скачать книгу бесплатно
Нэнэй
Марат Нуриахметович Муллакаев
Повесть «Нэнэй» (Бабушка) на русском языке.
Остросюжетный боевик, Чеченская война, приключенческая, мелодрама.
Повесть «Нэнэй» повествует о самых драматических событиях новейшей истории России. Семидесятидвухлетняя бабушка из глухой башкирской деревни отправляется в Чечню за попавшим в плен внуком. Через главную героиню автор показывает всю историю страны за последние семьдесят лет. Лагеря ГУЛАГа, Великую Отечественную войну, наконец, первую Чеченскую войну.
История жизни одной женщины переплетается с историей государства. Читатель в этом произведении найдет и героические приключения, и любовь, и измены, и ненависть, и милосердие, и забавные истории.
Герои повести – люди разных национальностей и вероисповеданий, взглядов на жизнь. Они ведут себя в экстремальных ситуациях по-разному: одни превращаются в героев, другие – в подонков.
Марат Муллакаев
Нэнэй
Целую ночь мела метель, а под утро стало холодать. Свистела печная труба, хлопала железная крыша, скрипела росшая у дома старая береза. Хаят-апай, окончательно проснувшись, взглянула в окно. Хотя и ничего не было видно, она почувствовала, что непогода прекратилась. На душе у нее было тревожно. Не давал покоя сон, будто внук Тагир вернулся из армии и говорит с порога:
? Нэнэй[1 - Бабушка], у тебя в доме холодно, я буду жить в бане.
– Ишь что надумал! – возразила она ему и проснулась.
«К чему бы это?» – подумала старушка, нехотя оставляя постель. Поднялась, щелкнула выключателем: света не было. Видимо, боясь замыкания из-за бурана, его отключили электрики. Она зажгла старую керосиновую лампу, растопила печь. Затем взяла ведро, долго терла его тряпкой и вышла доить корову.
Когда совсем рассвело, Хаят-апай, накормив скотину и птицу, взяла лопату и приступила к уборке снега. Ближе к полудню напротив дома остановился военкоматский «Уазик». Из него неспеша вышли капитан и женщина в черном меховом полушубке, в разноцветном платке.
– Бог в помощь! – издалека приветствовал капитан старую женщину, стараясь казаться веселым. – Вот тебе и январь, столько снега навалил! Здоровья желаю, Хаят-апай! С новым годом!
– Здравствуй, Хамит, с новым годом! – улыбнулась хозяйка, прислоняя лопату к забору. – Нынче почти каждый день метет. Какими судьбами? Редко появляешься в деревне…
– К тебе, Хаят-апай, к тебе…
Капитан осторожно открыл калитку, помог спутнице пройти во двор. Почувствовав неладное, Хаят-апай вздрогнула:
– Что-нибудь с Тагиром? Он жив?
– Жив, жив… – поспешил успокоить старушку капитан. – Только…
– Что с ним? – упавшим голосом проговорила Хаят-апай, хватаясь за сердце.
– Не волнуйтесь, бабушка, – вступила в разговор женщина, приехавшая с капитаном. – Ваш внук жив и здоров… – Она подошла к женщине, ласково взяла ее под локоть. – Только… он… попал в плен…
Хаят-апай резко вырвала руку.
– Какой плен? Он что, в Чечне? Ведь он служил под Оренбургом? – Oна растерянно обвела взглядом гостей. – Ты, Хамит, обещал, что его не пошлют в Чечню…
– Я тоже так думал, Хаят-апай, – начал оправдываться Хамит. – Кто же знал, что его часть отправят туда?
– И когда он… попал в плен? – старушка никак не могла поверить в случившееся. – Может, ошибка? Откуда узнали?
– К сожалению, это факт… – вздохнула женщина. – Я из комитета защиты семей военнослужащих. Лидия Степановна Золотарева, – представилась она. – Из Чечни нам передали список военнослужащих, попавших в плен. Из Башкирии трое. Вернее, было четверо. Один погиб, был тяжело ранен.
– Хамит, – хозяйка растерянно повернулась к офицеру, – ты же заверил меня, что мой внук туда не попадет…
– Хаят-апай, не ищите виноватых. Я отговаривал его, он ведь единственный кормилец, по закону освобождается от службы. Нет, заупрямился: хочу, дескать, как настоящий мужчина, отдать свой долг Родине, – с горячностью пояснил Хамит. – Поехал, называется…
– Когда же он успел попасть в плен? Его же призвали только в прошлом году, в конце октября, – недоумевала старушка.
– На днях, аккурат первого января… – ледяным голосом ответила Лидия Степановна, пытаясь вновь взять старушку под руку. – Их, необученных, только что принявших присягу, бросили штурмовать Грозный…
– Моего первого мужа тоже в сорок первом под Москвой без оружия повели в атаку. Там и погиб, – вдруг задумчиво произнесла хозяйка.
– Хаят-апай, у Лидии Степановны два года назад единственный сын в Чечне погиб, – дрогнувшим голосом сообщил Хамит, осторожно поглядывая на женщин. ? Он охранял военный склад.
Возникла гнетущая пауза. Хаят-апай сухонькими пальцами сжимала концы платка. Золотарева едва сдерживала слезы.
– Пойдемте в дом, – как-то обреченно пригласила хозяйка. – Там поговорим, за чашкой чая…
– Хаят-апай, может, не стоит? Лидии Степановне сегодня еще в Уфу надо вернуться, – робко возразил Хамит.
– Если не хочешь, можешь не заходить, – отрезала старая женщина, направляясь к двери.
– Мы бы потом покушали, в районе… – стушевался капитан.
– Где ты видел, чтобы у нас путника отпустили голодным?! Вижу, ты в райцентре начал забывать обычаи своего народа? – с укором произнесла хозяйка.
– Скажешь тоже, Хаят-апай… – пробурчал Хамит, стряхивая снег с сапог, и направился за женщинами в дом.
Пока хозяйка накрывала стол, гостья с интересом рассматривала висевшие на стене фотографии.
– Это ваш внук? – спросила она, показывая на снимок, где мальчишка гордо стоял, прижимая к себе велосипед.
– Да, – ответил Хамит вместо Хаят-апай. – Ему здесь четырнадцать лет. Это я, как вернулся после окончания военного училища, подарил Тагирке велосипед. Он мне племянником двоюродным приходится…
– Красивый рисунок… – продолжила гостья, останавливая взгляд на полотне, нарисованном маслом.
– Тагир рисовал, еще в девятом классе учился, – с гордостью прокомментировала Хаят-апай, расставляя тарелки. – Потом, перед армией, все перерисовал… Садитесь к столу… Хамит, возьми из шкафа графин с вишневой наливкой…
За чаем беседа вначале шла о погоде, о приближающейся весне, о развале колхозов… И только когда уже завершили трапезу, Хаят-апай задала гостям неотвратимый вопрос:
– Как спасти Тагира? Ведь вы, я надеюсь, сюда приехали не только сообщить мне страшную весть, – заговорила она, складывая чашки на середине стола. Было заметно, что самообладание вот-вот оставит женщину, но усилием воли она держала себя в руках.
– Мы позвонили вице-президенту Чечни, – ответила Лидия Степановна, с нескрываемым уважением наблюдая за поведением старушки. Она была до глубины души тронута тем, как мужественно приняла эта женщина тяжелое известие. – Он обещал отпустить парней, но только если за ними приедут матери…
Хаят-апай молча вскинула вопросительный взгляд на Золотареву. «Вот это выдержка! – отметила про себя Лидия Степновна. – Железная воля!».
– Он сообщил, что, если они сейчас отпустят пленных, их как изменников Родины могут расстрелять свои же. К сожалению, он прав: у нас такой бардак, если и не расстреляют, снова пошлют в пекло… – объяснила она ситуацию.
– Конечно, чеченцы хотят на пленных политику делать… – вмешался в разговор Хамит.
– Не знаю, чего они хотят, мне наплевать, – зло выговорила гостья. – Нам надо своих детей вызволять…
– Я поеду, – спокойно произнесла Хаят-апай. – Куда и к кому обращаться?
Городская дама и Хамит удивленно переглянулись.
– Хаят-апай, тебе семьдесят с лишним лет, об этом не может быть и речи! Там война… – растерялся капитан.
– Лучше пошлите какую-нибудь родственницу. Мужчин нельзя, сами понимаете, – поддержала Хамита гостья. – Все координаты дадим.
– Мне некого посылать! Мы с Тагиром одни, – упрямо ответила старушка. – Сказано, сама поеду, значит, так и будет! Куда и когда ехать?
Лидия Степановна еще раз с ног до головы обвела взглядом хозяйку. Перед ней стояла небольшого роста, худенькая, с азиатсками чертами лица, с выбившими из-под платка седыми прядками селянка и смотрела укоризненно. У нее были усталые, но очень ясные глаза…
Хамит тем временем что-то пытался говорить, но, гостья и хозяйка, молча изучающие друг друга словно и не замечали его.
– Хорошо, – вдруг согласилась Лидия Степановна. – Езжайте!..
Она подошла и порывисто обняла Хаят-апай. Оторопевший Хамит с минуту смотрел, как, прижавшись друг к другу, тихо плачут уже немолодые, познавшие в жизни полную чашу горести женщины, а потом, опомнившись, на цыпочках, тихонько, словно боясь разбудить спящего ребенка, направился к двери…
Через час, объяснив, как доехать до Назрани и куда обратиться по приезду, они попрощались с Хаят-апай
Когда гости уехали, Хаят-апай машинально, словно полусонная, убрала со стола посуду, подкинула дров в печку, принесла воды из колодца и устало опустилась на диван. Потом, вспомнив что-то важное, соскочила и лихорадочно начала собирать с пола половики. Вынесла их на улицу, поваляла на снегу. Хотела занести снова в дом, но, передумав, повесила на забор. Она то принималась колоть дрова, то подливала воды овцам. Затем, отбросив другие дела, женщина включила домашнюю самодельную мельницу, благо дали свет, и стала дробить зерно для птицы. Но уже минут через десять выключила аппарат, кинулась мыть полы. Она металась, словно птица в клетке, не зная, как выбраться из горьких дум.
Наконец, уставшая и опустошенная, не раздеваясь, легла на диван и закрыла глаза. Старый кот, словно почуяв состояние хозяйки, тихонько запрыгнул к ней и мурлыча начал тереться об руку.
– Где же наш Тагир? – с тоской промолвила женщина, поглаживая кота по спине. – Не обижают ли его? Он же у нас такой ранимый…
Через минуту-другую она с трудом поднялась и подошла к картине, висевшей на стене.
– Всевышний, не дай погибнуть моему внуку, – прошептала она, проведя рукой по шершавому холсту. – Он ведь у меня единственный… Я же все эти годы жила только ради него… Ты все можешь, Ходаем[2 - Обращение к Всевышнему]! Сделай так, чтобы я смогла привезти его домой… Тогда я смогу умереть спокойно. Видишь, он у меня талантливый, даже русской женщине его рисунок понравился. Он еще нарисует много красивых картин… Спаси его, прошу тебя…Слышишь меня? Спаси…
Она еще раз погладила картину, пододвинула стул и, опустившись на него, молча уставилась на полотно.
Эту картину Тагир начал рисовать, когда учился еще в девятом классе.
– Что ты делаешь? – с удивлением спросила она однажды, увидев, как мальчишка уже третий день после уроков не отходит от стола.
– Рисую… – ответил он, не поднимая головы.
? Что же ты рисуешь? – Хаят-апай подошла и присмотрелась к рисунку. – Кто это на коне, важный такой?
– Чингис-хан!.. – в голосе внука женщина почувствовала восхищение.
– А эти? Что за люди?
Тагир отложил работу и резко повернулся к бабушке.
– Знаешь, нэнэй, недавно я услышал одну легенду, – возбужденно заговорил мальчишка. – Давным-давно Чингис-хан окружил одну крепость и попытался ее захватить. Но жители оказали ему небывалое сопротивление. Проходит неделя, вторая, третья, а он никак не может войти в этот город. А там закончилась вода, начался голод. Когда возник пожар, защитники крепости обратились к Чингиз-хану с просьбой пощадить хотя бы женщин и детей.
«Хорошо! Пусть уходят! – распорядился царь царей. – Я разрешаю им взять самое дорогое для них, столько, сколько они смогут унести».
Так вот, открываются ворота горящей крепости, и перед изумленными монголами появляются женщины, несущие на своих плечах раненых отцов, мужей, братьев, сыновей.
Враги схватились за оружие, но Чингис-хан, потрясенный мужеством помилованных женщин, приказал своим воинам отпустить их с миром. Видишь, нэнэй, каким был Чингис-хан! Великим и справедливым!
– Сынок, завоевывая чужие города, подвергая их огню, убивая людей, разве можно быть великим?! – возмутилась Хаят-апай.
Мальчишку словно ужалила пчела.
– Ничего ты не понимаешь, нэнэй! Чингис-хан – это великий полководец, как Александр Македонский, как Наполеон…
– Но они, как ты говоришь, свое величие приобрели огнем и мечом. Но разве, угнетая других, отбирая их земли, города, можно возвеличиться? Вот ты говоришь – Наполеон. Не он ли бежал из России, бросив свое войско? Кстати, мой прадед воевал с этим Наполеоном, гнал его до Парижа…
– Да ну тебя, нэнэй, ты совсем отсталый человек! Кто же тогда великий? Защитники крепости что ли? – Мальчик с иронией посмотрел на бабушку.
– Хорошо, хорошо, – снисходительно улыбнулась Хаят-апай, стараясь успокоить внука. – Я окончила всего семь классов, может, чего и не понимаю… Но мне кажется, женщины, вынесшие на плечах своих мужчин-воинов, совершили больший подвиг, чем этот Чингис-хан…
– Во сказанула! – воскликнул Тагир, пряча картину под стол, – тоже мне, нашла сравнение! Историю делают личности, а не простой народ…
– Пусть будет так! – в знак примирения она потрепала его волосы. ? Помой руки и давай за стол, ужинать будем, художник…
Прошло три года. Однажды Хаят-апай увидела, как Тагир закрепляет на стене полотно. Она деликатно подошла и с удивлением обнаружила, что он совершенно изменил тему картины. На переднем плане были нарисованы измученные женщины со сверкающими глазами. На заднем, у горящей крепости, на коне восседал Чингис-хан. Властелин с восхищением и в то же время с ужасом смотрел на изможденных, оборванных женщин, гордо несущих свою бесценную ношу.
…Хаят-апай еще немного постояла у работы Тагира, погладила лица женщин, словно спящего внука, и грустно вздохнула: «Потерпи, сынок, я тебя обязательно найду»…
Вечером забежала соседка Фатима.
– Хаят-апай, это правда, что люди говорят-та? – с порога выпалила она.
– Что же они говорят? – спокойно спросила хозяйка, продолжая крутить сепаратор.
– Будто бы Тагир в плен попал и ты едешь его выручать… Значит, правда? – Фатима скинула калоши, прошла в дом. – Чего молчишь, Хаят-апай? Когда уезжаешь?
– Вот продам овец, корову, соберу немного денег. Думаю, денька через три, числа седьмого…
Фатима, уже успевшая расположиться на диване, подскочила как ошпаренная.
– Ты что, очумела, старая? Продавать корову! Привезешь Тагира, чем его кормить-та будешь, соломой, что ли? Пенсию по три месяца не дают. Одни слезы – не деньги. Вышла нынче на пенсию, думала, хоть увижу их, до сих пор ни одного рубля не получила… В колхозе не платят, за работу зерно выдают, а денег нет. Вот, скажи мне, как простому народу жить-та?
Хаят-апай остановила сепаратор, повернулась к соседке.
– Ты что, Фатима, сюда жаловаться пришла, что ли? Я ведь не партком, не профсоюз, тем более не президент… Говори, зачем пришла, у меня нет времени с тобой лясы точить…
Фатима словно не заметила сердитого тона в голосе старушки.
– Корову оставь мне, я за ней присмотрю… К твоему приезду масло приготовлю, потом съездим в город, вместе продадим, – продолжила Фатима как ни в чем не бывало.
Хаят-апай отошла от стола и принялась разбирать сепаратор.
