скачать книгу бесплатно
Давид задумчиво посмотрел на отца.
– Сможем, конечно. Но лично я этого делать не стал бы.
– Почему?
– Мне дом пока не нужен. На данном этапе меня вполне устраивает то, что есть. Здесь очень опасно прыгать выше собственной головы – можно шею свернуть. Ты хочешь помочь мне?
– Я не могу равнодушно смотреть на то, как ты живешь и чем зарабатываешь на хлеб.
– Okay. Я не стану отказываться от помощи. Она мне действительно очень нужна. У тебя есть немного денег? Тогда помоги мне открыть свой легальный бизнес. Я зарегистрирую корпорацию, открою счет в банке, сниму помещение под офис, дам рекламу на yellow page, найму пару рабочих. Они будут выполнять черную работу, а я – находить заказчиков, подписывать контракты, делать эскизы дизайна… И вот когда у меня дело пойдет и расширится, я сам смогу купить себе хороший дом с бассейном, приличную машину и многое другое.
– А сколько нужно денег, чтобы раскрутить такой бизнес, как твой?
– …Не много. Думаю, тысяч 25–30 вполне достаточно.
Левон повеселел:
– По рукам! Считай, что они у тебя есть.
– Спасибо, отец. Вот закончу через неделю этот заказ и займусь вами. У нас с тобой целая куча дел по вашему обустройству. Девочкам надо сдать тесты, чтобы записаться в школу. Тебе и маме хорошо бы найти работу. Всем вам надо получить social security number.
– А что это такое?
– Порядковый номер, без которого в Америке жить нельзя. Своего рода код. По нему в считанные минуты можно получить о человеке исчерпывающую информацию, то есть вычислить его и просветить, как на рентгене. При заполнении любой анкеты, при поступлении на работу или учебу, при визите к врачу, при любом письменном или устном обращении первый вопрос – Ваш Social Security number? Без этого никто с тобой даже разговаривать не станет.
– Как в концлагере, что ли?
– Ну что ты. Это свободная страна свободных граждан, – усмехнулся Давид. – Дальше. Наша первостепенная задача – получить вид на жительство. Ты наверняка слышал, что Америка разыгрывает green-cards по лотерее. Я уже второй год заполняю на себя и на вас бумаги и отправляю их по инстанции. В прошлом году мы все пролетели. Посмотрим, что будет в этом. В сентябре ожидается очередной розыгрыш. Еще вам с мамой нужно обязательно сдать экзамены на Driver Licence – водительские права, и купить машину.
– Что за необходимость такая? Разве мы не можем, как все, пользоваться тролейбусами, автобусами, метро?
– Дело в том, что городской транспорт в Лос-Анджелесе, мягко говоря, дефективный. Здесь, к примеру, тролейбусов и трамваев нет вовсе. Есть одна недостроенная ветка метро, по которой, с интервалами электрички, бегают трехвагонные поезда. Практически весь городской транспорт это автобусы, но и они ходят не часто и не везде. Чтобы добраться куда-нибудь, иногда приходится сменить несколько автобусов. Так что, если «как все», то без машины вам никак не обойтись. Причем, в идеале, у каждого должна быть своя.
Отец только присвистнул.
Глава 4
За следующие несколько месяцев Левон и Лана сообща изучили правила вождения, взяли платные уроки у инструктора и, успешно сдав в DMV driving test, получили водительские права. А это означало, что можно, наконец, купить машину и не быть больше пленниками тесной унылой квартиры.
В один прекрасный день Давид ворвался в дом, как шаровая молния, и с порога, размахивая какой-то бумажкой, закричал:
– Мама! Папа! Сестренки! Пляшите! Победа!
– Кто победил? Кого? – Левон, читавший русскую газету, поднял очки на лоб, вопросительно глядя на сына. – С немцами вроде бы мы давно уже разобрались.
– Вы выиграли грин-карту! Все четверо! Всей семьей! Просто чудо какое-то! – Давид сиял.
– Погоди, погоди, сынок. А ты? – спросил Левон.
– А я пока опять пролетел, – махнул рукой Давид. – Ничего. Подождем еще. Не представляете, какая это удача. Здесь люди по десять лет ждут, и то не у всех получается. Даже на всякие махинации идут. Но чтобы вот так сразу! Собственно, грин-карту выиграл папа. Ну а жена и дети уже автоматически приплюсовываются, как члены одной семьи.
– Я что-то не понимаю, Давидушка, – перебила его Лана. – Разве ты не наш сын?
– К сожалению, этот закон распространяется только на детей, моложе 21 года. А мне уже 23. Так что я сам по себе.
Давид был очень занят. И воодушевлен. Он теперь выглядел совсем иначе, чем в день их приезда – исчезли мрачная замкнутость и растерянность. Он стал общительнее, веселее, разговорчивее. Шутил с сестрами. Ластился к матери. Лана радовалась, что перед ней снова ее прежний сын. И даже лучше прежнего. В нем не осталось и следа от юношеского эгоизма, избалованности. Несмотря на свою занятость, он умудрялся для всех находить время. Старался решать многочисленные вопросы и проблемы, то и дело возникавшие на пути их нелегкого внедрения в чуждую им, новую среду. Бывшему советскому гражданину даже в голову не могло прийти, каким количеством тонких и толстых нитей опутан якобы свободный американец, как сосчитан, прослежен и измерен каждый его шаг. Дотошные эмигранты предпринимали отчаянные усилия разобраться во всей этой паутине. Истинные же американцы могли прожить в своей стране всю жизнь, даже не попытавшись понять, как действует механизм, частью которого они являются.
К своему ужасу, Лана обнаружила, что вся одежда, все постельное белье в шкафу и на полках у сына неглаженые. Более того, их, как оказалось, и гладить-то было нечем. Она заставила Давида взять ее в магазин, сама купила утюг и гладильную доску и ликвидировала это «вопиющее безобразие».
– Мамочка, солнышко! – таял от удовольствия Давид, надевая по утрам идеально отутюженные рубашки. – Я снова чувствую себя человеком! Пегги пыталась убедить меня, что утюг в Америке – nonsense. Что по-настоящему деловые люди не опускаются до траты драгоценного времени на такие ничтожные мелочи, как складка на одежде, а попросту не замечают их.
Да, на быт, судя по всему, Пегги размениваться не хотела. Но, несмотря на то, что приезд семьи Давида внес в ее жизнь существенные неудобства и осложнения, для его сестер у нее время находилось. После работы она заезжала за ними на своей старенькой Хонде и везла показывать город. Заканчивалась прогулка обычно в каком-нибудь Fast Food или в кинотеатре с пакетом pop-corn и огромным бумажным стаканом ледяной pepsi-cola. Девочкам такое приобщение к «настоящей» американской жизни ужасно нравилось. Они ждали Пегги с нетерпением, с каждым разом проникаясь к ней все большей симпатией. Благодаря ей английский у Инги и Вики быстро продвигался.
Шли последние недели летних каникул, и скоро Пегги уже не сможет уделять им свои вечера. Но с наступлением осеннего семестра и у сестер не будет свободного времени. Обе начнут учиться в High school, которая, к счастью, располагалась в пяти минутах хотьбы от дома Давида.
Инга считала каждый день, отделявший ее от занятий, веря, что как только она переступит порог своего нового класса, для нее начнется по-настоящему интересная жизнь, полная волнующих событий и увлекательных встреч. Ей не терпелось почувствовать себя американкой.
У Вики, казалось, на этот счет иллюзий не было. А кроме того, она жила в ином мире, очень глубоком, сложном и до конца ею не осознаваемом. Когда на улице было нестерпимо жарко и никто не рисковал высунуть нос на раскаленный балкон, Вика находила там уединение. Забившись в угол, где чудом сохранялся крохотный клочок тени, она записывала в свой дневник стихи-раздумья, полные любви к миру, к людям и какой-то странной вселенской патетики, самопроизвольно изливавшейся на бумагу.
Лана никогда не отождествляла себя с породой женщин семейства домашних и, в принципе, терпеть не могла всё, что было связано с хозяйством и домом. Но на сей раз она буквально лезла из кожи вон, изощряясь в приготовлении разнообразных блюд, бросив на это благое дело весь свой – застойный на данном этапе – творческий потенциал. Уж очень ей хотелось компенсировать сыну два тяжелых года, прожитых им едва ли не впроголодь. Хотя осуществлять задуманное было совсем непросто. Купить-то можно было все, что душе угодно, вплоть до птичьего молока, а вот сообразить, где и на чем готовить – гораздо сложнее. Тесный закуток у входной двери, который лишь символически можно было назвать кухней, казалось, меньше всего для этого подходил. Тем не менее, всякий раз, устраиваясь после работы за взятым напрокат столом, Давид блаженно жмурился, с обожанием глядя на мать, и мурлыкал слова благодарности. Лана тотчас начинала прикидывать в уме, а что бы такое-этакое придумать на завтра.
– Конечно, для любимого сына ты готова весь день проторчать на кухне, – ехидничала Инга, уплетая обед. – Небось когда мы просили тебя приготовить нам что-нибудь вкусненькое, ты всякий раз ссылалась, что занята.
– А разве я не была занята, дочка-колючка? Кто ездил каждый день на работу? Кто возил вас в школу и из школы? Кто держал на себе весь дом и сад впридачу?
Как минимум дважды в неделю Пегги обедала вместе с ними. Нахваливая материнскую стряпню, Давид бросал на нее выразительные взгляды. А однажды, не удержавшись, напрямую сказал: «Увидела, sweet heart, что значит настоящая женщина в доме? Учись.»
Как только Давид усаживался перед телевизором, Инга пристраивалась позади него с расческой в руках и припрятанными лентами в кармане и принималась возиться с его по-девичьи длинными волосами. Сначала она их долго, тщательно расчесывала или начесывала, потом выкладывала в замысловатые прически или заплетала косички – иногда одну, иногда две, а то и сразу десяток, под шумок вплетая в них разноцветные ленты и завязывая бантики. Давид не сопротивлялся и все терпел. Возня сестры с его волосами действовала на него расслабляюще и успокаивающе, как массаж.
Глава 5
Очень скоро выяснилось, что в Лос-Анджелесе полно знакомых, опередивших их по части эмиграции. Знавшие Левона как «крупного начальника» и не успевшие еще избавиться от болезни, именуемой чинопоклонством, они спешили пригласить их в гости, оказать внимание, поделиться приобретенным опытом, дать дельный совет, похвастаться своими достижениями или поплакаться на трудности и неудачи. А по сути, как скоро поняла Лана, за всем этим стояло одно, осознанное или неосознанное, стремление оказаться поближе друг к другу – так сбиваются в кучку щепки, попавшие в водоворот. Обычно после подобных общений у Ланы оставался привкус во рту и осадок на душе.
В тот вечер их пригласили к себе бывшие соседи по дому на Котельнической набережной, с которыми они случайно столкнулись в супермаркете – довольно приятная замужняя пара, Анна и Сергей, уже четыре года жившие в Америке. Собрав небольшую компанию из своих друзей, они устроили в их честь настоящий пир.
Рассказывая Левону о присутствующих, хозяин неизменно пользовался, в качестве характеристики, их «союзными» заслугами и регалиями: этот в прошлом декан университета, тот профессор, у этого жена юрист, а тот – и вовсе академик. И ни слова о том, чем они занимаются здесь, в Америке, чем зарабатывают себе на жизнь. Лишь один гость составил исключение.
– Виталий Гофман – наш самый незаменимый человек, – сказал Сергей, представляя высокого, холеного мужчину средних лет с красивой проседью в густой черной шевелюре. – Он доктор. И все мы его пациенты.
Несмотря на респектабельный вид и явное мужское обаяние, доктор не произвел на Лану положительного впечатления. Зато его супруга понравилась ей с первого взгляда. Аристократическая внешность, полные достоинства манеры, спокойная, этакая глубинная уверенность в себе. Сергей назвал ее Натель. Надо понимать, Наталия – Ната, Нелли, Натали. Я хотела бы с ней подружиться, отметила про себя Лана и очень тому удивилась. Она не смогла припомнить, где и когда в последний раз у нее возникало подобное желание.
Ощущая себя инородным телом в чуждой ей по духу среде, Лана между тем не без любопытства наблюдала за своими соотечественниками. Она не могла отделаться от мысли, что все присутствующие, включая хозяев, разыгрывают перед ними некий фарс. Они оживленно переговаривались, шумно смеялись, обсуждали какие-то местные проблемы – «шапинги», «сэлы» в «молах», «аутлетах» и на «плазах», пересыпая речь английскими словечками. Ну почему, почему все эти люди, все эти умные, светлые головы, должны были оказаться здесь, за тридевять земель от родного дома. Почему они должны разыгрывать из себя американцев, которыми, увы, никогда не станут, – с надрывом думала Лана, забывая, а точнее, не желая признать, что сама становится частью этой, «чуждой ей среды».
Начало застолья прошло в мажорных, приподнятых тонах, по-прежнему больше смахивавших на шоу. Сергей не скупился на напитки, и гости, постепенно утрачивая самоконтроль, расслаблялись, становясь самими собой, не заботясь уже о том, какое впечатление они производят на вновьприбывших. Покончив с кухонными хлопотами, Анна подсела к Лане.
– Вам придется, милая Лана, как и всем нам, смириться с мыслью, что мы – потерянное поколение, – сказала она, красноречиво вздохнув. – Поколение, добровольно приносящее себя в жертву счастливому будущему своих детей. Лишившись Родины, мы ничего, кроме бытового комфорта, не обретаем взамен.
– Не-ет, – протестующе замотала головой Лана. – Не могу с вами согласиться. Это было бы слишком жестоко.
– Судите сами. Мы приезжаем сюда готовыми специалистами, состоявшимися людьми с определенными представлениями о самих себе. Мы знаем, на что способны и чего стоим. Но чтобы доказать это здесь, нужен хороший английский, которого у нас, как правило, нет. Большинство из нас не может прилично объясняться даже в продуктовом магазине. Вот тут-то и начинается самоуничтожение себя как личности, когда осознаешь вдруг, что для этой страны ты ноль без палочки, и никому весь твой предыдущий опыт не нужен.
А вот доктор Гофман, он молодец! – добавила Анна, с обожанием глядя на своего самодостаточного гостя. – Проявил волю и настойчивость. И теперь пожинает плоды. Он был практикующим врачом у себя на Родине. Приехав сюда, оказался ничем, как все мы. Спрятав самолюбие в карман, пошел работать простым санитаром в госпиталь. А по ночам учился. За три года сдал все экзамены и получил лайсенс врача. Теперь имеет свою медицинскую практику. Взгляните, какой у него довольный вид. Еще бы! Вилла на вершине холма. Три шикарные машины в гараже. И все это достигнуто собственным трудом. Хотя… – Она понизила голос до еле слышного шепота. – За такой короткий срок обычный врач не может так высоко взлететь. Наши эмигранты – народ изворотливый. Умеют находить бесконтрольные лазейки в американских законах.
– А его супруга? Чем она занимается? – перебила ее Лана.
– Натель?.. Спросите что-нибудь полегче. Никто из нас этого толком не знает. Проще всего было бы предположить, что рядом с преуспевающим мужем можно не заниматься ничем. Но Натель к числу таких жен явно не относится. Она, как бы это выразиться… Загадка своего рода. Вещь в себе.
Хозяин, произнося тосты за каждого из своих гостей, с особым почтительным уважением заговорил о Левоне, называя его не иначе, как Левон Давидович и на «вы», хотя ко всем остальным обращался запросто, по имени. Он попытался даже припомнить весь его послужной список.
– Побойтесь Бога, Сергей, – довольно резко прервал его Левон. – Мы не в Союзе и не на партийном собрании. Хотите выпить за нас с Ланой? Спасибо. – Чокнувшись с хозяином, он залпом осушил свой бокал.
Доктор Гофман, с резко возросшим интересом изучая бывшего «большого начальника», улыбнувшись, спросил:
– Как давно вы здесь, Левон?
– Почти два месяца.
– Ну-у, совсем еще новички.
– Но мы уже успели получить права, – вставила Лана с гордостью. – Дело за небольшим – купить машину.
– Уже решили, какую?
Они поговорили о марках машин и о покупке дома. Уточнив, в каком месте те собираются жить, доктор Гофман предложил свести их со своим агентом по недвижимости. Его наводящие вопросы не были случайными. По марке и стоимости машины, по району проживания здесь определялся уровень благосостояния семьи, ее места на социальной лестнице. Все, конечно, понимали, что за два месяца пребывания в стране о месте этом говорить еще рано. Но иные умудрялись подготавливать себе почву задолго до переезда. Особенно те, кто занимал в Союзе большие посты.
– Мой realtor нашел мне дом, которым я очень горжусь, – сказал доктор Гофман, продолжая затронутую тему. – Кстати, будем рады принять вас у себя. – Помедлив, он добавил: – Всех, здесь присутствующих. На Labor Day.
– Виталий! На Labor Day мы уже приглашены к Левинским в Санта Барбару, – напомнила Натель. Лана отметила про себя, какой приятный у нее голос – звучный и грудной.
– Как же я мог забыть такое! – хлопнул себя по лбу доктор. – В программу включена рыбалка с яхты. А я это дело обожаю. Натель – моя ходячая записная книжка. Что бы я делал без тебя, hunny! Если ты еще и вспомнишь, какой weekend у нас свободен, цены тебе не будет.
– Последний этого месяца, – подсказала Натель.
– Чудненько. Значит, ждем вас к 8 часам вечера в субботу 30-го. Здесь наш домашний адрес и телефон. – Он достал из нагрудного кармана несколько визитных карточек и, протянув одну Левону, еще раз повторил: – Будем очень рады видеть вас у себя. – Остальные визитки он раздавать не стал, а просто положил их в центре стола, мол, кто захочет, возьмет сам. Этот не слишком красивый жест можно было расценить, как отсутствие горячего желания видеть у себя гостями всех присутствующих.
Ближайший выходной день Давид посвятил родителям, задавшись целью выбрать для них подходящий автомобиль. Если в Союзе трудно было покупать машины потому, что их не было, то здесь трудность заключалась как раз в обратном – в бешеном их изобилии. Пожалуй, ни в каком другом штате Америки машина не возводилась в такой фетиш, как в Калифорнии. Ярко освещенные диллерские, украшенные флажками и гирляндами рвущихся в небо воздушных шаров, занимали центральные улицы города, выстраиваясь одна за другой по фирмам-производителям: Mercedes-Benz, Lincoln, BMW, Jaguar, Chrysler, Lexus, Audi, Pontiac, Cadillac, Ford, Мitsubishi, Toyota, Acura и так до бесконечности.
Благодаря сыну, Лана с Левоном сделали совсем неплохое приобретение – двухлетнюю жемчужно-белую Infiniti Q-45 с кожаным салоном и sunroof – люком на крыше. Давид заверил их, что это комфортабельная модель высокого класса и, в отличие от американских, очень надежная. К восторгу Ланы, они покинули диллерскую на своей собственной машине.
– Не могу поверить! – бормотала она с волнением усаживаясь за руль. – Мы теперь свободны, как птицы!
Она включила зажигание, зафиксировала кресло и зеркала в удобном для себя положении, введя их, по подсказке Давида, в компьютерную память машины на водителя № 2, поставила рычаг автоматического переключения скоростей на Drive и лишь слегка прикоснулась носком правой ноги к педали газа. Машина рванула с места, как норовистый конь.
– Ого, какая чувствительная! – испугалась Лана, вцепляясь в руль.
– Восемь цилиндров – это вам не шутка. Машина мощная и очень послушная. Так что будьте предельно осторожны, – предостерег Давид.
Глава 6
Наступил первый день занятий в High school. Лана сама привезла дочерей в школу и, пожелав удачи, задумчиво смотрела им вслед, невольно вспоминая тот ужас последних лет, когда ей приходилось возить их на метро и в электричках. Ее девочки начинают учиться в американской школе. Увы, не в частной, не в специализированной, а в бесплатной Public School. Какой контингент будет окружать их? Как сложатся и сложатся ли вообще их отношения с одноклассниками? Найдут ли они общий язык? Не будут ли чувствовать себя одинокими среди чужих?
С затаенной тревогой сестры улыбнулись друг другу и разошлись по своим классам. Они насмотрелись еще в Союзе видеокассет с фильмами об американской школе, где молодежь была представлена отъявленными хулиганами и бандитами, измывавшимися над учителями и друг другом. Не забыли они и страшные происшествия, показанные по новостям, когда маньяк-подросток перестрелял в школе несколько учеников и учителей. И вот теперь им предстояло самим окунуться во все это – не в кино, а в реальной жизни. В их жизни.
К удивлению Вики, в классной комнате не оказалось ни столов, ни парт. Стол был только один – учительский. Все остальное – казенного вида стулья с подлокотниками и небольшой, размером с тетрадь, приставкой впереди. Вика заняла один из них в заднем ряду, чувствуя себя неудобно, как в капкане. Не зная, куда деть школьную сумку, она засунула ее под стул и принялась исподтишка разглядывать своих новых одноклассников. Не увидев, как ожидала, размалеванных лиц, кричащих причесок и одежды, она вздохнула с облегчением. Это были обыкновенные подростки и вели они себя раскованно и буднично.
Первым был урок Critical Thinking – Критическое мышление. Со звонком появился учитель – немолодой, неопрятно одетый мужчина. Вику поразила его рубашка. Она была не просто неглажена, а безобразно мята. Мята настолько, что воротник, собравшись в морщины, свернулся трубочкой. Холостяк должно быть, подумала Вика. Вытащил утром из стиральной машины одежду и нацепил, не глядя.
Учитель бросил портфель на стул, а сам уселся на стол и, упершись взглядом в листок бумаги, приступил к перекличке. Когда он дошел по алфавиту до Вики и назвал ее фамилию, она, как и все, коротко откликнулась: «Here». Но чуткое ухо учителя сходу уловило разницу в произношении. Он поднял глаза, внимательно оглядел ее и спросил:
– Where are you from, young lady? – (Откуда вы, молодая леди?)
– From Russia.
– Wow! – прозвучал короткий, но многозначительный возглас.
Случилось то, чего она боялась. Внимание всех присутствующих обратилось на нее. Ее откровенно разглядывали, однако, без тени недоброжелательности. К счастью, длилось это совсем недолго. Уже через минуту все снова забыли о ней.
Вика изучала классический английский, американская интерпретация которого сбивала ее с толку. Как это не комично, американцы «на полном серьезе» принимали британское произношение за иностранный акцент. Сами же они жевали слова, съедали окончания, безбожно акали и даже меняли согласные. Как, скажем, в расхожей фразе: Oh, my God! (Боже мой!) звучавшей у них как: «О, май Гаш!»
Рядом с Викой сидел интеллигентного вида паренек. При перекличке его назвали Майклом. Она решила делать все как он, чтобы не выделяться, и даже списывать у него, если понадобится. С другой стороны от нее, через один пустовавший стул, расположилась девица по имени Дороти. Она, не переставая, жевала жвачку с открытым ртом, надувала из нее пузыри и звонко щелкала.
Учитель, представившийся новичкам как Mister Cage, раздал размноженные на ксероксе первые страницы учебника, который им предстояло приобрести, и, вызывая учеников по списку, предлагал прочесть один абзац.
– На следующем уроке мы будем обсуждать прочитанное, – предупредил он. – Каждый выскажет свое мнение, попытается найти логику развития событий и поступков действующих лиц, дать им оценку и обоснование.
Впрочем, Вика не была уверена, что правильно все поняла. Дверь с шумом открылась, и на пороге появился долговязый парень в джинсах, стоптанных ботасах и разрисованной майке, с серьгой в одном ухе. Привалившись к косяку плечом, он по-хозяйски обвел взглядом класс, криво ухмыльнулся и выжидательно посмотрел на учителя.
– Hello, Nicholаs! – приветствовал его мистер Кейдж. – Вы опоздали… – Он бросил взгляд на ручные часы, – на 20 минут.
– I know, – последовал невозмутимый ответ.
Мистер Кейдж выразил надежду, что этого больше не повторится, и предложил опоздавшему занять свободное место. Свободное место было только одно – слева от Вики, на которое тот и плюхнулся, а потом долго и шумно копался в своей сумке, пытаясь выудить оттуда карандаш и лист бумаги. Карандаш ему найти удалось, с бумагой дело обстояло хуже. Вика вырвала из тетради листок и протянула ему.
– Thanks, – буркнул парень и взял листок, даже не взглянув на нее.
– Мы можем продолжить, Николас? – поинтересовался учитель, все это время терпеливо пережидавший его возню.
Николас благосклонно кивнул. Кто-то хихикнул. Он метнул в сторону смельчака пронизывающий, недобрый взгляд сквозь прищуренные веки – хихиканье мгновенно оборвалось. Дороти вытащила наконец изо рта жвачку, прилепив ее под сидение своего стула:
– Как дела, Ник?
Он сомкнул колечком большой и указательный пальцы, что должно было означать: «превосходно».
– Viktoria. Now, would you like to read for us? – На американский манер учитель произнес не «вуд ю лайк», а «вуджулайк».
Вика не следила за текстом и, не зная откуда читать, растерялась.
Майкл ткнул пальцем в ее отксерокопированный листок: – From here.
