История Золушки

скачать книгу бесплатно


На аэродроме ее визиту удивились, но от комментариев воздержались. И правильно: она командир, ей виднее. Отрапортовали, как положено, показали поступившие из штаба полка сводки – метеорологическую и оперативную, – пожаловались для проформы на нехватку электрических ламп нужной мощности. Все-таки при ночных вылетах только подсветка позволяет летчикам видеть границы ВПП. Да и, вообще, сориентироваться, где что, когда уже взлетел.

Кира все это внимательно выслушала, игнорируя украдкой брошенные на ее «фигуру» взгляды, напомнила, что требования на лампы давно уже отправлены наверх, заглянула к пилотам дежурного звена и побежала обратно.

Ночь выдалась спокойная. «Окаянцы» притихли, но наверняка ненадолго. День-два отдохнут и снова полезут. Уж больно лакомые цели прикрывает 7-й ИАП. Так что покой, как говорится, нам только снится. Но Кире – ради разнообразия, наверное – снилась, увы, всякая дребедень.

«Лучше бы мужики снились, ей-богу! – подумалось на бегу. – Все-таки с мужчинами лучше, чем без них!»

Ну кто бы спорил! Кире тридцать. Женщина, можно сказать, в самом расцвете лет, да еще и под богом ходит едва ли не каждый день. А от понимания скоротечности жизни «аппетит» порой так разыграется, что хоть на луну вой. Но ни выть, ни по мужикам бегать нельзя. Она командир, да ко всему еще и новый в полку человек. Репутации определенной не имеет, поскольку попросту не успела ее заработать. К тому же женщина. А от женщин в таких случаях всегда ожидают крайностей: или шлюха, или синий чулок, и никаких промежуточных градаций. В этом смысле лучше уж прослыть «фригидной старой девой», чем потаскухой. Это докторицы да переводчицы из разведотдела дивизии могут позволить себе все, что в голову взбредет или «передок» захочет, а истребителю такое невместно. Офицерская честь – она дороже девственности. Потому что без целки, как показывает жизнь, можно легко обойтись, а вот без чести офицеру никак!

Под эти не подлежащие огласке размышления Кира добежала до своего коттеджа и, бросив взгляд на часы, решила, что на гимнастику у нее осталось не более получаса.

«Тоже деньги!» – она быстро вбежала в комнату, отстегнула кобуру и поспешила в палисадник, но по дороге, как назло, встретила Львова.

«Помяни черта!»

Львов по своему обыкновению вышел ей навстречу прямо из уборной. Такого рода утренние встречи становились у них традицией. Бог его знает, как это у него получалось, но чаще всего по утрам они с Кирой сталкивались именно в сенях. Исключением являлись только те дни, когда они вместе заступали на ночное дежурство.

– Хотели застать меня со спущенными штанами, комэск?

– И не мечтайте! – усмехнулась в ответ Кира, вспомнив по случаю свои давешние мысли о мужчинах.

– Вижу, вы с пробежки.

Ну еще бы не увидел, она же, несмотря на ранний час, успела уже не по-детски вспотеть.

– Да, – кивнула Кира. – Решила проведать КДП.

– Ну, и как там?

– Штатно, – пожала она плечами и вдруг спросила, возможно, оттого, что стояла с ним лицом к лицу: – Яков Иванович, а вам приходилось видеть противника в лицо?

Если честно, глупый вопрос для пилота, во всяком случае, в большинстве случаев.

– Пару раз, – не задумываясь ответил Львов. – Запоминающееся зрелище, не правда ли?

– Да, пожалуй, – согласилась с ним Кира. – Такое и захочешь, да не сможешь забыть…

Ретроспекция 3

Задачи у истребителей в большинстве случаев формулируются просто: «чужих оттеснить», а «своих защитить». Конкретно в тот раз они защищали. А если быть совсем точным, сопровождали штурмовики. Летели над морем. Не то чтобы совсем уж прижимаясь к воде, но и невысоко, а внизу была такая красота, что глаз не оторвешь. Адриатика, штиль, и солнце светит под таким углом, что все внизу сияет и искрится, и переливается всеми оттенками зелени и ультрамарина. Но, к счастью, Кира, шедшая командиром звена, всегда тонко ощущала характер момента и умела правильно расставлять приоритеты. Она взглянула вниз мельком и то не столько для того, чтобы полюбоваться феерией красок и света, хотя моментальное впечатление радости осталось с ней навсегда, сколько для того, чтобы убедиться, что они не налетят сдуру на какой-нибудь итальянский крейсер, способный поставить в небе стену огня. Взглянула и тут же подняла глаза, оглядываясь через плечо, и сразу же переключилась на верхнюю полусферу. Оказалось, вовремя. Она сразу увидела «макаронников», заходящих на их построение сверху справа, и немедленно передала во внезапно ставший враждебным эфир:

– Я шестой! Пара «макки» на три часа, высота на глаз две тысячи. Атакуют!

Это еще хорошо, что шел четвертый месяц войны, и русские истребители успели пересесть на Ла-5 радиофицированные. Без радиосвязи в тот раз плохо бы им пришлось.

Итак, Кира увидела два итальянских истребителя, явно заходящих в атаку. Не так, чтобы очень страшно. Отражение такой атаки входило, что называется, в комплекс обязательных упражнений, и Кире не пришлось даже отдавать каких-либо специальных приказов. Все и так знали, что и как делать, и сразу же начали перестраиваться. Тем не менее на душе было неспокойно, хотя, казалось бы, откуда мандраж? Их четверо, а итальянцев двое. Вот только Кира в такие удачи никогда не верила. И правильно делала, что не верила. Внезапно из ниоткуда появилась вторая пара «макки», буквально материализовавшаяся в хрустально прозрачном воздухе из ничего и с ходу рванувшая валить в море русские штурмовики.

Но и это, в общем-то, еще не катастрофа. Пара на пару вполне нормальный расклад, и, послав Ивлева на перехват первой двойки, Кира вступила в бой со второй. И вот тут с ней произошла одна из тех историй, каких на самом деле немало случается с теми пилотами, которые достаточно долго живут, чтобы об этом рассказать. Но уж точно, что запоминаются такие случаи на всю оставшуюся жизнь, главное, чтобы была она, эта жизнь, и чтобы оставалось ее побольше.

Отбивая очередную атаку итальянца, Кира успела развернуть свой истребитель прямо ему в лоб. Но вражина тоже не сопляк – лобовой не принял, а резко взмыл почти вертикально вверх, выполнив практически идеальный хаммерхед[20 - Фигура высшего пилотажа, когда самолет уходит от противника, идущего встречным курсом, вертикально вверх.]. Кира, естественно, рванула вдогон и неожиданно оказалась всего в нескольких десятках метров позади и сбоку от карабкающегося в жестокое небо итальянца. Совсем рядом, настолько близко, что отчетливо видела нижнюю часть фюзеляжа и красную молнию в круге на чужих плоскостях, но выстрелить сначала не успела, зависнув на месте на пару критически важных секунд, а потом уже не смогла.

И вот оба они, Кирин Ла-5 и вражеский макки, лезут вверх, но уже не один за другим, а как бы параллельно, хотя и с разницей по высоте, а скорость падает, и тут уж не столько от тебя зависит, что случится потом, сколько от техники и везения. Хрен его знает, кто первым сорвется в штопор. Что же делать дальше, думает Кира, лихорадочно перебирая варианты. Как изловчиться и дать по сукину сыну очередь? Но ведь и итальянский летчик – мать его за ногу! – думает о том же самом, потому что оба они истребители, читай охотники, если кому так нравится, или гладиаторы, или просто убийцы, если говорить начистоту. И оба хорошо понимают: кто свалится без скорости первым, тот и будет убит.

А «лавочкин» уже качается из-за малой скорости. Он на пределе. И Кира давит левой рукой на секторы газа и шага винта, а сама не сводит взгляда с «макки» и видит, как закачался вдруг итальянский истребитель – скорость потеряна! – и в тот же миг сваливается вниз, в пикирование. И Кира готова уже торжествовать: в упор, мол, расстреляю гада. Но машина не слушается, вздрагивает, вот-вот сорвется в штопор. И вместо того, чтобы развалить противника убийственным с такой дистанции огнем двух двадцатимиллиметровых пушек, Кира плавно переводит ее в пикирование, но враг быстро уходит, дистанция увеличивается, и его уже не догнать.

Однако в тот краткий миг, когда они снова оказались «лицом к лицу» на встречных курсах, Кира на миг действительно видит лицо итальянца, в шлемофоне, без очков, и взгляды их встречаются, чтобы сразу же разойтись. Но мгновенное впечатление от этой встречи остается, как моментальная фотография, буквально выжженная ярким солнцем и кипящим в крови адреналином на серой поверхности Кириного мозга, который занят в этот момент совсем другим.

Объяснить, что Кира тогда почувствовала, невозможно. Нет таких слов. Ее понял бы, вероятно, волк, промахнувшийся по оленю. А нормальным людям такое не дано и не надо. Она дала – «для порядка» – длинную очередь вдогон, но, увы, безрезультатно. Выходило, что они с итальянцем только посмотрели друг на друга и чинно разошлись. Такого не должно было случиться, ведь в маневре Кира получила явное преимущество, однако реализовать его не сумела. А, кроме того, оторвалась от ведомого, потеряв того где-то на подъеме, и осталась одна.

Она в последний раз посмотрела вслед уходящему «макки» и, развернувшись, на максимальной скорости пустилась догонять своих.

Глава 3

Будильник, сука – убийца девичьих снов. Зазвонил, как водится, не вовремя и звонил, звонил… А Кира после двух дней «в седле» устала так, что и восемь часов сна показались ей каплей в море. Но если труба зовет… Она поднялась с постели только из чувства долга, да еще, быть может, из-за ощущения смутной тревоги, которое давно – еще в детстве – научилась принимать всерьез. Мать, бывало, говорила о таком – вещует, де, сердце, и возможно, права была покойница. Кержачки, которые умом не тронулись или в оборотни не подались, – все ведьмы. Такой и Кира уродилась. Чего не знала, всегда угадывала. И в то утро тоже почуяла – «оно!». Соскребла себя с койки. Умылась, прихорошилась, в смысле причесалась, надела старенькую и порядком вылинявшую винтажную тужурку довоенного покроя, но с актуальными знаками различия, и повязала шейный платок. Нацепила темные очки, чтобы скрыть нездоровую красноту глаз, вышла на веранду, тянувшуюся вдоль всего фасада, и огляделась, узнавая привычную суету. Все-таки не тревога, скорее, праздник.

«Гости приехали!»

– Кого это к нам ветром занесло? – спросила, закуривая и стараясь не косить глазом на соседа.

– А черт их знает, папуасов, командир! – Львов сидел в старом плетеном кресле, положив ноги в войлочных тапочках на перила, читал книжку, курил. Казался умиротворенным.

«И ведь как специально!»

«Таких совпадений не бывает!» – подумала она в то свое первое утро в полку, обнаружив, кто является ее соседом по коттеджу. Но и подозревать «заговор и коварство», тем более «коварство и любовь» было вроде бы не с чего. Приходилось принимать как есть: жизнь ведь, действительно, на то и жизнь, чтобы никто не заскучал.

– Что читаете? – все-таки не удержалась, посмотрела на поручика, мазнула быстрым взглядом по небезупречному, но скорее приятному, чем наоборот, профилю, привычно «споткнувшись» о шрам на нижней челюсти.

– «Основы метафизики нравственности», – Львов не выпендривался, он действительно читал Канта.

«Безумие какое-то!» – застонала мысленно Кира, готовая заорать, но при этом твердо знавшая, что никогда этого не сделает.

– И как вам? – спросила вслух, стараясь казаться равнодушной.

– Сказать, что божественно? Так не поверите же.

– По-моему, скукочища, – пожала плечами Кира, вспомнив кантовскую заумь про категорический императив и автономную этику.

– В переводе читали?

– Нет, – зло усмехнулась Кира, которую Львов временами доводил до белого каления, – наслаждалась подлинником.

– Значит, вы, командир, женщина не только умная, но и образованная, что, учитывая все прочие ваши достоинства…

– Хотите на гауптвахту, Яков Иванович? – прищурилась Кира. – Ненадолго. Денька на три, пока не распогодится. – Глянула она на обложенное облаками небо. – Как думаете?

– Я к вам с разговорами не приставал, командир, – Львов демонстративно открыл книгу и уперся взглядом в текст.

«Это точно, сама пришла…»