скачать книгу бесплатно
Я умер вчера
Александра Маринина
Каменская #18
От взрыва в автомобиле погибают два сотрудника телепрограммы «Лицо без грима». Через некоторое время её ведущий, популярный тележурналист Александр Уланов узнает, что существует заказ и на его убийство. И заказ сделала его собственная жена. Неожиданно Уланов попадает в поле зрения работников милиции, ведущих следствие по делу об убийстве колдуньи Инессы.
Анастасия Каменская, работающая по делу о взрыве автомобиля сотрудников телепрограммы, и Татьяна Образцова, занимающаяся убийством колдуньи, пытаются вместе распутать сложные узлы хитроумной комбинации преступников.
Александра Маринина
Я умер вчера
ГЛАВА 1
Я умер вчера. Позавчера я еще был жив, был таким же, как и много лет до этого, каким был всю свою жизнь. А со вчерашнего дня я умер. И черт его знает, как теперь буду существовать. Да и буду ли?
До вчерашнего дня все было более или менее понятно, хотя и не сказать, чтоб уж очень приятно. Я был ведущим одной из телевизионных программ, работал в теплой, крепко сколоченной компании единомышленников, зарабатывал вполне приличные, если не сказать больше, деньги. Был женат на женщине, которую когда-то любил страстно, потом стал любить нежно, а потом понял, что привязан к ней настолько, что любовь-нелюбовь и страсть – не страсть уже никакого значения не имеют. Мы прожили вместе двенадцать лет, и я был искренне уверен, что проживу рядом с ней до самой кончины. У меня были друзья, были приятели, было множество легких, эмоционально не окрашенных знакомств. Одним словом, у меня было все, что в принципе нужно нормальному мужику с нормальными потребностями, включая не самый дорогой, но хороший автомобиль и удобную, достаточно просторную для двоих квартиру.
Правда, на работе было не все гладко и просто, особенно в последнее время. Нашлись люди, которым не нравилось, как мы ведем дела с нашей передачей, и они пытались на нас давить. Давление становилось все сильнее, а неделю назад произошла трагедия: наш директор программы Витя Андреев и корреспондент Оксана Бондаренко погибли. Взорвалась машина, в которой они вместе ехали.
Конечно, всех сотрудников нашей программы долго, вынимая душу, допрашивали, по сто раз задавая одни и те же вопросы. Все мы рассказывали милиционерам одно и то же, потому что ничего больше сказать не могли. Но в то время я еще жил. Пусть переживал, страдал, но жил.
А вчера я жить перестал. Потому что произошло нечто такое, из чего я понял: жить мне осталось совсем немного, но главное – вообще неизвестно хотя бы приблизительно, сколько именно. То ли два часа, то ли пару дней, то ли месяц протяну. Все может закончиться в любой момент. И моя жена имеет к этому самое непосредственное отношение.
С момента гибели Оксаны минула неделя, за эту неделю прошли в записи все передачи, которые она успела подготовить. Другого корреспондента у нас пока нет, и с сегодняшнего дня мне придется работать в прямом эфире. Живой мертвец в живом эфире… Весело. Будем надеяться, что никто не заметит.
* * *
Настя Каменская никак не могла привыкнуть к радостному чувству, которое охватывало ее каждый раз, когда она входила в кабинет начальника. «Вот уж воистину, – думала она, усмехаясь в душе, – что имеем – не храним, а потерявши – плачем. Почти десять лет я входила сюда, видела Колобка и считала, что так и должно быть, что по-другому быть просто не может. А потом Колобок ушел, пришел новый начальник, и жизнь моя превратилась в сплошную пытку. Теперь Колобок вернулся, он снова здесь, с нами, со мной, и только сейчас я поняла, какое это счастье, когда у тебя хороший начальник».
Ей очень не хотелось заниматься убийством работников телевидения. Она хорошо понимала, что телевидение – это либо взрывоопасная информация, либо деньги, либо то и другое вместе. Более того, если речь идет об информации, то информация эта, как правило, все равно о деньгах. Чьих-то деньгах, которые кто-то присвоил, украл, перевел на счет в швейцарском банке или просто взял в виде аккуратной банальной взяточки. От самого слова «деньги» Настю мутило.
Программа «Лицо без грима» не была ни информационной, ни скандально-разоблачительной, ее корреспондент Оксана Бондаренко не выезжала в «горячие точки» и не брала «острых» интервью у только что отзаседавших депутатов Госдумы, все еще разгоряченных дебатами, рассерженных и оттого плохо контролирующих свои высказывания, из чего впоследствии так удобно бывает раздуть маленький симпатичненький скандальчик, разрушающий имидж политика и ссорящий его с окружающими. Программа вообще была очень спокойной и доброжелательной: после убийства директора программы и корреспондента Настя специально посмотрела несколько выпусков, чтобы получить представление о ней. Гости программы выглядели серьезными и достойными людьми, а ведущий не пытался «обложить» их со всех сторон каверзными вопросами, даже наоборот, словно бы старался дать приглашенному возможность показать себя с самой приятной стороны, продемонстрировать нестандартность и глубину суждений, высказать неожиданные и любопытные точки зрения. Вряд ли речь могла идти об опасной информации. Значит, деньги. А преступлений, связанных с деньгами, Настя Каменская не любила просто патологически. Даже в университете экономика была предметом, который ей не хотелось учить. Ее гораздо больше интересовали месть, ревность, зависть – одним словом, страсти человеческие, а не финансовые. Но, к сожалению, личные вкусы и пристрастия никогда не считались в уголовном розыске вескими основаниями, которые следует принимать в расчет при распределении заданий.
Ну, делать нечего, придется заниматься телевидением. По Настиной просьбе Миша Доценко притащил из дома ворох журналов «ТВ Парк», которые исправно покупала его мама. В этом журнале была целая полоса, посвященная рейтингу телепередач, и Настя надеялась выудить из этого хоть какую-то отправную точку для рассуждений. Точка эта нашлась. Оказалось, что программа «Лицо без грима» в десятку самых «смотримых» никогда не попадала.
– Интересно, откуда у них деньги? – задумчиво спросила Настя у Доценко. – Если передача не самая популярная, стало быть, расценки на рекламу во время эфира невысокие. Да и спрос на размещение рекламы невелик. По идее, они должны были просуществовать максимум три-четыре месяца и потом закрыться, а они живут уже два с лишним года.
– Их, наверное, из бюджета подкармливают, – предположил Михаил.
– С какой стати? Я бы еще понимала, если бы они были проводниками, например, точки зрения правительства или открыто поддерживали президента. А так… Хорошая, добротная передача, очень профессионально сделана, не вызывает у зрителя раздражения, но в ней нет, как бы это сказать… азарта, что ли. Нет той изюминки, ради которой человек бежал бы домой после работы, чтобы непременно успеть ее увидеть. Да и время у нее не самое выгодное, с семнадцати сорока до восемнадцати, работающий народ еще и домой-то не вернулся.
– Может быть, убийство совершено по сугубо личным мотивам?
– Хорошо бы, – вздохнула Настя. – Личные мотивы – это то, что я люблю. Во всяком случае, я могу их понять и в них разобраться. А с деньгами – одна скука и головная боль. Миша, давайте делиться.
– По-честному или по-братски? – засмеялся черноглазый капитан. – Если по-честному, то вам достанутся деньги, а мне – любовь, потому что вы старше и опытнее. А я маленький еще, до денег не дорос.
– Нет уж, дружочек, – фыркнула Настя, – делиться будем по-джентльменски. Дама должна заниматься эмоциями, а мужчина – деньгами. Это закон социума, в котором нам с вами посчастливилось родиться. И не смейте намекать на мой преклонный возраст, я не намного старше вас. И ваше, Мишенька, упорное нежелание обращаться ко мне на «ты» никого в заблуждение ввести не может, не надейтесь.
Это было правдой, причем объяснения этому факту не мог дать никто, в том числе и сам Михаил. Настя была единственной из сотрудников отдела по тяжким насильственным преступлениям, за исключением, разумеется, начальства, к кому Доценко обращался на «вы» и по имени-отчеству, вынуждая тем самым ее саму соблюдать ответную вежливость. И разница в возрасте была не так уж велика, каких-нибудь шесть лет, и звание у Каменской было всего на одну ступень выше, а вот поди ж ты…
Ближе к концу дня на Настином столе звякнул внутренний телефон.
– Скучаешь? – послышался в трубке насмешливый голос Игоря Лесникова, ее коллеги, который сегодня был в составе дежурной опергруппы.
– Без тебя – всегда, – быстро отозвалась Настя. – Жду, когда ты меня чем-нибудь развеселишь.
– Ладно, тогда задаю вопрос: что можно украсть у психоаналитика?
– У кого? – удивленно переспросила она.
– У психоаналитика, – терпеливо повторил Игорь.
– У какого?
– Ну какая разница… У любого. У абстрактного психоаналитика.
– Он частнопрактикующий?
– Угу.
– Тогда деньги. У них гонорары за консультации высокие. А откуда вопрос?
– С выезда. Только что вернулись. Узко мыслишь, Настасья. Ценностей не взяли. Но факт взлома и проникновения налицо.
– А что хозяин говорит?
– Ничего не говорит. Пропаж не обнаружено.
– Думаешь, врет?
– Конечно, врет. Он знает, что у него взяли, но молчит. Вот я и хочу, чтобы ты мне сказала, что бы это могло быть такое, представляющее интерес для преступника, но о чем нельзя признаваться добрым дядям из милиции.
– Я подумаю, – пообещала Настя. – А что еще интересного произошло за отчетный период в подведомственном городе?
– Все тебе расскажи, – хмыкнул Игорь. – Чашку нальешь?
– Неправильный ты, Игорек. Современный мужик обычно стакан налить просит.
– На дежурстве только кофе. Так нальешь или я в другое место просить пойду? – Иди уж. Сейчас воду поставлю.
Попить кофейку и выкурить сигарету к Насте забегали все кому не лень. Во-первых, она почти всегда была на месте, что для оперативника вообще-то ненормально. Во-вторых, у нее всегда был хороший кофе, потому что Настя, несмотря на смешную милицейскую зарплату, покупала только хорошие дорогие сорта, отказывая себе во многом другом, например, в обедах, а порой и в новых колготках. В-третьих, у нее всегда можно было стрельнуть сигаретку, заодно пожаловавшись на жизненные неурядицы, выплеснуть раздражение по поводу «неправильного поведения» начальника и с легким сердцем бежать дальше. Настю, по характеру не особенно общительную и любящую одиночество, это порой раздражало, но она понимала, что если и менять ситуацию в корне, то результат может быть только один: у нее появится множество врагов и скрытых «доброжелателей». Нельзя отталкивать людей и тем более нельзя их обижать. Даже если очень хочется это сделать.
Игорь появился почти мгновенно, во всяком случае, по Настиным понятиям. У нее самой путь из дежурной части до кабинета занимал раза в три больше времени. Каждый раз при виде Лесникова Настя не переставала удивляться тому, что самыми «крутыми» бабниками зачастую оказываются мужчины, не обладающие выдающейся внешностью, зато такие красавцы, как Игорь, нередко становятся самыми примерными и любящими мужьями, которых совратить с пути супружеской верности просто невозможно. По Игорю втихаря вздыхали многие девушки, работающие на Петровке, но ни одна из них не могла бы похвастаться хоть малейшим знаком внимания с его стороны. Лесников был не особенно приветлив, как правило, немногословен, с очень серьезным, а порой и хмурым выражением лица, ни с кем не сближался и дружбу не заводил. О его личной жизни коллеги знали только то, что он женат во второй раз и обожает маленькую дочку. Однако владел собой он превосходно, и если ему нужно было поддерживать беседу, то Лесников легко превращался в обаятельного и милого человека, солгать которому ну никак язык не поворачивается. Судя по его звонку из «дежурки», кража у психоаналитика чем-то его сильно заинтересовала, в противном случае он не стал бы задавать Насте никаких вопросов. Кабинет психоаналитика – не Третьяковка и не Алмазный фонд, преступлением будут заниматься ребята с территории, ну в самом крайнем случае, если выяснится, что взяли драгметаллы, камни или антиквариат, – коллеги из отдела по борьбе с кражами, а уж никак не «убойный» отдел. Лесников, как казалось Насте, не был любопытным и любознательным, чужие тайны его интересовали мало, так что предполагать чисто дежурный интерес оснований не было. Значит, что-то в этой краже есть такое…
– Не темни, Игорек, – сказала она, налив ему полную чашку крепкого кофе. – Что тебе далась эта кража?
– Кража ничего, нормальная, – неопределенно ответил он. – Мне хозяин не понравился. Какой-то он уж больно перепуганный. А пропажу чего бы то ни было отрицает.
– Может, ты преувеличиваешь? Любой человек испугается, увидев, что его жилье вскрыто. Даже если ничего не взяли, все равно неприятно и тревожно. А вдруг завтра опять придут? И вообще, интерес к изъятию чужого имущества тебе обычно не присущ. Чего-то не договариваешь?
– Да нет, – Игорь вяло пожал плечами. – Устал я что-то сегодня. Обычно в это время я еще бодр и весел, как младенец, а кажется, будто третьи сутки подряд дежурю. Как твои телевизионные страсти? Продвигаются?
– Туго. Собрала данные о том, когда, где и с кем были потерпевшие в течение последних десяти дней перед гибелью, сижу вот, ковыряюсь, пытаюсь составить точную хронологию событий. Ты, кстати, видел когда-нибудь эту передачу?
– Какую?
– «Лицо без грима». – Нет, не пришлось.
Настя взглянула на часы.
– Хочешь посмотреть? Через три минуты как раз начнется. Я специально маленький телевизор выклянчила у Колобка, чтобы получить представление о программе, а то она в такое время идет, когда я еще на работе.
– Давай, – кивнул Лесников, – пока никто меня не дернул.
Но он, как обычно, накликал. Едва Настя успела вытащить из шкафа и включить старенький черно-белый «Шилялис», как из дежурной части позвонил подполковник Кудин.
– Настасья, гони Лесникова в шею, я знаю, что он к тебе пошел. Пусть бежит бегом, его свежий труп дожидается.
Игорь со вздохом поднялся, залпом допил остатки кофе и ушел охранять покой налогоплательщиков, а Настя стала смотреть очередной выпуск «Лица без грима».
С первой же минуты она насторожилась. Что-то шло не так. И ведущего словно подменили, и гость программы выглядел не лучшим образом. В чем дело? Неужели гибель друзей и коллег настолько выбила из колеи Александра Уланова, что он не справляется с собой перед камерой? Да нет, не похоже. После трагедии в эфир вышло пять выпусков, и каждый раз на экране Настя видела спокойного, доброжелательного, умного человека, совершенно лишенного язвительности и демонстративного остроумия.
Гостем программы в этот раз был малоизвестный кинопродюсер. Названия фильмов, которые он сделал, ничего Насте не говорили. Продюсер мямлил нечто невнятное, порой сбиваясь на откровенные глупости, Уланов же никак не помогал ему, несколько отстраненно наблюдая за неловкими попытками кинодеятеля выглядеть умным и неординарным. Хотя, надо признаться, и не мешал ему. Казалось, ведущий как личность просто-напросто отсутствует, и сидит некая бездушная машина, которая задает первый пришедший в голову вопрос и равнодушно ждет, пока собеседник с грехом пополам выпутается из ответа.
На столе перед ведущим и гостем стояли большие чашки с рекламной надписью «Билайн». Продюсер поднес чашку ко рту, сделал судорожный глоток, поперхнулся и начал долго и натужно кашлять. Камера деликатно ушла в сторону, теперь весь экран занимало лицо Уланова, с холодным любопытством наблюдающего за кашляющим собеседником. Внезапно Настю осенило: это прямой эфир. В записи затянувшуюся и совершенно неинформативную сцену обязательно вырезали бы. А что же раньше?
Все понятно. Прежние передачи всегда шли в записи. Теперь, после гибели директора и корреспондента, пришлось менять схему. Все, что успели отснять и смонтировать раньше, уже прошло, а за минувшую неделю новых записей сделать не смогли. Вместе с людьми во взорвавшейся машине сгорели блокноты с записями и кассеты… Пропала вся подготовительная работа, которая должна была лечь в основу будущих передач. И теперь Уланов вынужден будет какое-то время работать в прямом эфире, пока не подготовят новые материалы.
Но все-таки странно он себя ведет, даже с учетом стрессовой ситуации. Да, переживает, вероятно, страдает, но это должно было сказаться в первую очередь на реакции и моторике, а никак не на мастерстве и общем духе программы. Мастерство, как говорится, не пропьешь. И концепцию передачи никто, по-видимому, не изменял. Почему же он совсем не помогает своему гостю выглядеть более или менее прилично?
Программа закончилась, на экране замелькали цветные картинки рекламного блока. Настя порылась в своих бумажках, нашла телефон студии, выждала несколько минут и решительно набрала номер.
– Это Каменская, – представилась она, услышав в трубке голос Уланова. – Нам опять надо побеседовать. Когда вам удобно со мной встретиться?
– Обязательно сегодня?
– Желательно. Но можно и завтра, если вы сильно заняты.
– Хорошо, пусть будет сегодня. Вы настаиваете, чтобы я ехал к вам на Петровку?
– Вовсе нет. Мы можем встретиться на нейтральной территории, где-нибудь посередине между центром и Останкином.
– А как же протокол? – усмехнулся Уланов, и Насте почудилось что-то недоброе в этой усмешке. – Будете на коленках записывать?
– Мы протоколы не пишем, этим обычно занимается следователь. Мы с вами просто поговорим, попробуем найти ответы на интересующие меня вопросы.
– Но я уже неоднократно отвечал на самые разные вопросы и рассказал все, что знал. Ничего нового я вам не сообщу. Прошла неделя, а вы все вопросы задаете вместо того, чтобы искать преступников. Это что, новый стиль работы?
– Александр Юрьевич, мы попусту тратим время на пререкания, – мягко сказала Настя. – По поводу стиля работы я вам все расскажу при встрече. Так когда и где?
Уланов назначил время и место. Энтузиазма в его голосе Настя не услышала, но справедливости ради надо сказать, что и недовольства не было. Усталый человек, лишенный эмоций. Что это, результат пережитого стресса или что-то другое? Она хотела это понять. Пусть Мишенька Доценко ищет денежную подоплеку преступления, а она, Настя Каменская, будет заниматься эмоциями. Ей это интереснее.
* * *
– По-моему, предлагаемая вами комбинация излишне сложна. Неужели нельзя было придумать что-нибудь попроще?
– Можно. Конечно, можно. Но в сложности комбинации весь смысл. Он не должен понимать, что происходит.
– Бог мой, вы произносите банальные истины! Естественно, он не должен понимать.
– Вы не дослушали меня. Когда человек испытывает недостаток информации, чтобы выстроить целостную картину, он начинает додумывать, строить собственные версии происходящего. Такая сложная комбинация, которую разработали мы, не дает возможности построения хоть сколько-нибудь логичной версии. Он будет мучиться, ломать голову, ничего стройного и последовательного не придумает и начнет сомневаться в собственной способности здраво мыслить. А это повлечет неровности и срывы в повседневном поведении. Это должно сыграть роль коррозии, ржи, которая разъедает металл.
– А если ему все же удастся придумать объяснение, которое покажется ему достаточно обоснованным? Наблюдения показали, что он далеко не глуп и обладает известной фантазией.
– Вот именно, фантазией. Если он создаст собственную версию происходящего, то она неизбежно окажется совершенно бредовой. Мания преследования, идея материализованного абсолютного зла, силы тьмы, пришельцы – все что угодно. Пусть придумывает. Все равно это так или иначе скажется на его поведении и начнет разрушать его связи с окружающими. Каждый его поступок будет расцениваться как действие сумасшедшего, и реакция окружающих будет соответственная. Поверьте мне, мы очень тщательно анализировали его жизнь и составляли психологический портрет объекта. Вы неоднократно имели возможность убедиться в высочайшей квалификации наших психологов.
– Ну хорошо, будем считать, что вы на какое-то время умерили мои сомнения. Однако я прошу вас помнить, что это крупнейшая операция за все годы нашего существования. Речь идет об очень больших деньгах, и если мы не сумеем их получить, я вынужден буду считать, что операцию провалили именно вы. Не забывайте об этом.
– Не забуду…
* * *
Ехать на встречу с Каменской из уголовного розыска мне не так чтобы уж страстно хотелось, но кое-какие позитивные моменты в этом были. Во-первых, в ее присутствии меня вряд ли убьют, если, конечно, это не произойдет раньше и я вообще сумею добраться до места, где оно будет, это присутствие. Так что хотя бы на время беседы с этой странной дамочкой можно будет не напрягаться, расслабиться и, как говорят в армии, «оправиться и покурить». А во-вторых, это неминуемо оттянет время возвращения домой, опять же, если возвращению домой суждено будет состояться. Дома я, естественно, в безопасности, Вика меня убивать не станет и отраву в чай не подсыплет, она специального человека наняла и теперь ждет, когда он выполнит контракт. Но все равно пребывание наедине с ней превращается для меня в пытку. Почему? Ну почему? За что? Господи, ведь я так ее любил, ничем не обидел, ничего не отнял. Но я и не хочу знать, за что. Если она так решила, значит, считает это правильным. И у меня нет ни малейшего желания выяснять с ней отношения. Из ее рук я готов принять все, даже смерть.
Встречу я назначил на Колхозной площади, рядом с метро. Если пойдет дождь, посидим в машине, а если погода не испортится, можно будет выпить кофе в открытом кафе. Интересно, на сколько она опоздает? Не родилась еще женщина, которая умеет приходить вовремя даже на деловые встречи.
Но Каменская, к моему удивлению, не опоздала. Более того, когда я подъехал к Колхозной площади, она уже стояла в оговоренном месте, хотя до условленного времени оставалось минут десять. Как раз эти десять минут я и оставлял себе про запас на случай «пробки» в районе Рижского вокзала. Дождя не было, я вышел из машины и предложил ей посидеть на улице за достаточно чистым, хотя и слегка колченогим столиком.
До этого я видел Каменскую три или четыре раза, разговаривал с ней, но отчего-то не заметил, как странно она одевается. По-настоящему дорогими на ней были только кроссовки. Пожалуй, они стоили столько же, сколько и обручальное кольцо на ее руке. Все остальное – джинсы, куртка, платок на шее – было дешевым, неброского темного цвета. Впрочем, я слышал, что милиционеры получают маленькую зарплату, на нее хорошо не оденешься. Небось копила на эти «кроссы» целый год.
– Александр Юрьевич, что произошло с вашей передачей? – спросила она.
– Ничего, – я пожал плечами. – А что должно было произойти?
– Я смотрела сегодняшний эфир. Это совершенно не похоже на то, что было раньше.
– Прямой эфир, – коротко пояснил я. – Это всегда выглядит иначе, нежели заранее записанный и отредактированный сюжет.
– И теперь так будет всегда?
– Не знаю. Все зависит от того, когда появится корреспондент, который будет готовить программы вместо Оксаны.
– Просветите меня, Александр Юрьевич, – попросила она. – Я хочу понять, почему вам так необходим корреспондент, если вы прекрасно можете работать в прямом эфире.
Вопрос мне не понравился. Что значит «прекрасно могу работать»? Сегодняшний эфир был чудовищным и никак не отвечал общей концепции программы. Если бы Витя Андреев, наш директор, был жив, он бы мне голову оторвал за такую работу. То, во что я превратил беседу с кинопродюсером, было верхом непрофессионализма, и никакие оправдания на тему стресса и переживаний здесь не проходили. Я это отчетливо сознавал, но не считал нужным ничего менять в ходе эфира. Для чего напрягаться, если без Вити и Оксаны программа умрет самое позднее через неделю, а сам я умру, возможно, куда раньше. Да что там «раньше», меня все равно уже нет в живых. Пусть я еще двигаюсь и дышу, принимаю пищу и алкогольные напитки, произношу слова и произвожу впечатление нормального мужика, но разве человек может быть живым, если для него не существует понятия «завтра» и даже «через час»?
– Видите ли, – я был сама любезность и терпение, – ведущий должен знать о своем собеседнике достаточно много, чтобы сделать разговор с ним интересным для публики. Если бы программа шла один раз в неделю, то у меня было бы достаточно времени, чтобы познакомиться с человеком поближе и заранее продумать ход передачи. Но поскольку передача ежедневная, познакомиться и подготовить беседу с пятью гостями в течение одной недели я не могу просто физически. Для этого и существует корреспондент. Он встречается с будущими гостями передачи, получает сведения об их жизни, деятельности, вкусах, привычках, взглядах и проблемах. Потом, собрав нужные сведения, садится вместе с режиссером и начинает готовить программу. Ход беседы планируется заранее, неинтересные темы отбрасываются, интересные аспекты высвечиваются особенно ярко. И только на последнем этапе уже подключается ведущий. Оксана Бондаренко была уникальным работником и успевала подготовить необходимые материалы. Уж как она это делала, я не знаю, но факт есть факт. Один человек заменить ее не сможет, нужно искать как минимум трех. А это не так просто, как вы думаете. Поэтому, пока не наладится работа новых корреспондентов, мне придется работать в прямом эфире.
