Асмодей. Моя душа темнеет

Мария Мраих

Асмодей. Моя душа темнеет

Глава 1

В опухших от слез глазах застыл ужас. Нехорошее предчувствие, словно ненавистные свинцовые тучи собираются над головой, лишая солнечного света. Когда-то безупречное лицо теперь искажено маской страха, боли и страдания. Но ничто не сможет перечеркнуть скрывающуюся за этой маской красоту. Изнеможенный, в ссадинах, испачканный в собственной крови и грязи, теперь он крепко связан веревками, которые закреплены на седле. Его ведут пешком, словно раба, босым, по многолюдному городу.

Люди вглядываются в лицо несчастного, пытаясь угадать: вор он или прокаженный. Тыкают пальцами почти что в лицо, как сдуревшей собаке, но подойти ближе не решаются. Стража отгоняет скопившихся на улицах зевак, словно назойливых мух, расчищая дорогу.

Пыль от дороги попадает в глаза. В горле неприятно саднит от жажды. Далеко вперед протянулся нескончаемый караван из стражи и конниц. В руках стражников копья, в их ножнах сияют недобрым блеском мечи, способные навлечь горе на любого, кто рискнет подойти ближе, а за их спинами виднеются луки и стрелы. И все это лишь для одного юноши, которого велено доставить царю незамедлительно.

Ашмедай поднимает голову и подставляет лицо солнцу, которое теперь так едко слепит опухшие от слез глаза. В голове проносится мысль, что это мог быть отличный день, когда он мог рыбачить на пристани или уплетать любимый ягодный пирог его мамы. Но сейчас это всего лишь отличный день, чтобы умереть. Хотя… умереть так быстро ему вряд ли позволят… От этого внутри все содрогается, а тело прошибает озноб в разгар летнего полудня.

Все эти мысли оседают в голове мутным налетом, и он начинает истошно смеяться. Он не видит удивленных взглядов, не видит, как люди пугливо начинают шарахаться по сторонам. Он давно уже потерял счет времени. Словно умалишенный, он крутит головой по сторонам, как выброшенная на берег рыба, но глаза уже не выражают ничего. В теле невыносимая усталость, что отзывается физической болью. Он ничего не ел уже четыре дня. Желудок отзывается мучительными спазмами боли при мыслях о еде.

Юноша не замечает, как главнокомандующий стражей останавливается на лошади возле него и качает головой.

– Совсем с ума сошел, – произнося это так, словно не он давал указания по изощренной ловле этого юноши пару дней назад.

– Может… черт с ним? – один из приближенных Биньямина говорит это почти что полушепотом, надеясь избежать гнева своего командующего.

– Он и сам черт. Двигаемся дальше!

Вереница из царской стражи вновь начинает движение.

Ашмедай издает нечеловеческий вопль, когда веревка, которой он обездвижен по рукам, врезается еще глубже, прорезая плоть в то время, как лошадь трогается с места. Стражники пугливо переглядываются. Но никто не решается помочь. У каждого в голове свои мысли. Кто-то считает его выродком, кто-то – колдуном, а другие осуждают царя за зверство. Но все они молчат. И среди этой тишины и звука копыт лошадей слышен лишь один мучительный плач, сменяющийся диким хохотом.

Этот день тянется слишком медленно, выжимая из юноши все соки. Терпкий запах собственной крови от рваных ран на руках и ребрах неприятно забивает нос, заставляя желудок сжаться в болезненном спазме. Солнце уже закатывается за горизонт, когда стражники решают остановиться на ночлег, предварительно заковав Ашмедая в цепи и бросив на улице.

Скрючившись, он валится на землю, когда слышит голос, который доносится словно сквозь толщу воды. Он снова бредит своим проклятым будущим, которое так неизбежно стало притворяться в жизнь или все же перед ним действительно стоял какой-то человек? Ашмедай не без труда поднимает глаза. Все плывет. Он резко встряхивает головой, пытаясь избавиться от тумана, который образовался в его взгляде.

Ненадолго взгляд проясняется, давая разглядеть высокого мужчину, что стоит возле него, облаченный в характерную одежду для своего рода занятий. Стражник.

– Меня не должно здесь быть… слышишь? Я правда не знаю, что ты им такого сделал, но я принес тебе еду.

Крепкий на вид мужчина быстро кладет на землю лепешку и флягу с водой, осторожно пододвигая принесенную еду ногой так, будто бы перед ним разъяренная собака. Пугливо озираясь по сторонам, он так же быстро уходит, как и появился. В какой-то момент Ашмедаю даже кажется, что он бредит. Дрожащими грязными пальцами он, наконец, дотрагивается до хлеба, словно тот вот-вот может исчезнуть.

В груди расцветает крохотная надежда, покалывая кончики пальцев своими острыми стебельками. Ашмедай надеется, что хлеб отравлен.

***

Вопреки своим надеждам, он вновь открывает глаза. На девственно голубом небе едва брызжет рассвет. Еще один день. Тело прошивает пульсирующей болью, а следом, – ознобом, как напоминанием того, что он все еще жив.

Время катится к полудню. Он снова крепко связан. Его волочат за собой на веревке, как дикое животное. Ашмедай вглядывается вдаль, но не может разглядеть конец той вереницы. Все это напоминает липкий ночной кошмар, из которого не можешь выпутаться, а он продолжает утягивать тебя в бездну своего страха, на самое дно, превращая фантомные страхи в реальность.

Если начало этой вереницы было невозможно разглядеть, то в ее конце можно было заметить едва уловимые взгляду кровавые следы. От длительной ходьбы по каменистой местности, юноша стер до крови стопы и теперь оставлял след, словно забитое на охоте животное. Трофей, которому суждено украсить своей головой парадную царскую залу.

Один город сменялся другим. Солнце было уже в самом зените, когда вереница стражников продвигалась по оживленному центру. Вновь прибывших гостей встречали лавки, до отказа забитые едой, в других, – продавали диковинные вещицы, возле которых скапливался люд. Одна из таких цветастых лавок привлекла внимание Ашмедая, когда он услышал громкий голос мужчины средних лет, который пытался объяснить разморенному жарой сапожнику, какие сапоги он хочет заполучить на этот раз. Громко проговаривая каждое слово, он эмоционально жестикулировал своими руками, словно и вовсе говорил на другом языке, чем изрядно злил сапожника.

– Мне нужно… нужно от вас…

Сапожник лишь закатил глаза в очередной раз слушая совсем неувлекательную историю.

– Вы даже не хотите выслушать! Мне нужны сапоги, которые бы прослужили мне не меньше семи лет, а не ваша дешевая халтура на два дня!

Прислушавшись к этому пылкому разговору, Ашмедай начал заливисто смеяться, привлекая к себе всеобщее внимание. Некоторые горожане косились на странного парня, другие, – спешили проскочить мимо, не попавшись безумцу на глаза. И только мужчины, увлеченные перекрикиванием друг друга не обратили на него никакого внимания, поглощенные собственными эмоциями.

На узких улицах, до отказа заполненных людьми, стражники не сразу заприметили свадебную процессию, которая двигалась им навстречу. Словно злой рок судьбы, когда похоронная процессия случайно сталкивается со свадебной, напоминая, что любое счастье на земле скоротечно.

В свадебной повозке сидела очаровательная девушка с кудрявыми каштановыми волосами. Платье у нее было самым неброским и дешевым. Однако она крепко сжимала руку своего возлюбленного и смотрела ему прямо в глаза так, словно он был самым большим сокровищем в ее жизни. Увидев молодоженов, Ашмедай долго не сводил с них своих огромных печальных глаз. Он смотрел так, словно только он мог заметить тот невидимый дамоклов меч, который висел над новобрачными.

Не зная, как трактовать такое поведение юноши, стражники недоуменно переглядывались между собой, обмениваясь вопросительными взглядами. Пытаясь быстрее продвинуться по узкой улице, они распихивали встречных людей, стараясь избежать ненужных разговоров. Как вдруг из глаз Ашмедая начали срываться крупные, словно зрелый виноград, слезы. Завидев странного юношу, молодожены еще долго провожали его своими взглядами, пытаясь понять причину, из-за которой глаза незнакомца заволокла беспросветная печаль.

Выйдя на площадь оживленного городка, стражники с особым азартом обсуждали мага, который демонстрировал зевакам свой талант. Разодетый в темно-фиалковую мантию, которая была беспросветно черной изнутри, он таинственно разводил руки в стороны, взирая к небу. Завидев, как напыщенный маг угадывает, в каком стаканчике был спрятан шарик, Ашмедай громко расхохотался, хватаясь за живот от диких приступов смеха. Стражники растерянно переглядывались между собой, пока рядом с юношей не поравнялся сам Биньямин.

– Скажи мне, Ашмедай, что же так тебя насмешило в этом незаурядном маге?

– Он говорит людям про их будущее, угадывает, в каком стаканчике спрятан шар, а сам не ведает того, что под ним закопан клад.

Брови Биньямина удивленно взлетели вверх, после чего он все же решился продолжить.

– А отчего же ты заплакал, увидев молодоженов?

– Мне было грустно от того, что ее жених умрет, не прожив даже месяца.

Было заметно, как стражники начали переговариваться между собой, все больше прислушиваясь к такому странному разговору: кто-то не верил странному юноше, другие называли его пророком.

– А что же с сапожником? Чем он не угодил тебе?

– Не он, мой дорогой Биньямин! А мужчина, который просил такие сапоги, которые прослужили бы ему семь лет!

После чего Ашмедай снова зашелся веселым смехом, но все же продолжил:

– Но он потеряет их на следующей неделе, когда будет пьян!

Главнокомандующий царской стражей с опаской смотрел на умалишенного, по его мнению, юношу, который так легко и весело рассуждал про чужие жизни. «Значит, старец был прав, и он действительно видит будущее…» В голове крутился вопрос, который Биньямин так и не решился озвучить: «Как смерть настигнет его?»

***

Три дня и три ночи вели Ашмедая к царю. Иногда он падал и полз на коленях, сдирая всю кожу об мелкие камни, истошно крича от боли и рыдая, иногда, – заливисто смеялся, смотря в никуда, словно там что-то было.

Наконец, оказавшись у ворот города, стражники сбавили ход. Они не сразу заметили слепца, который стоял подле них. На нем была старая одежда, вся в дырах. А в руке, – иссохшаяся палка. Он просил указать ему дорогу, но никто не обращал на него внимания. Тогда Ашмедай окликнул слепца и указал ему путь, даже не спрашивая, куда тот направляется. Слепец, назвав юношу пророком и, припав губами к его рукам, еще долго бранил судьбу за то, что лишила его возможности увидеть живого пророка.

Чем дальше продвигалась царская стража, тем более смазанными становились звуки города. Пока не сошли почти что на нет. Оглянувшись вокруг себя, Ашмедай понял, что он стоял посреди огромного царского двора. Перед ним величественно возвышались колонны дворца. Навстречу ему шел мужчина в длинном бархатном платье, подол которого украшали золотые нити и драгоценные камни. Все это великолепие слепило глаза больше любого солнца. Подойдя ближе, мужчина пригладил рукой бороду и хищно улыбнулся.

– Ну, здравствуй, Ашмедай.

Глава 2

Неделей ранее…

Царские палаты владыки Израиля всегда отличались особой роскошью. Мраморные столы, вдоволь заполненные самой изысканной едой, лучшие вина, привезенные в подарок повелителю со всего мира. Вдоль стен, величественно украшенных картинами и фресками, располагались золотые кувшины, превосходя своей высотой семилетнего ребенка.