батальное полотно было будто медом по сердцу. Сколько у них люфты выпили крови за последние несколько дней – и вот появился некто, взявший на себя труд публично выпороть наглых белокурых бестий и на земле и в воздухе.

– Черт знает что, товарищ корпусной комиссар, – сказал полковник Лизюков, – глядя на финал этого побоища. – Ни за что не поверю, что это наша новая секретная техника. Я, знаете ли, для этого слишком хорошо образован технически.

– Я тоже, товарищ полковник, в это не верю, так как образован не хуже вас, причем как по политической, так и по технической части, – ответил Сусайков. – И в то же время против фактов не попрешь. На аппаратах нанесены опознавательные знаки – красные пятиконечные звезды, – а немцев эти залетные «варяги» лупят не просто по приказу, а с энтузиазмом, и даже каким-то исступленным сладострастием. Будто всю жизнь о том мечтали, и вдруг сбылось.

Полковник Лизюков пожал плечами и сказал:

– В порядке бреда могу предположить, что это наши далекие потомки из примерно так двадцать второго века изобрели машину времени, как у Уэллса, и явились к нам на помощь.

– В вашей гипотезе не сходится одно обстоятельство, – вздохнул Сусайков. – В двадцать втором веке, после всемирной победы коммунизма и установления всеобщего братства людей труда, все войны прекратятся и люди разучатся убивать друг друга, а тут мы наблюдаем авиационную часть или даже соединение, действующее привычно и слаженно, как один человек. Главный вопрос теперь лишь в том, что для них важнее – защитить наши войска или нанести ущерб фашистам.

– Узнать это мы сможем, только подняв наших бойцов в атаку, – ответил начальник штаба обороны Борисова. – Если эти в небесах будут за этим только наблюдать, это одно дело, а если поддержат штурмовыми ударами, то совсем другое.

Но прежде чем корпусному комиссару Сусайкову и полковнику Лизюкову удалось организовать атаку (ведь дело это не такое быстрое), к Борисову с юго-востока[1 - С 01.07.1941 аэродромом базирования эскадры JG-51 числится Старый Быхов, так как предыдущий аэродром Стара Весь в восточной Польше оказался удален от линии фронта на 500 километров, что превысило боевой радиус Ме-109.] прилетели одномоторные «мессершмиты», вступив с неизвестными аппаратами в групповой воздушный бой, иначе еще именуемый «собачьей свалкой». До того тихое небо заголосило ревом форсируемых моторов и частым стрекотом пушек и пулеметов, а его синеву расчертили пушистые ниточки трасс и дымные следы падающих самолетов, и изляпали облака черного дыма, оставшиеся от тех немецких истребителей, которым было суждено взорваться в воздухе. А вот это было зрелище, достойное взора богов. «Шершни» сильно уступали «мессерам» в вертикальном маневре, так как по происхождению были штурмовиками, а не истребителями, зато превосходили противника в маневренности на горизонталях, обладали идеальной защитой и мощным поворотным вооружением.