скачать книгу бесплатно
«Оптимизация» высшего образования в России: преподаватели вузов и их классовый профсоюз «Университетская солидарность»
Давид Мандель
Книга предлагает «взгляд со стороны» канадского профессора и профсоюзного активиста на современное положение его российских университетских коллег и на усилия активного их меньшинства организоваться в независимый профсоюз для защиты интересов преподавателей и качества высшего образования. Тем самым она подвергает критическому анализу политику государственной власти в этой столь важной области социальной политики. Написанная по возможности словами самих преподавателей, книга предназначена для широкого круга читателей, но в первую очередь для преподавателей вузов, студентов и будущих студентов, их родителей и всех граждан, кого волнует будущее страны.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Давид Мандель
«Оптимизация» высшего образования в России: преподаватели университетов и их классовый профсоюз «Университетская солидарность»
Перевод с английского Татьяны Савельевой
Фото на обложке -
Санкт-Петербургский государственный универститет
© Давид Мандель, 2020
© «Пробел-2000», 2020
© Школа трудовой демократии им. Г.Я. Ракитской
Школа трудовой демократии им. Г.Я. Ракитской
119361 Россия. Москва. Улица Озерная, 25-287
1. Предисловие
В 2012 году Владимир Путин, избранный на третий президентский срок, после четырехлетнего пребывания в должности премьера-министра (во избежание изменения Конституции) и после волны беспрецедентно массовых протестов издал «майские указы», в которых, среди прочего, обещал повысить к 2018 году заработную плату врачам, научным сотрудникам и преподавателям вузов до 200 процентов от средней заработной платы в регионе[1 - http://www.rsr-online.ru/doc/2012_06_25/6.pdf]. А 30 декабря того же года правительство утвердило «дорожную карту» в сфере образования, из которой выяснилось, что повышение зарплаты будет происходить не за счет вливания дополнительных государственных средств, а за счет «оптимизации», в результате которой в вузах будет сокращено до 44 % преподавательских ставок. Частично это объяснялось прогнозируемым уменьшением количества поступающих в вузы.[2 - http://legalacts.ru/doc/rasporjazhenie-pravitelstva-rf-ot-30122012-n-2620-r/]
Так открылся новый период ускоренных реформ высшего образования. Эта книга рассказывает о том, как реформы повлияли на положение преподавателей вузов, и о коллективных усилиях некоторой их части объединиться в независимый профсоюз для защиты своих профессиональных интересов и представления о том, каким должно быть высшее образование.
Помимо интереса, присущего теме книги, исследование этой конкретной стороны социальной политики государства позволяет лучше понять природу самого российского государства, а также состояние «гражданского общества» России, в частности, класса эксплуатируемых трудящихся, к которому относятся и преподаватели вузов (пусть, может быть, не всегда осознавая это).
Политика, которую проводит российское правительство в сфере образования, присуща не только России. За последние несколько десятилетий схожая политика, в той или иной степени и форме, проводится во многих странах. Зарубежные преподаватели вузов, которые будут читать эту книгу, наверно узнают похожие тенденции в своей стране и в своем вузе. Однако редко они приобретают столь гротескную и разрушительную форму, как в России.
Неолиберализм, какими бы ни были его идеологические оправдания, является по сути политикой буржуазии, когда она не сталкивается с действенным сопротивлением трудящихся[3 - Dudcik М. и Reed Jr. A. “The Crisis of Labor and the Left in the U.S.” ред. Panich L. и Albo G. The Socialist Register 2015. Merlin Press. Англия. 2015. стр. 373]. В России есть сопротивление, но по историческим и современным причинам оно весьма слабое. Поэтому обстановка, сложившаяся в сфере высшего образования, может послужить предостережением всем тем, кто разделяет гуманистическое представление о высшем образовании.
Данное исследование проводилось на протяжении нескольких лет, в том числе в течение довольно длительных пребываний в России, во время которых я проводил интервью и многочисленные неформальные беседы с университетскими преподавателями и профсоюзными активистами. Я также участвовал в образовательной деятельности их профсоюза, в профсоюзных встречах, конференциях и протестах. В этой книге используются как правительственные, так и профсоюзные документы, опубликованные научные исследования, а также публикации в СМИ и сообщения в социальных сетях.
Поскольку я не считаю возможным нейтрально относиться к существенным проблемам классового общества, полагаю необходимым представить собственную идеологическую позицию. Я член профсоюза Квебекского университета в Монреале, первого профсоюза преподавателей вузов Канады, и активно участвую в его борьбе за права преподавателей и гуманистическое видение высшего образования. В России я много лет принимаю участие в образовательной деятельности Школы трудовой демократии им. Г.Я. Ракитской.
Несмотря на свои идеологические убеждения, я старался в этом исследовании использовать все доступные мне материалы, не выбирая и не искажая факты в угоду предвзятой позиции.
Февраль 2020 г.
2. Краткий исторический обзор государственной политики в сфере высшего образования
2.1 Советский период[4 - Высшее образования в СССР ждет еще, по-моему, серьезного глубинного анализа. Этот раздел во многом основан на беседах с российскими коллегами.]
В советском обществе к преподавателям университетов относились с уважением, а само преподавание в университете считалась престижной профессией. В этой экономически относительно эгалитарной системе (даже учитывая материальные привилегии номенклатуры) зарплата доцента, самой многочисленной категории преподавательского состава, была примерно в два раза выше средней зарплаты. Кроме того, доцент мог рассчитывать на получение квартиры. Профессор получал в два раза больше доцента.[5 - Matthews М. Education in the Soviet Union: Policies and Institutions since Stalin. Лондон. George Allen & Unwin. 1982. стр.147. Некоторое сравнительное снижение уровня зарплаты ППС вузов началось в 1970ые годы. Smolentseva A. “Challenges to the Russian Academic Profession”. Higher Education. № 45. 2003. стр. 409.] Премиальная часть зарплаты была сравнительно невелика и стабильна.
Хотя от преподавателей обычно ожидалась некоторая публикационная деятельность, большинство университетов, за исключением нескольких элитных учреждений, занимались преимущественно преподавательской деятельностью, а более серьезные исследования проводились в институтах Академии наук. Таким образом, если аудиторная нагрузка была относительно большой -300 и более академических часов[6 - Длительность академического часа составляет 45 минут.] у доцента (и 120–150 у профессора), с ней можно было справиться. В некоторых вузах, таких как МГУ, каждый четвертый семестр освобождался для исследовательской деятельности.
Оглядываясь в 2017 г. на советский период, В. Афанасьева, в то время профессор философии Саратовского государственного университета, вспоминает: «Но ведь когда в восьмидесятых я задумывалась о карьере, быть профессором было не только интересно и почетно, но и очень практично. В самом деле, занимался профессор любимым делом; работал с виду совсем немного (часа эдак три в неделю), а зарплату получал как норильский шахтер; мог позволить себе кооператив в центре города и дачу на Волге, а за отпускными приходил в кассу с чемоданчиком – в портфель деньги не поместились бы. Профессоров уважали, их почитали, о них рассказывали легенды, каждый из них был уникален, неповторим и поэтому любим».[7 - Афанасьева В. “Пять причин, по которым не следует становиться профессором». Комсомольская правда. 20 марта. 2017.https://www.kp.ru/daily/26655.5/3676180/]
В Советском Союзе не было концепции «tenure».[8 - Гарантия постоянного места работы.] Но если преподаватель получал должность, он мог рассчитывать на то, что останется в вузе в течение всей жизни, если только не будет высказываться против политики или идеологии властей. Членство в партии, добиться которого представителям интеллигенции в поздний период существования Советского Союза было нелегко (в отличие от рабочих, которые подчас отказывались от настойчивых приглашений вступить в партию), было обязательным для преподавателей идеологически чувствительных дисциплин, таких как экономика, история или философия, находившихся под строгим политическим контролем. Социология, запрещенная при Сталине, возродилась после его смерти, но не как теоретическая, а, скорее, как прикладная дисциплина (сбор фактов и их обработка). Все социологические исследования в СССР проводились по разрешению либо парторганов, либо КГБ. Ничего похожего на свободно задуманные и свободно осуществлённые социологические измерения не существовало. В СССР была строгая цензура, и не существовало возможности своими силами тиражировать какой-либо текст, в том числе и сугубо научный. Курсы лекций по изучению марксизма (казенной его версии) и по истории партии были обязательными для студентов всех дисциплин.
Власть в системе образования, как и во всех социальных и политических сферах, была сильно централизованной. Организационные и финансовые решения принимались централизованно и исполнялись под контролем. В университетах и более специализированных вузах, подчинявшихся различным отраслевым министерствам, сильное базисное образование сочеталось со специализированным обучением, готовившим студентов к будущей работе. Обучение было бесплатным, а студенты, которые хорошо учились, получали стипендию, в дополнение к которой часто можно было найти подработку летом. Работа по специальности по окончании вуза была гарантирована благодаря государственному распределению, но зачастую в неблагоприятных условиях и с низким заработком[9 - Platonova D., Semyonov D. “Russia: the Institutional Landscape of Higher Education,” в Huisman J. и др. 25 years of Transformations of Higher Education Systems in Post-Soviet Countries. Palgrave Macmillan. 2018. стр.1.].
Преподаватели вузов, если только они не являлись членами парткомитета учреждения или не занимали административных должностей, не участвовали в принятии важных решений. Самые важные решения принимались не в вузах, а центральными органами, в том числе решения о дисциплинах и предметах преподавания, квотах на зачисление студентов в вуз, образовательных стандартах, рабочей нагрузке и вознаграждении труда.
Членами Профсоюза работников народного образования, высшей школы и научных учреждений были все, кто работал в этой сфере, в том числе и начальство. Эта организация была на практике составной частью государственного аппарата и администрации вуза. Основная его деятельность сводилась к распределению социальных благ. Во время горбачевской перестройки государственный контроль над образованием был несколько смягчен, но профсоюз так и не стал самостоятельным и не изменил своей основной функции.
Октябрьская революция открыла доступ к высшему образованию детям и взрослым из рабочей и крестьянской среды. Хотя главный акцент власть делала на роли образования в формировании квалифицированной рабочей силы для экономического развития страны, она в то же время подчеркивала его гуманистическую миссию духовного развития личности и общества в целом[10 - Smolentseva A. “Where Soviet and Neoliberal Discourses Meet: the Transformation of the Purposes of Higher Education in Soviet and PostSoviet Russia”. Higher Education. декабрь 2017. стр. 1096, 1098.]. Негативной стороной проповедуемого гуманизма была неприкрытая «идеологизация»[11 - Беда была в том, что изучали только одну идеологию. Всё остальное подлежало критике и дезавуированию.] высшего образования, которая включала обязательные занятия по казенному «марксизму-ленинизму», истории компартии, и тому подобному.
В советское время родители зачастую вкладывали значительную энергию и материальные ресурсы для того, чтобы обеспечить своим детям доступ к высшему образованию, которое в широких массах считалось престижной целью. Было широко распространено вечернее и заочное образование, предоставлялись особые условия для рабочей молодежи, поступившей на такую форму обучения. Студенты интересовались прежде всего учебой, а не тем, чтобы найти высокооплачиваемую работу (на производстве работа, не требовавшая высшего образования, зачастую оплачивалась лучше). Для тех, кто учился на дневном отделении, университетские годы стали одним из самых запоминающихся периодов их жизни, а дружба, начавшаяся в эти годы, часто длилась всю жизнь.
С другой стороны, студенческая молодёжь была организована в Комсомоле – тоталитарную молодёжную организацию. Комсомол давал пространство для приложения молодёжного энтузиазма, но и зорко контролировал политические взгляды и идеи. Комсомол использовался для подавления не только инакомыслия в молодёжной среде, но зачастую и просто «нестандартности», индивидуальности студентов.
2.2 «Лихие девяностые»[12 - Полезный обзор организационных изменений в сфере высшего образования России с конца СССР представлен в Platonova D. и Semyonov D. “Russia: The Institutional Landscape of Russian Higher Education,” в Huisman J. и др. (ред.) 25 years of Transformations of Higher Education Systems in Post-Soviet Countries. Palgrave. 2018.]
Десятилетие правления Бориса Ельцина, первого президента Российской Федерации, широко известно как «лихие девяностые». Это был период «первоначального накопления», т. е. насильственного отчуждения трудящихся от средств их существования, которые, согласно Конституции, унаследованной от Советского Союза, были общенародной или колхозно-кооперативной собственностью. Стремительная приватизация экономики в 90-е годы приняла форму массового грабежа, к которому власть не только спокойно относилась, но и активно ему содействовала[13 - О первоначальном накоплении и обусловленном этим характере российского государства см. Mandel D. “Primitive Accumulation in PostSoviet Russia.” Vidal M. и др. The Oxford Handbook of Karl Marx, Oxford U.P Нью-Йорк. 2019. стр. 739-54.].
Новое российское государство формально было и по-прежнему остается демократией. Но после ельцинского переворота и расстрела Верховного Совета (он был тогда доминирующим государственным учреждением) в октябре 1993 г. исполнительная власть освободилась от внешнего контроля. При режиме «управляемой демократии» относительно терпимое отношение власти к гражданским свободам (они все-таки еще значительны на фоне российской истории) зависит от невмешательства граждан в свободу действия власти в вопросах, которые она считает важными.
«Шоковая терапия», политика форсированного, стремительного перехода к капитализму при активной поддержке стран «большой семерки» и их международных финансовых организаций ввергла Россию в самую глубокую и продолжительную депрессию, когда-либо испытанную промышленной страной[14 - Stiglitz J. Globalization and its Discontents. Нью-Йорк. N.W. Norton. 2002. гл. 5.]. Власть упорно проводила этот курс на протяжении всех 90-х, несмотря на тяжелейшие его последствия для народа, который не способен был оказать действенное сопротивление.
К 1998 году реальный ВВП снизился до 27,9 % от уровня 1991 года. Доходы населения катастрофически упали вместе с расходами государства на социальные нужды. В этот период расходы правительства на высшее образование, как части ВВП, сократились с 1,21 % до 0,04 %; финансирование на долю каждого студента уменьшилось на 70 % по сравнению с концом 1980-х гг[15 - Banque europeenne de reconstruction et de developpement. Rapport 1998 процитировано в Kniazev E. «Les problemes nouveaux poses par la gestion d’une universite russe». Politiques et gestion de I’enseignement superieur. Т. 14, n° 1. 2002. стр. 121; Клячко Т. и Рождественская И. Образование. Институт переходного периода. Москва. 1999. стр. 4.]. Кроме обвального снижения реальных зарплат преподавателей, вузы старались выжить, привлекая различные формы негосударственного финансирования: платных студентов, коммерческое использование недвижимости, оказание услуг, получение грантов от частных источников. Эти виды деятельности были разрешены Законом об образовании 1992-го года, который разрешил и создание частных вузов.
В этих условиях централизованное управление образованием советского периода вынужденно уступило дорогу широкой децентрализации и расширенной автономии образовательных учреждений – другой возможности выжить у вузов не было[16 - Smolentseva A. “Challenges to the Russian academic profession.” Higher Education. 45: 2003. стр. 397.]. Только в середине следующего десятилетия государство стало снова активно вмешиваться в сферу высшего образования.
Для преподавательского состава вузов свобода преподавания, исследовательской деятельности и публикаций была главным положительным результатом разрушения советской системы. Хотя формально по-прежнему требовалось одобрение программ сверху, на практике преподаватели учили по своему усмотрению. «Это был период полной свободы – делай, что хочешь, – вспоминает Е. Красикова, преподавательница экономики Московского государственного университета. – Это было самое интересное и творческое время. Я написала учебник, который выдержал три издания. Было много интересных точек зрения, дискуссий, аргументов. Было интересно!» «С интеллектуальной точки зрения, 1990-е были лучшими годами моей жизни, – вспоминает преподаватель философии Санкт-Петербургского горного университета. – Мы получили доступ к книгам и переводам и могли преподавать и говорить, что хотели, не боясь».
Эта новая интеллектуальная свобода имела особое значение для преподавателей гуманитарных и общественных наук, поскольку естественные науки подвергались более слабому идеологическому контролю в Советском Союзе. Изменения этого периода также позволили до некоторой степени расширить участие преподавателей в управлении университетом, главным образом в выборах заведующих кафедрами, деканов факультетов и ректоров, а также в решениях, касающихся приема на работу и повышения в должности[17 - См. Космарский А. «Университеты стали гибридом патриархальных демократий с предринимательскими автократиями». Indikator. 25 сентября. 2018. https://indicator.ru/humanitarian-science/intervyu-mihaila-sokolova.htm.].
В начале 1990-х гг. были введены конкурсы на должности преподавателей вузов. Формально замещение должности преподавателя сроком на пять лет осуществлялось через открытый конкурс, на основании которого кафедры давали рекомендации избранному ученому совету вуза. На практике конкурсы в этот период были формальностью, и преподаватели могли рассчитывать на сохранение своей должности. Кафедры также имели решающее слово при продвижении коллег по службе.
Оборотной стороной этой вновь обретенной свободы и возможности участвовать в управлении было резкое снижение заработной платы преподавателей. Средняя зарплата преподавателя университета в 2000 г. была всего 1226 рублей (около $4 °CША)[18 - Smolentseva А. там же. стр. 409]. Кроме того, выплата зарплаты в 1990-е годы часто задерживалась, иногда на нескольких недель и даже месяцев – это при гиперинфляции и отсутствии индексации. Преподаватель московского вуза вспоминает, что «оклад был таким оскорбительно низким, что едва хватало на транспорт до университета и обратно». Многие из тех, у кого имелись лучшие возможности, уходили из университета.
Те, кто оставались, выживали разными способами, например, жили на доход супруга или супруги или сдавали свою квартиру, а сами жили на даче. Но главным средством выживания были дополнительные занятия, проводимые иногда в своем вузе, но чаще всего по совместительству в других университетах. Такое стало возможным потому, что многие преподаватели вообще ушли из профессии, в то время как количество поступивших в вузы стало стремительно расти с середины 1990-х и увеличилось почти в три раза к 2008 году (чему способствовало введение платного обучения в государственных университетах и расширение частных университетов)[19 - Platonova и Semyonov. стр. 344. В 2000 г. 4.741 миллиона студентов было зачислено в вузы по сравнению с 2.79 в 1995 г. В государственных вузах треть студентов были платными. Smolentseva А. “Universal Higher Education and Positional Advantage: Soviet Legacies and Neoliberal Transformations in Russia”. Higher Education. т. 73. №. 2. 2016, стр. 21; Образование в Российской федерации: 2010. Mосква. ВШЭ. стр. 102.]. Многие преподаватели зарабатывали тем, что готовили старшеклассников к вступительным экзаменам в университет. Другие занимались консалтингом или подрабатывали в сфере бизнеса. Эта дополнительная работа сказывалась на качестве жизни преподавателей и на качестве их преподавания, но ситуация была более или менее терпимой, так как преподавательская нагрузка была еще относительно невысокой. Однако за пределами крупных городов возможности подработать были гораздо более ограниченными.
Падение заработной платы сопровождалось снижением престижа профессии преподавателя и деморализацией значительной их части. Самоуважение преподавателей страдало от их абсолютной нищеты и невозможности добросовестно выполнять свою работу. Происходило всеобщее снижение академических стандартов, что проявлялось зачастую в низком качестве диссертаций и в практике написания диссертаций, курсовых и дипломных работ за плату. Плагиат в диссертациях стал распространенным явлением, в авангарде которого стояли различные высокопоставленные правительственные чиновники и депутаты, стремящиеся получить ученую степень. Иностранные гранты также вносили свой вклад в деморализацию преподавателей и ученых. Они помогали выжить, но оказывали определенное влияние на выводы исследований. В условиях ельцинской "шоковой терапии" моральная высота была утрачена многими преподавателями.
Изменилось также отношение молодежи к высшему образованию. В советское время студенты часто идеалистически объясняли свое стремление получить высшее образование желанием реализовать себя и внести вклад в общественный прогресс. Однако в 1990-е годы главным стало зарабатывание денег, а университетский диплом многими стал рассматриваться в основном как средство найти более оплачиваемую работу[20 - Zadja J. “Educational Reform and Transformation in Russia”. European Education. т. 35. № 1. 2003. стр. 69.]. Качество образования было в лучшем случае на втором месте. Таким же зачастую было и отношение работодателей к качеству образования[21 - В этот период одним из важных исключений из общей пассивности студентов был протест студентов Социологического факультета Московского Государственного Университета в 2007 г., в котором основной проблемой было низкое качество предоставляемого образования. См. Инициативная группа соцфака МГУ “OD Group”(2007–2008).http://chronicles.igmsu.org/odgroup/.]. Для молодежи призывного возраста дополнительной мотивацией получения высшего образования стало желание избежать или хотя бы отсрочить службу в армии.
Поскольку учителя средней школы испытывали те же экономические трудности и были вынуждены брать дополнительную работу, уровень подготовки учащихся к учебе в университете резко упал. Преподаватель экономики Б. Ракитский вспоминал об этом периоде: «Видимо, в старших классах они ничего не учили об устройстве общества. Меня это шокировало. Я стал рассказывать о самых простых вещах, и эти молодые ребята быстро достали блокноты и стали записывать. Так что какое-то желание учиться у них было. Но не было основы. У меня было такое впечатление, что у них совсем не было никаких знаний. Это было в середине 1990-х».
После крушения Советского Союза в результате «революции сверху» у университетских преподавателей, как и практически у всего российского общества, отсутствовали опыт и традиции объединения в независимые организации для защиты своих профессиональных и иных интересов. Недавно обретенные свобода и возможность участвовать в университетском управлении попали в руки преподавателей без какой-либо борьбы. В то же время им вдруг пришлось бороться за физическое выживание, ситуация незнакомая советским гражданам. Это ведь была одна из негласных целей «шоковой терапии»: предотвращение эффективной оппозиции реформам[22 - Угроза «возвращения коммунистов» вызывала серьезную обеспокоенность в 90-е гг. См. Goldman М. The Piratization of Russia. Нью-Йорк. Routeledge. 2003. стр. 75.]. Эта цель была успешно реализована и в отношении преподавателей вузов. Что касается Профсоюза работников образования и науки, унаследованного от Советского Союза, он продолжал, как и прежде, послушно одобрять все решения властей и университетских администраций.
2.3 Возвращение государства – 2000–2012 гг
Первое десятилетие нового тысячелетия ознаменовалось избранием В. Путина Президентом России. Путин был ставленником Ельцина, человеком, на которого, помимо прочего, Ельцин мог положиться, чтобы защитить себя и свою «семью» после ухода от власти.
В эти годы государство стало играть более активную роль в сфере образования. Это стало возможным благодаря началу восстановительного экономического роста[23 - По некоторым оценкам Россия до сих пор не вышла на уровень 1990 г.] после длительного кризиса. Рост стал возможным во многом благодаря резкому росту цен на нефть, которые в конечном итоге выросли в три раза. Росту также способствовало резкое падение рубля в 1998 г. (МВФ был неизменным противником девальвации рубля), в результате которого импорт сократился наполовину, способствуя росту отечественного производства.
Расходы государственного бюджета на образование существенно выросли по сравнению с безнадежно низким уровнем 1990-х гг. К 2004 г. они удвоились и в последующие годы продолжали расти быстрыми темпами. В 2000–2004 гг. доля федеральных расходов на высшее образование в ВВП в рублях выросла с 0,3 % до 0,7 %, а в период с 2004–2009 гг. еще на 140 %.[24 - Forrat N. “The Political Economy of Russian Higher Education: Why Does Putin Support Research Universities?” Post-Soviet Affairs. 2015. т. 32. № 4. 2016. стр. 12; Saltykov В. «Enseignement superieur en Russie». Russie. Nei. Visions, №. 29. апрель. 2008. стр.16; Sigman С. «Retour de I’Etat et formes de domination en Russie». Revue francaise de science politique. № 6. 2016. стр. 923.] Общие расходы общественного и частного сектора на всех уровнях сферы образования выросли с 2,9 % от ВВП до 4,6 % в период с 2000 г. по 2011 г. Но несмотря на это, государственные расходы на образование оставались на самом низком четвертом уровне среди стран-членов ОЭСР, гораздо ниже среднего уровня – 6,1 %.[25 - OECD Country note.(http://www.oecd.org/education/Russian%20Federation-EAG2014-Country-Note.pdf]
Во время своей первой избирательной кампании Путин не представил ничего даже отдаленно напоминающее экономическую программу, хотя назначение Г. Грефа, автора «Плана Грефа», министром экономического развития и торговли предвещало проведение неолиберального экономического курса. В высшем образовании правительство намеревалось заменить государственное финансирование, основанное на статьях бюджета, ваучерами, которые бы вручались студентам на основе их оценок по итогам ЕГЭ. Как потребители образовательных услуг учащиеся использовали бы свои ваучеры при поступлении в университеты, заставляя последние конкурировать между собой за студентов. Но эта программа подверглась критике практически со всех сторон, не в последнюю очередь со стороны ректоров, и эксперимент был прекращен в 2005 году, в то время как ЕГЭ стал всеобщим в 2009 г.[26 - Forrat. там же. стр. 11-12] Это нововведение уменьшило распространившуюся коррупцию, связанную с поступлением в университет, и увеличило выбор для учащихся. Но его отрицательное влияние на качество образования в старших классах, когда последние два года обучения направлены на успешную сдачу государственных экзаменов, до сих пор подвергается критике со стороны преподавателей, как и политика переноса педагогического акцента с получения знаний на приобретение «компетенций».
Хотя правительство отказалось от ваучеров, неолиберальное направление политики в высшем образовании все больше проявлялось в течение второго президентского срока Путина. Основное финансирование университетов зависело от количества бюджетных студентов. Федеральная программа развития образования от 2005 г. ясно обозначила состояние рынка труда как основного фактора образовательной политики, а в дальнейшем эта установка только укрепилась. Цель содействия развитию личности и общества уже практически исчезла. Власть, по-видимому, наконец нашла свою давно востребованную «национальную идею» – «конкурентоспособность». Этот документ и ввел термин «оптимизация», внедрение которой в социальной сфере окажет столь пагубное влияние на положение преподавателей вузов в последующем десятилетии.[27 - Smolentseva A. “Where Soviet and Neoliberal Discourses Meet,” Higher Education. 2017. декабрь 2017. т. 74. № 6. стр. 1100.]
Министром образования с 2004 по 2012 гг. был Андрей Фурсенко, личный знакомый Путина из его родного СПб. После крушения советской власти Фурсенко, физик по образованию, ушел в бизнес, а затем поступил на госслужбу. В 2007 г. на проправительственном молодежном форуме он раскритиковал образовательную систему, унаследованную от Советского Союза, за ее инертность. По его мнению, она упорно стремилась делать из молодежи творческих личностей, в то время как главной целью образования должно быть воспитание потребителей, которые умеют пользоваться технологиями и инновациями, разработанными другими.[28 - Мазурова Л. «Потребители нынче в дефиците?» Литературная газета. № 32. 8 августа. 2007. https://lgz.ru/article/N32-6132—8-08…]
Одной из реформ этого периода было присвоение статуса «национальных исследовательских университетов» группе элитных вузов и выделение им дополнительного финансирования в целях продвижения в них фундаментальных исследований и вместе с этим повышения их «международной конкурентоспособности». Другой программой 2000-х годов, тоже направленной на диверсификацию вузов путем создания элитного сектора, было образование в различных регионах «федеральных университетов». Для этой цели проводились слияния ранее отдельных, зачастую очень различных учреждений, что весьма болезненно воспринималось многими преподавателями, мнения которых никто и не думал спрашивать. Помимо Московского и Санкт-Петербургского госуниверситетов, получивших особый статус в 2009 г., в элитную категорию вошло еще около 60 учреждений, составлявших 12 % государственных вузов[29 - Sigman C. “‘Retour de I’Etat’ et formes de domination en Russie”. Revue francaise de science politique. № 6. 2016. стр. 925.].
Продвижение Российских университетов на «международном рынке образования» стало важной целью политики правительства. Для этого в 2003 г. Россия присоединилась к Болонскому процессу, что привело к замене традиционного пятилетнего срока обучения с получением диплома высшего образования на четырехлетний курс для получения бакалавра, за которым мог следовать двухлетний курс на степень магистра. Декларируемой целью этой реформы было способствование международной мобильности студентов и преподавателей. Но она до сих пор вызывает много нареканий со стороны преподавателей, которые жалуются на то, что программа бакалавриата – это лишь сокращенная версия старого пятилетнего курса обучения, которая не дает адекватного уровня высшего образования. Помимо прочего, программа бакалавриата предполагает введение значительного объема индивидуальной работы студентов. Но из-за повышенной рабочей нагрузки у преподавателей нет времени для такого руководства[30 - Kurilla I. «Education Reform in Russia». Russian Analytical Digest. №. 137. 2013. стр. 2.].
При возросшем уровне государственного финансирования высшего образования заработная плата преподавателей выросла во второй половине десятилетия. Тем не менее во многих регионах она оставалась ниже средней зарплаты. Международное сравнение показало, что средняя зарплата вузовских преподавателей в России в 2008–2009 гг. составляла лишь 60 % от ВВП на душу населения, что было намного ниже уровня зарплаты в развитых и даже во многих более бедных странах[31 - Altbach P.G. и др. (ред.) Paying the Professoriate a Global Comparison of Compensation and Contracts. Hoboken. 2012. стр.30. Borovskaya M.A. и др. “Higher Education Institute Salary System as a Factor of Modernization of Education and Science in Russia”. World Applied Sciences Journal. № 30 (11). 2014. стр. 1678, 1680.]. «С 2001 г. по 2011 г. зарплата реально выросла, грубо говоря, с 10 000 до 30 000 рублей», – вспоминает преподаватель высшей математики МФТИ Р Карасев. – Но этой суммы тем не менее не хватало для того, чтобы прокормить семью»[32 - Добрынин С. «Ортогональный Физтех». Радио Свобода. 6 декабря. 2015. https://inosmi.ru/science/20151206/234702542.html Международное сравнение зарплат ППС вузов 29 стран показало, что зарплаты в России – одни из самых низких, см. Altbach P. и др. Paying the Professoriate. Routeledge. 2012.].
В то же время общее положение работников бюджетной сферы в области оплаты труда ухудшилось после замены в 2008 г. Единой тарифной сетки (ЕТС) на новую систему оплаты труда. Реформа дала руководителям вузов более широкие возможности для расходования бюджетных средств: деньги, сэкономленные на различных видах деятельности, могли быть использованы для стимулирования труда сотрудников. О том, как именно это сделать, предстояло вести переговоры с работниками. Но в отсутствие независимых профсоюзов новый закон фактически развязывал ректорам руки. В результате непомерная часть новых денег пошла на вознаграждение администраторов.
Преподаватель высшей математики в МФТИ Максим Балашов вспоминал об этом периоде: «Цены на нефть стали расти, и положение преподавателей стало несколько более комфортным. Но мы начали замечать растущий дисбаланс. Рядовые сотрудники действительно стали получать немного больше, хотя и несопоставимо с тем доходом, который Россия получала от нефти. В то же время администрация начала делать очень большие деньги. В своей замечательной статье профессор Покровский писал, что хотя все и говорят, что наша работа бескорыстная, что мы делаем очень важную работу, нам почти ничего не платят, в то время как администрация жирует. В то время появилось несколько таких статей, поскольку люди стали все больше замечать диспропорцию, которая к 2010–2012 гг. приняла уродливую форму». В 2017 г. Министерство образования, наконец, признало эту проблему, хотя сделано ничего не было[33 - «В Москве обсудили финансовую политику образования и науки». https://минобрнауки. рф/пресс-центр/11685.].
Таким образом, вторая половина десятилетия была отмечена углублением оппозиции между преподавателями и администрацией вузов. То участие преподавателей в управлении, которое стало возможным после распада Советского Союза, было постепенно ликвидировано.
Поправка 2006 г. к Закону об образовании ввела новую процедуру выборов ректоров. Если ранее они избирались ученым советом, в котором преобладали представители преподавателей, то теперь правительственная аттестационная комиссия должна была одобрить кандидатуры до выборов, что позволяло устранить нежелательных кандидатов. А в элитных национальных исследовательских и федеральных университетах ректоры уже стали напрямую назначаться правительством (ректоры Московского и Санкт-Петербургского университетов назначаются самим Президентом). В результате выбор все чаще падает на «сильных управленцев», людей и с научными степенями, но и с опытом работы в бизнесе или в госуправлении. Ректоры элитных университетов, как правило, очень состоятельные люди.
Уставы вузов элитного уровня предусматривали создание новых подразделений вместо традиционных кафедр и факультетов. Если заведующие кафедрами деканы факультетов согласно Трудовому кодексу избираются советами факультетов, то главы переименованных подразделений уже назначаются сверху. Под давлением министерства эти изменения постепенно распространяются на всю университетскую систему.[34 - Forrat. Там же. стр. 26.]
В результате ректоры и другие высшие университетские администраторы прочно интегрировались в «вертикаль власти». Это и было важным шагом в восстановлении государственного контроля над высшим образованием. В системе «вертикали власти» лояльность функционеров обеспечивается комбинацией вознаграждения (источником которого, по крайней мере частично, является коррупция) и угрозы наказания (в том числе за коррупцию.)
Высокие зарплаты ректоров и других вузовских администраторов вместе с бурным ростом новых административных должностей, являются неотъемлемой частью системы неолиберального управления социальной сферой, которая в последние десятилетия вводится во многих странах[35 - O «новой государственной администрации» в российских вузах, см. Sigman С. «La montee de TElat-entrepreneur de 1'enseignement superieur’ et 1'hybridation public-prive: 1'exemple de la Russie». Economies etsocietes, Cahiers de I’ISMEA. XLIV № 4. 2010. стр. 581–602.]. Парадокс заключается в том, что «свободные рынки» и «конкуренция» в социальной сфере, которые превозносятся сторонниками этой политики, требуют мощного вмешательства государственной власти для их создания и поддержания.
Путинский режим унаследовал систему высшего образования, в которой, бесспорно, в значительной степени царил хаос, и которая явно нуждалась в реформах. Но правительство, получившее в свое распоряжение новые финансовые ресурсы, было преисполнено решимости навязать университетскому сообществу свое видение необходимых изменений, не советуясь с теми, кого эти изменения непосредственно касались, прежде всего университетских преподавателей. Реформы проводились вообще без какого-либо значительного общественного обсуждения, не говоря уже о демократическом участии. Этот подход сохранялся и в последующие годы.
