скачать книгу бесплатно
– Что значит «хорошая»? – уточнил оперативник. – Ты имеешь в виду качество записи?
– Нет, оркестр. Я такой записи и не слышал никогда. У меня Шотландская есть в исполнении Берлинского оркестра, Венского и нашего Большого симфонического. Ну и еще другие записи я слышал, только у меня их нет. Но то, что этот дядька слушал, это что-то особенное. Наверное, дирижер какой-то выдающийся.
– Да как же ты различаешь такие вещи? – изумился Зарубин. – По мне так, оркестр – он и есть оркестр, и музыка одна и та же.
– Просто вы музыкой не занимались, поэтому не умеете слышать. – Артем снова застенчиво улыбнулся.
– Послушай, а что насчет голоса этого мужчины? – спросил Сергей. – Если ты так хорошо слышишь, то, может быть, различил какие-нибудь особенности?
– Особенности… – Артем задумался. – Он медленно говорил. Но мне показалось это нормальным, потому что жарко было очень, в такую погоду все становятся медленными. Да, правильно, медленно и как будто с трудом, вот, знаете, словно у него язык распух и плохо во рту поворачивается. Я, наверное, поэтому и решил, что он старый уже. А он что, молодой?
– Не знаю, – признался Зарубин. – Если бы знал, не спрашивал бы у тебя. Артем, ты мне очень помог, но тебе придется еще раз побеседовать или со мной, или с моими коллегами. То, что ты рассказал, это важная информация, и ее нужно как следует обсудить и обдумать. Как мне с тобой связаться?
Сергей записал адрес и телефон Артема и протянул ему листок со своим номером телефона.
– Если что-нибудь еще вспомнишь, сразу же звони, хорошо? Меня зовут Сергей Кузьмич, можно просто Сергей.
– Мы позвоним, – подал голос второй парень. – Артем, нам пора в поликлинику.
В его голосе Сергею почудилось неудовольствие. Странно. Что такого он сказал или сделал, чтобы вызвать неприязнь этого рослого мальчишки? Надо исправлять положение, свидетель должен тебя любить, это непреложное правило сыщицкой работы.
– А тебя как зовут? – обратился он к парню.
– Денис.
– Ты брат Артема?
– Я его друг. Извините, Сергей Кузьмич, нам пора. Артему нужно делать уколы, а медсестра сердится, если мы опаздываем.
* * *
Многодневная жара изматывала людей, мешала думать и принимать решения и заставляла стремиться только к одному – к прохладе, пусть даже в ущерб работе и прочим важным вещам. Основной темой для разговоров стали передаваемые по радио и телевидению прогнозы и обсуждение степени их достоверности.
Настя Каменская сидела в кабинете Короткова и составляла вместе с ним план первоочередных мероприятий по раскрытию двойного убийства, совершенного минувшей ночью. Дышать было нечем, несмотря на распахнутое настежь окно, и они периодически открывали дверь в коридор, чтобы немного остыть на сквозняке.
– Гады, обещали же вчера, что сегодня будет на пять градусов дешевле. Опять обманули, сволочи, – ворчал Юрий, расстегивая еще одну пуговицу на рубашке и дуя себе на грудь, влажную от пота. – А оно все дорожает и дорожает. С утра на градуснике было уже двадцать девять, а сколько сейчас – даже подумать страшно.
– У погоды тоже инфляция, – улыбнулась Настя.
Она жару переносила на удивление легко, единственным неудобством были отекающие ноги, из-за чего она не могла надевать босоножки, и приходилось париться в теннисных туфлях.
– И еще обещали, что вчера будет гроза, – упрямо продолжал жаловаться Коротков. – Ну и где она? Уже сегодня наступило, а грозы все не видать. Дурят нашего брата, ой дурят!
– Не видать Красной Армии… – пробормотала Настя. – Слушай, Мальчиш-Плохиш, кончай ныть, а? Ты меня с мысли сбиваешь.
– Все-все, извини, – Коротков поднял руки. – Ася, мне идет, когда я молчу?
– Невероятно.
– Ладно, тогда побуду красивым.
И в этот момент зазвонил телефон.
Поговорив, Юра положил трубку и горестно вздохнул.
– Что случилось?
– Не удалось нам Коляна спасти, – сказал он. – Поступило указание подключаться к делу гражданина Дударева в порядке оказания практической помощи.
– Жалко. Ну, ничего не поделаешь. Кто у нас там следователем выступает?
– Борька Гмыря.
– Как Гмыря? – удивилась Настя. – Ты же мне другую фамилию вчера называл. Ермаков, что ли…
– Ермилов. Он возбудил дело как дежурный следователь, а потом Борьке передал. Ох, наплачется Колян от Гмыри, Борис Витальевич терпеть не может вести дела, которые не сам возбуждал. Ходит злой как я не знаю что и на всех свое настроение выплескивает. Между прочим, подруга любимая, тебя тоже чаша не минует. Одного Селуянова нам явно не хватит, так что тебе тоже придется поработать.
– Да я что, – рассмеялась она, – я завсегда с нашим удовольствием. Только чтобы никуда не ездить и нигде ноги не оттаптывать. Ну что, солнце мое незаходящее, сладостно командовать, а? По такой-то погодке поди-ка побегай по городу. А ты сидишь себе в кабинете и указания раздаешь.
– Сладостно, – согласился Коротков. – И еще я предвкушаю особое удовольствие, когда меня по начальству тягать начнут за вашу, господа подчиненные, плохую работу. Вам что, вы от меня выволочку получите, но даже не расстроитесь, потому как я один из вас, вы все меня сто лет знаете и, стало быть, не боитесь. В случае чего и послать меня можете по старой дружбе. А для вышестоящих товарищей я молодой, неопытный руководитель, которого нужно воспитывать и натаскивать, тем более когда он в самом начале пути остался без надзора, то бишь без Колобка. Ладно, будем жениха нашего искать.
* * *
Сергей Зарубин Селуянову понравился. Парень был энергичным, активным и любознательным, и Николай подумал, что, если Зарубин проработает в милиции хотя бы года четыре, он станет хорошим сыщиком. Вообще-то считается, что хорошим сыщиком можно стать не меньше чем лет за десять, но людей, проработавших в уголовном розыске столько времени, сегодня днем с огнем не найдешь. Это надо быть Колобком-Гордеевым, чтобы собрать команду и удерживать ее около себя много лет. Но таких начальников, как он, еще меньше, чем опытных оперов.
Следователь Гмыря, против ожидания, совсем не злился на то, что ему передали чужое дело.
– Одно дело, когда мне передают материалы, с которыми кто-то не справился, и я понимаю, что нужно подчищать чужие ошибки, и совсем другое – когда это действительно производственная необходимость, точнее, правовая, – объяснил он Селуянову. – Мишка Ермилов не виноват, что подозреваемый оказался любовником его жены. Он грамотный следователь и наверняка с блеском провел бы дело. Но закон запрещает, против этого не попрешь.
Выслушав сообщение Зарубина об Артеме Кипиани, Гмыря задумался.
– Как мальчик-то, ничего? – неопределенно спросил он.
– Хороший парень, – уверенно ответил Сергей. – Толковый и вообще очень симпатичный.
Оперативники понимали, о чем сейчас размышляет Борис Витальевич. Информация Ермилова о том, что Дударев часто бывает на книжной ярмарке в «Олимпийском», требовала, чтобы и в этой огромной толпе, помимо других мест, выявлялись возможные связи подозреваемого. Работы навалом, а людей не хватает. И при раскрытии преступления приходится придумывать разные хитрые фокусы, направленные на сокращение объема работ. Выход напрашивался сам собой: вместо того чтобы тупо искать неизвестно кого по всей Москве, проще выпустить Дударева из камеры, чем-нибудь припугнуть как следует и посмотреть, кого он побежит предупреждать об опасности.
– Борис Витальевич, – осторожно сказал Зарубин, – он почти слепой. Разве мы имеем право вовлекать его в наши дела?
– Сколько ему лет, говоришь? – вместо ответа поинтересовался следователь.
– Девятнадцать.
– Ну вот видишь, он совершеннолетний. И никто его никуда вовлекать не собирается. Просто мы никому не скажем, что он ничего не видит, а его попросим быть внимательным и никому из посторонних не говорить о своей болезни, вот и все.
Селуянов тихонько хмыкнул. Гмыря, как и любой другой человек, не был лишен недостатков, но оперативники любили с ним работать, потому что Борис Витальевич в прошлом сам был сыщиком и понимал проблемы розыскников. Более того, он в отличие от многих следователей частенько шел на нарушения закона, не грубые, конечно, и не наносящие ущерба правосудию.
– Надо с родителями Артема поговорить, – предложил Сергей.
– Тоже правильно, – кивнул Гмыря. – Как говорится, для поддержки штанов. Но вообще-то, ребятки, об этом распространяться не следует. Узнают – по головке не погладят.
– Понял, не дурак, – весело откликнулся Селуянов.
– Кстати, я слышал, Каменская вернулась, – неожиданно сказал следователь. – Это правда?
– Истинный крест.
– Ты можешь попросить ее, чтобы она сходила к родителям этого парня?
– Да я сам могу сходить, труд невелик, – удивленно ответил Селуянов.
– Ага, ты сходишь. С тобой даже разговаривать не станут, как посмотрят на твою дурашливую физиономию. И Серегу нельзя засылать, молодой он еще, не сможет правильно построить разговор, если они упираться начнут. А Каменская их уговорит. И потом, там же, как я понял, какой-то музыкальный вопрос, ни ты, ни Зарубин в этом ничего не понимаете, а я тем более. Зато Анастасия ваша – дамочка музыкальная, это я еще по делу Алины Вазнис помню. Она тогда с оперными либретто разбиралась.
– Нет проблем, Борис Витальевич, только вы бы сами позвонили нашему начальству, а? Моя просьба для Аськи – так, сотрясание воздуха. А вот ежели ей начальство прикажет, то она все сделает.
– Позвоню. Кто у вас там на месте сейчас?
– Коротков.
– Кто?!
Селуянов с трудом сдержал смех. Никто и ничто на свете не могло заставить его перестать шутить и веселиться, разыгрывать своих коллег или просто подначивать их. И непередаваемым удовольствием для него было в этот момент видеть, как исполненный собственной важности следователь Гмыря будет стоять перед необходимостью обращаться с просьбой к Юрке Короткову, которого он столько раз гонял как мальчишку.
– Почему Коротков? – спросил Гмыря недовольно. – Что, никого из руководства отдела на месте нет?
– А он и есть руководство. Его неделю назад назначили.
– А Жерехова куда?
– На пенсию. По собственному желанию.
Борис Витальевич внезапно расхохотался и хлопнул Селуянова по плечу.
– Ну и жук ты, Николай! Но меня не проведешь, сам таким был, когда опером работал. Хлебом не корми, дай только следователя уесть. Ладно, позвоню, корона не свалится. Как его отчество?
– Викторович, – с готовностью подсказал Селуянов.
Гмыря набрал номер и откашлялся.
– Юрий Викторович, Гмыря беспокоит. Могу обратиться с просьбой?
* * *
К Екатерине и Тенгизу Кипиани Настя решила ехать в форме. Ей отчего-то казалось, что так будет проще разговаривать. Все-таки не мальчишка придет, а старший офицер.
Расчет оказался правильным, в форменных брюках, затянутых на тонкой талии, и в рубашке с подполковничьими погонами Настя выглядела одновременно необычно и привлекательно и вызывала доверие.
– Я не позволю втягивать моего сына в сомнительные мероприятия, – сразу же заявила мать Артема. – Он еще совсем ребенок.
– Он не ребенок, – тут же возразил Тенгиз. – Ему уже девятнадцать лет, он совершеннолетний. Если бы не зрение, он бы сейчас служил в армии и, вполне вероятно, находился там, где стреляют. Ему пора становиться мужчиной.
– Да какой он мужчина! Он только-только школу закончил! Нет, нет и нет.
Екатерина казалась непреклонной, но Настя поняла, что спорит она не с работником милиции и даже не с собственным мужем, а скорее сама с собой.
– Катенька, но ведь от Артема ничего особенного не требуется, – уговаривал Тенгиз. – Правда, Анастасия Павловна?
– Правда, – сказала Настя. – Мы не пытаемся привлечь вашего сына к своей работе. Мы могли бы вообще ничего вам не говорить, просто мы сочли, что будет неправильным не поставить в известность родителей. Мы только скажем подозреваемому, что его соучастника видели на месте происшествия и есть юноша, который его запомнил и может опознать. Ни имени этого юноши, ни тем более его адреса никому не скажут. Единственная неправда, которая будет иметь место, это утаивание информации о том, что юноша хоть и был на самом деле, но ничего не видел. И в связи с этим просьба к вашему сыну будет состоять в том, чтобы при незнакомых людях он старался не показывать, что плохо видит, вот и все. Я, честно говоря, никакой опасности здесь не вижу. Но если вы против, то я не смею настаивать.
– Нет, – снова сказала Екатерина, но, впрочем, уже совсем нетвердо, – я боюсь за сына. Лучше мы сразу его увезем куда-нибудь. Возьмем отпуск и увезем.
– Да глупости ты говоришь! – вспылил ее муж. – Для чего мы с тобой тянули его столько лет, стараясь, чтобы Артем жил среди зрячих и вел полноценную, нормальную жизнь, какую ведут все зрячие? Для того, чтобы при первой же сложной ситуации признать его инвалидом и спрятать под крыло? Он мужчина и должен совершать мужские поступки. Пора отпустить его от своей юбки.
– Но он же ничего не видит… – слабо сопротивлялась мать.
– Ну хорошо, давай рассуждать здраво, – вздохнул Тенгиз. – Если бы он был полноценно зрячим, если бы дело касалось, например, Дениски, а не Артема, что бы ты сказала?
– Я бы сказала то же самое. Преступнику все равно, зрячий он или слепой, он найдет мальчика и попытается его убить. Я боюсь.
– Резонно, – заметил он. – Что вы можете на это ответить, Анастасия Павловна?
Настя поняла, что он взял на себя роль арбитра-посредника между своей женой и человеком из милиции. Он, как истинный хозяин положения, не допускает разговора втроем, он ведет отдельные беседы с Екатериной и с гостьей и в каждой из этих бесед старается занять лидирующее положение. Настоящий глава семьи, подумала Настя с улыбкой.
– Я полагаю, что такого рода опасности нет, – мягко ответила она. – Человек, которого мы хотим освободить, будет проинформирован о том, что есть некий свидетель. Об этом ему нужно будет сообщить другому преступнику, тому, который разговаривал с вашим сыном. Мы будем следить за всеми контактами подозреваемого, и, как только он встретится со своим сообщником, оба будут задержаны. У них даже не будет времени задуматься над тем, где и как искать вашего сына.
– Вы меня убедили, – решительно сказал глава семьи.
– А вашу жену?
– И ее тоже.
– Мне так не показалось, – осторожно возразила Настя.
Ей хотелось получить согласие обоих родителей, в противном случае могли возникнуть самые непредвиденные осложнения.
– Катя всегда разделяет мое мнение, – твердо произнес Тенгиз. – У нас с ней полное единодушие.
Екатерина молча кивнула в знак согласия, но взгляд у нее был какой-то затравленный.
– В таком случае мне нужно поговорить с вашим сыном. Последнее слово за ним. Может быть, он и сам откажется.
* * *
Артем стоял, прижав ухо к двери, и шепотом пересказывал другу все услышанное.
– Отец соглашается, а мама против, – сообщил он.
– А чего эта тетка хочет? – тихонько спросил Денис.
