скачать книгу бесплатно
– Её Снупи нашел, – комментировал Ральф картинку.
В этот момент равнина остановилась. На переднем плане возникли невесть откуда взявшиеся манипуляторы робота. Он поковырялся перед собой, счистив несколько сантиметров песка и пыли, под которыми в свете тусклого солнца жемчугом засверкал лёд. Спустя несколько секунд к Снупи присоединился Ральф. Мы его увидели лишь мельком, когда робот посмотрел на него, а после вновь уставился на песок перед своими колесами и в дальнейшем мы видели только ноги Ральфа в высоких сапогах и еще его лопату.
Наверное, Ральф в эти минуты чувствовал себя археологом, который наткнулся на ценнейший артефакт. Поверхность льда была гладкой, как стекло. Они освободили от песка кусок в несколько квадратных метров, потом Ральф устал и перестал размахивать лопатой.
– Я просканировал поверхность, – возбужденно говорил Ральф. – Лед лежит под песком на сотни метров. Похоже, Снупи нашел замерзшее древнее озеро или даже море.
«Древнее море, сотни квадратных метров льда. Такого гладкого, что ему позавидуют рабочие, которые подготавливают площадки для хоккейных матчей». Мысли в моей голове рождались какими-то вспышками, выстраиваясь в логическую цепочку.
«Гладкий лед. Русские. Мы американцы, а Ральф – канадец».
Мы должны как-то ответить на то, что русские ко Дню Независимости высекли в скале наши изображения, наподобие бюстов четырех американских президентов, что на горе Рамшор. Для нас это стало шоком. Только русские способны на такое безумие. Сделай мы нечто похожее, а НАСА разгорится скандал, конгресс созовет внеочередное заседание, на котором промоет нам все кости и вынесет вердикт: мы нерационально используем ресурсы и попусту тратим бюджетные деньги. Но русские в этом вопросе были свободнее нас.
Мы стояли завороженные перед этой скалой и смотрели на свои барельефы. Когда-нибудь они превратятся в местную достопримечательность, посмотреть на которую будут приезжать со всего Марса, а то и с других планет. Это будет нескоро, пройдут сотни и сотни лет. Возможно, ураганы Марса сотрут наши лица, но, может, они сохранятся и тогда нас никогда не забудут и не забудут наши имена. Надо, чтобы и имена тех восьми русских, которые сейчас пребывали на марсианской базе в сотне миль от нас, тоже остались в людской памяти.
С одной стороны, мы могли делать вид, что каждый из нас сам по себе осваивает Марс, но если у кого-то случится неприятность – мы придем друг другу на помощь. К счастью, ничего плохого еще не случалось, и я трижды сплюну через левое плечо, чтобы так все и оставалось, а то, что мы не удосужились еще собраться в гости, так это дело поправимое.
Близился День космонавтики, который русские отмечали всегда с трепетом. Это у нас все стараются забыть, что первым в космосе был Гагарин, и говорят, что начало космической эре положила высадка Армстронга на Луну.
Я помнил еще и о том, что нам как-то надо поддерживать интерес к колонизации Марса среди простых обывателей, но им давно наскучили репортажи о том, как мы пытаемся вырастить картошку в марсианском грунте. Если поначалу такие репортажи охотно брали в выпуски новостей, теперь мы готовили их лишь для канала НАСА, вещающего в интернете. Зрителей у него было немного. Чем меньше интерес к нашей миссии – тем меньше вероятность, что проекту увеличат финансирование. Кто знает, может, его и вовсе закроют, посчитав, что колонизация Марса слишком дорого обходится нашей казне. Деньги можно потратить на решение социальных проблем, и пусть здесь сперва освоятся китайцы, а мы придем уже на все готовенькое.
К слову, китайцы медлили и пока не обзавелись на Марсе постоянной базой. Но я догадывался, что они готовят что-то грандиозное, своеобразный Ковчег, очередной, уж не помню какой по счету, «Великий поход», который перевезет на Красную планету сразу всех жителей одного из китайских маленьких городков, а маленькими у них считались городки населением в миллион человек. Случись такое, они оставят нас далеко-далеко позади и соперничать с ними в деле колонизации Красной планеты будет тогда невозможно. Но пока на Марсе ковырялось в песке и камнях лишь несколько их роботов, в автономном режиме возводивших сооружение, которое было скромным даже для малорослых китайцев.
«Гладкий лед. Русские. Американцы и канадец».
– А почему бы нам не устроить на этой ледовой арене хоккейный матч на Кубок Марса? – спросил я в наступившей тишине.
Я не знал, отчего она наступила. Наверное, Ральф уже все, что хотел, рассказал, а слушатели еще не начали его поздравлять с находкой. Вот я и воспользовался паузой. Мое предложение растянуло ее просто до неприличных размеров.
Я смотрел, как каменеют лица моих коллег, как постепенно смысл того, что я сказал, начинает доходить до них и ощущал, как закипают их мозги.
– Ты предлагаешь сыграть с русскими? – наконец спросил Джереми. – Нас же всего четверо. Даже если мы вызовем Наоми с орбиты на этот матч, а потом отправим ее обратно, мы соберем только одну пятерку. Этого мало. Нужна пятерка плюс вратарь. То есть шесть человек.
– Не надо никого с орбиты вызывать. И я не предлагаю играть с русскими. Такое соперничество похоже на то, что было в период Холодной войны, – мысль моя не сформировалась. Я все придумывал на ходу. – Мы все можем считаться марсианами. Русских восемь. Итого нас вместе с ними двенадцать. Две пятерки плюс два вратаря. Мы можем сколотить две команды. Две команды! «Пески Марса» и «Ураганы Марса», например. В каждой из них будет кто-то из нас и кто-то из русских. Мы не устраиваем турнир между русскими и американцами.
– Я канадец, – напомнил Ральф.
– Тем более, – сказал я, глянув на него, и продолжил. – Мы устраиваем турнир между двумя марсианскими командами. Они будут биться за Кубок Марса. Представляете, какой это вызовет резонанс на Земле? Финал Первого Кубка Марса!
– Ооо, – протянул Ральф. – Чур, я буду играть за «Ураганы Марса».
– Согласятся ли на это русские? – спросил Джереми.
– Согласятся, – сказал я, – если мы проведем игру 12 апреля по земному календарю. Вы-то все согласны?
– Ты забыл одну важную деталь, – сказал Джереми, после того, как все изъявили желание участвовать в этом турнире, – а где мы судью возьмем?
Собирая нас в дальнюю экспедицию, конструкторы предусмотрели многое, но, конечно, никому в голову не пришло, что мы вздумаем поиграть на Марсе в хоккей, так что клюшками, шайбами и тем более коньками они нас не снабдили. Помимо этого, нам надо было сделать ворота и оградить хоккейную площадку чем-то, что помешает шайбе после каждого удара улетать прочь на десятки метров. Поскольку мы предложили это состязание, в наши обязанности входило подготовить площадку, да и от нашей базы она лежала гораздо ближе, чем от русской.
Конечно, речи не шло о привычных бортиках, поверх которых крепятся еще и пластиковые щиты, защищавшие запасных игроков, тренеров и зрителей, сидевших в первых рядах. У нас нет запасных игроков, наши тренеры, массажисты и врачи – все будут на площадке, а до ближайшего зрителя в лучшем случае окажется пара сотен километров, так что, как бы сильно кто-то из нас не ударил клюшкой по шайбе, загнать ее на марсианскую орбиту он все равно не сумеет.
Наоми выпала роль не простого зрителя, а комментатора этого матча. Она изучала правила игры и пыталась произнести вслух трудные русские имена. В НАСА нашу идею, после некоторого обсуждения, одобрили и даже обещали устроить прямую трансляцию матча в интернете.
Положим, трансляция выйдет не совсем прямой, потому что сигналу понадобится тринадцать минут, чтобы добраться от Марса до Земли. Как жаль, что наш корабль не висит на стационарной орбите прямо над тем местом, где мы намеревались построить хоккейную коробку. Тогда он мог бы транслировать картинку с верхней точки. Это смотрелось бы очень эффектно. У меня даже дух захватило от мысли, как бы это выглядело. Лет через сто, наверняка, так и будут показывать финал Кубка Марса, а пока мы планировали расставить по бокам площади несколько разведывательных роботов, которые и будут снимать этот матч с разных ракурсов. Из-за разреженной атмосферы Марса ни один геликоптер в ней не удержится, поэтому самой верхней точкой съемки станет та, на которую робот сможет вынести свой манипулятор с камерой.
Миссия русских делилась по половому признаку ровно пополам, то есть у них было 4 девушки и 4 парня. Их девушки с нашей Лайлой образовывали женскую пятерку, а то, что на воротах у них будет мужчина – никто и не заметит, но идею устроить турнир между женской и мужской командой я даже не высказывал. Вовсе не оттого, что считал, будто мужская пятерка будет иметь явное преимущество. Вовсе нет. Меня ведь хорошо готовили к полету на Марс и к тому, что нашими соседями будут русские.
Я помнил поговорку о русских женщинах – о том, что они и коня на скаку остановят, и зачем-то войдут в горящую избу, а еще каждая из них сдавала нормы ГТО, в которые ко всему прочему входило: бросание гранаты, (ГРАНАТЫ!), сборка и разборка на время автомата Калашникова, (АВТОМАТА!). Я понятия не имел, зачем им все это может пригодиться в жизни, но, вероятно, тут играла роль сила традиций, и в таком случае нам надо обучать девочек в школе стрельбе из лука и винчестера, которые были на вооружении колонистов, двинувшихся осваивать Дикий Запад.
Игра, независимо от счета и того, кто станет победителем, должна оставить исключительно положительные впечатления, поэтому лучше всего, чтобы команды были смешанными.
Русские внесли одно предложение – переименовать команду «Пески Марса» в «Марсианских медведей». Что касается медведей и Гагарина – с ними лучше не спорить, вот мы и не стали, согласившись на новое название. И они, и мы с воодушевлением взялись за изготовления инвентаря, проводя множество времени в видеоконференциях, на которых делились опытом и обсуждали что из чего лучше сотворить. Заправилами были русские. Похоже, они обладали большим опытом изготовления недостающего из подручных материалов.
С воротами трудностей никаких не возникло. У нас было полно различных полых пластиковых трубок. Вместо сетки мы натянули куски полиэтилена, усилив его клейкой лентой.
Для шайб подошли колесики от передвижных шкафов. Края у них были скошены, а в центре зияло отверстие, как на монетах, которые носят не в кошельке, а на веревочке, но, на мой взгляд, из них получились превосходные шайбы. К тому же у нас таких колесиков было много, так что мы могли не дрожать над каждой шайбой. Не страшно, если мы парочку потеряем.
– У нас есть приз, – сказал мне Сергей Звягин, с которым я по большей части общался на видеоконференциях. Похоже, в их команде он выполнял те же функции, что и я, то есть был душой коллектива. – Показывать пока не буду. Но вы не разочаруетесь.
Русские предложили сделать бортики из металлических стеллажей, на которых в пластиковых коробках мы хранили собранные породы и запасы провизии. Ничего не случится, если на какое-то время мы сложим их друг на друга. Потом, когда вновь соберем стеллажи, разложим коробки по полочкам.
Бортики получались высотой всего сантиметров пятнадцать.
– Не беда, пятнадцать сантиметров – достаточно, – уверил меня Звягин. – В русском хоккее бортики именно такой высоты.
О русском хоккее я услышал в первый раз и поспешил узнать у Звягина, чем он отличается от привычного мне канадского.
– В него играют загнутыми клюшками, вместо шайбы используют мяч, наподобие бейсбольного, – пояснил Звягин, – а коробка – больше размерами, потому что мы привыкли к широким просторам и на канадской коробке там тесновато.
«Наверное, они на Марсе чувствуют себя лучше, чем мы, потому что здесь точно бескрайние просторы», – подумал я.
Он же объяснил мне простейшую технологию изготовления коньков, вернее даже не коньков, а лезвий. Я-то думал, что придется испортить комплект сапог, проделать в них дырки, вкрутить болты, на которых будут держаться лезвия, и потом загерметизировать эти дырки, чтобы через них не уходил воздух, как-то не подумав о том, что они могут быть съемными и крепиться к сапогам не болтами, а ремешками. Звягин мне буквально глаза раскрыл. Он рассказал, что лет сто назад все русские детишки катались именно на таких лезвиях, прикручивая их ремешками или даже проволокой к валенкам или ботинкам.
Золотыми руками из нас мог похвастаться только Ральф, поэтому он и взялся сделать для всех коньки. Того, кто делал ботинки, называли башмачником, а как назвать человека, который делает коньки? Ральф вырезал их из куска стали, приваривал по два основания под носок и пятку, сверлил дырочки, просовывал в них ремешки, а после примерял конструкцию к сапогам. Это отчего-то напомнило мне сказку о Золушке – тот ее момент, где принц просит всех претенденток на его руку засунуть ножку в потерянную хрустальную туфельку и ни у кого это не получается, потому что туфелька им слишком мала, но Ральф сделал туфельки, то есть коньки, всем впору.
На спины каждый из нас нанес клейкой лентой номера, под которыми мы хотели выступать. У меня был номер 77. Звягин потом смеялся, что именно с такой цифрой когда-то давали номера автомобилям, зарегистрированным в Москве, из которой он был родом.
Бортиками мы огородили расчищенную площадку. Кое-кто на Земле поспешил раскупить это рекламное пространство, но надписи вышли совсем крохотные и разглядеть их без увеличения было крайне сложно. С внешней стороны бортиков потихоньку собирался песок, но пока еще не пересыпался через них. Плохо будет, если поднимется ветер и припорошит площадку. Придется ждать, пока роботы вновь не расчистят ее. Они нанесли некое подобие разметки, но круги на точках вбрасывания отчего-то получились кривыми и разного диаметра.
Мы могли вовсе обойтись без судьи. Честно признаться, я не думал, что мы строго будем следовать всем канонам игры. В обычные правила мы внесли один дополнительный пункт. Каждый должен был рассчитывать на собственные силы, то есть применять экзоскелеты запрещалось. Бортики у нас были маленькими. Любой силовой прием возле них грозил тем, что хоккеист оказывался за площадкой. Наверняка большая часть нарушений останется без наказания. Но судья был необходим, чтобы вбрасывать шайбу. Ральф сиял от счастья, что судьей мы назначили Снупи, в которого закачали необходимую информацию.
Русские приехали на пару часов позже нас. Мы постоянно с ними переговаривались. За исключением водителей, они восседали на корпусах своих двух вездеходов. Судя по тому, что скафандры их почти не запылились, наружу они вылезли совсем недавно, а всю дорогу провели в кабинах. Для того, чтобы еще больше походить на группу захвата, которая едет на броне своих боевых машин, им не хватало сжимать в руках клюшки, но и без того их прибытие получилось очень эффектным.
Мы узнавали друг друга, читая имена и фамилии на скафандрах. Но я и так помнил, как они все выглядят. Пожимая руки русских космонавтов, я точно различал лица за серебристыми стеклами гермошлемов и улыбался им. Пусть они эту улыбку не увидят, но они должны ее почувствовать. Роботы, которым предстояло снимать этот матч, уже приступив к своей работе, мешались под ногами и передавали на Землю исторические кадры.
Русские выволокли из кабины одного из своих вездеходов серебристое ведро на ножках, к которому была приделана труба и краник. Ракета эпохи пара.
«Самовар! Как они его сюда привезли? – усмехнулся я. – Вот он «Кубок Марса», за который мы будем биться!»
– Отлично, лучше и быть не может! – сказал я и показал большой палец, когда Звягин спросил меня о кубке.
У нас и русских скафандры были похожих конструкций, в расцветке преобладали оранжевые, белые и серебристые цвета. Чтобы хоть как-то различать своих и соперников – мы воспользовались тем же методом, который применялся еще в Варфоломеевскую ночь, то есть повязали на предплечья полоски ткани. У тех, кто играл за «Ураганы Марса» – она была красной, а у тех, кто выступал за «Марсианских медведей» – синей.
За исключением Ральфа, всем было абсолютно безразлично, за кого играть. Составы команд мы определили жеребьевкой. Случайную выборку мог провести один из компьютеров, но я б не стал доверяться электронным мозгам, потому что кто-нибудь легко мог в них покопаться и повлиять на результат. В общем, мы тянули палочки, вернее, куски проводки, которые очень напоминали хвост Снупи. Их сжимал в кулаке Ральф. Жеребьевка оказалась несправедливой. К Ральфу присоединились Лайла и Джереми, и еще трое русских космонавтов, среди которых была лишь одна девушка, а я оказался в составе «Марсианских медведей» и в нашей команде парней и девушек было поровну.
Звягин, выбранный капитаном «медведей», потрепал меня по плечу, всем своим видом показывая, что меня в команде не обидят. Лайла, тем временем, нацепила на ноги громоздкие щитки, сделанные из теплоизоляции, приделала квадратный блин к правой перчатке и встала в ворота.
Мы не тренировались. Ни разу. Когда я затянул на ботинках ремешки лезвий и вышел на поле, то понял, что клюшка мне просто необходима, чтобы не упасть. Если я ее оторву ото льда и попробую ударить по шайбе, обязательно потеряю равновесие и больно приложусь шлемом к площадке. Я не ехал по льду, а семенил маленькими шажками, как немощный старичок. Как же я буду играть? Ославлюсь на весь мир, потому что за нашей игрой будет следить много людей. Ноги мои задрожали от страха еще больше и едва не разъехались в стороны.
Я подумал, что действительно похож на медведя, которому на лапы повязали коньки. Но, боюсь, катаюсь я хуже, чем медведь, выступающий в цирке. Остальные держались на льду немногим лучше меня и за редким исключением клюшки тоже использовали, чтобы не растянуться на площадке.
Мы походили на сборище калек, но постепенно начали раскатываться и привыкать к марсианскому льду, а кто-то даже решался применять клюшку по прямому назначению – то есть бить по шайбе. Льду все-таки было далеко до идеала. Шайба не скользила, а еле-еле ползла и быстро останавливалась.
Уже после нескольких минут раскатки я почувствовал, что весь пропотел, пот скопился на бровях и начал заливать глаза, появилась отдышка. Нет сомнений, что даже самые крепкие из нас вряд ли выдержат стандартную продолжительность хоккейного матча, то есть три периода по двадцать минут. Вот мы и решили провести одну двадцатиминутку, если она не выявит победителя, сыграем дополнительный пятиминутный период, а если и он не определит победителя, последует серия буллитов. Один из вездеходов мы подогнали почти к самой площадке и водрузили на него «Кубок Марса», чтобы всем было видно, за что мы сражаемся.
Начало каждого матча должны предварять клубные песни. Мы их, конечно, не сочинили. Но когда мы построились в центре площадки, русские завели в шлемы какую-то бодрую мелодию, пояснив, что это древний хоккейный гимн, под который бились их предки. В ней были слова о суровых боях, которые ведет ледовая дружина, о мужестве отчаянных парней, о великолепной пятерке и вратаре.
Как точно эти слова отражали составы команд, где было как раз по одной пятерке и вратарю, но вот в нашей-то команде половина была не отчаянных парней, а отчаянных девчонок. Автор как-то не подумал, что в хоккей будут играть и девушки, да еще на Марсе, а ведь могла такая мысль его посетить – русские к моменту написания этой песни первую женщину в космос уже запустили. Песня действительно заставляла кровь в жилах бежать быстрее и отчего-то ассоциировалась у меня с викингами, которые, наевшись мухоморов, готовились к битве.
Русские налепили скотчем номера на свои скафандры. Мы передали Наоми составы команд. Сергей, Кирилл, Катя, Ольга, Лена. Запомнить бы имена своих одноклубников. Я думал, что на ворота мы поставим кого-то из девушек и сильно удивился, когда место там занял Кирилл. Ему выдали соответствующую экипировку, хранившуюся в вездеходе.
Наконец все распределились по площадке. Мы не сказали русским, что Снупи на самом деле собака. Это вызвало бы ненужные вопросы. Робот, насколько сумел, выдвинул один из своих манипуляторов, в котором держал шайбу, потом выпустил ее, и игра на «Кубок Марса» началась. Снупи испуганно бросился к краю площадки, но после первого же удара шайба угодила точно ему в колеса, завертев волчком, после чего робот ездил исключительно вдоль бортиков.
Наша тройка девушек сразу же бросилась в атаку. Каждый удар они сопровождали криками, привычными для зрителей теннисных турниров. Я за ними не поспевал, а когда ко мне случайно попала шайба, слишком долго размышлял над тем, что в воротах стоит Лайла и ударить по ним со всей дури у меня не поднимается рука.
Кто-то из русских, игравших за «Ураганов», разрешил все мои сомнения, отобрав шайбу. Как бы одноклубники не подумали, что я нарочно внедрен в их команду, чтобы разрушать изнутри все их задумки.
В дальнейшем я из кожи вон лез, чтобы реабилитироваться, признаться, не сильно в этом преуспев. Но «Марсианские медведи» все равно открыли счет. Этому предшествовала многоходовая комбинация с виражами за воротами, ложными замахами на пятачке и множеством пасов.
– Олька, ты – молоток! – поздравляли девушку, забросившую первую шайбу в кубке Марса. Ее обнимали и целовали, я сделал тоже самое, но из-за гермошлема не мог по-настоящему ощутить ее губы на своих щеках. У русских интересный сленг. Узнать бы, почему Ольга – молоток?
Дальше инициативой завладели «Ураганы Марса», среди которых выделялся Ральф. Хоккей у канадцев в крови, к тому же Ральф выступал за университетскую команду, и ему прочили даже какое-то будущее в заштатных клубах НХЛ, но он предпочел спортивной карьере скромную судьбу покорителя Марса. Он тараном шел на наши позиции, а Снупи позволял ему вытворять на площадке все, что угодно.
В одну из первых таких атак я встал у Ральфа на пути. Это привело лишь к тому, что я оказался лежащим на льду. Снупи посчитал, что правила не нарушены. Я потихоньку приходил в себя, рассматривая марсианские небеса. Ральф тем временем сравнял счет. Поднимаясь, я и не понял поначалу отчего все члены «Ураганов Марса» жмут ему руку и обо всем догадался, лишь увидев, как Кирилл вытаскивает из ворот колесо от передвижных шкафов.
– Ты как? – спросил, подъехавший ко мне Звягин.
– Нормально, – соврал я.
– Прости. Я не сильно тебя задел? – спросил Ральф.
В голове у меня шумело, но вот скажи я ему, что он задел меня сильно, он что, станет меня стороной объезжать? Вот я и ему сказал:
– Нормально.
За улетевшей за борт шайбой бегал Снупи, вернее ездил. Это ему очень нравилось. Он все-таки был собакой, хоть перед матчем мы и попросили Ральфа на время демонтировать у него хвост, а то русские точно обо всем догадались бы.
При желании мы могли завести в шлемы комментарии Наоми, но это отвлекало, а все ж интересно было послушать, как ей приходится изгаляться, чтобы придать ходу встречи динамизм. У тех, кто следил за матчем по радио, наверняка возникло ощущение, что мы играем не хуже, чем профессиональные хоккеисты, а на площадке кипят страсти. Они и вправду кипели. Меня радовали звонкие женские голоса, звучащие в моем шлеме:
«Серега – пасую! Иди по краю! Передай на пятачок! Катька – держи канадца! Ленка – дай Тормозу! Обойдется!»
После последних фраз послышался смех. До меня постепенно дошло, что Тормозом они называют меня, и тогда я тоже улыбнулся.
У девчонок никак не получалось остановить Ральфа. Его, наверное, проклинали сейчас все феминистические организации мира, и, хоть за «Марсианских медведей», за исключением меня, играли сплошь русские, я был уверен, что большая часть американцев болела сейчас за нас, а не за «Ураганов». Мне казалось, что по площадке девчонки летают кометами. Просто это я ползал, как улитка. В сравнении со мной все будут кометами.
Персонально опекать Ральфа вызвался Звягин, но к пятнадцатой минуте матча мы все равно проигрывали 3–1. При таком ходе игры ни о каком дополнительном периоде речь не шла. Ну и хорошо. В моем скафандре хлюпал пот, горло пересохло, ноги гудели, и я не знал – доживу ли до того момента, как таймер в моем шлеме, показывающий время, оставшееся до конца поединка, наконец-то доберется до цифры «0». Ох, как же мне было плохо без экзоскелета. Пропади он пропадом этот «Кубок Марса»!
«На черта тебя здесь поставили? Дырка!» – кричали девчонки на Кирилла, а я радовался, что объектом их нападок стал не я, а кто-то другой.
Каким-то чудом мы смогли забросить «Ураганам» одну шайбу, сократив отставание до минимума. Последние секунды матча выдались драматичными. Кирилл бросил ворота и тоже ринулся в бой, пытаясь хоть как-то помочь своей громадной и неудобной клюшкой сравнять счет.
Я принимал посильное участие в штурме ворот соперников. Ураганы ушли в глухую оборону, пробить которую мы больше не смогли. Хорошо, что никто не видел моего лица за серебряным стеклом, а то, как бы я объяснил одноклубникам свою предательскую улыбку, появившуюся после того, как прозвучал сигнал об окончании матча? Мы ведь проиграли, а я улыбаюсь.
Девчонки в отчаянии бросали клюшки на лед. Будь такое возможно, они и перчатки побросали бы, и шлемы. Не обращая ни на кого внимания, я ковылял к бортику. Ко мне подъехал Ральф, но у меня стоял такой гул в ушах, что я не расслышал его слова. Он вообще мог не подъезжать, чтобы мне что-то сказать.
Вдруг меня обступили одноклубники. Они хлопали меня по плечу, а я от этих ударов едва не падал, но как-то из последних сил держался. Они благодарили меня за игру, а я им говорил, что они классная команда и я горд, что выступал вместе с ними в этом матче. Я этого никогда не забуду. Мы все этого никогда не забудем. Никто никогда этого не забудет.
Рядом прошмыгнул Снупи с колесиком в манипуляторах, которое он тащил Ральфу. Я едва справился с искушением сесть на спину робота, как на обычную табуретку, и чуть передохнуть, а потом подумал, что Снупи невольно подал мне отличную идею. Ральф ведь стал лучшим бомбардиром турнира, и пусть на память об этом у него останется шайба, которой мы играли. Еще надо вручить такое же колесико девушке, открывшей счет. Да и всем нам неплохо заполучить по колесику, но тогда первые два станут не так ценны. Нам хватит и того, что все наши имена будут выгравированы на боках «Кубка Марса». Пока мы отдыхали, этим и занимался один из роботов. Буквы выходили у него очень красивыми, с виньетками.
Ральф сделал красивый жест. Он предложил, чтобы «Кубок Марса» подняли капитаны обеих команд. Он схватился за одну ручку, а за другую – Звягин. Эта фотография обошла многие издания. Она стала исторической, почти такой же ценной, как фотография Гагарина в аппарате «Восток», Леонова – в открытом космосе или Армстронга – на Луне. Мы передавали этот кубок из рук в руки и делали вид, что целуем его, но не могли дотянуться губами даже до стекол своих гермошлемов. Наверное, кубок надо было наполнить шампанским, но мы могли наполнить его только водой.
Русские с полным правом могли претендовать на то, чтобы сперва «Кубок Марса» стоял у них на базе. В команде победителей их было ровно половина, но они милостиво позволили нам забрать трофей. Мы обещали через полгода привезти его им. Полгода земного, а не марсианского. Затем они вернут его нам, а еще через полгода мы вновь доставим его на русскую базу.
Да и вообще, между нашими базами, действительно, не такое уж громадное расстояние. Пора поближе познакомиться с нашими соседями – русскими марсианами, посмотреть, как они здесь обосновались, а им – на наше жилье. Не знаю, когда мы соберемся разыграть снова «Кубок Марса». В ближайшие пару лет в составах «Марсианских медведей» и «Ураганов Марса» может произойти лишь одно изменение. Кто-то заменит Наоми на орбите, тогда она сыграет за одну из команд, а робот лазером напишет ее имя на боку «Кубка Марса».
Родные, близкие и друзья поздравляли нас. В кают-компании еще долго наши разговоры раз за разом возвращались к игре. Ральф сказал, что когда вернется на Землю, чуть модернизирует Приз лучшего бомбардира и приделает к нему золотую подставку с табличкой, чтобы всем было ясно, что это такое. Такую статуэтку, наверное, через много лет и будут давать тем, кто забьет больше всего шайб на «Кубке Марса». Пока же Ральф развлекал им Снупи – бросал и просил принести. Робот без ума от такой игры. Он радуется этому колесику больше, чем Ральф.
С Земли нам сообщили, что у матча был хороший рейтинг, все довольны, и у них множество заявок от желающих прилететь на Красную планету, чтобы побиться за «Кубок Марса». Когда-нибудь он станет очень ценным трофеем. Тысячи людей будут мечтать о том, чтобы на его боках появились их имена. Мое имя там уже есть, а я ведь на коньках еле держусь…
Иллюзионист
– А это что за клоун такой? – спросил старшина Топилин, кивнув в сторону мужчины лет тридцати, спокойно и как-то отрешенно сидевшего на ящике со снарядами.
Такое опасное соседство его нисколько не волновало, и он не боялся раньше времени оказаться на небесах. На нем был фрак, белая рубашка с бабочкой, цилиндр, который мужчина положил на коленки, придерживая его руками в белых перчатках. Смотрелся он на берегу дико и неестественно, прямо как яркий попугай посреди воронья. По правде сказать, вороном был он, да и людей, шедших мимо него, попугаями обозвать язык тоже не поворачивался.
Грузовики подвозили на набережную боеприпасы, разгружались, уезжали за новой партией. Колонны морских пехотинцев входили на пирс. Юркие катера доставляли их к чуть покачивающимся на малой волне транспортным судам, которые на фоне темного неба казались вырезанными из картона.
Под вечер заштормило, но неожиданно непогода улеглась, хотя все ждали как раз обратного. Вглядываясь в небеса, все невольно перебирали губами, извлекая из памяти благодарные молитвы богу небесному, чье бренное тело лежит в стеклянном гробу на главной площади страны, и богу земному, который не смыкает глаз, пока не выгнали врага с родной земли. На войне все быстро становились суеверными и верили всяким приметам, а то, что непогода улеглась накануне десанта, воспринималось как очень хорошее знамение, и многие сомкнутыми щепоткой пальцами воспроизводили знак «звезды защитницы», водили от темени к правому боку, потом к левому плечу, рисуя в воздухе пятиконечную звезду, заканчивая там же, где и начинали.
Странный человек, казалось, не замечал всей этой суеты, а остальные старались не замечать его. Плечи его укрывал черный плащ с бордовой подкладкой. Некогда начищенные до блеска черные ботинки испачкались. Похоже, он боялся встать и сойти с места, потому что лужи и размокшая земля окружала его практически повсюду. Сколько уж он тут сидел, ни Топилин, ни Васнецов не знали. Они стояли и разглядывали странного человека, пока не поступила команда садиться на катер.
У Топилина появилась мысль подойти и спросить: не нужна ли помощь. Он и на руках не побрезговал бы перенести этого странного человека туда, где посуше. Впрочем, все побережье так разворотили траками, колесами и подошвами сапог с ботинками, что места почище в радиусе пары километров и не найти. Но, посмотрев на его стеклянный взгляд, застывший на одной точке, Топилин решил, что странный человек сейчас в каком-то трансе, а то и вовсе общается с богами, и беспокоить его не стоит.
– Не знаю. Он только-только приехал. Но ты правильно определил – он из цирка. Я сам слышал, – поделился информацией Васнецов.
Топилин едва не сказал, что у Васнецова не уши, а локаторы, но вовремя остановился. Зачем лишний раз напоминать другу о его лопоухости?
Васнецов, тем временем, скрутил сигаретку, набитую виргинским табаком, поступающим по ленд-лизу, и протянул её Топилину. Тот взял сигаретку и с наслаждением затянулся. Чуть подержав дым в легких, постарался сотворить из него несколько колец. Но получилось только одно. Ароматный дым приятно щекотал ноздри.
