Голос за пределами тьмы

Морген Штерблих

Голос за пределами тьмы

Ребята сидели у костра и ели сосиски, только-что приготовленные на огне. Для их маленькиого отряда, состоящего из одного взрослого и троих детей, прием пищи был ужином, после которого они должны были лечь спать, ведь время шло уже за десятый час, и на лагерь опустилась холодная, непроглядная тьма.

– А я думаю, смысл – это чтобы каждый день был как выходной! Можно есть мороженое, смотреть мультики, и тебя никто не заставляет делать уроки!

Фрида в привычной ей манере фыркнула:

– Скукота. Вот выиграть олимпиаду по плаванию – это да! Будешь первым, и все тебя будут знать!

– А если это моя цель – есть мороженое и смотреть мультики? Это что, не цель?! – ерзая возразил Кайл.

Тут Фрида призадумалась и покосила глаза на свой нос, как она всегда это делает, размышляя над сложной школьной задачей.

– Вырасти, найти хорошую работу и построить дом своей мечты… Разве не в этом смысл?.. – найдя секунду тишины среди спора друзей, высказался Шон.

Споры о смысле жизни шли еще долго, и за это время каждый из ребят придумал по несколько смыслов и успел столько же раз их сменить. Бенедикт даже предположить не мог, какую дискуссию вызовет у ребят, задав такой непростой, но кажущийся на первый взгляд элементарным, вопрос. Он слушал и слушал детей, не смея прерывать или вклиниваться в их размышления. В конечном итоге, уставший от споров Кайл спросил у Бенедикта:

– Дядя Бенедикт, а что же, по-вашему, такое смысл жизни? Расскажите! Вы вот уже долго живете и точно разобрались в этом!

На заданный вопрос Бенедикт лишь рассмеялся и пошевелил палкой горящие угли в костре.

– Знаете, ребятки… – старик замолк, что-то вспоминая – Давайте, я расскажу вам одну историю, которая приключилась со мной давным-давно, когда я окончил университет и уже проработал учителем истории лет так, наверное, десять… История эта необычная, и вам она может показаться какой-то сказкой, но она была взаправду…

Бенедикт опустил взгляд и долго смотрел на языки пламени. Все ребята были охвачены волнением перед очередной захватывающей историей и ждали, затаив дыхание. Наконец, находясь под пристальными взглядами юных слушателей, Бенедикт начал свой рассказ…

***

Это было весной, перед летними каникулами. Тогда я с моим коллегой – которого вы знаете – Фридрихом, готовились к важному мероприятию, посвященному последнему звонку. Мероприятие должно было состояться через пару дней, и потому мы усердно занимались подготовкой. Как часто это бывает, неравнодушные ученики решили помочь нам в приготовлении и взяли часть работы на себя, за что я им по сей день очень благодарен. И среди них, учеников, был обучающийся двенадцатого класса, Адриэль. Это очень умный и, самое главное, невероятно добрый и отзывчивый человек. Он всегда всем помогал. Бывало, придешь на работу без настроения, а у тебя первый урок в его классе: так эта лучезарная улыбка и добрые глаза наполняли жизненной энергией. Чудесный человек, ей-богу чудесный! Вся школа его знала и любила.

Но вот что важно отметить: в последние месяцы Адриэль в школе не появлялся, что для него не характерно, ведь тот никогда не отсиживался дома, и пришел лишь помочь подготовить мероприятие со своими друзьями. Мы с другими учителями списывали отсутствие Адриэля на экзамены, ведь они уже совсем скоро; вот человек и ушел с головой в подготовку. Но… – старик сделал томительно долгую паузу – когда он зашел в актовый зал, – где мы подготавливались – мы увидели совершенно другого человека, незнакомого нам: вся кожа белая, как офисная бумага, под глазами страшные круги из темной материи, а все тело еле ходит, опираясь на трость, то и дело дрожа при каждом движении от слабости. Даже от улыбки ничего не осталось: вместо нее были плотно сжатые, высохшие губы, выражающие нескончаемые страдания…

Я, пораженный увиденным, не мог сказать и слова… И Фридрих тоже… Мы, естественно, запрещали парню чем-либо заниматься и настаивали на отдыхе для парня, но он отмахиваясь отвечал, что все в порядке.

– Все будет хорошо, Адриэль. Обещаю, что летом мы всей нашей компанией отправимся в поход! – мечтательно говорила Диана, – С ночевкой! На Хрустальные Пороги! – с неподдельной улыбкой и радостью в голосе продолжала она.

Адриэль оторвал взгляд от деревянного пола и посмотрел совершенно обреченными, стеклянными глазами на Диану. По его щекам текли слезы… Но слезы эти не были слезами тоски или печали, это были слезы сильнейшего гнева:

– Ты же была там, когда мне ставили диагноз! – прошипел, хрипя голосом и скрипя зубами, Адриэль – Ты же знаешь, что это такое! Ты же знаешь, что не доживу, может, уже до следующего дня! Так почему же ты тогда говоришь всю эту брехню?!

– Почему брехню? Это – не брехня! – искренне ответила она, взяв папку с бумагами со стола у зеркала.

– Брехня! – прошипел больной.

– А вот и нет. Посмотри на себя! В тебе еще много сил! Да и мы все рядом! Уж мы тебя просто так не отпустим! – подмигнув сказала Диана и улыбнулась.

Адриэля раздражал столь позитивный настрой подруги.

– Ты словно издеваешься надо мной! Все вы так говорите лишь для того, чтоб успокоить меня! А я же вижу как вы смотрите мне вслед! Только и слышно за спиной “Бедняжка, сколько ему осталось?”, “Бедный, бедный мальчик”!

После они еще минут десять о чем-то горячо спорили, и Диана, уже сама не выдержав, развернулась лицом к другу и прошипела полная злости:

– Прекрати! Верить, Адриэль, верить! Вот, что главное! Бороться, несколько бы плохо не было!

– “Вера умирает последней!” – саркастично пробулькал в ответ больной.

– Хочешь знать правду?! Хорошо! Я не верю! Не верю, Адриэль, слышишь?! – злясь продолжала шипеть девушка, опираясь на стол у друга и наклоняясь к его лицу – Я знаю! Знаю, что каждый, каждый чертов врач, что поставил тебе Это, ошибся! – глаза ее пылали. – Выход есть, и есть всегда! Нужно лишь побороться еще чуть-чуть!