скачать книгу бесплатно
Большая игра
Питер Хопкирк
Мировой порядок
Питер Хопкирк (1930—2014) – британский журналист и историк, автор шести книг о Британской империи, России и Центральной Азии
В ставшей уже классической работе П.Хопкирка описаны два века (от эпохи Петра I до Николая II) противостояния между Англией и Россией в Центральной Азии, дан анализ их геополитических целей в этом огромном регионе. Показана острейшая тайная и явная борьба за территории, влияние и рынки. Обстоятельно рассказана история проникновения русских в Среднюю Азию и последовательного покорения владений эмиров и ханов – Ташкента, Самарканда, Бухары, Хивы, Коканда, Геок-Тепе, Мерва. Подробно описаны две англо-афганские кампании.
Ярко переданы удивительные и драматические приключения выдающихся участников Большой игры – офицеров, агентов и добровольных исследователей (русских и англичан), многие из которых трагически погибли.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Питер Хопкирк
Большая игра
Теперь я пойду далеко-далеко на Север играть в Большую игру…
Р. Киплинг, «Ким» (1901, перевод М. Клягиной-Кондратьевой)
Посвящается Кейт
Peter Hopkirk
The Great Game
© Peter Hopkirk, 1990
© Издание на русском языке AST Publishers, 2023
Предисловие. Новая Большая игра
Уже после завершения работы над этой книгой, шестнадцать лет назад[1 - Это замечание относится к 1990 г. – Здесь и далее примеч. пер.], область Большой игры сотрясли важные события, существенно повысившие значение моего рассказа. После долгих лет почти полного забвения Центральная Азия вновь, совершенно неожиданно, попала в заголовки газет, снова возвратилась на то место, которое занимало в разгар старой Большой игры девятнадцатого столетия между царской Россией и викторианской Британией.
После внезапного и драматического крушения коммунизма в 1991 году, после распада Советской империи вдруг возникли (едва ли не в одночасье) сразу пять новых государств – или даже восемь, если принимать в расчет Кавказский регион. Поначалу даже специалисты, давно изучавшие Центральную Азию, испытывали затруднения с привыканием к этой новой географической и политической реальности, что напоминала калейдоскоп, а еще больше хлопот доставляло заучивание новых названий вроде слова «Кыргызстан».
Все было намного проще, когда эту обширную область именовали советской Центральной Азией. Одна-единственная виза (если повезло ее получить) позволяла путешествовать от Баку до Бухары, от Тбилиси до Ташкента, при необходимости заглядывая в Москву и Ленинград. Кроме того (впрочем, здесь я опираюсь исключительно на собственный опыт), путешествие по Советскому Союзу в разгар холодной войны неизменно было тем еще приключением, сродни проникновению за вражескую линию обороны, в особенности если ты проводил исследования, не одобренные властями.
По следам поспешного ухода Москвы в новых столицах новых государств стали открываться посольства западных стран. Советские названия стирались с карт, учебники истории переписывались, а иностранные компании охотно заполняли обнажившийся коммерческий и экономический вакуум. Ведь ни для кого не было тайной, что в Центральной Азии таились последние величайшие призы двадцатого столетия. Это и грандиозные запасы нефти и газа, и богатейшие залежи золота, серебра, меди, цинка, свинца и железной руды, не говоря уже о нефтяных трубопроводах. Состязание за овладение этими богатствами быстро приобрело такой накал, что западные политические аналитики и колумнисты во всеуслышание заговорили о новой Большой игре, наблюдая за соперничеством мировых держав и транснациональных компаний в этом регионе. Причем стоит учитывать, что временами это соперничество приобретало также стратегический и политический характер.
Правда, за стремительный отказ от коммунизма в пользу капиталистических свобод пришлось заплатить немалую цену. Яростные локальные конфликты – в Грузии, Азербайджане, Армении, Таджикистане и Узбекистане, если не упоминать внутренние столкновения на юге России, в Чечне и Северной Осетии, – вновь всколыхнули этот чрезвычайно нестабильный регион, когда разгорелись споры за местную власть.
В момент, когда я пишу эти строки, все как будто немного успокоилось. Впрочем, этого не скажешь о поле битвы старой Большой игры целиком: так, в Афганистане, давнем эпицентре векового англо-русского противостояния, кровопролитие фактически сделалось обыденностью. В 1979 году русские ввели туда контингент численностью 100 000 человек для поддержки марионеточного правительства. Но после растянувшегося на десятилетие жестокого и непрерывного боя им пришлось уйти ни с чем. Они оставили у власти своего ставленника, генерала Мохаммада Наджибуллу, который четыре года спустя угодил в руки повстанцев-талибов, сумевших захватить Кабул. Генерала выволокли из лагеря ООН, где он нашел временный приют, безжалостно избили, кастрировали и прилюдно задушили. Омерзительные фотографии его безжизненного тела были опубликованы на первых полосах мировых СМИ. Сообщалось также, что Наджибулла успел заказать перевод моей книги на пушту и говорил своим друзьям – мол, каждый афганец должен прочитать этот текст, дабы стране удалось избежать ряда страшных ошибок прошлого.
В 2001 году, повторяя путь русских, в Афганистан вошли войска США, Великобритании, Канады, Нидерландов и нескольких других стран – членов НАТО. Данное вторжение было обусловлено страхами перед тем, что новые атаки по западным целям наподобие событий сентября 2001 года могут последовать со стороны укрывавшихся в Афганистане террористов «Аль-Каиды». Силы НАТО уничтожали лагеря террористов, поддерживали хрупкий мир в стране, готовили почву для проведения выборов, истребляли местных наркобаронов и помогали восстанавливать производство. Великобритания намерена отправить в Афганистан еще больше военнослужащих для решения этих почти невозможных задач, в ходе выполнения которых погибли уже два десятка британских военных (минимум один погибший каждые восемь дней)[2 - Предисловие написано задолго до событий 2021 г., когда силы западной коалиции бежали из Афганистана, бросив снаряжение и амуницию. Общие западные потери составили около 3000 человек.]. Когда я пишу эти строки, исход продолжающихся столкновений в Афганистане попросту невозможно предсказать.
Два наиболее могущественных участника новой Большой игры, США и Россия, желают видеть Центральную Азию мирной и настроенной на сотрудничество, дабы сохранить доступ к тамошним запасам нефти и газа. Не секрет, что Россия в своей текущей политике опирается во многом на управление трубопроводами. Сама мысль о том, что какое-либо из вновь возникших центральноазиатских государств последует примеру Ирана, где налицо причудливое сочетание нефти, фундаментализма и стремления заполучить ядерное оружие, пугает Вашингтон и Москву в равной степени (к счастью, сегодня такое развитие событий все-таки видится маловероятным).
Помимо Соединенных Штатов Америки и России, прочие региональные державы, в первую очередь Китай, Индия и Пакистан, приглядываются к Центральной Азии с неослабевающим интересом. Коллапс советского правления в регионе превратил Центральную Азию в плавильный тигель мировой истории. Там может произойти фактически что угодно, и лишь безудержно храбрый человек (или глупец) отважится предсказать будущее региона. Именно по этой причине я даже не пытался как-то осовременить свой текст, не считая этого короткого предисловия. Впрочем, при всем обилии неопределенностей одно можно сказать наверняка: к худу или к добру, но Центральная Азия возвратилась в мировую повестку – и останется в ней, по всей видимости, на долгий срок.
Питер Хопкирк
Лондон, 2002 г.
Благодарности
Сорок лет тому назад, 19-летним младшим офицером, я прочел классическую работу Фицроя Маклина[3 - Шотландский военный и писатель, политик, в годы Второй мировой войны от рядового дослужился до бригадира (чин в британской армии, старше полковника и младше генерал-майора), диверсант, разведчик, автор ряда автобиографических книг, считается одним из прототипов Джеймса Бонда как персонажа массовой культуры.] о путешествиях по Центральной Азии «Восточные подступы». Это увлекательное повествование об удивительных приключениях и политических событиях на Кавказе и в Туркестане в мрачные годы правления Сталина произвело на меня – как, без сомнения, и на многих других читателей – изрядное впечатление. Впредь я делал все возможное, чтобы поближе познакомиться с Центральной Азией, и отправился туда, едва она стала доступной для иностранцев. Таким образом, пускай хотя бы косвенно, сэр Фицрой несет частичную ответственность за написанные мною шесть книг о Центральной Азии, включая и эту последнюю (некоторые могут сказать, что он заслуживает порицания). Посему я должен выразить ему огромную признательность за то, что он направил мои стопы в сторону Тбилиси и Ташкента, Кашгара и Хотана[4 - Оазис, ныне городской уезд в одноименном округе Синьцзян-Уйгурского района КНР.]. Пожалуй, нет книги о Центральной Азии, превосходящей «Восточные подступы», и даже сегодня я беру ее в руки с трепетом восхищения.
Что касается подготовки текста, тут я оказался в немалом долгу перед теми замечательными людьми, которые участвовали в Большой игре и оставили отчеты о своих приключениях и невзгодах среди пустынь и гор. Их рассказы составили большинство драматических эпизодов данного повествования, и без них оно никогда не обрело бы законченную форму. Кроме того, следует отметить существующие биографии целого ряда участников той Игры. Для описания политических и дипломатических основ противостояния я в полном объеме использовал новейшие открытия историков – специалистов по данному периоду, которым выражаю искреннюю признательность. Еще хочу поблагодарить коллектив работников Индийской библиотеки и архива в Лондоне за доступ к многочисленным документам и другим материалам из обширного хранилища истории Британской империи.
Пожалуй, сильнее всего я обязан моей жене Кейт, чья скрупулезность во всем внесла ценнейший вклад в исследование вопроса и написание как этой, так и предыдущих книг на всех стадиях работы над ними. С Кейт я советовался по поводу отдельных глав моей работы по мере их появления на свет. Помимо черновиков шести карт она составила и указатель. Наконец, мне очень повезло в том, что меня опекала в качестве редактора Гейл Пиркис. Ее внимательнейший профессионализм, спокойный и добрый юмор, а также неизменный такт постоянно поддерживали меня на протяжении долгих месяцев подготовки книги к публикации. Стоит добавить, что Гейл вместе с коллективом издательства «Оксфорд юниверсити пресс» помогла спасти от виртуального забвения несколько важных работ по Центральной Азии – по крайней мере две из них принадлежали перу героев Большой игры и были впоследствии опубликованы в новых изданиях.
По поводу транскрипции имен и названий
Многие названия народов и местностей, упоминаемые в моем тексте, в различные годы писались по-разному. Примерами могут служить татары/тартары, Эрзерум/Эрзурум, туркоманы/туркмены, Кашгар/Карши, Тифлис/Тбилиси и др. Ради целостности и простоты изложения я в большинстве случаев использовал те названия, которые были привычными для участников событий.
Пролог
Июньским утром 1842 года в среднеазиатском городе Бухара можно было увидеть две фигуры в лохмотьях, опустившиеся на колени в пыль на просторной площади перед дворцом эмира. Руки этих людей были крепко связаны за спиной, а сами они, грязные и мучимые голодом, имели плачевный вид: тела все в язвах и синяках, волосы, бороды и одежда кишели вшами. Неподалеку ждали две свежевырытые могилы. На пленников молча взирала кучка местных жителей. Обычно в этом отдаленном, все еще средневековом по своему укладу караванном городе казни не привлекали большого внимания, ибо при жестоком и деспотическом правлении эмира подобное происходило достаточно часто. Однако сегодня все обстояло иначе, поскольку двое мужчин, стоявших на коленях под палящим полуденным солнцем у ног палача, были британскими офицерами.
На протяжении нескольких месяцев они по воле эмира томились в темной зловонной яме под глинобитной крепостью, и компанию им составляли разве что крысы и разные личинки. А теперь эти двое – полковник Чарльз Стоддарт и капитан Артур Конолли – готовы были вместе принять смерть за четыре тысячи миль от дома, на том самом месте, где нынешние иностранные туристы выходят из русских автобусов, не подозревая о событиях вековой давности. Стоддарт и Конолли платили цену за свое участие в чрезвычайно опасной операции – Большой игре, как называли ее те, кто играл в нее, рискуя собственной жизнью. Ирония судьбы заключалась в том, что именно Конолли первым употребил это словосочетание, хотя обессмертил его много лет спустя Киплинг в своем романе «Ким».
Первым в то июньское утро полагалось умереть Стоддарту, а его товарищу предстояло наблюдать за казнью. Полковника направила в Бухару Ост-Индская компания, желавшая заключить с эмиром союз против русских, чье продвижение в Центральную Азию вызывало немалые опасения относительно их будущих намерений. Однако обстоятельства сложились крайне неудачно. Когда Конолли, добровольно вызвавшийся освободить товарища по оружию, прибыл в Бухару, он в конце концов тоже очутился в мрачной подземной тюрьме эмира. Спустя мгновение после казни Стоддарта обезглавили и Конолли; останки этих британских офицеров покоятся, вместе с останками многих других жертв эмира, на неприглядном, полузаброшенном кладбище неподалеку от дворцовой площади.
Стоддарт и Конолли принадлежали к немалому числу тех армейских офицеров и исследователей, британских и русских, которые на протяжении большей части столетия участвовали в Большой игре; их увлекательные приключения и невзгоды составляют значительную часть содержания данной книги. Огромная шахматная доска, на которой разворачивалась эта теневая схватка за политическую власть, простиралась от снежных пиков Кавказа на западе через бескрайние пустыни и горные массивы Центральной Азии до китайского Туркестана и Тибета на востоке. Главным же призом – чего изрядно опасались в Лондоне и Калькутте и на что очень надеялись служившие в Азии честолюбивые русские офицеры – была Британская Индия.
Все началось в первые годы XIX века, когда русские войска стали с боями прокладывать путь на юг через Кавказ, населенный тогда безжалостными мусульманскими и христианскими племенами, в сторону Северной Персии. Этот порыв, сходный с великим походом русских на восток через Сибирь двумя столетиями ранее, как будто не представлял собой серьезной угрозы британским интересам. Да, Екатерину Великую и вправду забавляла мысль о покорении Индии, а сын императрицы Павел в 1801 году действительно отправил в те края силы вторжения[5 - Об этом см., например: Шильдер Н. К. Император Павел I. Его жизнь и царствование. М.: Эксмо, 2009.], но этот экспедиционный корпус спешно отозвали обратно после скорой кончины Павла. Впрочем, в те дни практически никто не воспринимал русские потуги всерьез: ближайшие пограничные посты России находились слишком далеко, чтобы по-настоящему угрожать владениям британской Ост-Индской компании.
Однако в 1807 году в Лондон поступили разведывательные донесения, существенно обеспокоившие британское правительство и директорат компании. Наполеон Бонапарт, воодушевленный чередой блестящих военных побед в Европе, предложил наследнику Павла, царю Александру I, совместно вторгнуться в Индию и избавиться от британского владычества[6 - См.: Толстой Ю. В. План похода в Индию в том виде, как он был договорен между Бонапартом и Павлом I // Русская старина, 1876. Кн. 15. С. 216–217; Безотосный В. М. Индийский проект Наполеона // Император (военно-исторический альманах), 2001, № 2. С. 2–8.]. Он посулил Александру, что объединение сил позволит покорить весь мир и в дальнейшем поделить его между двумя державами. Для Лондона и Калькутты не было тайной, что Наполеон уже давно присматривался к Индии. Вдобавок он жаждал отомстить англичанам за унизительное поражение, нанесенное его соотечественникам на ранних этапах борьбы за обладание этой территорией[7 - Имеется в виду Индийская кампания (1744–1748) в ходе войны за Австрийское наследство и последующие конфликты. В первом столкновении французская и британская Ост-Индские компании вели боевые действия на море и на суше, и французам в основном сопутствовал успех, но, по Аахенскому миру 1748 г., им пришлось отдать британцам Мадрас в обмен на форт в Северной Америке. Десятилетие спустя, уже в ходе Семилетней войны, на субконтиненте вновь начались сражения, которые привели к капитуляции французской колониальной столицы Пондишерри.].
План, от дерзости которого захватывало дух, состоял в том, что 50 000 французских солдат следовало пересечь Персию и Афганистан, а затем соединиться с казаками Александра для решительного броска через реку Инд в Индию. План не учитывал местных особенностей: действовать предстояло вовсе не в Европе с ее обилием провианта, дорогами, мостами и умеренным климатом; Наполеон слабо представлял себе те жуткие препятствия, которые ожидали его армию, пошедшую таким маршрутом. Отсутствие знаний о землях, по которым предполагалось провести силы вторжения (а ведь там простирались огромные безводные пустыни и вздымались горные хребты), было свойственно и англичанам: последние прибывали в Индию по морю и потому уделяли мало внимания стратегическим сухопутным маршрутам, сосредоточившись на охране морских путей.
Теперь их спокойствию пришел конец. Пускай русские сами по себе не казались серьезной угрозой, объединенные силы Наполеона и Александра были гораздо опаснее, особенно если их возглавит какой-либо генерал, не уступающий французскому императору в полководческом гении. Полетели поспешные приказы о тщательном изучении и нанесении на карты всех дорог, по которым агрессор мог бы достичь Индии; военное руководство Ост-Индской компании желало знать, где лучше всего остановить и разгромить противника. Одновременно к персидскому шаху и афганскому эмиру, через земли которых предстояло пройти агрессору, направили дипломатические миссии – в надежде отговорить этих властителей от каких-либо связей с врагом.
Угроза так и не воплотилась в жизнь, поскольку Наполеон с Александром вскоре рассорились. Когда французы вторглись в Россию и вошли в горящую Москву, об Индии временно забыли. Но после изгнания Наполеона (с изрядными потерями) обратно в Европу, для Индии возникла новая угроза. На сей раз ее олицетворяли самоуверенные и честолюбивые русские, и складывалось впечатление, что теперь отбиться не получится. Когда закаленные в боях русские войска возобновили южный марш через Кавказ, опасения за безопасность Индии серьезно возросли.
Разгромив кавказские племена, в длительном и отчаянном сопротивлении которых участвовала и горстка англичан[8 - Речь о подстрекательстве черкесов к сопротивлению; подробнее см. далее в тексте книги.], русские перевели свой алчный взор на восток. В обширном районе гор и пустынь к северу от Индии лежали древние мусульманские ханства – Хива, Бухара и Коканд. По мере продвижения русских тревога в Лондоне и Калькутте неуклонно нарастала. Этой огромной, политически ничейной земле вскоре предстояло стать ареной приключений честолюбивых офицеров и исследователей обеих сторон, занятых составлением карт перевалов и пустынь, по которым пришлось бы передвигаться армиям в случае войны.
К середине девятнадцатого столетия Центральная Азия уже не сходила с газетных полос, так как древние караванные города и ханства на бывшем Шелковом пути поочередно попадали в руки русских. Едва ли не каждая неделя приносила новости о том, что верховые казаки, выступавшие наконечником русского «копья», все ближе и ближе к плохо защищенным границам Индии. В 1865 году русскому царю покорился большой укрепленный город Ташкент. Три года спустя сдались Самарканд и Бухара, а еще через пять лет русские со второй попытки овладели Хивой. Потери от русских пушек среди отважных, но недостаточно благоразумных для отказа от сопротивления защитников города были ужасающими. «В Азии, – объяснял один русский генерал, – чем сильнее бьешь, тем дольше местные будут смирными»[9 - Слова генерала М. Д. Скобелева из разговора с Ч. Марвином (о последнем см. в главе 31 книги).].
Несмотря на постоянные заверения Санкт-Петербурга об отсутствии враждебных намерений в отношении Индии и слова о том, что очередное наступление уже точно последнее, многим сторонним наблюдателям казалось, что все это этапы общего устремления подчинить власти русской короны всю Центральную Азию. А после осуществления этого плана, как думали, начнется финальное наступление на Индию, на величайшее сокровище Британской империи. Ни для кого не было секретом, что наметки такого вторжения составляли наиболее талантливые русские полководцы, а численности армии вполне хватало для реализации этой затеи.
По мере сближения двух линий фронта Большая игра становилась все азартнее. Вопреки опасностям, главным образом со стороны враждебных племен и правителей, совершенно не ощущалось недостатка в бесстрашных молодых офицерах, готовых рисковать жизнью по ту сторону границы, чтобы заполнять белые пятна на картах, следить за передвижениями русских и пытаться завоевать расположение недоверчивых ханов. Как уже отмечалось, Стоддарт и Конолли далеко не единственные не вернулись живыми с коварного севера[10 - Имеется в виду север индийского театра военных действий.]. Большинство участников этой теневой схватки составляли профессионалы, офицеры британской Индийской армии или политические агенты, которых начальники в Калькутте отправили для сбора сведений любого рода. Также хватало и любителей, не менее способных и дерзких; зачастую это были состоятельные путешественники, пожелавшие, по выражению одного из царских министров, «ввязаться в турнир теней»[11 - Эти слова приписываются министру иностранных дел России К. В. Нессельроде. См.: Сергеев Е. Ю. Большая игра, 1856–1907. М.: КМК, 2012.]. Одни маскировались, другие же не прятали регалий.
Некоторые районы считались чересчур опасными или политически слишком неудобными для того, чтобы там появлялись европейцы, даже под чужой личиной. Тем не менее ради защиты Индии эти районы следовало изучить и нанести на карту. Вскоре было найдено оригинальное решение: тайным техникам наблюдения стали обучать индийских горцев, людей недюжинного ума и отменных способностей; далее их перебрасывали через границу под видом мусульманских проповедников или буддистских паломников. Таким образом, зачастую с немалым риском для жизни, они тщательнейшим образом нанесли на карты тысячи квадратных миль прежде не обследованных территорий. Русские, со своей стороны, использовали монгольских буддистов для проникновения в местности, считавшиеся слишком опасными для европейцев.
Что бы ни утверждали историки сегодня в ретроспективе, в ту пору русская угроза Индии представлялась вполне реальной. В конце концов, она казалась очевидной для всякого, кто удосужился бы взглянуть на карту. Четыре столетия подряд Российская империя неуклонно расширялась – со скоростью приблизительно 55 квадратных миль в день, или около 20 000 квадратных миль в год. В начале XIX века Российскую и Британскую империи разделяло в Азии более 2000 миль. К концу столетия это расстояние сократилось до нескольких сотен миль, а в отдельных областях Памира не превышало двух десятков миль. Поэтому нет ничего удивительного в страхах, будто казаки соскочат наземь из седел, как только Индия тоже станет русской.
Помимо профессионалов, вовлеченных в Большую игру, в Британии появилось множество стратегов-любителей, следивших за ней со стороны и щедро раздававших советы в потоке книг, статей, страстных брошюр и писем в газеты. По большей части эти комментаторы и критики были ярыми русофобами и придерживались «ястребиных» взглядов. Они утверждали, что единственный способ остановить продвижение русских заключается в «упреждающей» политике. Под этим подразумевалось действие на опережение – либо вторжение, либо создание покладистых «буферных» государств-сателлитов на вероятных путях русского наступления. К числу сторонников этой политики принадлежали также честолюбивые молодые офицеры Индийской армии и сотрудники политического департамента, охотно включившиеся в новое бодрящее состязание в пустынях и на перевалах Центральной Азии. Это состязание сулило приключения и продвижение по службе – возможно, даже особое упоминание в имперской истории. Альтернативой же была скука полковой жизни на душных и знойных равнинах Индии.
Впрочем, далеко не все были убеждены, что русские намерены вырвать Индию из британских рук или что они в военном отношении способны на подобное свершение. Эти противники упреждающей политики считали, что наилучшей защитой Индии служит ее уникальное географическое положение – в окружении могучих горных хребтов, при обилии полноводных рек, широких безводных пустынь и многочисленных воинственных племен. Когда, преодолев все эти препятствия, русские войска достигнут Индии, они, как утверждалось, настолько ослабнут, что будут уже не в состоянии тягаться с поджидающей британской армией. Потому более разумно вынудить противника чрезвычайно растянуть линии коммуникаций, но не делать того же самим. Такая политика – «оборонительная», или «политика искусного бездействия», как ее называли, – обладала дополнительным преимуществом: по расчетам, она обходилась гораздо дешевле, чем соперничающая с ней упреждающая. Однако для каждой из обеих политик должно было подойти свое время.
По возможности я в своем изложении старался передать историю не через исторические или геополитические нарративы, а через судьбы отдельных людей, принимавших участие в великой схватке империй – как с той, так и с другой стороны. Моя книга не притязает на освещение истории англо-российских отношений того времени. Это уже тщательно проделано такими видными современными британскими и американскими историками, как Андерсон, Глизон, Ингрем, Марриот и Япп, чьи работы указаны в приводимой библиографии. Также в моей книге не найти анализа сложных, непрерывно менявшихся отношений Лондона и Калькутты. Эта тема – безусловно, заслуживающая внимания – скрупулезно исследована в многочисленных исторических работах о Британской Индии; совсем недавно к ней обратился сэр Пендерел Мун[12 - Британский чиновник, администратор и министр финансов в индийском княжестве Бахавалпур (юго-восток современного Пакистана), автор ряда «колониальных» исследований.] в своем монументальном исследовании (объемом в 1235 страниц) «Британское завоевание и правление в Индии».
Повествуя главным образом о людях, моя книга изобилует множеством действующих лиц. В ней присутствует более сотни персонажей, а охватывает она срок жизни минимум трех поколений. Начинается она историей Генри Поттинджера и Чарльза Кристи в 1810 году, а заканчивается историей Френсиса Янгхасбенда почти столетие спустя. Упоминаются и русские участники игры, столь же талантливые и дерзкие, как и их британские противники, – от бесстрашного Муравьева и загадочного Виткевича до могучего Громбчевского и коварного Бадмаева. Придерживаясь совершенно противоположной точки зрения на эти события, современные советские исследователи проявляют заметный интерес к подвигам своих участников этой игры и испытывают за них известную гордость. Не придумав собственного подходящего названия для этих событий, некоторые русские рассуждают о «Большой игре» (калька с Great Game). Описывая подвиги британцев и русских, я старался оставаться предельно объективным, дабы факты говорили сами за себя, а оценки пусть выносят читатели.
Пусть совокупность событий Большой игры не является чем-то особенным в контексте мировой истории, из нее, по крайней мере, явствует, что за последнюю сотню лет в регионе мало что изменилось. Захват посольств неистовствующими толпами, убийства дипломатов, отправка боевых кораблей в Персидский залив – все это видели наши викторианские предки. В самом деле, заголовки нынешних газет зачастую неотличимы от тех, что публиковались сто и больше лет назад. Похоже, мы сумели извлечь немного пользы из болезненных уроков прошлого. Вспомни русские в декабре 1979 года о печальном опыте англичан в Афганистане в 1842 году при довольно схожих обстоятельствах, они вряд ли угодили бы в ту же ужасную ловушку, унесшую жизни 15 000 молодых русских парней[13 - Согласно разным методикам подсчета, цифры безвозвратных потерь разнятся от 13 000 до 25 000 человек.], не говоря уже о неисчислимом количестве невинных афганских жертв. Москва слишком поздно поняла, что афганцев победить нельзя. Они не только не утратили своих устрашающих боевых способностей, особенно на той территории, которую выбирают для сражений сами, но и быстро освоили новейшие методы ведения военных действий. Смертоносные длинноствольные ружья – джезайли, – которые в свое время сеяли смерть в рядах британских красных мундиров, нашли достойное современное продолжение в реагирующих на тепло «стингерах», столь смертоносных для русских штурмовых вертолетов.
Могут возразить, что Большая игра в действительности никогда не прекращалась, что она была всего-навсего предшественницей холодной войны наших дней и питалась теми же страхами, подозрением и непониманием. Что ж, люди вроде Конолли и Стоддарта, Поттинджера и Янгхасбенда без труда узнали бы в схватке XX века свою собственную, разве что с куда более высокими ставками. Подобно холодной войне, Большая игра также имела свои периоды detente[14 - Разрядки (фр.).], пускай они никогда не затягивались надолго (и это повод удивиться постоянству сегодняшних улучшившихся отношений между странами). Поэтому и поныне, спустя более восьмидесяти лет со дня ее официального окончания в результате подписания англо-российской конвенции 1907 года, Большая игра все еще остается угрожающе актуальной.
Перед тем как взойти на заваленные снегом перевалы и проникнуть в коварные пустыни Центральной Азии, где развивается действие этой книги, следует обратиться к русской истории семивековой давности. Ведь именно тогда случился катаклизм, оставивший неизгладимый отпечаток на русском характере. Он не только породил у русских непреходящий страх окружения, будь то перед кочующими ордами или ядерными ракетами, но и разбудил в них неудержимое стремление на восток и юг – в Азию, к возможному столкновению с Великобританией в Индии.
Часть первая. Дебют
Поскреби русского – найдешь татарина.
Пословица
Глава 1. Желтая опасность
Говорили, что их запах можно учуять даже раньше, чем послышится топот лошадиных копыт. Но и тогда было уже поздно. Через несколько мгновений проливался убийственный ливень стрел, заслонявший солнце и превращавший день в ночь. А потом они обрушивались на тебя, убивая, насилуя, грабя и сжигая. Подобно расплавленной лаве, они уничтожали все подряд на своем пути. Позади оставались пепелища городов и выбеленные кости, мостившие их обратный путь на родину, в Центральную Азию. «Воины Антихриста, явившиеся пожинать свой жуткий урожай», – так отозвался о монгольских ордах книжник тринадцатого столетия[15 - Эти слова принадлежат английскому философу и монаху-францисканцу Р. Бэкону.].
Прыть конных лучников в сочетании с блестящей и непривычной тактикой боев сокрушали войско за войском. Прежние приемы, отработанные годами межплеменных войн, позволяли им громить намного превышавшие по численности силы, отделываясь пренебрежимыми потерями. Вновь и вновь их притворное бегство с поля боя соблазняло опытных вражеских полководцев – и обрекало тех на смерть. Считавшиеся неприступными твердыни быстро захватывались благодаря варварской практике гнать перед штурмовыми отрядами толпы пленников – мужчин, женщин и детей, чьими телами гатили крепостные рвы. Тех пленников, кто оставался в живых, заставляли тащить длинные приставные лестницы монголов к самым стенам крепости, другим приходилось под шквальным огнем неприятеля ставить осадные башни. Зачастую защитники твердынь узнавали среди пленников своих родичей и друзей и отказывались в них стрелять.
Истинные мастера черной пропаганды, монголы заботились о том, чтобы страшные рассказы об их зверствах опережали само войско, и продвигались по Азии, опустошая одно царство за другим на пути к дрожавшей от ужаса Европе. Говорили, что среди многочисленных монгольских грехов был каннибализм, что груди захваченных в плен девственниц сохраняли в качестве приношений для старших монгольских военачальников. Лишь немедленная сдача в плен допускала ничтожную возможность милосердия. После очередной битвы вождей противника медленно давили насмерть под помостами, на которых пировали победившие монголы. Если нужды в пленных не испытывали, население захваченных городов нередко истребляли поголовно, чтобы избежать возможной будущей угрозы. В других случаях всех поголовно продавали в рабство.
Чудовищный монгольский вихрь обрушился на мир в 1206 году – под началом неграмотного военного гения Темучина, прежде никому неведомого вождя крохотного племени; его славе было суждено затмить даже славу Александра Великого. Став известным под именем Чингисхана, он мечтал покорить весь мир, ибо верил, что избран для этого небом (Богом). За последующие тридцать лет ему и его преемникам это почти удалось. На вершине могущества империя монголов простиралась от побережья Тихого океана до польской границы, охватывала весь Китай, Персию, Афганистан, современную Центральную Азию, часть Северной Индии и Кавказ. Для нашего повествования важно то обстоятельство, что она включала обширные области России и Сибири.
В ту пору Россия состояла из десятка разрозненных княжеств, которые враждовали и воевали друг с другом. Между 1219-м и 1240-ми годами все они, оказавшись не в состоянии объединиться и совместными усилиями противостоять общему врагу, одно за другим пали под ударами безжалостной военной машины монголов. Потом об этом пришлось долго сожалеть. Когда монголы покоряли какую-то местность, они принимались править через вассальных князей. Довольствуясь обильной данью, они редко вникали в подробности местного управления, но не ведали жалости, если их требованиям не подчинялись. Результатом стало тираническое правление вассальных князей, тень которого по сей день тяжко нависает над Россией, наряду с длительным обнищанием и отсталостью (с их преодолением приходится бороться до сих пор).
Более двух столетий русские страдали и изнемогали под монгольским игом – под властью Золотой Орды, как именовали себя эти торговцы смертью, по большой юрте на золотых столбах, в которой помещалась ханская ставка их западной империи[16 - Уже с 1266 г., при внуке Батыя Менгу-Тимуре, Золотая Орда (улус Джучи) обрела полную самостоятельность.]. В дополнение к жутким материальным разрушениям, учиненным захватчиками, их хищническое правление привело к тому, что экономика России оказалась в руинах, торговля и промышленность застопорились, а русский народ оказался закрепощен. Годы татаро-монгольского ига, как называют русские эту черную главу своей истории, привели также к внедрению азиатских методов управления и других восточных обычаев, наложившихся на существовавшую византийскую систему. Более того, отрезанный от либерального влияния Западной Европы народ становился все более и более восточным по своему мировоззрению и культуре. Как говорится, «поскреби русского, и найдешь татарина».
Между тем, воспользовавшись стесненными обстоятельствами и военной слабостью России, на ее территорию стали покушаться европейские соседи. Германские княжества, Литва, Польша и Швеция – все принялись нападать и грабить. До тех пор пока дань продолжала поступать исправно, монголов это не заботило: куда больше их интересовали азиатские владения. Там лежали Самарканд и Бухара, Герат и Багдад, богатством и роскошью, безусловно, затмевавшие деревянные русские поселения. У зажатых между европейскими врагами на западе и монголами на востоке русских выработался параноидальный страх перед вторжением и окружением, который до сих пор определяет для них международные отношения и внешнюю политику.
Редко когда опыт оставляет такие глубокие и устойчивые шрамы на психике народа, как это случилось с русскими. Это обстоятельство вполне объясняет их историческую ксенофобию (особенно по отношению к восточным народам), их зачастую агрессивную внешнюю политику и покорное принятие тирании у себя дома. Вторжения Наполеона и Гитлера, пусть окончившиеся неудачей, этот страх только усугубили. Лишь сегодня русские начинают выказывать признаки избавления от столь несчастливого наследства. Низкорослые и жестокие конники, которых обрушил на мир Чингисхан, несут ответственность за многие события на протяжении четырехсот с лишним лет после того, как их власть была окончательно свергнута и сами они канули в тот мрак, из которого когда-то появились.
Избавлением от монгольского господства русские обязаны Ивану III, известному под именем Ивана Великого, тогда великого князя Московского. Во времена монгольского нашествия Москва была крохотным, незначительным провинциальным городком, находившимся в тени своих могущественных соседей. Однако не было, пожалуй, более усердных вассальных князей по уплате дани и проявлению почтения к чужеземным правителям, чем московские князья. В награду за такую преданность ничего не подозревавшие монголы предоставляли им все больше власти и свобод. Годами Москва – теперь уже Московское княжество – росла, набирала силу, увеличивала свои размеры и в итоге вознеслась над всеми своими соседями. Занятые внутренними распрями монголы слишком поздно заметили, в какую угрозу для них превратилось Московское княжество.
Прозрение пришло в 1480 году. Как говорят, в приступе ярости Иван растоптал портрет властителя Золотой Орды Ахмед-хана и приказал казнить его посланников. Одному удалось бежать, и он принес весть об этом дерзком акте неповиновения своему властелину. Решив проучить бунтовщика и преподать незабываемый урок, Ахмед-хан двинул свое воинство против Московского княжества. К его изумлению, на дальнем берегу реки Угра, в 150 милях от Москвы, он обнаружил поджидавшее многочисленное и хорошо снаряженное войско. Несколько недель противники смотрели друг на друга через реку, не предпринимая попыток ее форсировать. Когда же, с приближением зимы, начало подмораживать, грядущая жестокая сеча как будто сделалась неизбежной.
Именно тогда произошло нечто невероятное. Без какого-либо предупреждения оба войска неожиданно снялись с мест и двинулись прочь, словно их одновременно охватила паника. Несмотря на собственное бесславное поведение, русские поняли, что с тянувшимся столетиями рабством покончено навсегда. Стало ясно, что их угнетатели утратили вкус к битве. Когда-то внушавшая ужас монгольская военная машина больше не выглядела несокрушимой. Их централизованная власть на западе наконец-то рухнула, оставив последние осколки некогда могущественной империи Чингисхана и его преемников – три изолированных друг от друга ханства: Казанское, Астраханское и Крымское. При этом, пусть цельная власть монголов и была свергнута, три оставшихся ханства представляли собой несомненную угрозу. Чтобы чувствовать себя в безопасности, их следовало уничтожить.
На долю одного из преемников Ивана Великого – Ивана Грозного – выпало овладеть первыми двумя из перечисленных ханств и присоединить их к быстро расширявшемуся Московскому царству. Охваченные жаждой мести русские войска в 1553 году штурмом взяли крепость Казань в верховьях Волги и перебили ее защитников точно так же, как делали монголы, опустошая крупные русские города. Два года спустя такая же участь постигла Астраханское ханство, расположенное у впадения Волги в Каспийское море. Продолжал держаться только Крым, последний оставшийся татарский редут, и то лишь благодаря покровительству Османской империи, султаны которой видели в полуострове ценный плацдарм против русских. Таким образом, если не считать случайных набегов крымских татар, монгольская угроза была ликвидирована навсегда. Это открыло дорогу величайшему колониальному предприятию в истории – русской экспансии на восток, в Азию.
Первая стадия этого предприятия состояла в продвижении московских первопроходцев, солдат и торговцев на четыре тысячи миль через необозримую Сибирь с ее могучими реками, ледяными пустынями и непроходимыми лесами. Сравнимое по многим признакам с освоением американского Запада первыми поселенцами, это продвижение заняло больше столетия и закончилось тогда, когда русские достигли побережья Тихого океана и прочно там обосновались. Впрочем, покорение Сибири, одна из величайших эпопей в истории человечества, остается вне рамок нашей истории. Этот обширный и негостеприимный регион лежал слишком далеко от других великих держав, лишь англичане в Индии могли ощущать подобие угрозы с этой стороны. Однако его колонизация была первой стадией процесса экспансии, которая не прекращалась до тех пор, пока Россия не стала крупнейшей в мире страной и – по крайней мере, в глазах англичан – не превратилась во все нарастающую угрозу для Индии.
* * *
Первым из царей, обратившим взор в сторону Индии, стал Петр Великий. Болезненно воспринимая чрезвычайную отсталость своей страны и ее уязвимость перед нападением извне – что во многом было обусловлено «потерянными» из-за монголов столетиями, – он решил не просто догнать остальную Европу экономически и социально, но и создать такую армию, которая не уступала бы армии любой другой державы. Для этого отчаянно требовались деньги, ведь казну опустошила одновременная война со Швецией и Турцией. По счастливому совпадению именно тогда начали поступать из Центральной Азии донесения о том, что на берегах реки Окс (Амударья) – в отдаленном и враждебном краю, где ранее побывало всего несколько русских и прочих европейцев, – обнаружены большие залежи золота. Из сообщений русских путешественников Петр также знал, что за горами и пустынями Центральной Азии лежит Индия – страна легендарных богатств. Ему было известно, что эти богатства с размахом вывозят морем европейские соперники, в первую очередь англичане. Проницательный царь занялся составлением планов по присвоению золота Центральной Азии и доли индийских сокровищ.
За несколько лет до того к Петру обратился хивинский хан – мусульманский владыка, пустынные земли которого лежали по обе стороны реки Окс, – за военной помощью в усмирении непокорных местных племен. В обмен на покровительство русских хан предложил Петру стать вассалом царя. Питая в то время лишь незначительный интерес к Центральной Азии (или не питая вовсе) и будучи занят делами дома и в Европе, Петр об этом предложении забыл. Но теперь ему пришло на ум, что обладание Хивой, лежащей на полпути между его собственными владениями и границами Индии, обеспечит тот самый плацдарм, в котором он так нуждался. Оттуда его геологи смогут вести поиски золота, это место послужит промежуточной перевалочной базой для караванов, которые, как он надеялся, вскоре потянутся из Индии с грузом экзотических сокровищ, предназначенных как для внутреннего, так и для европейского рынка. Используя прямой наземный путь, можно нанести серьезный урон текущей морской торговле, так как морем путь из Индии занимал почти год. Более того, дружески настроенный хан мог снабжать караваны вооруженным сопровождением, что позволило бы сэкономить немалые расходы на наем русских войск.
Петр решил направить в Хиву хорошо вооруженную экспедицию, чтобы, пусть с некоторым опозданием, принять предложение хана. В обмен тот получал постоянную русскую стражу для собственной защиты, а его семье гарантировалось бы наследственное владение троном. Если выяснится, что намерения хана изменились или что хан оказался не слишком дальновидным и захотел сопротивляться, приданная экспедиции артиллерия привела бы его в чувство, обратив в пыль глинобитную архитектуру средневековой Хивы. После овладения Хивой, желательно на дружеской основе, можно было начинать поиски золота Окса и разведку караванного пути в Индию. Во главе этой важной экспедиции поставили кавказского князя, мусульманина, обращенного в православие, офицера элитного лейб-гвардейского полка Александра Бековича[17 - До крещения – кабардинский князь Девлет-Гирей-мурза; Бекович – прозвище по имени отца (Бекмурзы).]. Петр посчитал, что Бекович, благодаря своему происхождению, будет идеальной кандидатурой для ведения дел с восточным приятелем. Воинский отряд насчитывал 4000 человек, включал пехоту, кавалерию, артиллерию и некоторое число русских купцов, а также 500 лошадей и верблюдов.
Помимо кочевавших в этом отдаленном краю враждебных туркмен главной опасностью, с которой предстояло столкнуться Бековичу, была обширная пустыня более пятисот миль в ширину между восточным побережьем Каспийского моря и Хивой. Преодолевать ее предстояло не только экспедиции, но также и тем груженым русским караванам, что будут возвращаться из Индии. Здесь на помощь пришел дружественный туркменский вождь. Он рассказал Петру, что много лет назад река Окс, впадающая в Аральское море, впадала в море Каспийское, а местные племена направили ее в нынешнее русло посредством плотин. Петр справедливо рассудил, что если это правда, то его инженерам не составит труда разрушить плотины и вернуть реку в прежнее русло. Тогда товары между Индией и Россией будет возможно на протяжении значительной части пути перевозить по воде и тем самым избежать опасного перехода по пустыне. Перспективы приобрели более четкие очертания, когда русская изыскательская партия сообщила об обнаружении в пустыне, недалеко от побережья Каспия, пересохшего речного русла – должно быть, старого русла реки Окс.
Отпраздновав русскую Пасху, в апреле 1717 года Бекович с экспедицией отплыл под парусами из Астрахани, расположенной в северной оконечности Каспийского моря. В поход по обширному внутреннему морю выдвинулась и сопроводительная флотилия приблизительно из ста небольших судов; экспедиция взяла с собой запас провизии почти на год. Но все предприятие заняло куда больше времени, чем предполагалось, и только в середине июня русские вышли в пустыню и двинулись на восток, в сторону Хивы. Вскоре люди начали страдать от необычайной жары и жажды и умирать из-за солнечных ударов и других болезней. Одновременно приходилось отражать нападения воинственных племен, стремившихся помешать их продвижению. Но о том, чтобы повернуть, не могло быть и речи (все страшились царского гнева), поэтому поход продолжался, а трудности мужественно преодолевались. Наконец, в середине августа, после двух с лишним месяцев перехода по пустыне, до столицы ханства осталось всего несколько дней пути.
Далеко не уверенный в теплом приеме, Бекович выслал вперед группу своих людей с богатыми дарами для хана и велел заверить, что их миссия носит исключительно дружеский характер. Надежды на успешное завершение похода заметно укрепились, когда хан лично прибыл приветствовать царского посланца. Обменявшись любезностями и совместно насладившись выступлением оркестра экспедиции, Бекович с ханом направились к городу верхом, а довольно малочисленная охрана следовала чуть поодаль. Когда приблизились к городским воротам, хан объяснил Бековичу, что не сможет разместить и накормить в Хиве столько людей одновременно. Вместо этого он предложил русским разделиться на несколько отрядов, которые затем надлежащим образом разместят и накормят в близлежащих селениях.
Опасаясь обидеть хана, Бекович согласился и приказал своему заместителю майору Франкенбургу разделить войско на пять отрядов и направить каждый на назначенные квартиры. Франкенбург горячо возражал и ссылался на дурные предчувствия. Но Бекович продолжал настаивать на выполнении своего приказа. Поскольку Франкенбург упорствовал, Бекович предупредил, что отдаст майора по возвращении домой военному суду, если тот не подчинится. В результате войско разделилось на пять отрядов, и случилось именно то, чего добивались хивинцы.
Они повсюду напали на ничего не подозревавших русских. В числе первых погиб сам Бекович. Его схватили, сорвали мундир и на глазах хана изрубили на куски. Потом отрубили голову, набили соломой и вместе с головами Франкенбурга и других старших офицеров выставили на обозрение ликующей толпы. Между тем русских солдат, оставшихся без командования, тоже методично уничтожали. Около четырех десятков сумели ускользнуть от кровавой бойни, но, когда все было кончено, хан велел их выстроить на главной площади города, чтобы казнить на глазах у местных. Их жизни спасло вмешательство хивинского ахуна – духовного вожака, – который напомнил хану, что победа одержана благодаря предательству и что безжалостное избиение пленных только утяжелит его вину в глазах Аллаха.
Такой поступок требовал немалого мужества, но на хана он произвел должное впечатление, и уцелевших русских пощадили. Некоторых продали в рабство, другим позволили проделать мучительный путь через пустыню обратно к Каспию. Те, кто пережил путешествие, донесли печальные вести до своих товарищей, что дожидались в двух крохотных деревянных фортах, построенных перед началом Хивинского похода. Оттуда новости передали Петру Великому в только что отстроенную столицу, Санкт-Петербург. Тем временем хан, желая похвастаться победой над русскими, отправил голову Бековича – князя-мусульманина, продавшего душу царю неверных, – своему соседу, эмиру Бухары. Тело же Бековича выставили на всеобщее обозрение в Хиве. Но жуткий трофей тотчас был возвращен, а бухарский эмир заявил, что никоим образом не намерен потворствовать подобному вероломству. Скорее всего, он попросту испугался возможного гнева русских.
Хивинскому хану повезло куда больше, чем он сам, вероятно, рассчитывал, поскольку имел слабое представление о размерах и военной мощи северной державы. Никакого возмездия не последовало: Хива была слишком далеко, а Петр, расширявший границы империи повсюду, особенно на Кавказе, имел достаточно хлопот для того, чтобы посылать карательную экспедицию и мстить за Бековича и его людей. Это могло подождать, пока руки не будут развязаны. Фактически прошло немало лет, прежде чем русские снова предприняли попытку включить Хиву в число своих владений. Правда, предательство хана осталось безнаказанным, но о нем не забыли, и оно еще сильнее утвердило русских в недоверии к жителям Востока. Впоследствии они мало кого щадили, завоевывая и подчиняя себе мусульманские племена Центральной Азии и Кавказа; да и в наши времена жестоко обходились с моджахедами в Афганистане (хотя в этом случае дела у них пошли менее успешно).
Так или иначе, Петр больше не возвращался к своей мечте открыть золотой путь в Индию, по которому могли потечь невообразимые богатства. Он и без того затеял сразу столько дел, что едва ли мог надеяться завершить их в течение своей жизни (большую часть все же выполнил). Много лет спустя после его кончины в 1725 году по Европе стала расходиться странная история относительно последней воли Петра. Как утверждали, на смертном одре он велел своим преемникам и последователям осуществить историческую миссию России – а именно добиться мирового господства. Обладание Индией и Константинополем являлось двойным ключом к такому господству, и Петр настойчиво призывал не успокаиваться до тех пор, пока город и регион не окажутся в русских руках. Самого документа никто никогда не видел, большинство историков считает, что его никогда не существовало. Но трепет и страх перед Петром Великим были столь велики, что временами в этот документ начинали верить и принимались публиковать различные версии предполагаемого текста. В конце концов легендарное завещание превратилось в своеобразный наказ, оставленный неугомонным и амбициозным гением грядущим поколениям. Последующее движение России в сторону Индии и Константинополя многим виделось достаточным подтверждением этого факта. Вплоть до недавнего времени на Западе были твердо уверены в том, что долгосрочной целью России является мировое господство.
* * *
Только сорок лет спустя, во времена правления Екатерины Великой, Россия снова начала выказывать признаки интереса к Индии, где британская Ост-Индская компания последовательно укрепляла свои позиции – главным образом за счет французов. Одна из предшественниц Екатерины – любительница наслаждений Анна Иоанновна – вернула все кровопролитные петровские завоевания на Кавказе персидскому шаху (что едва ли находилось в согласии с предполагаемым завещанием Петра) на том основании, что эти земли истощают казну[18 - Имеется в виду Гянджинский договор 1735 г., по которому Россия обязывалась вернуть Персии Баку и Дербент с прилежащими землями в обмен на обязательство Персии не передавать их под власть других держав и продолжать войну с Турцией.]. Но Екатерина, подобно Петру, тяготела к экспансии. Все знали, что она грезила выдворить турок из Константинополя и восстановить там Византию – под русской властью. Тем самым русский флот получил бы доступ в Средиземное море, тогда в значительной мере сделавшееся «Британским озером», из Черного моря, все еще сильно напоминавшего «Турецкое озеро».
Известно, что в 1791 году, ближе к концу правления, Екатерина обсуждала тщательно разработанный план по освобождению Индии из крепнущей хватки Великобритании. Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что эту мысль породил острый французский ум – а конкретнее, за нею стояла некая таинственная личность по имени мсье де Сен-Жени[19 - Автор многотомного трактата «Французские военные хитрости» (1763–1769), «шевалье короля Людовика», как гласил подзаголовок издания.]. Этот мсье предложил Екатерине провести войска по суше через Бухару и Кабул, объявив во всеуслышание, что русские намерены восстановить мусульманское правление Моголов во всей их былой славе. Он утверждал, что такое заявление привлечет под знамена Екатерины войска расположенных на пути вторжения мусульманских ханств и побудит массы в Индии подняться против британцев. Дальше обсуждения плана дело не пошло (Екатерину отговорил ее главный министр и бывший любовник, одноглазый князь Потемкин), но это был первый из длинной цепочки подобных прожектов вторжения в Индию, с которыми русские государи забавлялись еще около столетия.
Екатерине не удалось присоединить к своим владениям ни Индию, ни Константинополь, однако она предприняла ряд шагов в этом направлении и не только вновь отвоевала у персов возвращенные им Анной кавказские территории, но и овладела Крымом, последним сохранившимся оплотом монгольской империи. На протяжении трех столетий Крым опирался на поддержку турок, которые видели в полуострове надежный оплот против укреплявшегося северного колосса. Но к концу XVIII века прежде крайне воинственные крымские татары перестали быть той силой, с которой следовало считаться. Используя преимущества территориальных завоеваний, достигнутых на северном побережье Черного моря, и внутренние раздоры среди татар, Екатерина смогла присоединить Крымское ханство к своим владениям без единого выстрела. Она добилась этого, по ее собственным словам, просто путем расклеивания в наиболее важных местах объявлений, извещавших жителей Крыма, что она принимает их под свою руку[20 - Речь идет о так называемых присяжных листах, которые распространялись по Крымскому полуострову стараниями князя Потемкина и в которых говорилось, что жители такого-то населенного пункта присягают на верность Екатерине. В рескрипте императрицы Потемкину (автор цитирует этот документ в пересказе) дословно говорилось: «А между тем удостоверены мы, что вы, доводя и наклоняя тамошния дела к желаемому нами состоянию и к прямой цели нашей, не упустите употребить все способы завести посреди татарских народов ближайшия связи, поселить в них доброхотство и доверие к стороне нашей и, когда потребно окажется, склонить их на принесение нам просьбы о принятии их в подданство наше». См.: Подписанный Имп. Екатериною II рескрипт кн. Г. А. Потемкину о необходимости присоединить к России Крым при первом к тому поводе // Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т. 27. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1880.]. Обвиняя в своих несчастьях турок, потомки Чингисхана смиренно приняли перемены в судьбе.
Теперь Черное море перестало быть «Турецким озером»: русские не только построили новую гигантскую военно-морскую базу и арсенал в Севастополе – их боевые корабли при необходимости могли в течение двух суток достичь Константинополя. Правда, к счастью для турок, вскоре после присоединения Крыма жестокий шторм отправил на дно весь русский Черноморский флот, временно устранив угрозу[21 - Формально Черноморского флота как такового еще не существовало; здесь имеется в виду гибель Севастопольской эскадры в сентябре 1787 г., когда буря разбросала корабли практически по всему морю.]. К моменту смерти Екатерины великий город, раскинувшийся по обе стороны Босфора, – город, который она мечтала освободить от мусульманского владычества, – по-прежнему оставался в турецких руках, но дорога к нему стала гораздо короче. Русское присутствие на Ближнем Востоке и на Кавказе впервые обеспокоило высших чиновников британской Ост-Индской компании. Одним из первых ощутил угрозу Генри Дандес, президент нового совета управляющих компании. Он предупредил об опасности вытеснения русскими из этих регионов турок и персов и об опасности для британских интересов, если сердечные отношения, существовавшие тогда между Лондоном и Санкт-Петербургом, когда-либо ухудшатся или совсем прервутся.
Правда, в свете дальнейших событий эти страхи мгновенно забылись. Неожиданно на сцену вышел новый призрак, воплощавший собой куда более непосредственную угрозу положению Британии в Индии. В свои двадцать с небольшим лет Наполеон Бонапарт горел желанием отомстить англичанам за былые поражения французов. Он обратил свой хищный взор на восток. Под впечатлением одержанных побед в Европе он поклялся унизить высокомерных бриттов, перерезать пути в Индию, к этому источнику их могущества и богатства, и при возможности вообще отнять у них это величайшее сокровище империи. Он считал, что первым шагом в данном направлении станет стратегический плацдарм на Ближнем Востоке. «Чтобы завоевать Индию, сначала нужно стать хозяевами в Египте», – объявил он.
Наполеон не тратил время на разговоры; он собрал все книги, посвященные этому региону, которые смог найти, и принялся их штудировать, жирно подчеркивая наиболее важные места. «Я мечтал обо всем на свете, – объяснял он много лет спустя. – Я создавал религию, уже видел себя по пути в Азию едущим на слоне с тюрбаном на голове, держа в руке новый Коран, который сочиняю по своему желанию»[22 - Цит. по: Ремюза К. Мемуары госпожи Ремюза. М.: Захаров, 2011. Перевод О. Рудченко.]. К весне 1798 года все было готово, и 19 мая армада с французскими войсками на борту тайно вышла из портов Тулона и Марселя.
Глава 2. Кошмар Наполеона
Новый генерал-губернатор Индии лорд Уэлсли[23 - Ричард Уэлсли, старший брат знаменитого герцога Веллингтона.] впервые услышал сенсационные и неприятные новости о том, что Наполеон высадился в Египте с сорокатысячной армией, из уст уроженца Бенгалии. Этот человек только что прибыл в Калькутту на борту быстроходного арабского судна из Джидды на Красном море. Прошла целая неделя, прежде чем известие подтвердили разведчики, прибывшие в Бомбей на британском военном корабле. Отчасти задержка объяснялась тем, что французские силы вторжения сумели ускользнуть от британского средиземноморского флота, и несколько недель никто не знал, направляются они в Египет или намерены обогнуть мыс Доброй Надежды и двинуться в Индию.
Сам факт перемещения столь многочисленной армии заставил Лондон обеспокоиться, и сильнее всего встревожились лорд Дандес и его коллеги в совете управляющих Ост-Индской компании. Положение компании в Индии никак нельзя было назвать прочным, пусть компания, несомненно, являлась главной европейской силой и фактически контролировала всю торговлю страны. Противостояние с французами и другими конкурентами грозило банкротством, возможности справиться с предполагаемым вторжением Наполеона у компании не было. Поэтому совет с изрядным облегчением встретил весть, что Наполеон намеревается высадиться в Египте, хотя и это обстоятельство само по себе восприняли как достаточную угрозу. Широко распространялись различные догадки относительно возможных дальнейших шагов императора. Главенствовали две точки зрения: согласно одной, Наполеон мыслил наступать по суше через Сирию или Турцию и напасть на Индию со стороны Афганистана или Белуджистана; согласно другой, он должен был прийти морем, отплыв из какого-либо порта на египетском побережье Красного моря.
Дандес не сомневался в том, что французы изберут сухопутный маршрут, и даже обращался к правительству с просьбой привлечь русскую армию для перехвата противника. Собственные военные эксперты компании были уверены, что вторжение, если оно состоится, произойдет с воды, даже при том что Красное море большую часть года закрыто для плавания из-за встречных ветров. Чтобы противостоять этой опасности, отдельную британскую эскадру срочно направили вокруг мыса Доброй Надежды для блокады выхода из Красного моря, а вторую выслали навстречу из Бомбея. Стратегическое значение маршрута через Красное море не было секретом для Калькутты. Несколько лет назад новости о начале войны между Англией и Францией именно этим путем в кратчайший срок достигли Индии, что позволило силам компании опередить ничего не подозревавших французов. В те времена, в отличие от наших дней, регулярного транспортного сообщения с Египтом через Красное море еще не существовало, но срочные сообщения при необходимости доставлялись именно этим путем, а не обычным маршрутом вокруг мыса Доброй Надежды (последний переход занимал, в зависимости от ветра и погоды, не меньше девяти месяцев). Правда, наполеоновская оккупация Египта вынудила временно отказаться от этого «спрямления» пути.
Итак, высшие правительственные чиновники и должностные лица компании в Лондоне испытывали нешуточные опасения, однако сам лорд Уэлсли не то чтобы устрашился пребыванием Наполеона в Египте – он был искренне убежден, что оттуда невозможно организовать успешное вторжение в Индию, ни по суше, ни по морю. Тем не менее он не преминул использовать страхи тех, кто находился в Лондоне, к собственной выгоде. Будучи твердым сторонником упреждающей политики, он настойчиво стремился раздвигать границы индийских владений компании – тогда как прочие директора старались лишь сохранить прежние рубежи, желая получать прибыль для нетерпеливых акционеров, а не совершать дорогостоящие территориальные приобретения. Впрочем, компания все-таки – против своей воли – угодила в тот вакуум власти, что возник в результате падения династии Моголов, и потому все больше втягивалась в правительственные и административные дела. Как следствие, вместо обещанных акционерам ежегодных дивидендов руководство компании столкнулось с непрерывно нараставшими долгами и постоянной угрозой банкротства. Управляющие понимали, что потенциальное вторжение, даже если удастся его отразить, разорит компанию окончательно. Ведь на помощь правительства, занятого схваткой не на жизнь, а на смерть с Францией, особо рассчитывать не приходилось.
Текущий кризис предоставил Уэлсли именно ту возможность, в которой он нуждался. Появился достойный повод для смещения и конфискации собственности тех местных правителей, кто проявлял дружелюбие по отношению к французам (агенты последних в Индии действовали крайне активно). На этом Уэлсли не остановился. Лондону пришлось развязать ему руки для защиты имущественных интересов метрополии, и он сполна воспользовался этим шансом, присоединив к владениям британской короны обширные области страны. Поскольку отчеты из Индии добирались до Лондона очень долго (да и составлялись нарочито туманно), никто не мешал Уэлсли заниматься экспроприацией территорий все семь лет его пребывания на посту генерал-губернатора. Так что к моменту отзыва Уэлсли с должности в 1805 году территории компании, считая частично или полностью подконтрольные государства и области, заметно расширились. Вместо трех первоначальных прибрежных районов вокруг Калькутты, Мадраса и Бомбея теперь они включали большую часть Индии; независимость сохраняли только Синд, Пенджаб и Кашмир.
Исходным стимулом или предлогом для такого расширения империи послужило стремительное продвижение Наполеона. Впрочем, эта угроза, вызвавшая панику в Лондоне, чрезвычайно быстро исчезла. Пытаясь искупить вину за неудачные попытки перехватить французский флот на пути к Египту, адмирал Горацио Нельсон в конце концов обнаружил врага в заливе Абукир, к востоку от Александрии. Там он заманил французов в ловушку и уничтожил, спаслись бегством всего два корабля. Тем самым Нельсон отрезал Наполеона от Франции и прервал снабжение армии, заодно вынудив императора ломать голову над способами возвращения домой. Эта морская победа англичан позволила руководству Ост-Индской компании в Лондоне перевести дух, а вот юный Наполеон отнюдь не расстался со своей мечтой выдворить англичан из Индии и построить великую французскую империю на Востоке. Совершенно не обескураженный поражением в Египте, по возвращении во Францию он предпринял новый поход и одержал в Европе целый ряд блистательных побед.
Еще перед отплытием в Европу он получил удивительное предложение из Санкт-Петербурга. Это случилось в начале 1801 года: послание от наследника Екатерины Великой – царя Павла Первого – открывало возможность отомстить англичанам и реализовать честолюбивые фантазии на Востоке. Павел, разделявший нелюбовь Наполеона к англичанам, решил возродить план вторжения в Индию, отвергнутый Екатериной десять лет назад. В этом плане предусматривался марш русских войск через Центральную Азию на юг. Но Павлу пришла на ум новая идея – совместное наступление русских и французов, что практически гарантировало победу над воинскими силами компании. Тайно переслав свой грандиозный план Наполеону, которым Павел восхищался почти до безумия, царь стал ждать ответа.
Идея Павла заключалась в том, чтобы послать 35 000 казаков через Туркестан, рекрутируя по дороге воинственные туркменские племена и суля тем невообразимую добычу, если они помогут выдворить англичан из Индии. Одновременно французская армия приблизительно такой же численности должна была спуститься по Дунаю, пересечь на русских судах Черное море и пройти по Дону, Волге и Каспийскому морю до Астрабада на юго-восточном побережье. Здесь французам предстояло встретиться с царскими казаками и уже вместе двинуться на восток – через Персию и Афганистан к реке Инд. Оттуда следовало начать совместное массированное наступление на англичан. Павел распланировал движение войск с точностью почти до часа. Он рассчитал, что французам понадобится двадцать дней на выход к Черному морю. Пятьдесят пять дней спустя они вместе с русскими союзниками должны были вступить в Персию, а еще через сорок пять дней – увидеть Инд. Всего получалось ровно четыре месяца. Чтобы завоевать симпатии местного населения и привлечь к сотрудничеству персов и афганцев, через чьи территории придется идти войскам, предлагалось рассылать глашатаев для объяснения причин похода. Объявлять предстояло следующее: «Страдания, от которых изнывает население Индии, вызвали сочувствие России и Франции, и две державы объединились с единственной целью освободить миллионы индийцев от тиранического и варварского ярма англичан».
