скачать книгу бесплатно
Васил, без слов понял, о чём просит его Велебор и совсем тихо сказал:
– Не волнуйся, брат. Будь спокоен и за Мару, и за дом. Ступай с миром, делай что должен. Все мы радеем за доброе дело, и у каждого оно своё.
А Любава добавила:
– Всё будет хорошо. Много сейчас испытаний для каждого. И тебе тяжкая доля выпала. Помни, что ты не один. Вот тебе от нас с Марой оберег. Он убережёт тебя от злых чар.
Любава протянула Велебору маленький мешочек, расшитый магическими знаками и набитый заговорной травой. Мешочек был туго затянут лентой из Мариных кос.
Велебор с поклоном принял подарок, повесил его на шею и спрятал под рубаху.
– Пора, – окликнули старцы, подводя коней.
Велебор решительно вскочил в седло. Старцы не заставили себя ждать.
Мара слышала, как длиннобородый, направив коня к воротам, сказал Велебору:
– Невозможно утерять то, что едино с душой и сердцем.
А другой добавил, кивнув Маре:
– Иногда теряя, мы обретаем.
Мара долго смотрела вслед уходящим из долины грёз и махала платком.
Наконец, Любава обняла её за плечи.
– Пойдём в дом, детка. Скрылись ведь уже давно, кому-машешь-то? Пойдём, дорогая.
Мара вывернулась из объятий Любавы и пустилась в лес в своё укрытие.
Утром проснулась Мара с мыслью о том, где же сейчас её папенька? Что с ним? Добрался ли до пещеры?
Погружаясь всё глубже в мрачные мысли, Мара бесцельно блуждала по комнате и даже не заметила, как вошла Любава.
Любава внимательно посмотрела на Мару, излучая доброту и нежность.
– Уже встала, вот и умница! Идем кушать, я твои любимые блинчики приготовила.
– Не хочу я, – безразлично ответила Мара.
– Идём, идём, – Любава потянула племянницу за руку.
Мара вырвала руку и хотела оттолкнуть няньку, но зацепилась браслетом, за жемчужное ожерелье Любавы и чуть не порвала его. Любава ловко освободила своё ожерелье. Её подбородок дёрнулся вверх, зрительно увеличив орлиный нос.
Лицо Любавы исказилось душевной болью. Она поправила ожерелье, и тихо, но твёрдо произнесла:
– Идём! Покушаем, а потом рубаху тебе шёлковую шить будем.
– Какую ещё рубаху, ни к чему она мне! – Мара с возмущением уселась на кровать.
– Это сейчас ни к чему! – мягко произнесла Любава. – А как суженый явится, так очень даже к чему окажется! – Любава села рядом и принялась гладить Мару по волосам. – Но тогда уже шить поздно будет. Тепереча готовить надобно.
– Да не хочу я ничего и не буду! Отстань от меня, нянька, без тебя тошно. Я лучше на поляну свою уйду.
– Ну вот сделай дело, да и гуляй смело, на свою поляну. Отдыхай! Со зверюшками да птичками своими играй. А перечить мне не гоже! – сохраняя спокойствие, произнесла Любава.
А потом встала и направилась к выходу.
– Да не до игр мне теперь! – крикнула в спину уходящей няньке Мара. –Ты что не понимаешь? Папенька в опасности!
Любава остановилась, повернулась к Маре и как можно ласковее сказала:
– Отчего же не понимаю? Очень даже понимаю! Но каждый должен своё дело править. Кто-то от ворогов защищать, а кому-то вон рубахи шить… Ясно тебе? – пристрожилась в конце Любава.
Мара нехотя встала с кровати и поплелась за нянькой.
Когда Любава и Мара вошли в столовую за столом сидел Васил. Увидев их, он воскликнул:
– Ну наконец-то! Можно с голоду помереть пока вас дождёшься! Вон блинчики уже остыли!
Мара присела на своё место и уставилась на стол, где стояли разные яство: мед, сметана, смородишное варенье, ягодный соус. А посредине на большом блюде возвышалась высокая горка блинов.
Васил сурово глянул и спросил:
– Чего так долго? – И, не дожидаясь ответа, принялся читать благодарения Богу. –Слава Небу и слава Земле, за то, что есть еда на столе!
Слегка склонив голову, Любава принялась наливать травяной чай из заварника, что стоял на самоваре. Добавила кипятка и заправила чай свежими сливками. Для себя же она приготовила липовый чай, уж очень он ей был по вкусу.
Мара наколола блин на вилку и возила им по пустой тарелке.
Одолеваемая хмурыми мыслями она размышляла:
«У меня горе, а меня всякой ерундой заставляют заниматься. Не понимают, что не до того мне. Одна птичка меня понимает, да и той не видать…»
Любава глянула на Мару и сказала:
– Блин – не стог, на вилы его не накалывают! Прояви уважение к солнцу! Чего ты ковыряешься? Ешь и не думай о плохом! – А потом добавила мягче: –Ты не печалься Марушка! Ведь печаль в беде не помощник. Печаль – это море! Утонешь, пропадёшь…
Рубаху кроили по всем правилам, как положено к свадьбе, цельной. Любава положила ткань на большой обеденный стол. Достала из шкафа шкатулку с нитями да иголками. Вынула оттуда верёвочку, и принялась измерять Мару.
– Стой прямо, расправь спину, чего согнулась-то!
Нянька вымеряла верхнюю часть и переносила размеры на ткань, приговаривая:
– Держи ткань ровнее, как-никак свадебный наряд готовишь! Чуть неточность и перекосится всё. Наденешь рубаху, а она вся скукожится. Выйдешь ты в своем наряде, и все гости увидят какая ты мастерица да рукодельница. И слава о тебе пойдёт, как о криворукой.
– Опять ты, нянька, со своими нравоучениями! Ну чего ты всё время меня шпыняешь да пророчишь мне чёрте что?
– А, чтобы ты не ленилась! – тут же ответила Любава. – Старалась! Ведь какой свадебную рубаху сошьёшь, такой и жизнь твоя станет.
Мара взяла металлическую иголку почти идеальной формы с загнутым в небольшое колечко краем. Такие иголки были большой редкостью. Эта досталась Маре от мамы. Птаха была рукодельницей, и набор иголок, отлитый лучшим мастером Сваргии, Велебор подарил супруге на рождение дочки.
Вдевая нить в колечко, Мара спросила:
– А коли я замуж не пойду, куда энтот наряд-то денешь? Так и сопреет в сундуке!
– А ты шей! – ответила Любава. – А всё остальное само справится.
– Может, и с папенькой само всё справится? – ехидно заметила Мара.
– Чем зубоскалить, лучше за стежками следи! – строго ответила Любава.
Мара притихла, а потом и вовсе замолчала.
Замолчала надолго – до самого вечера не проронила ни слова. Молча и равнодушно выполняла все поручения по дому. Ни Любава ни Васил не могли её разговорить.
Глава 4
Прошла неделя, но Велебор всё ещё не вернулся и никаких известий от него не было.
Всё острее и болезненнее переживала Мара отсутствие отца, чувствовала себя брошенной и никому не нужной.
Однажды она попыталась поговорить с нянькой и Василом, о том, как можно помочь папеньке, что нужно бы отправиться к той пещере, но они и слушать её не захотели, мол, это не детские заботы!
– Ишь чего удумала! – ворчал Васил. – Нос с локоть, а ума с ноготь! Нет её однозначно надо запереть в тереме!
Любава заступилась за Мару.
– Терем не спасёт её от мрачных мыслей, только хуже будет! Но что-то делать надо!
И они стали ещё больше загружать Мару домашней работой.
Мара проснулась чуть раньше обычного. Стояло раннее ясное утро. И пока Любава не появилась, Мара решила сбежать в свой шалаш, чтобы послушать лес, как её учил отец.
Не сказав никому ни слова, она незаметно ускользнула из дома.
Проворно забралась в шалаш, сосредоточилась на ощущениях, прислушиваясь к лесу, желая понять, что там с папенькой, но мрачные мысли не давали ей покоя.
– Папенька в беде, ему помочь надобно. А меня рубаху шить, да всякими делами загружать… Лучше я одна в лесу буду жить, может здесь у диких животных и птиц я и узнаю, что с папенькой и как ему помочь.
На ветке рядом с шалашом появилась белка. Это милое создание высоко держало пушистый хвост.
– Вот как ты думаешь, белка? – обратилась к ней Мара. – Зачем мне учиться всем этим премудростям домашнего быта, когда папенька в беде?
Белка замерла и внимательно уставилась на Мару, будто слушала её.
Мара вздохнула и начала язвительно передразнивать няньку:
– Я тебе передаю не просто знания, а опыт Рода нашего, а ты носом воротишь. Внимательной надо быть к тому, что ты делаешь, а тебя в деланье нет. Жизнь так мимо тебя и пройдёт.
Едва Мара замолчала, белка завертела мордочкой, будто пытаясь что-то сказать.
Не обращая внимания на её поведение, Мара продолжила рассказывать ей о своём.
– Но вот как же, белка, меня нет, когда я там! И делаю что велят! Вот только супротив моей воли, да и мысли мои не о том…
Мара повторяла слова Любавы, которые незаметно проникали в её сердце, заставляя осмыслить сказанное. Но всё так же продолжала передразнивать няньку:
– И невдомёк тебе, что всё искажено для тебя, твоей болью. А повинуясь ей, ты наполняешься обидой и злостью, с таким-то добром, ты не сможешь прийти к Богу нашему Роду. Утянет тебя боль твоя в кривду и ложь и сгубит душу твою. Вот и сейчас витаешь непонятно где! Учишь тебя учишь! А ты…
Белка подпрыгнула на месте и закрутила мордочкой с удвоенной силой.
Мара удивлённо посмотрела на неё, а потом в ту сторону, куда белка всё время поворачивалась. И увидела, как рядом со старым дубом появилось свечение.
Оно ширилось, разворачиваясь по кругу. И вдруг в центре появился силуэт человека с посохом.
Мара испугалась и перестала дышать.
Пристально всматриваясь в силуэт, она вспомнила: такое же свечение было в день, когда умерла её маменька.
«Что же это такое? Что?» – мысли кружились в голове не давая ответа.
Вдруг от речки послышался голос Любавы:
– Мара! Мара! Ты где? Отзовись! Мара…
От пронзительного голоса Любавы Мара на какое-то время оцепенела. Надо было крикнуть няньке, предупредить, но Марины уста словно слиплись.
Человек, что находился в центре свечения, услышав Любаву, вздрогнул, замер, а потом сделал шаг назад и исчез. Свечение замерцало, и рассыпалось в воздухе, не оставив и следа.
Когда Мара очнулась, поняла, что Любава уже ушла. Ей стало жутко страшно, она быстро спустилась с дерева и рванула домой.
Подбегая к амбару, Мара встретила Васила. Он сидел на скамейке и задумчиво плёл корзинку.
Мара хотела рассказать ему про свечение, но не успела начать, как Васил взял прут и, пригрозив им, принялся отчитывать её.
– Ну что? Где ты была? Тут Любава с ног сбилась искать тебя, а ты самовольничаешь. Вот приедет Велебор посадим тебя в башню будешь там сидеть!
– Папенька так никогда не сделает, – ответила Мара, отступая назад. – Он меня любит! А ты, дядька, меня за что так ненавидишь?
Васил откинул прут в кучу и, вздохнув, сказал миролюбиво:
– Да с чего ты это взяла, что я тебя ненавижу? Дурёха! Я люблю тебя! Ещё как люблю! Вот только ты Любаву шибко волноваться заставляешь. А мне жалко её. Сейчас вон бледная бегала, тебя искала. На поляну твою ходила, а тебя там нет. – В голосе Васила послышалось раздражение. – Вот где ты была? Я говорю, а тебе хоть бы хны! Ни капельки красочки на щеках.
Мара смутилась.
«И впрямь, чего я так с нянькой?» – подумала она.
