Экономические санкции в современном международном праве. Монография

скачать книгу бесплатно


Заслугой В. А. Василенко является то, что, проведя анализ доктрины по рассматриваемому вопросу, а также опираясь на материалы Комиссии международного права ООН, он четко разграничил ответственность и санкции: «Таким образом, несмотря на тесную взаимосвязь, международно-правовые санкции и международно-правовая ответственность по их юридической природе и функциям представляют собой институционно различные правовые явления, каждое их которых имеет свои собственные формы… В силу этого международно-правовые санкции не являются формами ответственности за международные правонарушения, так же как формы международно-правовой ответственности не выступают в качестве санкций»[75]. Одновременно им был дан критический анализ концепций, не проводящих разграничения между ответственностью и санкциями.

Подобное понимание по вопросу соотношения международно-правовых санкций и международной ответственности можно найти в работах такого специалиста по вопросам международной ответственности, как И. И. Лукашука, который считает, что «принуждение, будь то контрмеры или санкции, представляет самостоятельный институт, который связан с ответственностью, но обладает иными характеристиками. На него распространяется действие норм относительно принудительных мер. Контрмеры и санкции являются средством обеспечения реализации правоотношений ответственности»[76].

Придерживается концепции, которая «выводит санкции за рамки ответственности», и Б. Ш. Белалова, определяющая санкции как «принудительные меры, применяемые к государству-правонарушителю в случае его отказа выполнить обязанности, вытекающие из его ответственности, или ненадлежащего их выполнения»[77].

Несмотря на свою обоснованность, отмеченная концепция далеко не сразу находит признание в доктрине. С. В. Черниченко упрекает ее в «определенной нелогичности» и включает меры ответственности в число мер принуждения. Он объединяет меры ответственности и иные меры принуждения тем, что они выступают как предусмотренные правом неблагоприятные последствия. Признавая возможность добровольной реализации обязанностей, вытекающих из ответственности, С. В. Черниченко считает, что в таких случаях осуществление насилия «практически часто имеет символический характер, но оно обязательно есть». Во всех случаях ответом на правонарушение является «санкционное (деликтное) международно-правовое принуждение»[78].

Наконец, при решении вопроса о соотношении международно-правовых санкций и международно-правовой ответственности необходимо принимать во внимание и следующий объективный факт. В силу специфики современного международного права его нормы, например нормы Устава ООН, уставов других международных организаций, нормы международных обычаев содержат не конкретные указания на объем и формы ответственности, а предусматривают именно право на принуждение, регламентируя условия и порядок применения международно-правовых санкций. Иными словами, в международном публичном праве с понятием «санкции правовой нормы» ассоциируются не формы ответственности, а собственно принудительные меры.

Необходимость проведения различия между формами ответственности и международно-правовыми санкциями обусловлена не только теоретическими, но и важными практическими соображениями. Четкая грань между формами ответственности и формами международно-правовых санкций исключает возможность неоправданной подмены форм ответственности формами санкций и соответственно препятствует злоупотреблению принципом non bis in idem.

Отнесение санкций к формам ответственности может быть использовано объектом-правонарушителем для обоснования отказа выполнить обязанности, вытекающие из его ответственности, ссылкой на то, что оно уже понесло ответственность, поскольку против него были применены санкционные принудительные меры. Признание за международно-правовыми санкциями качества собственно принудительных мер, а не форм ответственности лишает государство-правонарушителя возможности ссылаться на принцип non bis in idem и однозначно предполагает, что, помимо вызываемых этими мерами лишений, государство-правонарушитель должно нести ответственность в объеме, видах и формах, соразмерных характеру правонарушения и его вредных последствий.

Существуют расхождения и относительно того, что представляют собой международно-правовые санкции.

В. А. Василенко относит к санкциям все виды правомерного принуждения, осуществляемого как государствами, так и международными организациями. Основными элементами международно-правовых санкций «стали: реторсии; репрессалии (исключительно невооруженные); самооборона; коллективные невооруженные и вооруженные принудительные меры, осуществляемые международными организациями»[79]. С. В. Черниченко различает три категории «индивидуальных материальных мер санкционного международно-правового принуждения: реторсии, репрессалии и вооруженные меры самозащиты»[80]. Оба автора относят к международно-правовым санкциям реторсии и самооборону.

Понимание международно-правовых санкций как мер принуждения, осуществляемых международными организациями, неоднократно обосновывалось в отечественной доктрине. Так, Т. Н. Нешатаева пишет, что под санкциями следует понимать «все меры охраны международного правопорядка, закрепленные в нормах международного права, носящие принудительный характер и применимые в случае правонарушений к государству-делинквенту с помощью институционного механизма международных организаций»[81].

В зарубежной международно-правовой доктрине также можно встретить определение санкций в качестве коллективных мер, принимаемых организациями, представляющими международное сообщество, в ответ на неприемлемое поведение одного из членов, и направленные на поддержание должного поведения, требуемого международным правом[82]. В «Американской энциклопедии» говорится: «Международные санкции – наименование наказаний, применяемых от имени и по поручению международной организации или самой организацией, представляющей международное сообщество, против государства или группы государств, которые нарушили (или угрожают нарушить) свои международные обязательства, прежде всего обязательство воздерживаться от вооруженной агрессии»[83].

Следует отметить, что у такого понимания санкций есть и противники. П. Курис считает, что «следуя такому пониманию, надо было бы оставить за пределами понятия «санкции» все формы индивидуального государственного принуждения…». Однако именно в этом как раз и видится задача проведения различия между применяемыми международными организациями санкциями и «формами индивидуального государственного принуждения». В обоснование своей позиции П. Курис ссылается на то, рассматриваемое понимание может создать иллюзию, что нормы международного права по существу не обеспечены санкциями[84]. Оппонируя, И. И. Лукашук замечает, что «речь идет лишь о терминологии, а не об отрицании права государств принимать меры принуждения в случае правонарушения»[85].

В настоящее время понимание санкций как принудительных мер, применяемых с использованием институционного механизма международной организации к государству-правонарушителю, находит все более широкое признание[86]. Об этом свидетельствует и международная практика. Весьма показательными в этом плане являются многочисленные резолюции Совета Безопасности ООН[87].

Серьезные дискуссии вокруг вопросов международной ответственности государств, применения международно-правовых санкций велись в Комиссии международного права ООН при разработке проекта статей конвенции «Об ответственности государств». Результатом работы Комиссии, длившейся несколько десятилетий, стало принятие Генеральной Ассамблеей ООН 12 декабря 2001 г. на своем 85-м пленарном заседании резолюции 56/83, которая в качестве приложения содержит документ «Ответственность государств за международно-противоправные деяния»[88].

И. И. Лукашук (член Комиссии международного права ООН в 1994–2001 гг.) отмечает, что «ныне, как констатировала Комиссия международного права ООН, термин “санкция” используется для обозначения принудительных мер, принимаемых международными организациями, особенно на основании главы VII Устава ООН»[89]. В Комиссии международного права по существу было выражено общее согласие относительно того, что международно-правовые санкции должны ограничиваться принудительными мерами, принимаемыми международными организациями, представляющими международное сообщество и наделенными полномочиями на применение указанных мер. В первую очередь подобной международной организацией является ООН. Это положение подчеркивается Россией. Так, выступая в Совете Безопасности ООН, В. В. Путин заявил, что «только Совет Безопасности вправе давать санкцию на такую крайнюю меру, как применение силы в кризисной ситуации. Делает это он от имени и в интересах всего международного сообщества»[90].

В настоящее время аргументы в пользу указанного понимания санкций имеют под собой следующие основания. Не ставя под сомнение роль и функции суверенных государств, право на уважение, которых в полной мере признаны в Уставе ООН, следует признать, что на сегодняшний момент больше, чем когда-либо ранее, ни одно отдельное государство не может опираться только на свои силы в противостоянии и ограждения себя от современных угроз. Сегодняшние угрозы пересекают национальные границы, взаимосвязаны и должны устраняться на глобальном, региональном, а также национальном уровнях. Коллективные стратегии, коллективные учреждения и чувство коллективной ответственности совершенно необходимы. Международно-правовые санкции – это меры, применяемые в рамках системы коллективной безопасности государств[91]. «Санкции, которые являются неотъемлемым элементом положений Устава ООН о коллективной безопасности, служат для Совета Безопасности важным инструментом проведения в жизнь его решений», – отмечается в Докладе Генерального секретаря ООН «Мы, народы: роль ООН в XXI веке»[92].

Для обозначения мер, применяемых потерпевшим государством к государству, ответственному за международно-противоправное деяние, в целях побудить его выполнить возлагаемые на него правоотношением ответственности обязательства, Комиссия международного права ООН предложила использовать понятие «контрмеры»[93]. Существенную роль в этом сыграла международная судебная практика, которая, избегая употребления термина «санкции» применительно к односторонним мерам государств, использовала термин «контрмеры»[94].

По мнению И. И. Лукашука, «контрмеры – меры, которое потерпевшее государство вправе применить к государству, ответственному за международно-противоправное деяние, в целях побудить его выполнить возлагаемые на него правоотношением ответственности обязательства и которые в ином случае были бы противоправными[95].

Подобной точки зрения придерживается и Г. И. Курдюков, понимая под контрмерами ответные действия, совершенные индивидуально по воле потерпевшего государства к государству-правонарушителю[96].

Таким образом, контрмеры – это принудительные меры, принимаемые индивидуально потерпевшим государством к государству-делинквенту в ответ на нарушение международного обязательства. Немецкий профессор В. Витцум отмечает: «Контрмеры характеризуют ситуацию, когда субъект международного права реагирует на предшествующее нарушение его прав и самостоятельно принимает меры в целях их защиты и реализации. Указанное понятие является более узким, чем понятие санкции»[97]. Контрмеры, и в этом их принципиальное отличие от международных санкций, представляют собой элемент децентрализованного механизма принуждения государства-правонарушителя и рассматриваются как инструмент имплементации ответственности, не носящий карательного характера.

1.3. Односторонние санкции:

к вопросу их правомерности в современном международном праве

Однозначное понимание и единообразное применение в международной практике категории «международные санкции» имеет большое практическое значение для обеспечения международного правопорядка. Следствием произвольной терминологической трактовки международных санкций и контрмер является то, что санкциями зачастую определяют явно неправомерные акции.

В этой связи принципиальным является вопрос о так называемых санкциях, применяемых отдельными государствами в одностороннем порядке при отсутствии соответствующего решения Совета Безопасности ООН, в дополнение к санкциям Совета Безопасности ООН или во исполнение санкций Совета Безопасности ООН, но с превышением их по объему санкционных режимов. Как отмечает министр иностранных дел Российской Федерации С. Лавров, «сегодня данная проблематика приобретает особую актуальность. Как известно, США, Европейский союз, ряд других государств ввели такие санкции против Российской Федерации, Белоруссии, Сирии, Ирана. И этим не ограничиваются примеры односторонних действий, вызывающих вопросы у мирового сообщества, особенно когда подобным действиям придается экстерриториальный характер»[98].

Ярким примером здесь может служить Закон США «Акт о поддержке Украины» (Ukraine Support Act)[99]. Помимо положений о гарантиях возврата кредитов со стороны правительства США любому банковскому институту, который примет решение о выдаче кредита Украине до 1 млрд долл., указанный закон создает правовую основу для введения односторонних санкций США в отношении российских лиц и компаний. По закону «адресные санкции» предполагается вводить в отношении лиц, «подрывающих независимость, суверенитет и территориальную или экономическую целостность Украины», а также «вовлеченных в коррупцию существенных масштабов или ответственных за нее». Санкции предусматривают: замораживание активов на территории США, введение визовых ограничений для лиц, включенных в специальные списки[100], запрет компаниям-резидентам США осуществлять экономические отношения с лицами и организациями, включенными в списки.

В развитие положений данного Закона 17 марта 2014 г. Президент США Барак Обама подписал указ (Executive order Blocking Property of Certain Persons Contributing to the Situation in Ukraine)[101], согласно которому были введены санкции против ряда российских должностных лиц в виде замораживания их банковских счетов, ареста имущества и отказа в выдаче въездных виз. Глава Казначейства США данным указом наделяется правом дополнять список по согласованию с Государственным Секретарем США.

Примером может служить и Акт США о демократии и правах человека 2011 г. в отношении Белоруссии (Belarus Democracy and Human Rights Act of 2011)[102]. Акт США о демократии и правах человека 2011 г. усиливает ряд мер и расширяет действие Акта о демократии в Белоруссии 2004 г. и Акта о демократии в Белоруссии 2006 г.

Согласно вышеупомянутому закону США выдвигают ряд «обвинительных заключений» (SEC.2.FINDINGS). В их числе: «(1) Правительство Белоруссии уличено в безнаказанных нарушениях прав человека и основных свобод… (3) Правительство Белоруссии подвергло тысячи продемократических политических активистов преследованиям, избиениям и тюрьмам, в частности в результате их попытки мирно осуществлять свое право на свободу собраний и ассоциаций; (4) Правительство Белоруссии пытается сохранить монополию на информационном пространстве страны, подвергая независимые средства массовой информации, включая независимых журналистов, систематическим репрессиям и ликвидациям, подавляя права на свободу слова и выражения несогласных с диктатурой Александра Лукашенко, и приняли законы, ограничивающие СМИ, включая Интернет, не в соответствии с международными соглашениями по правам человека… (8) диктатор Белоруссии Александр Лукашенко утвердился у власти, устраивая незаконный и неконституционный референдум, который позволил ему навязать новую Конституцию, отменить результаты выборов избранного парламента, Верховного совета 13-го созыва».

«Осуждая проведение 19 декабря 2010 года президентских выборов и преследование оппозиционных кандидатов, политических лидеров и активистов, представителей гражданского общества и журналистов» (SEC.3 STATEMENT OF POLICY, p.(1), «продолжая поддерживать стремление белорусского народа к демократии, правам человека и верховенству закона» (SEC.3 STATEMENT OF POLICY, p. (3); рост демократических движений и институтов в Белоруссии, расширение прав и возможностей граждан Белоруссии покончить с тиранией в своей стране» (SEC.3 STATEMENT OF POLICY, p. (5), США выдвигают требования: «немедленного освобождения без предварительных условий всех политических заключенных в Беларуссии» (SEC.3 STATEMENT OF POLICY, p. (2); «новых президентских и парламентских выборов, проведенных по свободным и справедливым стандартам ОБСЕ» (SEC 3. STATEMENT OF POLICY, p. (6).

Европейский союз ввел односторонние санкции, предусматривающие запрет на въезд в страны ЕС и замораживание зарубежных банковских счетов ряда представителей белорусского руководства. Также к санкциям, которые ввел Евросоюз, присоединились некоторые страны, не являющиеся членами ЕС. Об этом говорится в заявлении Верховного представителя ЕС по иностранным делам[103]. Примеру Брюсселя последовали девять государств, в том числе несколько стран, которые на тот момент являлись кандидатами на вступление в Европейский союз: Хорватия, Македония, Черногория и Исландия (из стран-кандидатов к санкциям не присоединилась лишь Турция). В список также вошли Албания, Босния и Герцеговина, Сербия, Норвегия и Лихтенштейн. В ЕС заявили, что «приветствуют» решение этих стран присоединиться к санкциям.

Санкции Евросоюза действуют также в отношении Сирии, включая эмбарго на поставки оружия, запрет на въезд на территорию Евросоюза некоторых членов сирийского кабинета, в том числе президента Сирии Башара Асада, и замораживание их активов.

Правовое осмысление подобных текстов позволяет с уверенностью констатировать, что они являются актами не правового, а политического характера, изобилуя оценочными определениями, некорректными заявлениями о событиях, не имеющих достоверных и фактических данных. Однако, как точно отмечается в Заключении Международно-правового совета при МИД России «Односторонние санкции и международное право» относительно вышеупомянутого Акта о демократии и правах человека 2011 г. в отношении Белоруссии, «ссылок на нарушение Белоруссией конкретных международно-правовых обязательств здесь нет. Эти санкции не позиционируются Соединенными Штатами в качестве формы привлечения Белоруссии к международно-правовой ответственности»[104].

Односторонние санкции приняты США и в отношении Ирана. Принятый 2 августа 2012 г. Конгрессом США закон предусматривает санкции против всех, кто сотрудничает с предприятиями топливного, нефтехимического или газового сектора Ирана либо оказывает услуги в приобретении товаров, технологий или элементов инфраструктуры нефтяной и газовой промышленности страны.

По словам Алана Ларсона, помощника Госсекретаря США по экономическим вопросам и проблемам бизнеса, «экономические санкции являются важным и действенным средством как часть дипломатического набора инструментов, которые можно использовать, чтобы изменить характер поведения государств, которые представляют угрозу нашим ценностям и интересам»[105].

Полномочия Президента США на одностороннее применение экономических мер экстерриториального характера были поддержаны в законодательном порядке Конгрессом. Еще в 1977 г. был принят Закон о чрезвычайных экономических полномочиях (International Emergency Economic Powers Act (IEEPA))[106], который стал основанием для широкого применения «санкций» США. В частности, в список стран, экономические отношения с которыми ограничивались на основании данного закона, были включены в разное время: Гаити (1991–1994 гг.), Ирак (1990–2004 гг.), Либерия (2001–2004 гг.), Ливия (1986–2004 гг., 2011 г. – по настоящее время), Никарагуа (1985–1990 гг.), Панама (1988–1990 гг.), Сербия и Черногория (1992–2003 гг.), Сьерра-Леоне (2001–2004 гг.) Иран (с 1979 г. – по настоящее время), Мьянма (с 1997 г.), Судан (с 1997 г.), Россия (с 2014 г.), Зимбабве (с 2003 г.), Сирия (с 2004 г.), Белоруссия (с 2006 г. – по настоящее время), Северная Корея (с 2008 г.), Ливия (с 2011 г. – по настоящее время). Знаменателен комментарий сенатора Б. Картера относительно этого закона: «Частое использование таких санкций Соединенными Штатами и многими другими странами представляет убедительное свидетельство того, что не существует направленных против них четких норм международного обычного права»[107].

Правомерность подобных действий не вызывает сомнений у американских юристов[108]. Французский профессор А. Пелле пишет: «Совершенно ясно, что претензия Соединенных Штатов на лидерство, а также самоназначение на эту роль приводят их к нередким недопустимым односторонним законам (законы Хелмса-Бэртона или Кеннеди-д’Амато) либо к действиям (Гренада, Никарагуа, Панама…)»[109]. Показательно, что в качестве одного из оснований применения экономических «санкций» в законе Кеннеди-д’Амато названо, среди прочего, стремление обеспечить выполнение Ливией резолюций Совета Безопасности ООН 731, 748 и 883, не будучи уполномоченными на то самой Организацией, что только подчеркивает юридическую некорректность и противоречие положений данных актов международному праву.

Односторонние меры принуждения не обладают легитимностью и необоснованно именуются санкциями – принцип суверенного равенства государств исключает возможность правомерного применения одним государством санкций в отношении другого государства или группы государств в одностороннем порядке (par in parem non habet imperium).

Причина проведения подобной политики видится в специфической концепции санкций, которые понимаются как «принудительные экономические или финансовые меры, предпринимаемые одним или несколькими странами против одной или нескольких других стран во имя достижения целей своей внешней политики или национальной безопасности»[110]. Такими целями могут быть «изменение иностранного правительства или одного из направлений его политики». Подтверждением отмеченного подхода служит и принятая администрацией США «Стратегия национальной безопасности Соединенных Штатов»[111].

Однако реализация критерия легитимности международных санкций предполагает недопустимость их введения с целью свержения или изменения в государстве-объекте санкций законных властей. Вводимые санкции не должны становиться средством борьбы с неугодными режимами посредством их экономического удушения.

Исходя из этого, является недопустимым применение санкций для урегулирования не связанных с международными правонарушениями разногласий политического или идеологического характера. Любые попытки решения таких разногласий посредством односторонних санкций являются противоправными и не могут быть квалифицированы как международно-правовые санкции.

Подобные односторонние санкции не кодифицированы в международном праве. Президент Российской Федерации В. В. Путин, выступая на совещании послов и постоянных представителей при международных организациях 9 июля 2012 г., сказал: «Мы будем добиваться, чтобы все исходили из того, что в случаях, требующих силового вмешательства, решение правомочен принимать только Совет Безопасности ООН. Дополнять такие решения какими-либо односторонними санкциями контрпродуктивно»[112].

Важным является и следующий момент. Международные санкции, будучи реакцией на международные правонарушения, имеют целью защиту охраняемых международным правом интересов потерпевших субъектов. Вследствие чего применение санкций для защиты национальных интересов будет правомерным в том случае, если их нарушение одновременно является нарушением предписаний норм международного права. Ссылка на национальные или иные интересы, охрана которых прямо и непосредственно не предусмотрена нормами международного права, не может служить основанием для применения санкционного принуждения. Иной подход чреват опасностью серьезных нарушений международного правопорядка, поскольку содержание понятия «национальный интерес», как справедливо замечает В. Фридман, «неопределенно, субъективно, зависит от обстоятельств места и времени и нередко вступает в противоречие с вопросами международной законности[113].

Общеизвестны последствия применения односторонних экономических «санкций» рядом государств. Важно подчеркнуть, что применяемые в одностороннем порядке «санкции» в большинстве своем не достигают поставленных целей, являются нецеленаправленными и не поддающимися контролю. Американский профессор Б. Ференц по этому поводу пишет, что «одностороннее применение силы для достижения национальных целей доказало свою разрушительную силу и тщетность»[114].

Вызывает все большую обеспокоенность ситуация в связи с увеличивающимся числом внешнеполитических законов о введении односторонних экономических санкций. Отметим тот факт, что с окончанием Второй мировой войны США односторонне использовали «санкции» для реализации своих внешнеполитических целей более 160 раз. Так, в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН А/58/301 приводятся данные исследования, опубликованного в 2002 г. организацией USA Engage, согласно которым США открыто применяют экономические санкции в отношении 78 государств, из которых 60 относятся к категории развивающихся стран. Кроме того, более 75 стран, которые представляют 52 % всего населения мира, подвергались угрозе введения односторонних экономических «санкций» со стороны США[115].

В контексте рассматриваемого вопроса актуальной становится и проблема применения так называемых коллективных контрмер или контрмер в коллективных интересах и квалификации действий третьих государств, не являющихся потерпевшими, но «присоединяющихся» к вводимым мерам, как в случае коллективных мер Европейского союза в отношении Российской Федерации, Белоруссии.

Значительное число государств, выступавших в Шестом правовом комитете Генеральной Ассамблеи ООН, решительно высказались против «коллективных контрмер» и призвали исключить проект соответствующей статьи как выходящей за рамки существующего международного права. «Коллективные контрмеры» могут послужить дополнительным предлогом для проведения политики с позиции силы. Принятие контрмер в случае серьезных нарушений существенных обязательств перед международным сообществом должна координировать ООН. И в этом случае речь уже будет идти о санкциях универсальной международной организации.

Как отмечает французский ученый Д. Алланд, приоритетное обозначение «контрмер в общих интересах» как «коллективных контрмер» создает иллюзию согласованной акции, хотя в реальности такие коллективные акты фактически являются индивидуальной инициативой, даже в случае когда одновременно имеет место более чем одна такая инициатива. Отмеченная характеристика позволяет отграничивать контрмеры от односторонних актов, вплетенных в современную доктрину гуманитарного вмешательства и выступающих единым фронтом мер в отношении государства-объекта. В отличие от последних, зачастую отстаивающих право на упреждение, контрмеры реализуются в ответ на возникшее нарушение и представляют собой правомерный акт[116].

Проблема заключается также и в том, что согласованного определения «правомерные меры», исключающего возможность вольной трактовки, в настоящее время ни в доктрине, ни в практике международного права не выработано. Немецкий профессор Б. Зимма, констатируя противоправность интервенции НАТО в Косово, утверждает, что грань между правомерным и противоправным весьма тонка[117]. Современной практике известно немало случаев применения коллективных мер, однако их правомерность зачастую вызывает сомнения. Так, в 1998 г. в связи с событиями в Косово государства – члены ЕС заморозили югославские активы и наложили запрет на полеты воздушных судов. В качестве аргументации денонсации соглашения с Югославией без предварительного уведомления правительство Великобритании заявило, что «ухудшающийся послужной список президента Милошевича в области прав человека означает, что в моральном и политическом плане он лишил свое правительство право настаивать на обычно применяемом 12-месячном уведомлении»[118]. В результате анализа подобного рода практики Комиссия международного права в докладе Генеральной Ассамблее ООН констатировала: «…В настоящее время не существует явно признанного права государств принимать контрмеры в коллективных интересах»[119].

Следует особо подчеркнуть существование последовательных резолюций Генеральной Ассамблеи ООН, представляющих всеобъемлющее и в тоже время конкретное волеизъявление всего международного сообщества о необходимости принять срочные и эффективные меры, с тем чтобы положить конец практике применения односторонних экстерриториальных мер принуждения, которые не санкционированы соответствующими органами ООН или несовместимы с принципами международного права, изложенными в Уставе ООН: «Односторонние экономические меры как средство политического и экономического принуждения развивающихся стран», «Отказ от применения односторонних экстерриториальных экономических мер принуждения как средства оказания политического и экономического давления», «Необходимость прекращения экономической, торговой и финансовой блокады, введенной США против Кубы», «Права человека и односторонние принудительные меры»[120]. В этих резолюциях отмечается, что односторонние принудительные меры:

– противоречат международному праву, в частности Уставу ООН, принципам суверенного равенства, невмешательства во внутренние дела;

– нарушают принцип свободы международной торговли и судоходства;

– угрожают суверенитету государств;

– отрицательно сказываются на реализации прав человека, создают препятствия для торговых отношений, сдерживают процесс социально-экономического развития;

– особенно затрагивают уязвимые группы населения развивающихся стран.

В указанных резолюциях Генеральная Ассамблея решительно возражает против экстерриториального характера этих мер и отвергает все попытки введения односторонних принудительных мер.

Страны БРИКС (Федеративная Республика Бразилия, Российская Федерация, Республика Индия, Китайская Народная Республика и Южно-Африканская Республика) в Форталезской Декларации, принятой по итогам шестого саммита БРИКС, также подтвердили «осуждение односторонних военных интервенций и экономических санкций в нарушение международного права и общепризнанных норм международных отношений»[121].

Представляется крайне необходимым в этой связи дальнейший прогресс кодификации вопросов международной ответственности государств и международных организаций, который позволил бы четко отграничить международно-правовые санкции и контрмеры, положив конец отмеченным ранее разногласиям по существу данных терминов и их отождествлению, а также закрепил критерии правомерности односторонних мер, вводимых без учета норм об ответственности государств.

1.4. Формы осуществления международных экономических санкций

Как было отмечено ранее, глава VII Устава ООН предусматривает следующие виды санкций, предпринимаемых Советом Безопасности ООН «для поддержания или восстановления международного мира и безопасности»: «полный или частичный перерыв экономических отношений, железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио- и других средств сообщения, а также разрыв дипломатических отношений». Кроме того, «если Совет Безопасности сочтет, что указанные меры «могут оказаться недостаточными, он уполномочивается предпринимать такие действия воздушными, морскими или сухопутными силами, какие окажутся необходимыми для поддержания и восстановления международного мира и безопасности. Такие действия могут включать демонстрации, блокаду и другие операции воздушных, морских или сухопутных сил членов Организации».

Таким образом, в арсенале применяемых Советом Безопасности ООН принудительных мер, учитывая их отличный характер, направленность, механизм введения, осуществления и окончания, юридические и фактические последствия применения, можно выделить дипломатические, экономические, военные санкции.

Целью дипломатических санкций является оказание воздействия на уровень межгосударственных отношений государства-объекта санкций и государств – членов ООН. Ч. Хайд отмечает, что «подобные акции являются не только выражением национального негодования, но нередко также внушают виновному государству мысль о желательности удовлетворения претензии»[122]. Среди форм осуществления дипломатических санкций можно выделить полное или частичное прекращение дипломатических отношений, сокращение численности дипломатического персонала или понижение его уровня. Например, в соответствии с резолюцией Совета Безопасности 757 Совет постановил всем государствам понизить уровень дипломатических представительств и консульских учреждений Югославии[123].

В некоторых случаях введение дипломатических санкций предшествует применению режима экономических санкций. Статья 41 главы VII Устава ООН в качестве экономических санкций называет «полный или частичный перерыв экономических отношений». Анализ практики применения Советом Безопасности ООН указанных мер позволяет заключить, что реализация формулы «полного или частичного перерыва экономических отношений» предусматривает широкий диапазон форм осуществления, включающих: эмбарго, бойкот, экономическую блокаду, замораживание финансовых ресурсов, включая средства, получаемые или извлекаемые благодаря имуществу, находящемуся во владении или под прямым или косвенным контролем объекта санкций, запрет капиталовложений в экономику объекта санкций, а также предоставление ему финансовой, материальной, технической и другой помощи.

Г. И. Курдюков включает в это перечень также приостановление или прекращение торговых договоров; полное или выборочное прекращение перевозок; отказ от режима наибольшего благоприятствования; отказ в поддержке международных программ помощи, пересмотр графика выплаты по долгам[124].

Существенным свойством, определяющим содержание экономических санкций и отличающим их от иных, предусмотренных Уставом ООН принудительных мер, является достижение целей введения посредством оказания воздействия на экономику объекта санкций[125]. В зависимости от вышеперечисленных форм осуществления экономических санкций подобное воздействие может носить как всеобъемлющий характер, например в случае введения экономической блокады, так и «направленный», сдерживая потенциальные возможности объектов санкций по развитию определенных отраслей производства, экономической инфраструктуры, ограничивая товарооборот конкретными группами товаров, инвестиционный режим.

Следует заметить, что подобные санкции, мотивируемые интересами обеспечения международного мира и безопасности, несомненно, имеют политический характер, однако их выражение или метод принуждения экономический. Г. М. Вельяминов пишет: «Экономические по содержанию санкции, введенные Советом безопасности ООН в 1990 году против Ирака, в 1992 году – против Ливии, по существу нельзя, разумеется, относить к санкциям именно экономическим (т. е. в рамках международного экономического права или, более узко, – системы ВТО)»[126]. В свою очередь, Б. Картер отмечает: «…Экономические санкции могут быть определены как принудительные экономические меры, осуществляемые одним или несколькими государствами в целях изменения политики или демонстрации позиции государства относительно политики государства – объекта этих мер»[127].

Под эмбарго понимается прекращение или ограничение экспорта в государство, совершившее правонарушение. В зависимости от диапазона установленных запретов различают полное и частичное эмбарго. Полное эмбарго предусматривает прекращение всех экспортных поставок в государство, в отношении которого введен режим международных экономических санкций. Так, резолюцией Совета Безопасности 661 (1990) в отношении Ирака было введено полное торговое эмбарго, предусматривающее запрет на экспорт товаров в Ирак, за исключением поставок, предназначенных исключительно для медицинских целей, продуктов питания и других предметов, необходимых для удовлетворения гуманитарных потребностей, которые должны были определяться Комитетом Совета Безопасности по санкциям, учрежденным указанной резолюцией[128].

Общепризнанно, что наиболее полномасштабным и длительным по периоду осуществления стал арабский бойкот, проводимый Лигой Арабских Государств (ЛАГ) сначала против еврейской общины в Палестине, а затем – против государства Израиль. Порядок применения бойкота регламентировался Общим законом по бойкоту Израиля (ОЗБИ) и Общими принципами бойкота Израиля (ОПБИ)[129]. Со временем в сферу действия бойкота попали и неизраильские фирмы, что вызвало как достаточно противоречивую реакцию многих компаний, так и появление в некоторых странах специальных законов.

Частичное эмбарго предусматривает ограничения в экспортных поставках отдельных видов сырья или продукции, которые, как правило, являются наиболее необходимыми для экономики государства, в отношении которого введен санкционный режим, или же способствовали или способствуют в настоящем совершению им дальнейших правонарушений.

Совет Безопасности ООН использует в своей практике эмбарго на поставки оружия, нефти и нефтепродуктов, оборудования для переработки и транспортировки нефти. Введение Советом Безопасности эмбарго на поставки нефти и нефтепродуктов имело место в отношении Южной Родезии, Анголы, Гаити, Сьерра-Леоне; эмбарго на оборудование для переработки и транспортировки нефти – в отношении Ливии[130]. Впервые введение Советом Безопасности ООН эмбарго на поставки предметов роскоши имело место в отношении Корейской Народно-Демократической Республики (драгоценности: ювелирные изделия с жемчугом, необработанные ценные минералы, драгоценные и полудрагоценные камни, включая алмазы, сапфиры, рубины и изумруды, ювелирные изделия из драгоценного металла или металла, плакированного драгоценным металлом; средства транспорта: яхты; автомобили и другие транспортные средства класса «люкс»: автомобили и другие транспортные средства для перевозки людей, помимо средств общественного транспорта, включая автомобили с кузовом «универсал»; гоночные автомобили)[131].