скачать книгу бесплатно
И поведала мне печальную историю о том, как несколько лет назад написала ему жалобу о том, что её высококвалифицированные дети с высшим экономическим образованием уже давно живут на нищенское пособие по безработице. Письмо, как и полагается, спустилось по всем промежуточным инстанциям на местную биржу труда, куда и вызвали несчастных соискателей, чтобы опять сообщить им о том, что работы в городе для них нет.
– Если уж мои дети не востребованы, то какое же ..овно работает? – эмоционально подытожила свой рассказ подруга.
Мне было очевидно, что после такого выпада матери её детям станет жить ещё сложнее, но я промолчала, лишь грустно покивав головой.
Всю жизнь приходится рассчитывать оптимальный баланс между излишней навязанной заботой и спокойным созерцанием самостоятельной жизни своего чада, которая каждую минуту может стать опасной. И где та самая золотая середина, придерживаясь которой можно вовремя спохватиться и поддержать его, не раздражая, от необдуманного рискованного поступка?
3
В соседних квартирах тоже вырастают и разъезжаются дети, старики переезжают в квартиры поменьше, сдавая или продавая опустевшее жилье, и миграция в большом доме стала явлением постоянным. Но каждый новый хозяин традиционно начинает с ремонта квартиры, перестраивая её соответственно своим вкусам, поэтому пение перфораторов и стук молотков также стали привычными, но никак не более приятными. А самые несведущие получают лишь очень отдалённое представление о неприступных заграничных странах по качеству современных работ, которые теперь принято называть сокращённо евроремонтом.
С домом, в который в непростые девяностые переехала наша молодая семья, пришлось долго притираться, и со многим мириться. Он вырос далеко не в самом экологически благоприятном районе – вблизи промышленной зоны на краю глубокого оврага, рядом с оживлённой автомобильной трассой. Многоквартирный крупнопанельный дом срочно достраивали во времена, когда вектор общественного российского развития резко изменился, и на смену так и не построенному коммунизму торопился уже опробованный когда-то капитализм. Государственное жилищное строительство постепенно сворачивалось, а его качество считалось гораздо менее приоритетным, чем количество и сроки сдачи в эксплуатацию.
У каждой мышки – своя норка: одни рождаются с норкой, в которой готов побывать любой и каждый, другие готовы на всё ради очередной новой норки, а третьим приходится теперь всю жизнь горбатиться, чтобы наконец на склоне лет окончательно расплатиться за свои личные десять квадратных метров и успокоенным умереть в ней. Наша молодая семья успела бесплатно получить квартиру от государства, а моя мать, руководствуясь благими намерениями и богатым опытом беготни по этажам, без лишней шумихи и согласования с нами оправилась с подарком к председателю профкома, распределяющего квартиры в новостройках, и выпросила для нас квартиру на «блатном» этаже. Но в новом доме работал лифт, что принципиально меняло ситуацию, зато я со временем смогла оценить преимущества жизни на самом верхнем этаже, когда сверху никто не стучит по голове и не заливает водой, а иногда и мочой, и слышно лишь ворчание голубей под крышей.
Квартира оказалась просторной с двумя вместительными кладовыми и огромной лоджией, но так как находилась в средней части дома, использовалась в качестве склада строительных материалов и встретила новосёлов далеко не в лучшем виде. Линолеум был залит краской, шпатлевкой, местами порван, и пришлось изрядно поползать по всей квартире, чтобы его отчистить и подлатать, а обои наклеивались лишь условно. Уровни, откосы и другие регулировочные инструменты при строительстве, похоже, не использовались, а стыковые бетонные плиты, набегающие друг на друга, обеспечили потолкам в комнатах с кривыми углами и покатыми полами рифлёную холмистую поверхность.
Деревянные рамы окон и дверей, грубо обструганные при подгонке и чуть подкрашенные жидкой краской, царапали руки заусенцами и гвоздями. Все дверные и оконные проёмы были утеплены натуральным войлоком, и многие годы пришлось сражаться с молью всеми известными способами, но на лестничных площадках она чувствовала себя безнаказанно и быстро размножалась, покрывая серыми коврами стены и потолки. Пока войлок пожирался, борьба с молью была малоэффективна, и не все шерстяные вещи своевременно удалось спасти. Об образовавшихся пустотах в оконных проемах после исчезновения войлочного утеплителя и окончании одной из коммунальных войн с насекомыми можно было судить по сквознякам, которые теперь беспрепятственно загуляли по комнатам.
В доме хватало и другой живности – благодаря протяжённым вентиляционным шахтам и мусоропроводам в нём быстро размножались тараканы и крысы. Вентиляционные окна заклеивались марлей, сеткой, но насекомые находили множество других каналов для своего передвижения внутри построенного наспех дома. Мусор вовремя не вывозился, и сбрасываемый по мусоропроводу, заполняя бак, вываливался наружу прямо к входной двери подъезда. В этой куче зародилась и быстро развивалась другая жизнь, и дорогу прохожим перебегали огромные хвостатые твари с наглыми физиономиями.
Я в ужасе просыпалась по ночам от шороха и царапанья крыс, пробирающихся по лабиринтам межблочных пространств и трубам мусоропроводов. Стенания жителей наконец всё-таки достигли санитаров, в соответствие с рекомендациями которых крышки мусоропроводов на всех этажах заварили, а во дворе подальше от дома установили обычные мусорные контейнеры. Несмотря на высокую приспособляемость, тараканы исчезли сами по мере обустройства жителями дома своих квартир с использованием современных материалов, в соседстве с которыми даже не все люди уживаются без ущерба для своего здоровья.
Со временем нефтяные запасы глубоких недр были максимально опорожнены с образованием огромных полых трещин, на что земля закономерно отреагировала, и город стали сотрясать регулярные подземные толчки. Наш большой муравейник, кое-как слепленный на окраине города и открытый всем ветрам, мог в любой момент сложиться как карточный домик и превратиться в груду бетонных осколков. А я вместе с остальными соседями испуганно вздрагивала, неожиданно услышав перезвон пластиковых висюлек на люстрах или стук боковой стенки раскладного стола-книжки.
Территория дома долго не благоустраивалась, пока весь микрорайон не был полностью готов, но казалось, что строительство здесь не закончится никогда, и стук забиваемых свай со временем стал привычным. Низина огромного оврага, заросшая деревьями и кустарником, не просыхала круглый год и постепенно освобождалась от насаждений для очередного нового здания. Наш высокий дом, закрывая солнце, отбрасывал огромную тень, задерживающую высыхание вокруг него грязи, которая регулярно взрыхлялась и перемешивалась землеройной техникой.
Подход к дому был открыт пока только с одной стороны, и передвигаться до своего подъезда приходилось по дощечкам и камешкам, разбросанным по всему двору, а в межсезонье – буквально вплавь. Желающие «срезать» путь в надежде ускорить передвижение напрямую через овраг, иногда на первый взгляд казавшийся сухим и ровным, рисковали буквально утонуть в болоте по колено, и вместо ожидаемого ускорения приходилось долго преодолевать торможение.
Жизнь в новом доме приходилось начинать с ремонта квартир силами самих квартиросъемщиков, а параллельно бесконечному ремонту – преодолевать и другие затянувшиеся бытовые проблемы. Весь строящийся район был рассчитан на горячее водоснабжение, но как оказалось, ждать этого праздника пришлось очень долго. А пока на газовой плите годами громоздился огромный алюминиевый бак с постоянно подогреваемой водой для каждодневных нужд. И если полноценно помыться хотя бы раз в неделю можно было у родственников, счастливых обладателей газовых колонок, или в городской общественной бане, то все остальные процедуры превращались в стихийное бедствие. От постоянного контакта с металлической кромкой ванны на мягких передних тканях моих бёдер образовались две глубокие борозды, и мне открылась великая истина о том, что вся человеческая жизнь – большая бесконечная стирка.
Пока квартиры обустраивались, а их хозяева осматривались и знакомились с соседями, неизбежным становилось общение с разного рода специалистами, помогающими в этом обустройстве. Маляров, плотников, сантехников сменяли мастера по установке дверей и замков, как правило, пока ещё довольно примитивных. Тонкая моторика рук, приобретённая ими далеко не в учебных учреждениях, позволяла по завершении работ в отсутствии хозяев квартир эти же замки без проблем вскрывать. Когда очередь дошла до нашей квартиры, специалисту не пришлось долго искать сокровища на её ещё малообжитых пространствах, да и запасы их были незначительны, если не учитывать избытка зелёного раствора под названием «бриллиантовый». Но с пропажей обручальных колец невольно вспомнилось, что это всегда считалось дурной приметой.
В годы моего золотого детства по подъездам беспрепятственно передвигалось множество разного люда, с которым принято было вежливо здороваться. Дети безбоязненно открывали двери уже давно знакомым милиционерам, почтальонам и сантехникам.
– У кого краны протекают? – ежемесячно оглашали коридоры хриплые мужские голоса.
В доме моих родителей потеря ключей от квартиры не становилась стихийным бедствием с учётом того, что соседние балконы были смежными и разделялись лишь сквозной металлической перегородкой. В случае необходимости достаточно было подняться в параллельную квартиру соседнего подъезда и, перемахнув через неё, оказаться в своей квартире. С открытием железного занавеса двери квартир и подъездов стали соответствовать девизу «Мой дом – моя крепость», и каждый неожиданный звонок или стук максимально напрягает интуицию в попытке угадать, в чём ты провинился и кому не доплатил, провокация или случайность привела к твоему порогу непрошенного гостя.
Когда строительство нашего нового микрорайона однажды весной закончилось, и стало относительно тихо, в обжитом овраге на оставшихся деревьях запели соловьи. Во дворе открылся детский сад, а в трубах загудела долгожданная горячая вода.
4
Будучи молодой, я могла уснуть в любом месте и при любом шумовом сопровождении, устав за день, но теперь эта параллельная реальность, в которую я, чтобы умереть до утра, отправлялась каждый вечер, приобрела для меня особое значение. Посвятив часть своей жизни благородной миссии «сеять разумное, доброе, вечное», и так ничего не заработав в борьбе с беспробудной российской безграмотностью, я стала воспринимать сон, как реальную награду за потраченные усилия на этом фронте и возможность перезагрузить свой изношенный организм, подготовив его к очередной атаке.
Каждый вечер, вздрагивая и всхлипывая, я тороплюсь спуститься по скользким тёмным лестницам в самые глубины своего подсознания, чтобы, использовав всю информацию, накопившуюся за день, всю ночь путешествовать во времени и пространстве, примеряя на себя новые образы и сюжеты. Всё относительно в этом мире, и где моё существование более реально, во сне или наяву – большой вопрос. Человеческая жизнь – это прежде всего отражение чувств и мыслей, проецирование на объективную реальность своего отношения к ней, и каждый оценивает и рисует её по-своему, как будто вращая трубу детского калейдоскопа и останавливая его на понравившемся орнаменте.
В той ночной реальности я преображаюсь в великого поэта, художника или композитора, но параллельный мир, как огромный читальный зал, ничего не выпускает за свои границы, и все мои шедевры остаются там, а после пробуждения лишь последние отголоски свершившегося на миг воскрешают в сознании, чтобы тут же навсегда исчезнуть из памяти.
Тряпичная кукла, забытая кем-то на подоконнике, свесившись всем своим изношенным тельцем к полу, лишь чудом удерживается на краю, но взгляд её печальных глаз по-человечески устремлён к яркому живительному солнцу за окном. А на другом «полотне» сквозь густое ослепительное разнотравье летнего луга чуть просматривается вдалеке забытая серая деревушка. Но самым сложным, как ни странно, оказалось «рисовать» не обременённые разнообразием красок зимние пейзажи.
Я так и не успела овладеть художественными навыками, хотя и мечтала всегда, а в реальной жизни грубыми имитациями этого творчества стали сотни рукотворных инженерных чертежей и йодные маски, нарисованные на коже, покрывающей воспалённые верхние дыхательные пути, что во времена моей педагогической деятельности стало привычным занятием. А рукотворные яркие пейзажи, набросанные крупными мазками масляных красок, и изящные портреты красавиц и старцев с тонкими полупрозрачными линиями волос и одежд, тщательно выведенные карандашом или пером, если и возвращаются в моей памяти из далёких снов, навсегда останутся лишь прекрасными видениями. Так же, как не менее гениальные стихи, восторженно воспевающие радость жизни или оплакивающие несчастную любовь, и оказывается достаточным всего семи нот, чтобы тут же, сразу после их рождения, положить на музыку.
Музыка стала ещё одним наркотиком, без которого человечество уже не представляет себе полноценной жизни, а я воспринимаю её как те сигналы из космоса, которые люди столетиями пытаются запеленговать различными способами, не понимая, что уже давно и так их регулярно получают. А создать такое музыкальное разнообразие с использованием ограниченного ассортимента звуков, доступных человеческому восприятию, можно только с подсказки божественных или внеземных созданий.
Музыка стала визитной карточкой, определяющей в зависимости от музыкальных предпочтений особенности характера и мировоззрения, способом оценки мною любого и каждого. Но что такое понимать или не понимать музыку, я так и не смогла определить, научившись лишь наслаждаться её многообразным звучанием. И если, взрывая тишину, одни мелодии в состоянии довести до экстаза, под другие можно расслабиться и отдохнуть, погружаясь на самую их глубину и отдавшись спокойному течению.
Несомненно, я тоже прослыла бы гениальным композитором, если бы в очередной раз проснувшись среди ночи от звучания новой чудесной мелодии, могла её записать. Но и эту науку я тоже не успела освоить и, озвучивая новый шедевр под собственное мурлыканье с надеждой запомнить инопланетное послание, просыпаюсь утром без всякой надежды вернуть утраченное.
Ко дню своего совершеннолетия на первую зарплату я купила так называемую магнитолу – дуплекс, основную часть которого составлял радиоприемник, над которым сверху под крышкой располагался магнитофон. Весь комплект оформлялся массивным деревянным корпусом на четырех длинных ножках и внешне напоминал орган. Магнитофон производил записи как напрямую от радиоприемника, так и от других источников, с которыми он для этого соединялся специальным кабелем. Для его работы использовались две вращающиеся кассеты размером с суповые тарелки, которые обеспечивали движение узкой магнитной ленты через считывающее или записывающее устройство.
Это был ещё один динозавр прошлого века довольно внушительных размеров и веса, но его приобретение наполнило мою жизнь новым качественным содержанием. По совету знатоков в гнездо для антенны радиоприемника был вставлен конец длинной проволоки, второй конец которой обвивал отопительный стояк с гарантией возможности путешествия по самым отдаленным радиостанциям.
Первую ночь после покупки я провела на коленях возле своего божества. Обследовав все радиостанции, на которые смогла настроиться, я услышала доселе неизвестные, кардинально отличающиеся от привычных коммунистических маршей и с детства заученных народных песнопений, удивительные новые мотивы, прорывавшиеся сквозь шумовые помехи из далеких зарубежных государств, и мурашки побежали по всему телу. Это был тот самый рок во всех смыслах этого слова, который тогда уже покорил весь мир, но в России существовал пока только полулегально.
Всё, что я могла записать на кассеты, по крупицам собирая виртуозные композиции Deep Purple, AC-DC, Aerosmith, Def Leppard, Led Zeppelin, Queen, Pink Floyd, Nazareth, Rainbow, Radiohead, Nirvana, Metallica во время редких качественных ночных трансляций, мужественно борясь с дневной усталостью и старательно тараща слипавшиеся глаза, часами грохотало потом в вечерние часы после работы и в выходные по всей квартире. Мать брезгливо морщилась и вздыхала, но мужественно терпела эти бесовские концерты, успокаиваясь тем, что «чем мы дитя не тешилось», оно всегда дома, а не на городской танцплощадке, где без регулярных мордобоев по любому малейшему поводу под аккомпанемент русских пародий тех же музыкальных хитов не обходилось.
5
Но если погружение в сон всегда наступало плавно и незаметно, внеплановое резкое пробуждение, обрывая все рецепторы и нейроны организма, выбрасывало меня на поверхность и, оставляя незавершёнными новые произведения, душило кессонкой. Так новые соседи, поселившиеся этажом выше, напомнили мне о моём критическом возрасте и о незначительном запасе нервных клеток, оставшихся после многолетней преподавательской деятельности.
Выспавшись за день, дети луны приступали к выполнению ежедневных многочисленных домашних дел, между делом посещая специальные помещения несколько раз за ночь, и все сопровождающие эти мероприятия звуки заставляли вздрагивать и просыпаться, и даже усталость на работе не всегда спасала меня от незапланированных пробуждений. Ночёвки в других комнатах не гарантируют мне спокойного сна – шума там тоже хватает, да и перестраивать их под спальню накладно и неудобно. Окна одной из них выходят на междугороднюю автомобильную трассу с круглосуточным движением машин, другая комната соседствует с шахтой лифта.
Преподавать на следующий день с больной головой ещё сложнее, но использование будильника потеряло всякий смысл – во сколько можно уснуть и во сколько придётся проснуться, теперь диктуется соседями сверху.
Ремонты они тоже предпочитают делать по ночам, даже стелить полы, поэтому удары молотка приходятся теперь непосредственно на мою голову. Но на качественном покрытии полов соседи явно сэкономили, поэтому каждое звонкое многократное чихание женщины или тоскливое продолжительное завывание зевающего перед телевизором мужчины, как и традиционное «пошла ты на …» ясно прослушиваются.
Среди ночи я стала регулярно просыпаться не только от скрипа кровати, на которой милые тешились, но и от грохота барабана автоматической стиральной машины, отжимающего постиранное бельё, а с наступлением отопительного сезона очнулась однажды и напряглась от странного, незнакомого, режущего слух, шипящего звука. Эта процедура стала повторяться неоднократно и круглосуточно, пока я по другим, сопутствующим этому, звукам не поняла, что регулярно слышу, как из батареи центрального отопления сливается теплоноситель. Тяжёлая струя, с грохотом ударяясь о дно какой-то ёмкости, наполняла её водой, а по последующим звукам шлёпающих ног не трудно было догадаться о том, что направляется она в ванную. Наполненный сосуд с грохотом опускался на дно ванны, в которой его встречала накопленная за день грязная посуда, с весёлым звоном и грохотом разлетающаяся из-под рук отмывающей её заботливой хозяйки.
Если учесть, что наверху для проведения регулярных сабантуев регулярно собирались компании, которым для полноценного общения дневного времени оказалось недостаточно, то моя жизнь стала невыносимой, и собрав остатки толерантности, я поднялась по лестнице для выяснения отношений.
Дверь открыл уже знакомый мне персонаж в виде яркой представительницы нестареющего и неунывающего поколения с короткой стрижкой цвета спелой вишни и в маленьком трикотажном халатике, высоко открывающем отвисшие складки рыхлых коленей. Редкие пряди волос разделял широкий белый пробор, переходящий на макушке в круглую разрастающуюся полянку, и зажатые между дряблыми щеками и бесцветными нависшими бровями, на меня уставились узкие жёлтые глазки.
– Шта? – громко отреагировала она уже знакомым мне баритоном на выслушанные претензии. – Это не мы. Это не у нас.
И дверь захлопнулась.
Благодаря своей прежней деятельности на машиностроительном заводе, я имела некоторое представление о правилах производства и пользования теплоэнергией и не сомневалась в явном их нарушении, но времена меняются, и возможно в этой отрасли произошли кардинальные изменения с разработкой новых технологий. Чтобы развеять все сомнения, пришлось провести определенную разведку и посвятить в проблему одного из моих бывших коллег, непосредственно управляющих этим процессом на предприятии городских тепловых сетей.
– Да ничего страшного, вода эта чистая, – по-своему расценил он рассказ о проделках моих соседей, – моя соседка даже провела трубу от батареи прямо в ванну, и сама моется этой водой, – услышала я полезный совет на обсуждаемую тему.
Я вспомнила, что жил он в доме, построенном по такому же проекту, что и мой, но не из бетонных блоков, а из добротного кирпича, в квартире с такой же планировкой, и провести в ней такую модернизацию было несложно.
– Так вы со своей соседкой живёте на самом верхнем этаже дома, где установка на батареях сливных кранов обязательна. А моя соседка просто ворует горячую воду.
– Тебе больше всех надо? Воруют все! – громко и торжественно заключил он так, как обычно объявляют приглашение к танцам и положил трубку.
Я удивилась реакции профессионала и надолго углубилась в размышления по поводу его последней фразы с надеждой убедиться в её поспешности и неправомерности.
Мне вдруг вспомнилась одна из моих многочисленных тётушек, которую я вполне обоснованно полюбила особенным образом в самом раннем детстве. Оказавшись впервые в её квартире, я с удивлением обнаружила, что на дне почти всех многочисленных вазочек, расставленных на открытых полках и в застеклённых шкафах, и даже в пепельницах, копились россыпи монет. Возможно, я в тот момент наблюдала за каким-то обрядом привлечения денег, но меня, дочь бережливых практичных родителей, это зрелище поразило до глубины души и первое, что пришло в голову – в этом доме слишком много денег. С учетом того, что экспроприация содержимого постоянно пополняемой посуды проходила быстро и незаметно, оставляя в мини-банках, чтобы не привлекать внимание к пропаже, лишь самые мелкие из монет, я чувствовала себя спокойно и безнаказанно.
Демонстративно скучая по тётеньке, я всё чаще просилась у родителей к ней в гости, пока моя явка глупо не провалилась после покупки на день рождения матери изящной фигурки фарфоровой балерины, от которой я не смогла удержаться. Статуэтку я присмотрела давно и мечтала полнить свой надоевший ассортимент кукол, регулярно наведываясь в галантерейный магазин, чтобы лишний раз полюбоваться на недосягаемый предмет своей мечты. Я быстро «раскололась» на родительском допросе, по завершении которого из-под ванны была извлечена небольшая консервная банка с мелочью, а мои посещения бывшего спонсора теперь проходили под строжайшим присмотром.
Повзрослев, я уже не опускалась до таких мелочей и тырила только из мести, расставляя хитроумные силки, чтобы запутать и сбить с толку своего обидчика. Но факт остаётся фактом – я тоже замарана и должна быть снисходительна к другим с учётом того, что даже из-под носа российского президента незаметно уплывают солидные суммы при строительстве его многочисленных резиденций, а безнаказанное сытое существование мажоров за счёт своих родителей – тоже своеобразное воровство.
У мелких торгашей, вдохновляемых общей тенденцией, тоже всегда найдется лазейка для дополнительного нелегального заработка, и лучше не расслабляться, отправляясь за очередной покупкой. Хлопоты по поискам справедливости и получению каких-либо компенсаций облапошенным обходятся ещё дороже, чем необоснованные затраты на покупки. Выражение про сапожника без сапог к российским умельцам уже не применимо – скорее всего, сапожник сам «обует» своих клиентов, оставив ни с чем, и каждый раз я отправляюсь в магазин, как на очередное приключение, в расчете на очередную порцию адреналина.
Покупая новый телевизор, я была максимально заботливо и вежливо предупреждена продавцом-консультантом о том, что завод-изготовитель во избежание случайных сбоев в программах установил в нём специальную блокировку, для отключения которой мне за дополнительную плату обязательно необходимо вызвать мастера на дом. Я могла бы сделать это сейчас же всего лишь за дополнительные пятьсот рублей, но излишне ласковое обращение насторожило, и я, решив не торопиться с дополнительными расходами, пообещала подумать, а он вручил мне визитку с номером телефона того самого мастера.
