скачать книгу бесплатно
Коронация
Холодным ранним утром начала ноября, когда Генрих и Алиенора находились в Нормандии, в замок в Руане приехали гонцы. Тут же проснувшись, Генрих понял, что послание прибыло из Англии, и догадался, что оно очень важное. Развернув свиток, Плантагенет узнал о том, чего так долго ждал: пришла весть о назначении его королем Англии. Он сразу же подумал о матери, посвятившей этой цели всю свою жизнь. Справедливое вознаграждение судьбы. Генрих взглянул на спящую супругу, которая снова была беременна. Он разбудил ее, даже несколько грубо.
Новость пришла в тот момент, когда Плантагенет разрешил спорный вопрос с королем Франции, вернув себе крепости Вернон и Нефмарше за две тысячи марок, – поступок, о котором воздержался сообщить Алиеноре. Он принес присягу Людовику VII за герцогство Нормандское в августе 1154 года и чувствовал, что у него развязаны руки. Может быть, Алиенора нашла бы скандальным то, что он считал долгом своей чести ладить, по крайней мере для видимости, с ее бывшим мужем, так как согласился присоединиться к королевскому войску, собранному Людовиком для замирения Вексена.
Плантагенет посылает гонцов к своим братьям Гийому и Жоффруа и просит их срочно вернуться в Барфлёр с войсками. Алиенора приказывает готовить дорожные сундуки. Генрих наденет знаменитый королевский плащ с горностаевой опушкой. Она видит себя увенчанной английской королевской короной, усыпанной драгоценными камнями, вес которых заставлял сгибаться некоторых хилых английских королев. По ту сторону Ла-Манша лучше не быть слабой. Там ожидают сильных женщин, способных заставить себя бояться.
Генрих мобилизовал в Барфлёре всю нормандскую знать, чтобы она сопровождала его в Лондон, на случай, если в последний момент возникнут какие-нибудь осложнения. Со времени Винчестерского договора Нормандия стала центром англо-нормандского государства и сердцем нового королевства Плантагенета. Нормандские бароны занимают привилегированное положение в Англии, например семейство Мандевиллей, служившее арбитром в конфликте между Стефаном и Матильдой. Тот, кого Генрих ожидает с нетерпением, это епископ Байё, Филипп д’Аркур, самый значительный из баронов дю Бессен. Более сговорчивые по отношению к Генриху, чем бароны из Пуатье, длинноволосые нормандцы отвечают «Здесь!» на призыв короля Англии, и на дорогах, тянущихся вдоль берегов, от О до Котантена, с заходом в Канн, можно было видеть знатных рыцарей в доспехах и прекрасной экипировке, направляющихся в Барфлёр.
Генрих ждет их здесь, словно коронация должна происходить именно в этих местах, столь многочисленной была собравшаяся толпа. Он спешит погрузиться на корабли, которые в прежние времена возили его предка Великого Вильгельма! Лишь доспехи изменились, а дух завоевания остался прежним. Генрих, чувствующий себя здесь в своей тарелке больше, чем в Пуатье, ведет как королевская персона, в которую он скоро превратится. Он у себя дома, а Алиенора, как только ступила на нормандскую землю, перешла от сюзерена в положение вассала. Тем не менее Генрих держится рядом, рассказывает ей о лесах и замке Бонневиль-сюр-Тук, где Вильгельм Завоеватель принял присягу Гарольда[19 - Согласно Гийому де Пуатье, который был капелланом герцога Вильгельма (Гийома), Гарольд был принят Вильгельмом Завоевателем в замке Бонневиль-сюр-Тук, где принес ему присягу верности. Ср.: Гийом де Пуатье. История Вильгельма Завоевателя. Изд. Раймонда Фореля, Париж, Ле Белль Леттр, 1952. С. 103–105; приведено в [книге] Ж. Буссар. Правление Генриха II Плантагенета, цит. Пр… с. 85, прим. 2.]. В районе Донфрон ему принадлежат леса Теншебрей, богатые местными легендами, и песчаные равнины, где растет ракитник с золотистыми цветами, которые его отец и дед носили на своих шляпах[20 - Имя «Плантагенет» происходит от латинского названия ракитника: Planta genista, ветку которого любил носить на шляпе Жоффруа Анжуйский. – Прим. пер.], и еще более богатые леса, где росли особые виды дубов с толстой корой. Огромные деревья в день прибытия Генриха в Барфлёр очень сильно раскачивались от морских ветров, предвестников зимних штормов.
Холодно. Крестьяне в полях натягивают свои капюшоны, плотнее запахивают старые овечьи шкуры, вывернутые наизнанку, которые служат им жилетами. Генрих, в своем длинном плаще, держит военный совет. Он ведет разговор с епископом Байё о распоряжениях, которые нужно выполнить для коронации, о своем желании успокоить раздоры. Епископ уверяет его, что английский народ мечтает только о мире и он станет его гарантом. Бароны спрашивают друг друга: можно ли этому верить? Сеньоры из Лонгвилля и Арка, главные вассалы герцога на побережье, склоняются перед прелатом. Графы д’О – одни из самых могущественных англо-нормандских сеньоров, всем своим видом показывают, какие они важные и богатые.
Симон д’Эвре, знакомый с Алиенорой, как и многие другие сеньоры, по походам, ведет с ней беседу. Его земли находятся на границе Нормандии, в сфере влияния французского короля. Генрих, которому хочется узнать содержание этой беседы, направляет графа Роберта Лестерского, владеющего одним из самых крупных англонормандских поместий – Бретей. Формально граф должен справиться о здоровье Алиеноры, потому что благородные бароны беспокоятся о своей королеве и младенце Гийоме. На самом деле Генрих уже завидует ее новой власти. Порывы ветра бьют Алиенору в лицо, ей неуютно, к тому же она неважно себя чувствует, поскольку снова беременна.
Воспоминание, не очень давнее, о кораблекрушении «Белого корабля» в 1120 году в этом море, которое поглотило цвет англо-нормандской молодежи, все еще живо в ее памяти. Не будь этого кораблекрушения, Матильда, мать Генриха, не была бы призвана править Англией: ее брат, сын Генриха Боклерка Гийом Аделей, должен был стать его преемником, но погиб при кораблекрушении.
Надо было бы бросить вызов стихии, но вот уже неделю бушующие волны ревели, как дикие быки. Генрихом овладела бешеная ярость. Наконец, 7 декабря, стихия немного утихла. Ветер дул в сторону Англии. Тогда корабль поднял якорь, и после беспокойного переезда герцог со свитой высадился 8 декабря в Саутгемптоне. Новую королеву Англии встретили холод и туман, но она тут же забыла неудобства путешествия, предчувствуя радость знакомства со своим королевством. Прошло всего лишь мгновение, и интуиция подсказала ей, что пасмурная погода, как она знала из своего опыта прибытия в Париж для первого замужества, является плохим предзнаменованием, но прогнала эту мысль при виде ликующей толпы, которая ожидала королевскую пару в порту.
Она смотрит, как Генрих с развевающейся гривой рыжих волос твердым шагом спускается по сходням – глаза блестят, изящные руки протянуты навстречу тем, кто его приветствует. Может быть, Англия возродится? Короля и королеву эскорт сопровождает до Лондона, отовсюду несутся приветствия и песни. Генрих не говорит на англо-нормандском, еще непризнанном языке. Он больше привык к латыни и даже, как вся высшая знать, к окситанскому языку, но к нему приходит воспоминание о языке его детства, и на приветствия он отвечает восклицаниями «Thanks! Holy Christmas!»[21 - Благодарю! Со Святым Рождеством! (англ.).].
Первая церемония происходит в Винчестере, где сохранились остатки королевской казны, которой царствование Стефана нанесло большой ущерб. А 19 декабря в большом аббатстве Вестминстер происходит коронация Генриха и Алиеноры. Они приближаются к алтарю. Мантия короля, изготовленная из экарлата[22 - Экарлат в XII в. представлял собой разновидность роскошной ткани, окрашивание которой производилось краской, полученной из маленьких сушеных насекомых, носящих название «кермес», напоминавших своей формой зерно растения экарлат.], окаймлена горностаем, мантия королевы, сшитая из дамасского шелка с золотой нитью, тоже оторочена горностаем, но ее кайма уже, чем у Генриха. Они идут во главе процессии. Королевская поступь впечатывается в память этого аббатства, воздвигнутого веком раньше[23 - Вестминстерское аббатство было основано в 1065 г. королем Эдуардом Исповедником (1004–1066) на развалинах старинного монастыря. Его тело было захоронено в этом аббатстве.]. Они преклоняют колена, внимательно слушая проповедь архиепископа Теобальда Кентерберийского, который благословит их после того, как они принесут королевские присяги святой Церкви, Богу и народу Англии. Бароны королевства уже принесли присягу Генриху.
Эта коронация станет высшим священным обрядом. Под тяжелой, богато украшенной короной Алиенора держит голову прямо. Тяжела ты, королевская ноша. Действительно ли Генрих молится? Слушает ли слова прелата? Сможет ли он с честью нести эту ношу?
Его будущее проясняется, он думает о границах нового королевства от Байонны до Карлайла на севере Шотландии. Подобная география уже перестала быть плодом его воображения! Бордо, Ла-Рошель, Нант, Домфрон, Авранш, Кан, Руан, Саутгемптон, наконец, Лондон! Все эти города мерцали в золоте витражей в приглушенном свете аббатства. Бог оказал честолюбцу поддержку. Настал час триумфа, и слава, которая задела его своим крылом, вызвала у Плантагенета никогда ранее не испытанное чувство наслаждения: «Генрих – король Англии! Да здравствует король Генрих!»
Стоя рядом с ним, Алиенора понимает, что пришел момент наивысшей славы. Она выбрала этого мужчину не только из-за рыцарского неистовства, но и за его жажду власти. Очень быстро она поняла его нутро вожака и строителя империи! Ее мечта осуществилась. Благодаря ему она отныне королева Англии. И хотя сердце Алиеноры привязано к родному Пуату, его городам и угодьям, мысли ее были захвачены властолюбием, разделенным на двоих. Она предвидит осуществление общих проектов и мечтает о новых детях, рожденных в любви, что редко случается у коронованных особ.
Королевскую чету ожидает грандиозное пиршество, но не в Вестминстерском дворце, весьма заброшенном со времен Генриха Боклерка[24 - Король Англии Генрих I, отец Матильды и сын Вильгельма Завоевателя. – Прим. пер.] и, к сожалению, отмеченном печатью смерти его сына во время кораблекрушения «Белого корабля», а в резиденции Бермондси. Окрестности Лондона столь богаты дичью, а Темза изобилует рыбой, что недолго приготовить обильное угощение. Нет необходимости бродить вдали от большого города, в тысячу раз более оживленного и более крупного, чем Париж. Лондон – портовый город, его громадный мост объединяет правый берег Темзы[25 - Austin Lane Poole. From Domesday Book to Magna Carta. 1087–1216. Oxford, Clarendon Press, 1951.] с левым; высокие стены и семь двойных ворот, башни, обращенные на север, чтобы сдерживать нашествие варваров. Корабли прибывали в Лондон с запада и с востока. В порту знакомились между собой испанцы, генуэзцы, каталонцы и моряки с севера, входящие в Ганзейский союз. Повсюду башни, украшенные скульптурами, колокольни.
За обедом, где было подано много мяса и дичи, по доброй английской традиции принесли суп – бульон с замоченным в нем хлебом, конопляным семенем и говяжьим костным мозгом. Вокруг Алиеноры сидят несколько баронов из Гаскони, чей акцент нельзя спутать ни с пикардийским, ни с шотландским. Она привезла с собой своих музыкантов, которых король взял на корабль, всех, кроме Бернарта Вентадорна, отправленного на континент. Королева счастлива среди этих людей, наряженных в разноцветные платья, обувь с острыми носками, длинноволосых, с инструментами, такими же пестрыми, как и их одежда. Коронация в Лондоне останется одним из самых прекрасных дней ее жизни. К всеобщему удивлению, несмотря на свою беременность, она приняла участие в танце. Генрих тоже увлекся игрой, ему нравятся развлечения: разрядка после напряжения предыдущих часов. В соответствии с кодексом любви полагалось танцевать брабантский танец, когда кавалеры опускаются на одно колено перед дамами, чтобы пригласить их. Алиенору никто не имел права пригласить, кроме самого короля. Всеобщее веселье было таково, что в лондонском порту были слышны отголоски смеха и песен, которые подхватывали лодочники.
Последние недели беременности Алиеноры прошли в обстановке праздника. Генрих должен готовить кампанию. Он работает при свете канделябров иногда до поздней ночи, а встает на рассвете.
По случаю коронации он – как и его предшественники Стефан и Генрих I – положил на алтарь Вестминстера хартию. Это самый почетный обычай: присяга, принесенная королем перед коронацией, а затем хартия, предоставляемая подданным, чтобы просветить их относительно программы будущего царствования. На самом деле глава государства Плантагенетов является суверенным королем и своим положением обязан только Богу. Генрих решает, что власть его будет абсолютной. В действительности, как писал один из самых блестящих учеников Теобальда Кентерберийского, Иоанн Солсберийский[26 - Этот клирик, получивший образование в Париже, секретарь архиепископа Кентерберийского, а затем друг Томаса Беккета, написал знаменитый труд «Policraticus» (1159 г.), первый трактат по политической науке в Средние века. Он закончил свою карьеру в сане епископа Шартра и умер в 1176 г.], Генрих, молодой король в возрасте двадцати одного года, должен был покориться воле Господа и править в соответствии с его духом, быть служителем закона и справедливости. Он уже обещал вершить правосудие и не терпеть разбоев и воровства. Его предок, Вильгельм Завоеватель, уважал обычаи, но не обнародовал хартию, поскольку принял власть совсем в других условиях. Генриху необходимо согласие Церкви и баронов, чтобы принести присягу и издать хартию. Это священная и торжественная связь «абсолютной верности», которую Генрих хочет снова восстановить в полной ее строгости, принимая на себя абсолютную королевскую власть. В хартии Генриха он представляется как «король Божьей милостью».
Всего через два месяца после коронации Алиенора дарит ему второго сына. Одна из первых забот короля – потребовать у подданных принести присягу верности обоим сыновьям: Вильгельму (Гийому) и Генриху. Младший вступит на трон в случае смерти старшего брата. Алиенора разгадала амбиции мужа, и он вновь вызвал ее восхищение. Королева поняла, что Плантагенет не желает делить власть ни с кем. Помня его поведение в Пуату, она подумала, что «английский леопард» сам будет принимать законы в своей стране, лишь он один. Он утвердит свою власть, реформирует английские институты, возьмет в свои руки организацию английского правосудия и финансов. Будет чеканиться единая монета, восстановлено богатство в королевстве посредством конфискации земель баронов-самозванцев и наказания находящихся у них на службе наемников. Необходимо вернуть прежнее значение монархии, вновь заполнить государственную казну.
Легче всего Плантагенету добиться этого в Англии, чем где-либо в другом месте, считает Алиенора. В Анжу, так же как и в Пуату, он встретил бы больше сопротивления.
Подобно своему деду-трубадуру, Алиенора не доверяла церковникам. В Англии они вознесли Генриха на трон. Ведь архиепископ Теобальд Кентерберийский, пожалуй, самое влиятельное лицо в Англии. Это он собственноручно скрепил договор между Стефаном и Генрихом о праве наследования трона. И это он взял обещание с Генриха установить мир в стране. Алиенора знает, что хартия Генриха II, инспирированная правлением его предшественника, не удовлетворяла Церковь. Этот возврат к обычаям казался прелатам опасным. Он только укреплял власть короля по отношению к Церкви. Теобальд поделился своими опасениями с двумя могущественными нормандскими прелатами – Арнулем из Лизье и Филиппом из Байё, затем с епископом Винчестерским, братом покойного короля Стефана Блуаского. Согласие Церкви, тем не менее, оставалось для Генриха не менее важным, чем согласие нормандских баронов. Генрих способен защитить себя, но ему надо провести серьезную кампанию по реабилитации королевской власти в Англии! Алиенора поможет ему, опасаясь за своего сеньора не только со стороны отстраненных баронов, но и со стороны нескольких слишком усердных прелатов, всегда готовых захватить власть. Такая ситуация была хорошо знакома королеве: во Франции в годы ее юности правили Сугерий и Бернар Клервоский. Благодаря небу, Генрих не Людовик. Однако могла ли Алиенора предположить, что на ее пути встанет противник более опасный, чем монах, умная и утонченная личность, культурный и элегантный мужчина – будущий канцлер Англии Томас Беккет?
Глава 5
Томас Беккет
После рождения второго сына Генрих дал небольшую передышку супруге. Она не проводит целые дни в детской со своими сыновьями, но продолжает брать малышей на руки, петь им колыбельные песни. Особенно часто поет песенку «Жаворонок», которую ей посвятил трубадур Бернарт де Вентадорн, это настоящий гимн любви и радости жизни. Алиенора считает своей обязанностью научить сыновей петь «Жаворонка». Она слишком много страдала от пересудов во время развода и теперь наконец-то счастлива. Только одна печаль преследует королеву: ее дочери, оставленные с Людовиком. Ослепленная страстью к Генриху, она даже не подумала о том, чтобы взять девочек с собой, понимая, что Людовик все равно запретил бы сделать это! Иногда Алиенору одолевают чувство стыда и угрызения совести. Однако судьба готовила ей другое место, и она не желала упускать свой жребий. Со своими дочерьми королева сможет встречаться, когда они с Генрихом будут путешествовать по континенту.
В этом году весна не слишком поздняя. Иногда она ходила на прогулки со своими сыновьями вместе с кормилицей, несколькими слугами, охраной и роем молодых девушек, которые пели перед восхищенными малышами. Алиенора верила, что красота порой олицетворяет счастье, если сочетается с благородством, и предпочитала доверять своих детей красивым феям. Подобно своим предкам, она считала, что надо радоваться и наслаждаться жизнью. Маленькие ослики везут корзины с едой для пикника, и вдоль всей пустынной дороги слышны бубенчики экипажа Алиеноры. Ей обычно не свойственна мечтательность или меланхолия, и она пользуется этим свободным временем, чтобы лучше узнать свое новое королевство.
Сожалеет ли она о Провансе или о Северной Франции? Почувствовав свободу, Алиенора опьянела от новизны ощущений. Красота Лондона приводила ее в восторг.
Они с Генрихом временно живут в Бермондси, потому что лондонский замок еще не приведен в порядок после многолетних войн и разрухи. Многие часы королева проводит у окна, наблюдая через матовые стекла за фламандскими кораблями с поднятыми парусами, которые ждут, чтобы бросить якоря у причалов.
Места в лондонском порту[27 - Austin Lane Poole. From Domesday Book to Magna Carta. Op. cit., p. 63–69.] стоят дорого, поскольку здесь пересекаются пути торговцев с Крайнего Севера, везущих пушнину, соленую рыбу, янтарь, из которого делают модные украшения, и купцов с Юга, торгующих выделанными кожами и пастелью. Самые бесстрашные из всех – генуэзцы и каталонцы, стоящие у входа в гавань, – прибыли за оловом и высококачественной крученой английской шерстью для банкиров во Флоренции и Милане, откуда они везут шелк. В порту царит постоянное оживление.
Алиенора предпочитает этот город Парижу. В нем осталось всего тринадцать монастырей и сто двадцать шесть приходов, уцелевших благодаря принятию акта повиновения при Вильгельме Завоевателе, что дало возможность избежать разрушения, которому он подверг другие города. Злополучная буря 1091 года уничтожила сотни деревянных домов. Страшный пожар, случившийся в начале правления Стефана, от деревянного Лондонского моста перекинулся на город и разорил его, при этом почти полностью сгорел собор Св. Павла. Город восстановили в камне. Камень и черепица украсили его. Появились прекрасные ровные прямоугольные кварталы с удобным жильем и садами или парками. В Лондоне есть чистые рынки и улицы, поскольку построена канализация и имеются стоки. По ту сторону моста, в менее ухоженных кварталах, бродит множество бездомных собак. Город обзавелся мэром с двенадцатью помощниками, которые осуществляют контроль за соблюдением законов, содержат в порядке городскую стену[28 - Эта старая стена, построенная еще при римлянах, регулярно подновлялась тесаным камнем. Она должна была достигать шестнадцати футов в высоту и трех футов в толщину, в ней было проделано семь ворот.]. Раньше Алиенора никогда не видела Лондона с его ипподромом, ежегодным карнавалом, санными гонками и вообще никогда не видела зимы в городе. Она была поражена той ловкостью, с которой народ передвигался по льду в сапогах, поставленных на металлические полозья.
Ценящая утонченность восточной кухни, Алиенора не желала пробовать овсяную кашу и пиво, научившись от своих трубадуров и жонглеров ценить вина Аквитании, которым те отдавали предпочтение. Ее рассмешил вид музыкантов, заблудившихся в весеннем утреннем тумане и похожих на мокрых собак, барахтающихся под дождем. Она радуется своему переезду в Англию словно возрождению.
После коронации Генрих торжественно представил королеву английским сеньорам, сохранившим ему верность. Все, или почти все, они при распределении титулов и должностей оказались в первом эшелоне. Таким образом, приехав сначала в Саутгемптон, а потом и в Лондон, Алиенора смогла познакомиться с самыми влиятельными баронами Англии.
Она узнала, что среди самых крупных феодалов, участвовавших в распрях между Стефаном и Матильдой, а также соперничавших друг с другом, самым важным был придворный граф Дарем. Его владения граничили с Шотландией, и его поддерживал епископ, который имел почти абсолютную власть над своими подданными с XI века.
Ричард де Люсе был назначен Генрихом верховным феодальным судьей отнюдь не за верность – он служил Стефану, но за другие достоинства. Алиенора уже имела случай поздравить его с зачислением на службу к новому королю. Он склонился перед ней:
– Я ожидаю нового канцлера, Томаса Беккета, чтобы нас вместе принял король. Все твердят, что он очень быстро добился резиденции прево Беверли, одной из самых богатых в Англии… Его упрекают в том, что он устроился в резиденции архиепископов в одном из самых элегантных районов Лондона, рядом с церковью настоятеля Св. Григория и виноградником, на который зарится Церковь Христа.
Алиенора замечает, что к ней приближается мужчина, скромный вид которого королеве кажется слишком нарочитым. Томас Беккет в действительности был больше похож на принца, чем на монаха. Высокий, с мягкими движениями, открытым лицом с правильными чертами, пронзительным взглядом, он казался противоположностью своего сеньора, очень молодого короля Англии. Старше Генриха на пятнадцать лет, Беккет мог сойти за его наставника. Разглядывая канцлера, Алиенора вдруг почувствовала себя словно не в своей тарелке. Интуиция подсказывает ей держаться настороже. Она глядит на Ричарда де Люсе, тоже, по всей видимости, смущенного респектабельностью сына простого шерифа, внезапно возведенного в чин канцлера. Не должен ли был им стать сын Теобальда, спрашивает она себя. Томас склоняется перед Алиенорой и с самым добродушным видом справляется о здоровье королевы и ее детей. Какой вывод? Он торопится, и можно догадаться, что Беккета интересует только его король. Однако довольно скоро он тоже чувствует неловкость и, не говоря ни слова Ричарду, уступает тому место перед дверью в зал совещаний и быстро отходит от Алиеноры, присутствие которой в таком месте кажется ему излишним. Герцогиня Аквитанская в Англии всего лишь супруга короля. Опыт при французском дворе давно помог ей осознать, что Церковь допускает почитание лишь святых женщин, скромных служительниц Христа и тех, кто обладает богатством и властью.
Что поделаешь со своим мнением? В глубине души Алиенора возмущается, но это старый рефлекс. За куртуазными манерами Томаса она угадывает не подлежащее обжалованию мнение о себе. Ведь она предала своего первого мужа, Людовика. Церковь не оказывает доверия неверным женам.
Королева молит небо, чтобы Генрих морально не поддержал Беккета в его начинаниях. Она угадывает серьезное влияние на своего царственного и такого молодого супруга со стороны этого зрелого мужчины, который, тем не менее, не производит впечатления прелата, рвущегося к власти. Она размышляет, кого бы мог предать Томас на пути к своей должности. Об этом много говорят… Какие качества присущи ему? Прозорливость? Несомненно. Умеренность? Она в этом вовсе не убеждена! Энергичность? Это чувствуется. Говорят, канцлер проявляет настоящие чудеса ясновидения при анализе той или иной ситуации. Даже сам Папа обратил на него внимание. Факты убедительные, но, тем не менее, внутренний голос предупреждает: «Берегись этого человека!»
Алиенора припоминает, что слышала о нем: Томас Беккет родился в Лондоне в семье почтенного купца около 1118 года. Его отец был городским шерифом – это примерно то же самое, что купеческий старшина в Париже. Томас получил хорошее образование у каноников Мертона, короткое время учился в Париже. Отец, опасаясь, что он наберется в Париже свободомыслия, отзывает сына в Англию. В самом деле, в аббатстве Сент-Виктор не перестают обсуждать ссору Бернара и Абеляра и, в особенности, бурный роман последнего с юной Элоизой! Настоящей удачей для Томаса Беккета была встреча с архиепископом Теобальдом Кентерберийским. Проницательный Теобальд взял Томаса под свою протекцию и отправил его в посольство в Рим, где обнаружился дипломатический талант последнего. Именно это послужило поводом для Генриха II назначить Томаса Беккета канцлером. «Король Англии сам вполне справится со своей задачей, – думает Алиенора. – Зачем навязывать ему человека, которого он не выбирал?» Поездка Томаса была блестящей: он присутствовал на соборе в Реймсе под руководством Папы Евгения III в 1148 году, а три года спустя отправился в Болонью для изучения канонического права. После недолгого пребывания во Французском королевстве в 1154 году снова пересек Ла-Манш и получил титул архидиакона Кентерберийского, а Теобальд, который к этому времени состарился, передал Томасу всю власть над финансовыми делами архиепископства. В тридцать пять лет, назначенный диаконом, он имеет права на доход с церковного имущества. Таким образом, Беккет был выдвинут Церковью на пост канцлера, пост, вызывающий наибольшую зависть. Благодаря его назначению Церковь утверждала себя в государственной власти.
Алиенора знает, что именно в Церкви, и только там, а не в мире военных, чаще всего плохо образованных, развивается политическое мышление. Именно против заблуждений подобного рода восстали ее предки, и этому возмущению они обязаны своей независимостью и стремлением к культуре[29 - В особенности Алиенора мечтала о музыкальной школе аббатства Св. Марциала в Лиможе и об исключительных богатствах библиотеки этого аббатства, которая насчитывала не меньше четырех с половиной сотен манускриптов, священных текстов и житий святых, а также произведений других латинских классиков, трактатов о музыке, грамматике, архитектуре, астрономии! Короче, все, что могло обогатить и питать ум.]. Оригинальные эссе о письме на языках Пуату и Лимузена, поэмы, песни, героические поэмы тоже являются выражением свободомыслия. На Алиенору, получившую блестящее образование, окружение Теобальда Кентерберийского не произвело сильного впечатления, несмотря на то что там были выдающиеся умы и философы, такие как Иоанн Солсберийский. Она знает, что Генрих не уступит им и не почувствует себя столь же беспомощным, как Людовик перед Сугерием и Бернаром Клервоским.
Она так внимательно разглядывает Томаса, что не замечает появления королевы-матери, Матильды, которой тоже интересно посмотреть на нового канцлера. Поскольку Матильда очень восхищалась Теобальдом Кентерберийским, она одобрила приближение Беккета к своему сыну. Когда же первый энтузиазм прошел, у нее, так же как и у Алиеноры, возник вопрос: не станет ли канцлер оказывать слишком сильное влияние на короля? Она чувствует силу и уверенность, исходящие от Томаса. И хотя этот молодой человек уже привык к власти, все-таки он вырос в простой семье, а не среди избранных принцев крови! Сумеет ли он стать полезным Генриху, сдерживать амбиции мятежных и воинственных баронов? Сможет ли Беккет смягчить Церковь по отношению к королю? Алиенора знает бескомпромиссный характер супруга, такой же, как характер Матильды. Ее неприятно поражает, что Томас, по-видимому, слишком влюблен в придворную жизнь, в длительные поездки на охоту с молодым королем, в леса, богатые дичью. Он даже завел себе охотничью конюшню и вообще оказался большим любителем роскоши.
Матильда наблюдает за Томасом, застав его во время короткого разговора с Алиенорой и Ричардом де Люсе. Генрих все еще не приехал, и поэтому королева-мать обрушивает на канцлера град вопросов:
– Кажется, Генрих взял с собой тридцать шесть рыцарей, в число которых вошли и вы. Они ловкие охотники, не правда ли? Десять псовых свор и пятнадцать слуг, этого достаточно? При таком ритме, как вы думаете, останется ли дичь в Англии? Как и мой сын, вы носите золотые шпоры?
Затем, внимательно его рассматривая:
– У вас есть даже рог из слоновой кости с девятью золотыми обручами, совсем как у короля Бегона из «Гарена Лотарингского»! Это действительно необходимо? А наш дорогой архиепископ Теобальд, он знает о таком ходе вещей? Вы думаете, что он поощрял бы такую роскошь?
Она ждала ответа. Томас Беккет, застигнутый врасплох, словно молодой дворянин, готовящийся к посвящению в рыцари, покраснел от смущения. Королева-мать напоминает ему, что прежде всего он принадлежит Церкви, даже если буквально следует решениям и капризам своего короля.
– Я вам благодарен, мадам, что вы призвали меня к порядку. Но жизнь принцев проходит также и в их лесах, не правда ли? Разве подобная тренировка не является для них спасительной?
В разговор вступает Алиенора, чтобы еще больше подчеркнуть претензии королевы-матери, которые, судя по всему, попали в цель. Этот человек, сын шерифа, добившийся высокого положения, будто гордится своей расточительностью.
– Дорогой канцлер, вы должны были бы съездить к императору Мануилу Комнину в Константинополь! Там бы вы увидели самую прекрасную коллекцию соколов, которая существует в мире!
– Мы не при константинопольском дворе, – обрывает ее Матильда, – и на своем опыте знаю, что корона Англии непрочна, а заговорщиков очень много. Моему сыну не хватает опыта, хотя он вполне способен оценить опасность. Я надеюсь, что вы поддержите своего короля и поможете восстановить английское королевство, уничтоженное людьми Стефана, а также прогнать его наемников. Ваша роль заключается не в ношении рукавицы сокольничего, это роль человека, предназначенного внести вклад в восстановление городов, разграбленных церквей и монастырей. Вот так, молодой человек!
Блестящий, искрометный, красноречивый, Томас потерял дар речи. Ричард де Люсе не присутствует при конце разговора. Он издалека замечает Генриха. Оживленный и шумный, король почти бегом приближается к Томасу. Он еле удостаивает свою мать и жену приветствия.
– Что с тобой, мой друг, ты выглядишь мрачным? Я, разумеется, опоздал. А вы, – бросает он Ричарду, – должны завтра мне отчитаться, потому что я уезжаю, а тебя, Томас, беру с собой, хочу посмотреть, чего ты стоишь в бою!
– Куда вы уезжаете? – спрашивает Алиенора.
– На шотландскую границу, моя дорогая!
– Не забудьте, Генрих, – предупреждает Матильда, – что король Шотландии наш союзник!
– Да, матушка!
Генрих увлекает двух своих приятелей, требуя, чтобы позвали третьего, Роберта де Лестера, второго судью, преданного ему. Затем закрывает дверь зала советов перед носом матери и супруги.
– Вы думаете, что я буду слушаться приказаний матери? Ее любимый маленький король Шотландии должен отдать мне графства Нортумберленд, Уэстморленд и Камберленд! Я обещал не требовать их, но должен ли я позволить варварским ордам Крайнего Севера хлынуть через границы? Государственные интересы требуют, друзья мои, будем готовиться к войне!
Глава 6
Генрих и Томас
Генрих по-прежнему расточает похвалы новому канцлеру. И вскоре тот становится персоной, без которой нельзя обойтись. Неважно, что его образ жизни вызывает пересуды. В своем роскошном особняке Томас принимает рыцарей и заслуженных людей, не являющихся дворянами. При дворе Теобальда Кентерберийского он понял, что ценность человека определяется не только его благородным происхожденияем.
Из кухонь доносятся крики маленьких поварят, которых повара шпыняют, чтобы они быстрее поворачивали вертела[30 - Frank Barlow. Thomas Becket. Berkeley&Los Angeles. University of California, 1986; and Pierre Fube. Thomas Becket. Paris, Fayard, 1988.].
Алиенора не одобряет образа жизни канцлера Беккета, ей кажется, что он переходит границы благопристойности. Такая пышность для сына шерифа? Но она знает, что Генрих в нем нуждается. Ей не предоставляется случая высказать супругу свое мнение на этот счет, потому что он оставляет супругу, охваченный лихорадкой реформ. Его советы в зале совещаний, военные походы, выезды на охоту происходят все чаще. Молодой король Англии счастлив, и его канцлер тоже. Шепотом передают слух, что доходная должность судьи Беверли была бы вполне достаточной этому выскочке-простолюдину Беккету. Почему король ему подарил доходы с Еастингса, управление лондонским Тауэром, а вместе с ним ответственность за его гарнизон?
Генрих и в ус не дует. Он убежден, что, встретив Беккета, нашел жемчужину. Чтобы держать в руках королевство, требуется не только неимоверная энергия, но и познания в области правосудия, управления, экономики, финансов. Война уже у ворот, почти на ступенях королевства, и в одиночестве невозможно ей противостоять. Король не доверяет ни английской знати, которая обворовала его предшественника, разорила страну, ни даже Церкви с ее бессчетными колокольнями и громадными соборами, поскольку она превратила Англию в свой удел. Духовенство без конца требует дани, наследства, освобождения от налогов, а обязанности и обязательства его пугают.
Своим превосходством над королем Беккет обязан в данное время тому обстоятельству, что его поддерживает Теобальд Кентерберийский, за которым стоит римская Церковь. Опора, которой пользовался король, только очень ограниченно, поскольку был коронован архиепископом.
– Сир, – сказал он, – мне понадобится огромное число писцов, чтобы переписывать хартии, корреспонденцию, делать описи имущества и переписи населения.
– Так нанимай же, Томас! Но выбирай только верных людей. Мы собираемся назначить новых шерифов в графствах! Надо будет сделать так, чтобы деньги возвращались в казну, надо найти опору семьям посреди этого океана шкурников. Мы проедем по моему королевству, мой дорогой канцлер, и проведем инспектирование, и не только для того, чтобы охранять наши границы. Я отправлю Ричарда де Люсе, чтобы он все осмотрел. Да, я знаю, задача тебе кажется непосильной. Не хочешь ли, чтобы я попросил Гилберта Фолио[31 - Приор Клюни, а потом Аббервиля, аббат Глостерский, Гилберт Фолио был с 1148 г. епископом Херефорда и в 1163 г. был назначен епископом Лондона. См:. Pierre Aube. Op. cit., P. 149.] присоединиться к нам? Этого Фолио сжигает огонь усердия услужить королю. Он очень хорош, этот Гилберт Фолио, и надеется убедить своего кузена Роджера де Херефорда, чтобы тот уступил мне свои замки в Херефорде и в Глостере. И в качестве цены за свою преданность что, вы думаете, он мне предлагает? Он просит твое место, твою голову, если тебе это больше нравится, – посмеивается Генрих.
Но он перестает смеяться, увидев, как побледнел Томас.
– В окружении Теобальда, поверь слову твоего короля, не только твои друзья. Ты должен был этого ожидать. Томас, мне представился случай понять, оценить по заслугам значимость той дружбы в юности, в которую ты так веришь. Среди многих ты найдешь лишь двух, может быть, трех друзей, которые останутся тебе верными.
И Генрих чуть нервно усмехнулся.
– Не хочешь ли сыграть в шашки, чтобы узнать, кто – Роже де Пон-Левек или Иоанн Беллесмен – останется тебе верным?
– Я не играю в шашки на своих друзей. Я знаю, что Роже де Пон-Левек ненавидит меня. И знаю также, что Иоанн Беллесмен испытывает ко мне дружеские чувства.
– Возможно, этот маленький аббат мне кажется симпатичным, но Гилберт Фолио и Роже Пон-Левек, поверь мне, бросили бы тебя на растерзание собакам, если могли бы.
– Мне пришлось пожаловаться на Роже Теобальду, – ответил Томас, – он меня преследовал.
– Ты хочешь сказать, что его гложет зависть, – продолжает Генрих, – этот человек предпочел бы видеть тебя скорее слугой на ферме, чем канцлером. И все-таки именно Роже Теобальд предлагает в капитул Йорка на следующие месяцы, что весьма странно. Однако он без колебания назначил тебя главой архидиаконата Кентерберийского вместо упомянутого нами Роже, делая тебя первым представителем английской Церкви.
– Я всем обязан моему господину Теобальду, но с вашей стороны, мой король, нет повода жаловаться на Церковь Англии. Не забывайте, что Теобальд защитил вас с риском для жизни, когда Стефан приговорил его к изгнанию. Не забывайте, что Завоеватель, который с честью носил свое имя, основал почти семейную церковь, в нее входили послушные ему нормандские сеньоры.
– Завтра на заре вели седлать наших коней. Мы отправляемся из Оксфорда до Нортгемптона, чтобы подтвердить Хьюго Биго, нашему сенешалю, что он имеет в личном пользовании графство Норфолк, потом направимся к Вильгельму д’Омаль. Мы увидим, Томас, передаст ли нам Роже де Херефорд замки Херефорд и Глостер.
– Если цена этого соглашения, сир, мое звание канцлера, примите мою отставку от должности.
– Я категорически отказываюсь. Разве для того я тебя назначил канцлером, чтобы ты разбрасывался этим титулом? После Омаля нам надо будет с оружием в руках отправиться к Мортимеру. Я его не пощажу. Так надо, ты меня понимаешь? Нужны его крепости Бриднорт и Уигмор и замок Креобари. Мы напоим лошадей в реке Уай, чащи Малверна нас не остановят. А потом мы отправимся в Уэллс, чтобы спровоцировать мятежных валлийцев[32 - Henry II’s Campain against the Welsh in 1165. Welsh History Review, 14 avril 1989. P. 523–552.]. Нужно же когда-нибудь сократить численность этих диких жителей, живущих в пещерах, как пастухи. Знаешь ли ты, какое у них главное оружие? Не лук, не таран, готовый пробить ворота крепостей, а туман, который прячет их лучше, чем безлунная ночь. Этот народ Уэллса, который сдался римлянам, но не саксам, отступит, ты увидишь. А мы будем громко трубить в горны и, разведя огонь, погоним валлийцев в их последние укрепления. Покончив с ними, я не откажусь от небольшого отдыха в аббатстве Тинтерн. Там хорошо предаваться размышлениям. Наш Вильгельм уступил приграничные районы страны трем баронам: Шрусберийскому, Херефордскому и Честерскому. Мой предок не мог предугадать, что это трудное дело достанется мне. Нам необходимо построить много замков для защиты в пограничных районах Уэллса. Когда дикари спускаются с гор, то становятся захватчиками. Это не просто люди, защищающие свои земли, это люди, которые угрожают. Я не хочу стать в глазах англичан похожим на кабана Ненниуса[33 - История о кабане, рассказанная монахом и летописцем Ненниусом, была модной в XII в. В басне рассказывается о том, что во времена знаменитого Гарена Лотарингского, героя популярной героической песни, гигантский кабан бегал по лесам, сея ужас в округе. Однажды кузен Гарена Бод он решил убить зверя. Не слушая жену, которая отговаривала его от этой затеи, Бодон прочесал весь лес. В конце концов в тот момент, когда он почти настиг кабана, Бодон был убит охранником вражеского замка! В применении к Уэллсу эта легенда означала бы, что не стоит рисковать ради слишком дерзкого предприятия.], приведшего в бегство всех валлийцев. Хороший король, – продолжал Генрих, – это и такой король, которого даже самый бедный из подданных готов благодарить за освобождение страны. Если Господь даст силы сражаться, то хотелось, чтобы меня сравнивали с королем Артуром.
Томас впервые слышит, чтобы Генрих поминал Господа. Для короля, как в прежние времена для Хлодвига, Бог был в первую очередь тем, кто дает силы лучшим воинам. Он был воспитан в этих принципах и умел рассуждать только как военачальник.
– Мне нужны самые талантливые люди, чтобы превозносить заслуги предков, да и мои тоже. Я нуждаюсь в хороших летописцах. Я намерен дать доход с церковного имущества всем монахам, чтобы те молились за нас в аббатстве Гластонбери. Необходимо, чтобы они отыскали могилу Артура. Это очень важно для меня. Гластонбери означает «остров, окруженный болотами», где заточили прекрасную Гиневру[34 - Claude-Alain Chevalier. В «Chretien de Troyes», Yvain, Le Chevalier au lion, Paris, Librairie generale de France, 1988.], похищенную у супруга. И все-таки Артур остался в истории самым обделенным любовью королем. Во всяком случае, я хочу видеть торжество Артура.
– Я должен пойти и отдать распоряжения насчет завтрашнего отъезда, сир, – сказал Томас. – Прошу меня извинить. Я вижу, что к нам приближается мой друг Иоанн Солсберийский.
– Определенно, – сказал Генрих, выходя с недовольным видом из зала совета, – по этому коридору ходит слишком много народа. Я оставляю тебя с твоим Иоанном Солсбери, о котором рассказывают много хорошего.
– Это, без сомнения, один из лучших теологов нашего времени и очень верный человек. Он произносил похвалы на вашей коронации очень искренне, полный надежды и веры в ваше будущее! Он проявляет ко мне дружелюбие, и я очень благодарен ему.
– Побьемся об заклад, что ты его не разочаруешь, – произнес ревнивый Генрих, – тем не менее ты остаешься моим усердным слугой. Никогда не забывай, Томас, что с сегодняшнего дня ты прежде всего должен слушаться своего короля.
Томас кланяется и удаляется, недовольный тем, как закончился разговор. В этот момент появляется Алиенора, отвечая на приветствие канцлера и Иоанна Солсберийского немножко чопорным кивком головы и весьма холодной улыбкой.
– Судя по ее виду, она не рада встрече с вами, – говорит Иоанн Томасу.
– Эта эгоистичная женщина, – говорит Томас, – в ярости, что ей не удается держать мужа в подчинении.
При виде супруги на лице Генриха отразилось недоумение. Было видно, что у королевы дурное настроение. Что она хочет ему сказать? У него не хватит совести пренебречь женой. Алиенора набрасывается на него. Она в гневе, ее выражения грубы, даже оскорбительны.
– Мне надо с вами поговорить. Вот список, который дал мой дворецкий, а ему в свою очередь передал дворецкий Томаса. Тридцать кусков сукна экарлата, столько же эстанфорта[35 - Эстанфорт был одним из видов шерстяного сукна, которое изготовлялось во Фландрии, в Англии и Франции, роскошное сукно белого, синего и ярко-красного цветов.], биффы[36 - Биффы – сукно светлого цвета.], сотня одноцветных отрезов, полосатых, в рубчик[37 - Одноцветное сукно, в противоположность сукну в полоску. Сукно цвета морской волны, темно-синее было распространено в Средние века. Ткани в рубчик, так называемые ткани из Прованса, продавались повсюду, особенно на Сицилии. Они производились в основном в Ганде. Название «сукно» обозначало разновидность ткани, измеряемой на прованские локти и рулоны, которая особенно часто продавалась на ярмарках в Шампани. См.: FelixBourquelot. Etudes sur les foires de Champagne, sur la nature, l’etendue et les regies du commerce qui s’y faisait aux XII, XIII et XIV si?cles, Paris, Imprimerie nationale,1865, Vol. II. P. 225–250.]!
– Обратитесь к вашему управляющему, мадам. Какое я имею к этому отношение?
– Увы, мой нежный друг, я буду чувствовать себя очень оскорбленной, если все будут пренебрегать мною. Мне ничего не сообщили о приготовлениях, которые впрямую нас касаются. Новый канцлер в буквальном смысле стал вашей тенью, следует за вами повсюду, решает все и крадет у нас часы интимных встреч. Я с детьми намерена жить во дворце так, как мне заблагорассудится. Не разрешайте ему все контролировать. Я хочу быть свободной с вами. Отошлите его.
Генрих никогда не видел Алиенору в таком состоянии. Он едва сдержался, чтобы не дать ей пощечину.
– И вы просите меня сменить канцлера, – гневно отвечал он, – в то время как мы с ним только что запустили большой проект реформы королевства и всей военной стратегии, чтобы спасти страну? Ах нет, мадам, вы переходите границы ваших супружеских прав и, что еще серьезнее, прав королевы. Неужели думаете, что я поддамся вам подобно бедному Капетингу, которым вы распоряжались как хотели? Не было ли чистым безумием с его стороны взять вас с собой и вашей свитой в крестовый поход? Безумные женщины – вот кто тащился вслед за Людовиком VII Французским. Если бы я должен был совершить этот крестовый поход, то не обременял бы себя ни сукном из Стенфорда – ни одноцветным, ни ярко-красным, – ни вами, мадам… Скорее ядрами для катапульт, топорами, шпагами и дротиками. Не рассчитывайте, что я взял бы с собой свиту ваших разочарованных влюбленных. И прекратите досаждать мне своими пустыми замечаниями. Будьте любезны, оставьте моего канцлера в покое, который к тому же по доброте своей хотел приготовить нам хорошее жилье!
– Так-то вы меня любите, Генри? – произнесла Алиенора, готовая разрыдаться. – Вы сурово и бесповоротно обвиняете меня. Я вижу, что обидела вас. Но с тех пор, как мы приехали в Англию, я не узнаю вас и спрашиваю себя, почему же раньше вы так заискивали передо мной? Ответьте мне.
– Мадам, кажется, вы не понимаете, каким опасностям подвергается совсем молодая Англия, которую я представляю. Мне необходимо собрать все силы, чтобы дать сражение за упрочение власти и добиться мира, который так нужен и вам, и нашим детям.
– Английская земля мне казалась такой благожелательной, – вздыхает Алиенора, – а вы меня опять покидаете.
– Вы будете ухаживать за нашими детьми, мадам, в условиях безопасности и комфорта. Ваша помощь будет очень полезна, это лучше, чем вмешиваться в мои дела. Они слишком сложны, но не могу сказать, что в то время, когда я буду занят походами, войнами и буду отсутствовать, то не доверю вам некоторые дела, касающиеся управления. Однако королевская печать передана в руки нашего канцлера, и вы можете только смириться с этим фактом.
– А что говорит ваша матушка? – совсем некстати спросила Алиенора.
– Моя мать ко всему этому не имеет никакого отношения. Она должна меня благодарить за то, что я вернул замки, которые она потеряла. Берите с нее пример, Алиенора, и не давайте мне повода поступить как мой отец, который убегал от своей супруги-императрицы, потому что та ему докучала. Надеюсь, что, когда вернусь, вы будете в лучшем расположении духа.
