Океан между нами

Маргарита Дзюина

Океан между нами

Каждая волна – это шаг навстречу. Каждый шторм – напоминание, что живы только те, кто плывёт.

От Автора

Друзья, хочу поделиться с вами бонусной главой от лица Мегги. Она никогда не входила в книгу, но именно здесь рождаются её решения, которые позже приведут к «Поцелую под звёздами».

Мне очень хотелось раскрыть Мегги глубже – показать не только её слова и поступки, но и то, что прячется у неё внутри. Когда я писала «Поцелуй под звёздами», эта глава буквально сама стучалась ко мне.

И, возможно, читая её, вы почувствуете, что океан между вами и Мегги становится чуть ближе. Здесь вы узнаете её настоящую: немного упрямую, немного потерянную, но до боли живую.

С любовью, ваша Маргарита.

Через океан

Я открыла глаза слишком рано.

Не рассвет, ещё ночь.

Только бледная полоска света прорезает шторы.

Комната пахнет им.

Соло.

Я слышу его дыхание рядом.

Медленное. Спокойное.

Будто мир для него лёгкий, а для меня – тяжёлый, как камень.

Я не двигаюсь.

Боюсь.

Если повернусь – увижу его лицо.

А если он откроет глаза – увижу правду. Я не готова.

Сердце бьётся так, что его должно быть слышно.

Я тону в собственном шуме.

В собственной вине.

Почему именно он?

Почему именно сейчас?

Я работаю в этом отеле,

моё утро должно начинаться с постели горничной,

а не с чужих рук на моей коже.

Я прижимаю ладонь к губам.

Они всё ещё горят от поцелуев.

Я хочу стереть это чувство, но оно только глубже прожигает. Мегги, беги.

Шёпот внутри меня звучит громче, чем дыхание Соло.

Он спит.

А я уже не сплю.

И, наверное, больше никогда не усну спокойно.

Я должна встать.

Собрать вещи.

Уйти.

Но я лежу.

И смотрю в потолок.

И думаю о том, что можно убежать из этой комнаты.

А вот из себя – невозможно.

Три года у меня получалось прятать свои чувства.

Три года я изображала радостную девушку Саймона.

Чёртов Саймон.

Он всегда хотел, чтобы я улыбалась на фотографиях.

Чтобы мы выглядели идеально.

Чтобы друзья говорили: «Какая пара».

Я смеялась, я кивала, я носила его кольцо.

Я даже научилась целоваться с ним так, будто это привычка.

Но привычка – это не любовь.

Я изменила ему в канун нашей свадьбы.

Изменила не с кем-то.

Изменила с тем, от кого пыталась убежать всё это время. С Соло.

Что это значит?

Что в моей жизни не было любви?

Что все эти три года я просто играла роль?

Я сама себе противна.

Но ещё больше – страшно.

Потому что, если измена – это ошибка,

почему она всё ещё болит, как истина?

Я пыталась убедить себя, что это слабость.

Что это срыв.

Что это можно забыть.

Но три года я просыпалась с его лицом в голове.

Три года я слышала его голос в тишине.

Три года я делала вид, что счастлива.

Значит, это не любовь к Саймону.

Значит, я всё это время жила не своей жизнью.

Саймон был моим другом со школы.

Он так радовался, когда я вернулась в Париж.

А я радовалась, что смогу забыть Соло.

Как же я ошибалась.

Саймон обнимал не так.

Целовал не так.

Говорил не так.

И даже секс…

Да что там секс.

Каждый раз – как испытание.

Как будто я сдаю экзамен, который не хочу сдавать.

Моя игра в подружку затянулась.

Я пыталась убедить себя, что это жизнь.

Что так и должно быть.

Что счастье выглядит именно так.

Но сердце знало правду.

Каждый раз, когда я закрывала глаза, там был не он.

Я боялась признать.

Боялась окончательно распасться на тысячи частиц.

Боялась, что, если распадусь – меня уже не соберут обратно.

И потому я держалась.

Держалась за иллюзию.

За привычку.

За удобство.

Но любовь?

Её там не было.

И я знала это каждую секунду.

Я тихо собираю вещи.

Каждое движение – как предательство.

Джинсы, блузка, сумка.

Я пахну им.

Самый любимый запах на свете.

Смесь табака, кофе, тепла его кожи.

Этот запах останется со мной дольше, чем я сама смогу выдержать.

Я сажусь за стол и пишу записку.

Очередную.

Такую, которая разобьёт сердце. Ему.

И мне.

Руки дрожат, буквы выходят кривые.

Я пишу: «Соломон, я не могу так. Я не хочу того мира, в котором ты живёшь. Я снова сбегу. Пожалуйста, не ищи меня. Я выхожу замуж в следующем месяце. Ты снова перевернул всю мою жизнь. За что? Оставь меня. Ты прав – я люблю тебя. Но я отпускаю тебя. Мы были молоды и глупы. Любовь живёт три года. А дальше что? Что будет за нашей страстью? Прощай. Ты – самое лучшее, что было со мной. Люблю тебя. М.»

Слова падают на бумагу, как пепел.

Я знаю, что он прочитает и замолчит.

Он всегда молчит, когда больно.

А я всегда пишу, когда больше не могу кричать.

Складываю лист.

Оставляю на тумбочке.

Маленький камень на сердце, который не даёт вздохнуть.

Я вызываю такси.

Пальцы едва слушаются экран, когда печатаю адрес.

Сердце колотится, будто хочет вырваться наружу.

Саймону я отправлю сообщение.

Обыденное, бездушное.

«Еду домой. Приём английской делегации затянулся».

Ложь.

Простая, банальная.

Ложь, за которой скрывается вся моя жизнь.

Такси подъедет через десять минут.

Я стою у окна, держу куртку в руках.

И думаю:

сколько ещё можно убегать,

если убегаю я только от себя?

Я выхожу в коридор.

Дверь мягко щёлкает за спиной.

И этот звук громче всего, что я слышала за эти годы.

Не просто дверь.

Целая глава захлопнулась.

Я стою секунду.

Не могу сделать шаг.

Будто ноги приросли к ковру.

Хочется вернуться.

Хочется упасть рядом, вдохнуть его запах, прижаться.

Но я знаю – если вернусь, то останусь навсегда.

И потеряю себя окончательно.

Я иду.

Каждый шаг отдаётся в груди.

Словно сердце бьётся о рёбра.

Лифт открывается.

Пустой.

Холодный.

Я захожу внутрь и вижу в зеркале своё лицо.

Незнакомка.

С губами, покрасневшими от его поцелуев.

С глазами, в которых всё ещё живёт он. Я отвожу взгляд.

На улице сыро и прохладно.

Париж только просыпается.

Такси ждёт у входа.

Я сажусь на заднее сиденье, называю адрес,

и, пока машина трогается,

понимаю:

это не просто дорога домой.

Это побег от прошлого.

И от будущего, которого я боюсь.

Такси выезжает на пустую улицу.

Париж ещё не проснулся окончательно, но уже начинает дышать.

Редкие машины скользят мимо, витрины кондитерских сияют мягким светом, где-то пахнет свежим багетом.

Огни Парижа мерцают, будто подмигивают моей слабости.

Словно сам город знает, что я только что разрушила целый фасад своей жизни.

Я прижимаю лоб к холодному стеклу.

Стекло ледяное, и это приятно – будто может охладить огонь внутри.

Глаза закрываются сами.

И всё, что я слышу, – ритм колёс по мостовой и собственное дыхание.

Будто Париж хочет убаюкать меня напоследок, перед тем как я уйду навсегда.

Можно убежать из отеля.

Можно убежать из Парижа.

Можно убежать даже от Соло.

Но от своих чувств – никогда.

Они садятся рядом.

Едут со мной.

И будут со мной всегда.

Я приезжаю рано утром домой.

Саймон не спит. Он сварил мне кофе. Он такой идеальный будущий муж. Какое счастье, что мы вместе. Ложь. Ложь. Ложь.

Наш фасад скрывает постоянные ругани. О том, что я не соответствую его стандартам идеальной жены. Он всегда поправляет меня, замечает каждую мелочь, говорит, что надо иначе. И я слушаю и молчу, потому что так проще.

Он сделал предложение. Потому что мы вместе уже почти три года. Потому что «пора». Потому что так правильно.

А я улыбаюсь, соглашаюсь, надеваю кольцо. Снова улыбаюсь на фотографиях. Снова думаю, что так и должно быть. Снова чувствую, как внутри всё сопротивляется.

Потому что это не жизнь. Это спектакль.

А я всего лишь актриса, которая давно забыла текст.

– Привет, дорогая моя. Как твоя ночь? Как делегация из Англии?

Он бегает по кухне, суетится, ставит чашку на стол, роняет ложку, снова поднимает её. Улыбается так старательно, будто хочет вырезать эту улыбку на моём лице.

А я смотрю на него и мне противно.

Когда он целует меня – я чувствую вкус мыла во рту.

Когда он обнимает – я будто задыхаюсь от чужого запаха его свитера.

Меня выворачивает изнутри.

И тогда память бьёт.

Его – Соло – руки.

Тяжёлые, горячие.

Прикосновения, от которых кожа горела и жила.

Его дыхание у моего уха.

Сбивчивое, тяжёлое, как будто он боялся потерять меня даже во сне.

Его вибрация.

Каждое движение, каждый взгляд отзывались во мне так, будто мы были единым организмом.

Саймон ставит кофе передо мной.

Я делаю глоток.

И чувствую вкус мыла.

И понимаю:

я живу не с тем человеком.

Я живу не той жизнью.

– Всё хорошо, Саймон. Всё хорошо.

Я смотрю в окно.

Соседка уже проснулась и поливает свои розы.

Рози гуляет с псом вдоль тротуара.

Мир не изменился.

Он дышит, живёт, повторяет привычные движения.

Изменилась только я.

Будущая жена.

Чужая, не своя.

уже всего – быть будущей женой без будущего.

Я вышла на нашу веранду.

Утро тихое, свежее.

Я села в кресло, уткнулась в подлокотники.

Саймон накрыл меня пледом.

Аккуратно, как всегда.

Старательно, как будто это тоже ритуал.

И меня вдруг тошнит от его заботы.

Не от самого жеста, а от того, как он выглядит: правильным, выверенным, показным.

– Мегги, ты задумчивая. Что-то случилось?

Его голос ровный, спокойный.

Слишком спокойный.

В нём нет тревоги за меня,

есть только привычка спросить,

как будто он зачитывает реплику из пьесы,

где мы давно играем чужие роли.

Я отворачиваюсь.

Чтобы он не увидел, как во мне всё сопротивляется. Что-то случилось?

Да.

Случилось три года назад.

Случилось каждую ночь, когда я закрываю глаза и вижу его.

Я думаю о Соло.

О его руках, тяжёлых и горячих.

О его дыхании – сбивчивом, живом, настоящем.

О том, как он прикасался ко мне, будто боялся отпустить.

И я понимаю, что всё случилось именно тогда.

Тогда, когда я предала Саймона ещё до того, как стала его женой.

Когда я предала сама себя, выбрав удобство вместо жизни.

От пледа, а я чувствую запах стирального порошка.

Чистый, правильный, стерильный.

И меня выворачивает изнутри, потому что я помню совсем другой запах.

Табак. Кофе. Его кожа.

Мой самый любимый запах.

Саймон ждёт ответа.

А я молчу.

Потому что, если скажу правду – всё закончится.

И, может быть, именно этого я хочу.

Саймон поправляет плед.

Улыбается, как будто всё под контролем.

Как будто я – его крепость, его спокойствие.

А я сижу и думаю:

мне нужно бежать.

Не сейчас.

Не в эту минуту.

Но бежать.

Потому что, если я останусь, я исчезну.

Растворюсь в его правильных завтраках, в его стерильных поцелуях, в его бесконечных «надо» и «так правильно».

Я не его будущая жена.

Я чужая женщина в чужом доме.

И, если не уйду, так и проживу чужую жизнь.

Мысль о побеге встаёт во мне, как глоток воздуха после долгого удушья.

И страшно, и сладко.

Потому что впервые за долгое время я чувствую себя живой.

– Знаешь, Саймон… – я выдыхаю и смотрю в окно, – я не вижу смысла в наших отношениях. Я не люблю тебя. Ни капли. Ни тогда, ни сейчас.

Он моргает. На секунду теряется, но быстро собирается.

– Мегги, ты глупишь. Это мандраж перед свадьбой. У тебя была тяжёлая смена. Давай я сделаю тебе массаж…

Его рука тянется к моему плечу. Я отстраняюсь.

– Саймон, я не люблю тебя. Я не хочу свадьбы.

Он хмурится, но голос остаётся мягким, слишком мягким, будто он успокаивает ребёнка:

– Любишь. Ты же мне это говоришь всё время.

Я закрываю глаза.

– Говорю.

– Ну вот.

– …и чувствую другое. Совсем другое.

Тишина падает, между нами.

Он смотрит на меня так, будто впервые видит.

А я чувствую, как внутри ломается последняя декорация.

– Саймон, то, что ты придумал нашу жизнь как в кино – это ты придумал.

Он обижается, морщит лоб, но голос всё ещё мягкий, почти оправдывающийся:

– Мегги, я купил дом для нас. Я возил тебя в отпуск. Я делал всё ради нас.

– Нет, – я качаю головой. – Ты купил дом для себя. Я тебя не просила. Меня устраивало то, что мы жили в разных квартирах.

В отпуск? Да, ты возил меня. Только потом выставлял счёт. Ты всегда брал с меня половину стоимости.

Он замолкает.

И в эту секунду я впервые вижу его без маски.

Он не понимает, что сказать.

Потому что все его «подвиги» рушатся.

А я смотрю прямо и думаю:

всё это время он строил жизнь для себя, а не для нас.

И мне больше не хочется быть частью этой декорации.

– Слушай, Мегги… – он резко поднимает голос, уже без мягкости. – Я не хочу снова искать девушку. На меня все давят. Мне тридцать три, я не женат, у меня нет детей… Ты понимаешь, как это выглядит?

Я смотрю на него.

И впервые не боюсь сказать правду.

– Я не виновата в том, что ты живёшь в ярлыках.

Он откидывается в кресле, словно я ударила его.

Тишина тянется, между нами.

А я вдруг понимаю: этот разговор уже не про нас.

Он про его страхи. Про его фасад. Про его желание соответствовать.

А я не хочу больше быть частью этой витрины.

– Что я скажу семье? – он почти кричит. – Она передумала, да? Даже если вдруг ты мне изменила – ничего. Мне без разницы. Один раз не считается. Я тоже тебе изменил. С Руми. С работы.

Я смотрю на него.

Сначала не верю, потом усмехаюсь.

Горько. Резко.

– Саймон… Руми – точно не твоем вкусе.

Я знаю это лучше, чем ты.

Он дергается, но быстро пытается взять себя в руки.

– Какая разница, Мегги. Ты же понимаешь… я просто хотел…

– Что? – я приподнимаю бровь. – Хотел как-то сделать мне больно? Хотел оправдать себя?

Он отводит глаза.

И в этот момент становится ясно: ему всё равно.

Ему важно не я, а то, что подумают его семья, коллеги, соседи.

А я больше не хочу жить в его оправданиях.

Он кричит про долг, про мои обязанности, про семью, про то, что «так не делают». Его голос срывается, и я вижу, как рушится его маленький мир из кукол и декораций, в котором я была главной игрушкой.

Я поднимаюсь.

Медленно, будто из воды.

Смотрю на него прямо.

– Я соберу свои вещи.

Кольцо оставь себе.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова застревают.

А я уже иду в комнату.

Тихо, спокойно.

Первый раз за много лет я чувствую не страх.

А лёгкость.

Я собираю вещи быстро, почти не глядя.

Сумка захлопывается, молния рвётся на звук его крика.

Саймон мечется по дому.

Красный, перекошенный.

Срывает с вешалки моё платье и швыряет мне под ноги.

Хватает обувь, кидает в стену.

– Шлюха! – орёт он. – Шлюха, вот ты кто!

Я молчу.

Я больше не хочу спорить.

Пусть кричит. Пусть захлёбывается своей злостью. Он бросается ко мне, слова уже не выходят, только крик.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и чувствую резкий удар по лицу.

Пощёчина.

Больно.

Так больно, что на секунду темнеет в глазах.

Я стою, держась за щёку.

Слушаю его крики.

Пускай. Пусть орёт. Пусть бьёт. Я разрушила его розовый мир, его фасад из «надо» и «пора». Пускай это будет его последняя пощёчина. Последний удар.

Я не поднимаю руки.

Я просто смотрю на него.

Холодно.

Пусто.

– Всё, Саймон. – голос выходит тихий, но ровный. – Больше никогда не поднимешь на меня свою поганую руку.

Я поднимаю сумку.

И иду к двери.

За спиной летят вещи, слова, осколки.

Но всё это уже не про меня.

Это про него.

Про его страх остаться одному.

Я выхожу из дома.

Хлопаю дверью так, что дрожат стёкла.

И впервые за много лет вдыхаю воздух свободно.

Это не моя вина, это его мир разрушился, а не я.

Я набираю номер, даже не думая.

У нас восемь утра.

У них… два ночи.

Чёрт.

Кесси отвечает после первого гудка.

– Мегги? Что-то случилось?

Я закрываю глаза.

– Я ушла от него. Пауза.

– Правда?

– Прости, что разбудила.

– О нет, я не спала. У нас был в гостях Габи. Я только уложила Лу спать и решила сходить в душ. Тебе нужна моя помощь?

Я прикусываю губу.

– Думаю, я справлюсь. Попытаюсь собрать себя.

Она замолкает.

– Ты что-то скрываешь.

Слова вырываются, сами, без подготовки:

– Нет. Просто… я переспала с Соло недавно. Точнее вчера.

Я замираю, сердце бьётся в горле.

– Не спрашивай, как это случилось. Тишина.

Долгая.

Гулкая.

– Мегги… – Кесси выдыхает. – Ты понимаешь, что только что сказала?

– Да, Кесси, я полностью понимаю. – Я смотрю на пустую улицу. – Знаешь… я решила жить своей жизнью.