Все о моем дедушке

скачать книгу бесплатно


– Твоих родителей я беру на себя. А теперь хватит болтать, помоги мне подсоединить прицеп.

В молодости дед знать не хотел своего отца, который тогда возглавлял фонд и параллельно управлял ткацкой фабрикой, изрядно бедствовавшей. Отношения между дедушкой и прадедушкой – из тех семейных историй, которые рассказывают шепотом, обрывками и намеками. По официальной версии, у деда были свои идеи, а его отец в него не верил и считал его безумцем, который ничего в жизни не добьется. Тогда дед купил себе «Монтессу» и сказал, что поедет без остановок до самой Африки. И уехал. Но в путь он отправился не один, а с парой друзей. И поехали они не просто на поиски приключений. Они договорились с одной газетой, что будут отчитываться о путешествии, дали интервью на радио, и одна мебельная компания из муниципалитета Ла-Гаррига выступила их спонсором – во времена, когда это слово-то еще не было в ходу. Вокруг экспедиции сочинили рекламную кампанию: «Они вернутся и будут как дома». Этот слоган тоже придумал мой дед, и мебельная фирма потом взяла его на работу коммерческим директором. Так началась его карьера, и ему удалось убедить отца, что у него есть стоящие идеи и он готов рваться к успеху, с отцовской помощью или без нее. Эта глава семейной истории у нас называлась «африканской эскападой», и все знали: чтобы поднять деду настроение, достаточно вспомнить о ней и попросить рассказать о каком-нибудь из тогдашних приключений, например, о том, как они ночевали в лагере берберов-кочевников, или как им пришлось продать обувь, чтобы выручить денег на бензин, или как им предлагали трех женщин в обмен на один из мотоциклов…

Потом дедушка стал работать в фонде – по его словам, в те времена это было «гнездо бесполезных старикашек, едва способных умножить два на два», и фонд тогда чуть не обанкротился. У прадеда с математикой, мягко говоря, было не очень, что в фонде, что на фабрике, которая в конце концов разорилась. Дедушке пришлось нелегко. Прадед крепко сидел в директорском кресле, пустил корни, оброс связями – дедушка еле его оттуда выдернул, чтобы получить возможность спокойно заняться делом. Когда кто-то из взрослых вспоминает эту историю, говорят они непременно вполголоса и поглядывают по сторонам, чтобы никто не услышал: «прошел по головам», «подводные течения», «ни капли жалости», «отец его так и не простил»… Прадед согласился уйти на пенсию (точнее, его оперативно отправили в отставку), и дедушка стал героически спасать фонд. Он его поднял с самого дна, перетряс сверху донизу и превратил в то, о чём мечтал в старину Даниэль Каноседа, – в один из культурных столпов отечества. Фанфары! Овация! «Получи, отец!» Жаль только, что теперь он на том свете, наверное, смеется над тем, как обернулась вся эта история с дедушкой.

6

Мы сели в маленький автомобиль с прицепом (в прицепе был мотоцикл) и выехали из Барселоны через тоннель Вальвидрера. У меня топографический кретинизм, к тому же в машине я никогда особенно не слежу за дорогой, поэтому я не скажу, где находится тот особняк, куда меня тогда привез дедушка. Помню, что мы съехали с автострады, потом долго ехали по какой-то дороге, проезжали через небольшой городок и наконец остановились у ворот одного дома. Там жил его друг, некто Василий, фамилию которого я даже не выговорю, казахстанский миллионер, который сделал состояние на связях с российскими политиками.

Я не удивился. Дед дружит со всеми, кто имеет какой-то вес в Каталонии. Когда я с ним ходил на какое-нибудь мероприятие или он устраивал праздник дома или в фонде, дедушка всегда представлял меня гостям, широко улыбаясь от уха до уха:

– Сальва, мой внук. Весь в меня растет – готовьтесь!

И я смеялся, довольный тем, что дед так мной гордится, и говорил, что он будто собирает коллекцию фотографий известных и влиятельных людей, а он отвечал, что нет, не собирает. Однажды я его подколол:

– Дедушка, а ты уже всех собрал или еще кого-то не хватает в коллекции?

Он пристально на меня посмотрел и ответил без тени сомнения:

– Всех. У меня полный набор.

Я и раньше ездил с ним в гости к его важным друзьям, и дед, как обычно, меня проинструктировал, как себя вести. Наверное, все дедушки дают внукам такие советы, но только мой возил меня к миллионерам.

– Малой, когда войдем, если тебя что-то удивит, ты не сдерживай себя, удивляйся. Василий будет доволен, он любит пустить пыль в глаза. Уяснил?

– А чему я там должен удивиться? И зачем мы мотоцикл везли с собой?

– Тьфу ты, да затем, что у него собственный автодром! Для картинга, правда, но гигантский – как любят все эти богачи из бывшего СССР.

У ворот была будка с охранником, который спросил наши имена и кому-то позвонил, выясняя, впускать ли нас. Когда ворота открылись, верхняя челюсть с нижней у меня разошлись, как по команде, и сомкнуть их мне удалось нескоро. У этого Василия была настоящая гоночная трасса с целым автопарком, раза в три больше тех автодромов, где дети в день рождения катаются по кружочку за десять минут. И все карты оказались уменьшенными вариантами настоящих крутых машин.

К нам вышел человек в костюме и галстуке. Я сначала подумал, что это и есть дедушкин приятель миллионер, потому что у него были очень светлые волосы и очень бледное лицо, а еще он нарядился, будто на свадьбу. Но это оказался слуга, что-то вроде дворецкого. Он произнес с иностранным акцентом:

– Добро пожаловать. Господин Василий просил передать, что он будет позже, но вы можете начинать без него. Всё подготовлено, и освещение на трассе включено.

– Спасибо, Пепе, – сказал ему дедушка и хитро покосился на меня: – Его зовут вовсе не Пепе, но нам его имя не выговорить. Василий сказал ему, чтобы не осложнял себе жизнь и здесь звался Пепе. А поскольку Василий платит ему заоблачное жалование, теперь это его имя. И если ему велят откликаться на Маргариту – будет откликаться как миленький.

Я смотрел на Пепе и не знал, пожалеть его или позавидовать ему. Работа у него на вид была не особенно тяжелая. Я подумал, если в кино и сериалах показывают правду, то дедушкин друг наверняка окажется мафиози, а Пепе – его подручным, который делает всю грязную работу. Но дедушка не стал бы дружить с преступником и тем более не повез бы меня к нему в гости. Так я тогда считал.

Мы выгрузили мотоцикл, и дед велел мне надеть шлем.

– Я думал, сначала ты, – удивился я.

– Мне не надо наматывать круги по автодрому – я могу ездить по автостраде, когда пожелаю. А вот ты пока не можешь.

– Круть! А шлем-то тогда зачем? Штраф ведь тут никто не влепит.

– Вот упрямый! Шлем надень, и точка! Не хочу, чтобы твои родители на меня потом собак спустили, если ты раскроишь себе череп. Голова и это место, – он указал себе между ног, – только с защитой. Всегда! Хе-хе-хе!

Я поскорее нацепил шлем, чтобы скрыть неловкость от того, что дед заговорил со мной о сексе, и уселся на мотоцикл, как бывалый байкер. Я не представлял, как его заводить, но я скорее согласился бы набить татуировку с бабочкой на пояснице, чем признаться в этом деду. Я сделал покерфейс и вцепился в руль, сжав ручки изо всех сил, поискал слева-справа, где переключать передачи, вроде бы что-то нашел и потом стал высматривать, какую кнопку нажать, чтобы завестись. Дед надо мной ухохатывался.

– Рычаг! Толкни носком посильнее вон тот рычаг внизу и газуй! Это настоящий мотоцикл, шельмец, не то что нынешние!

У меня получилось завестись только с шестой попытки, но я старался не опускать взгляд, а всё время смотреть перед собой, чтобы выглядеть как опытный байкер, а не как молокосос, который вот-вот расплачется оттого, что мотоцикл не заводится (хотя после пятой неудачи я готов был выругаться так, что услышали бы даже в Казахстане). Наверное, видок у меня был тот еще: хмурый, серьезный, сосредоточенный. Я спиной чувствовал дедову улыбочку. Меня и самого тянуло заржать, но я понимал, что момент не такой, а особенный: дед и я вдвоем, среди ночи, на частном автодроме.

Первое мое воспоминание о дедушке – это как он загорает у бассейна вместе с бабушкой, которая тогда еще была жива. Кругом их друзья, все такие же богатые и влиятельные, или почти такие же, или еще богаче и влиятельнее, и все пьют коктейли. Еще помню похороны бабушки, но отрывками: люди в черных костюмах, машины, цветы, какая-то компания говорит о своем и смеется, а кто-то делает им замечание (теперь-то я понимаю, что до бабушки им дела не было – они пришли на похороны только затем, чтобы их там увидели, прежде всего увидел дедушка, пришли только ради приличия); тогда там собрались все, кто хоть что-то значит в стране. Деньги, власть, крупные компании, политические посты… Все, кого я потом видел в газетах и в новостях по телевизору. Но родители старались держать меня на расстоянии от этого мира.

Разумеется, время от времени дедушка возил меня на каникулы в разные невероятные места вроде острова Барбадос, где мы занимались подводным плаванием и жили в пятизвездочном отеле. И присутствие Терезы, дедушкиной экономки, и пары слуг-филиппинцев я воспринимал как должное – хотя понимал, что они принадлежат миру дедушки, миру, который еще не стал моим. У нас была «всего лишь» одна домработница, которая приходила на три часа в день убираться и готовить; теперь, после развода родителей, когда на эту прежнюю роскошь уже не хватало средств, ее «всего лишь» распалось на два визита в неделю на квартиру отца и еще один раз – к матери. Я никогда не приводил друзей к дедушке домой и не просил его доставать нам билеты или устраивать какие-нибудь развлечения вроде этой поездки на автодром. Хотя я знал, что могу. Что он не отказал бы. Но я понимал, что мои родители живут по-другому. Что есть некая тайная граница, которую я не могу пересечь. Не просто так отец ограничился квартирой с террасой на улице Корсики, на юге района Грасия, в двух шагах от роскошного проспекта Диагональ. Я говорю «ограничился», потому что по сравнению с дедушкиными возможностями люксом тут едва пахло. Главное, что отец хотел держаться подальше от дедушки и не хотел жить ни в совсем богатом районе, ни совсем на задворках – выбрал нейтральную территорию.