скачать книгу бесплатно
Последняя тройка, всю сложную дорогу прикрывающая группу, должна быть особенно сильной в плане огневой поддержки. Тут думать капитану тоже не пришлось. Старший лейтенант Эйхвальд, самое оно в данном случае. Женя из потомственных поволжских немцев, давно и прочно обрусевших и воевавших со своими бывшими соотечественниками так, что иногда впору было ставить их в пример некоторым прочим национальностям. Ну и с ним как раз впишутся Андрей Шабанов и Расул Валиев. Андрей был вторым из снайперов, что Куминов планировал брать с собой.
Так как с одним из его личной двойки, а вернее, одной, уже всё определилось, то остался всего один боец. Связист, всегда находящийся рядом. И на эту роль капитан без лишних размышлений определил Камиля Джанкоева, одного из «стариков» с тех пор, когда Куминов был только лейтенантом.
В печке потрескивали сухие дрова, чуть отдавая лёгким смолистым запахом. Он смотрел на тёмный потолок из вплотную друг к другу накатанных брёвен, думал, вспоминал. Сколько вот таких ночей уже осталось позади? Куминов, конечно, мог бы посчитать в голове, но не хотелось. Было не до того. Впереди была неизвестность и опасность, связанная именно с этой неизвестностью.
Ему довелось сходить за линию фронта не один десяток раз за прошедшие пять лет его личной войны. И каждый выход был донельзя опасен, напряжён и ответственен. Половина операций выбивала в его взводе людей, хороших и добрых парней, с каждым из которых успел подружиться. Но всякий раз Куминов сам возвращался назад живой и невредимый, даже начиная верить в удачу. А сейчас? Да черт знает, как оно сложится сейчас. Но и что в этом такого, если надо? А ничего, просто ещё один рейд, всего один… и он провалился в сон.
– Товарищ капитан… товарищ капитан!!! – его настойчиво дёргали за плечо. Куминов открыл глаза и посмотрел на будившего бойца. Потом поднёс к глазам циферблат часов.
– Охренеть… – такого с ним давно не случалось. Проснуться в десять часов… а-я-я-я-й, товарищ капитан. – Чего раньше не будили?
– Так комроты сказал, чтобы вы отсыпались, вот и не будили. – Боец пожал плечами. Показал в сторону стола, вкопанного в углу. – Мы вам поесть принесли, так остыло, наверное, всё уже.
– Спасибо. – Куминов сел. Засунул ноги сначала в тёплые шерстяные носки, а потом в лёгкие тапки, стоявшие под его кроватью. Ну, если уж разрешили поспать, то явно никто не будет против того, что он появится не сразу по пробуждению. Зарядкой и пробежкой сегодня можно пренебречь, времени на работу по операции совсем мало.
А вот, кроме того, чтобы умыться и почистить зубы, стоило побриться – этого не отнять. Простейшие вещи, связанные с личной гигиеной, ему привили в училище, вдобавок к приученным папой с мамой. Грязь, длинные волосы, наплевательское отношение к самому себе – ведут ко многим неприятностям. И обычный педикулёз среди них далеко не на первом месте. Заболевания кожи куда как неприятнее. Так что требование военного командования по поводу ежедневного бритья сейчас воспринималось совершенно не так, как на гражданке. А со временем Куминов вообще приобрёл своеобразное пристрастие и привычку к этой процедуре.
А на выходах? Выходы – это выходы. Вон, редко встречавшиеся церковники, пока в дороге даже посты свои нарушают. И ничего, в дороге же.
Горячая вода, нагретая дневальными в баке, уже стояла в специально отрытом рядом с входом в блиндаж крытом умывальнике. Надо торопиться, а то холодно и ёмкость, пока еще исходящая парком, могла остыть очень быстро. Дневальный полил командиру на голову, крепкую шею и широкую спину, украшенную несколькими шрамами разной степени длины, глубины и ширины. Куминов отряхнулся как мокрый пёс, насухо растёрся жёстким полотенцем. После трёхминутной, согласно профилактической памятки и рекомендаций военврачей, чистки зубов, капитан приступил к самой любимой части ежеутренних водных процедур.
Помазок с короткой и жёсткой щетиной вспенил обмылок в металлическом стаканчике медного оттенка. Пена, полученная от туалетного земляничного мыла, была густой и плотной, идеально ложащейся на упорные скулы и жёсткий подбородок. Металлическая безопасная бритва лежала наготове рядом. Куминов подмигнул своему отражению в небольшом прямоугольном зеркале, уведенном разведчиками со склада автомобильных запчастей, и начал бритьё.
Утреннее бритьё – это ведь, если подход грамотный, не просто удаление ненужной растительности с лица, вовсе нет. Ведь что с утра самое нужное? Правильно, настроиться на необходимый лад. А что может помочь это сделать, как не внимательная работа острой полоской металла, которая за крохотную долю секунды может оставить совсем неприятный след от неверного движения. Раз так, то и делать это следует вдумчиво и сосредоточенно, особенно если время позволяет. А уж чем и как, это личное дело каждого.
Куминов, например, на дух не переносил так распространившиеся в последнее время литые и глупые станочки с парой лезвий в них. Ни веса, ни уверенности, не говоря о качестве, что напрямую зависит от всего перечисленного и остроты. Опасной же бритвой, как следует выправленной на кожаном ремне, он пользоваться не умел и никогда не учился. Новомодных механических, на ручной заводке, и тех, что шли со шнуром и вилкой на конце, просто не воспринимал. Пользовался трофейной, золлингеновской, к ней лезвия, производимые за Уралом, подходили идеально.
Лезвие со скрипом прошлось по гладкой щеке. Капитан смыл остатки пены, глянул на себя в зеркало и остался доволен результатом. Прополоскал принадлежности для бритья, вытер насухо специальным куском ветоши. Убрал их в небольшой кожаный несессер, тоже трофейный. Достал стеклянный флакон с немецкой надписью «Зигфрид» и плотно притёртой пробкой. Налил на ладонь немного резко, но приятно пахнущей жидкости, предвкушая короткий обжигающий миг, нанёс на лицо. Замер… Кожа на какое-то мгновение вспыхнула огнём и тут же успокоилась, подарив ещё немного бодрости.
Через пятнадцать минут готовый к очередному совещанию лейтенант, затянутый в свежевыглаженную форму, уже хрустел снегом, направляясь в штаб.
Всё и все были, как и вчера. Комполка крутил в пальцах карандаш. Профессор поблескивал стёклышками очков, протираемых клетчатым платком. Учёная помоложе и покрасивее задумчиво дымила сигаретой и отхлёбывала, если судить по запаху, кофе из кружки. Особист и начальник разведки рассматривали карты, разложенные на ближнем конце стола. Абраменко красовался орденом и медалями, а Иволгин затачивал вновь сломанные карандаши. Давешний лысый прятался за кульманом. Все дружно повернули голову в сторону вошедшего Куминова, но никто ничего не сказал, лишь «батя» погрозил пальцем.
– Начнём, товарищи? – полковник чуть стукнул кулаком по столу. – Давайте уже замолкайте и предлагайте продуманные и грамотные предложения.
Командир разведки пожал плечами и подошёл к карте, закреплённой на кульмане.
– Времени у нас, конечно, было маловато, ничего не скажешь. – Его красные и не выспавшиеся глаза это только подтверждали. – Но кое-что успели намерковать за ночь, товарищ полковник. Итак, предлагаю следующий вариант…
Майор ткнул линейкой в то самое место, где они сейчас все находились.
– Все группы выходят одновременно, завтра после обеда, следуют до точек, отмеченных на оперативных картах. Перед этим – начинается артиллерийская подготовка. Этим, соответственно, мы создаём первый уровень прикрытия. Уровень предосторожности никогда не бывает лишним, и уж тем более, не в нашем с вами случае. Хотя наш СМЕРШ и работает на ять, но лучше перебздеть, чем недобздеть, да… Мои извинения, Александра, вырвалось.
Первой, прикрываясь штурмовым батальоном Остапчука, начавшего прорыв линий обороны противника, выходит группа Абраменко. Это вот здесь… – линейка ткнула в район, находящийся примерно в половине пути от полка до точки отправки за линией фронта. – Здесь у нас несколько довольно сильных участков, причём все они находятся в лесу. То есть разведчики должны мгновенно скрыться в ближайшем пролеске, при этом их прикрывает приданная группа из трёх «Т-45», сопровождает, прикрывая огнём. Танковый взвод здесь идёт как раз в самом необходимом месте этой части немецкого укрепрайона. Прикрывают танки две роты батальона, создавая у противника ощущения разведки боем. Немцы не должны ничего понять.
Есть данные о том, что в нашем районе идёт разворачивание штурмовой группы, и, значит, упреждающие действия с нашей стороны покажутся своевременными. Они не вызовут подозрений, так как за рубеж, захваченный во время атаки, мы будем держать за собой любой ценой. Самое главное – пройти вот этот кусок, закрываемый тремя ДОТами[13 - Д(олговременная) О(гневая) Т(очка): укрепление, оборудованное инженерными сооружениями, зачастую выполненными из армированного бетона, углублённое в почву. Чаще всего вооружается несколькими крупнокалиберными станковыми пулемётами. Также существовали ДОТы, оснащённые артиллерийскими орудиями (линия Маннергейма, линия Мажино). Численный состав обороняющихся – от нескольких человек до нескольких десятков военнослужащих. Очень опасная, при грамотном расположении и обустройстве штука. Подвиг А.Матросова относится именно к моменту прорыва у одного из подобных укреплений. Прим. автора. (смотри П.С. далее)П.С: «А.Матросова» означает Александра Матросова. К сожалению, у нашей Родины подрастает поколение, которое не знает не то, что фамилий Кантария, Егоров, Гастелло, Рокоссовский или Малиновский, нет. Некоторые даже не владеют «инфой» – кто есть такой маршал СССР Георгий Константинович Жуков.]. Дальше группа прокладывает маршрут сама, в основном воспользовавшись лыжами. Вероятнее всего, что вам будет наиболее удобно пройти вот здесь, между населёнными пунктами Сергиевск и Ташлы, выйдя к селу Красный Яр.
Следующей, через десять километров выходит группа Иволгина, вот здесь… Что мы имеем тут, товарищи, так это возможность прождать проход основной группы наших атакующих сил по руслу, и позже уйти по льду реки на довольно значительное расстояние. В данном случае есть небольшой процент возможного обнаружения группы авиаразведкой противника. Она, как давно известно, курсирует вот в этом и этом районах. Но мы можем уничтожить патрульные геликоптеры и автожиры, и это не привлечёт ненужное внимание. Раньше-то никто их не трогал, пока совсем не обнаглели.
В случае же атаки никто не помешает авиаторам сделать небо хотя бы на пару часов чище и свободнее. Так что в данном случае группе Иволгина предлагается уйти в одной из трёх точек выше по течению, что только поспособствует возможному успеху. Прошу обратить внимание также на тот фактор, товарищ капитан, что маршрут вашей группы идёт по дельте реки Большой Кинель, которая в свою очередь выходит в Сухую Самарку. Понимаете, к чему я? Вот-вот, часть пути, при определённых мерах предосторожности, соблюдаемых разведчиками, можно попробовать пройти, пользуясь участками реки. Благо, что петляет она изрядно. К контрольному максимальному времени вы должны успеть. Во всяком случае, расчёты мы делали вместе с вами, так что, Иволгин, тебе и карты в руки.
Ну, а теперь то, что касается третьей группы. Куминов, ты стартуешь позже всех, и идёшь с разведчиками вот отсюда, проходя по диагонали до посёлка Петра Дубрава. Путь самый короткий и, ясное дело, из-за этого наиболее опасный. Этот сектор находится в зоне постоянного контроля охранной дивизии СС, размещённой в Куйбышеве, да…
Майор остановился. Налил волы из стеклянного графина, выпил, продолжил.
– Вы понимаете, товарищи командиры, насколько важна ваша миссия, осознаёте? Не только наш полк, оба соседних, включая лётчиков и танкистов, будут умирать для того, чтобы вы смогли выполнить задачу. Не подведите, ребята, прошу вас…
Батя положил ему на плечо свою тяжеленную руку. Сжал так, что вновь побелели костяшки на литом кулаке:
– То, что нам с вами рассказали товарищи ученые, не совсем понятно, но и не том спасибо. Что же касается охранцов, парни, то тут дело такое… там по периметру стоят иностранные легионы. Из наших… бывших наших. Объяснять кому-то и что-то надо?
Объяснять никому и ничего не было нужно. Слава этих подразделений далеко опережала их самих. Попасть в руки кому-то из тех, кто пошёл по одной дороге с немцами, было страшно, действительно страшно.
– Вот такая у нас с вами диспозиция. Прошу всех заняться подготовкой к операции, включая постановку задач подчинённым. – Полковник, хлопнул ладонью по столу. – Так что разойтись…
Куминов отошёл от блиндажа, сославшись на необходимость зайти на склады вооружения и боеприпасов. После чего вернулся к командирскому блиндажу и зашёл через незаметную дверь за небольшой будкой нужника. Истолковать как-то по-другому подмигивание «бати» он не мог. Как оказалось, догадка была полностью правильной.
– Садитесь, капитан. – Профессор Данилов достал из собственного портфеля, плотной кожи, с медными замками, очередную папку. – Ознакомьтесь, пожалуйста.
Николай развязал тесёмки, разложил чуть желтоватые листы, первым из которых шёл сложенный вдвое план-карта. Покрутил его и понял, что догадки по поводу способа доставки гостей тоже оказались верными. Чёткая чёрная жирная линия с частыми поперечинами шла от места дислокации полка в сторону Уральского хребта. В другую сторону она не вела, начинаясь лишь возле населённого пункта с названием Сергиевск. Хотя Куминову сразу стало ясно, что эта ветка шла параллельно одному из основных ответвлений Волго-Вятской железнодорожной магистрали.
– Вам необходимо добраться до этого пункта. – Лысый, вышедший на свет, сел на лавку рядом. – Отсюда часть пути пройдёт относительно безопасно и быстро. Запас необходимых заряженных аккумуляторов для локомотива постоянно обновляется нашими агентами. Сядете в поезд, правда не в «СВ», и поедете себе тишком… под землёй.
– А остальные пойдут по верху, значит? – Куминов покачал головой.
– Да, сынок. – Данилов нервно побарабанил пальцами по крышке портсигара. – Именно так и будет. Ты сам до всего дошёл верно, и правильно. Только пойми простую вещь – так необходимо для успеха операции.
– На живца… – Николай сплюнул на пол. – Охренеть не встать, товарищи, что сказать ещё. Пехота пойдёт на убой, чтобы вывести ребят за линию фронта. Ребята пойдут на убой, чтобы дать пройти нам… неужели у вас нет никого, что вы решили отправить именно мою группу, прикрывая её нашими товарищами? Вы ведь подозреваете, что и в полку есть абверовские агенты, и только из-за них затеяли всю эту бойню. Неужели нет никого, каких-нибудь чудо солдат-диверсантов… Не поверю ни за что.
Лысый посмотрел на него, долго, внимательно и изучающее. Откашлялся без надобности и, лишь потом заговорил. Так мягко, что Куминов сразу начал ожидать какого-то подвоха.
– Спрашиваешь, есть или нет, товарищ капитан? Так я тебе отвечу… что нет, вот сейчас и нет. Те, что могли пойти, уже пошли. И не вернулись назад, и весточки не подали. Война идёт, солдат, священная война, ты помнишь про это?! Враг уже двадцать лет почти стоит на наших территориях, захватив всю практически европейскую часть нашей с тобой родины! А ты мне тут говоришь про живца и ловлю на него… не обнаглел ли ты, капитан, а?!
Замолчал, глядя на напрягшегося Куминова, и продолжил снова мягко и обходительно:
– Мы тоже не лыком шиты, Коля, далеко не лыком. Но ресурсы, которыми обладали, либо закончились, либо стоят в таком резерве, что пускать их в ход следует только в очень крайнем случае. А он ещё не наступил, и от тебя и твоих ребят зависит то, наступит он или нет. Мне, веришь ли, не хочется, чтобы он наступил. Продолжим и, надеюсь, без того, что было сказано по поводу твоих друзей. Когда война закончится, сынок, а она обязательно закончится, вот тогда и вспомним всё это.
И после того, как на развалинах Берлина выпьем за победу и за мирное небо, третью поднимем за всех тех, кто помог её достичь, нашей общей победы. А пока не вздумай, товарищ капитан, распускать нюни и забивать голову ненужными тебе переживаниями. Война идёт, помни это. Продолжим?
Куминов кивнул, соглашаясь. Покосился на командира полка. Медведев сидел мрачный, горой нависая над столом. Во время разговора капитану послышался какой-то хруст, и сейчас стало видно, что комполка сломал карандаш, который крутил в пальцах.
Лысый посмотрел на них обоих, чуть дёрнул вбок головой, вздохнул.
– Локомотив должен доставить вас на одну из станций возле основного тоннеля, проходящего под Куйбышевым. Часть из них взорвали и завалили, не давая возможности врагам хотя бы немного продвинуться вперёд, открывая секретные коммуникации. Часть затопили, и они не должны знать хотя бы что-либо. Во всяком случае, теперь нет никого, кто мог бы открыть эту тайну, документы либо уничтожены, либо вывезены в Новосибирск.
«Завалили и взорвали, и никто ничего не знает… – верилось в это с трудом. Но оговорка про то, что именно «теперь» никого нет, сделала своё дело. Куминов вздрогнул, поняв, что человек напротив не ставит человеческую жизнь ни в грош. Если это необходимо для дела»
– А вот дальше разобраться в ситуации сможете лишь на месте. В самом Куйбышеве наших агентов уже нет. – Лысый зло хрустнул пальцами.
– Вычислили? – Комполка мрачно взглянул на него.
– Непонятно. Никаких сеансов связи, ничего подобного.
– А как же тогда с тем, что вы сказали по поводу безопасности подземных коммуникаций? – Куминов напрягся.
– Они не были в курсе про них. Слухи слухами, но найти то, что не хотелось бы, чтобы было найденным, тяжеловато. Если, в особенности, не знаешь, где искать.
– Что нас может ожидать в Куйбышеве?
– Хорошего ничего. Город охраняется практически по своему периметру. Внутри, по тем данным, что есть, всего несколько районов пригодны для жизни. Именно в них находятся основные немецкие подразделения и администрация, заводы и лагеря с заключёнными, работающими там. Они охраняются даже больше, чем периметр.
– Почему? – Куминов недоумённо уставился на лысого.
– Да непонятное там что-то творится, и нехорошее. И ещё, капитан, запомни… – палец собеседника ткнул в карту на той её части, которую предстояло пройти пешком. – Вот тут вам надо быть очень осторожными. Там происходят странные и страшные дела. Так что держите уши востро, не удивляйтесь и действуйте оперативно, если что-то пойдёт не так. И запомни ещё, Коля… среди охраны самой Берлоги немало необычного, но есть и такое, что ты сначала можешь не понять. В общем, там не только ходячие результаты экспериментов, там, скорее всего, есть те, кто и людьми-то не полностью являются.
– Это как? – капитан недоверчиво покосился на собеседника.
– А вот так, товарищ красный командир. – лысый усмехнулся, растянув губы в совсем незнакомой для него гримасе. – Ты уж поверь, что там встретишь много такого, что раньше только в книгах замечал. Или когда бабушка страшные сказки рассказывала. Запомни одно – любое живое существо всегда можно уничтожить, самое главное хотеть этого. А ты должен, Николай Александрович, очень должен этого хотеть. Потому как, дорогой мой, если ты или твои ребята этого не пожелают, то справиться вам будет тяжело. Права на ошибку у вас нет, ни права, ни шанса ошибиться. В лепёшку расшибитесь, что хотите делайте, но задачу, поставленную перед вами командованием и партией выполните.
Куминов молча смотрел на него. Спокойным и невозмутимым взглядом серо-стальных глаз. Лысый чуть дёрнул щекой, продолжил спокойнее и мягче:
– С собой у профессора Венцлав будет пакет, который она откроет, лишь перейдя границу города. Ознакомитесь с ней на месте, и, исходя из этой информации, будете действовать. Да ты не думай, Николай, что вас отправляют без каких-либо шансов вернуться. Кое-какая страховка у вас с собой будет. Э? Никак наша симпатишная учёная уже рассказала тебе кое-что? Ох, молодёжь… Венцлав?
– Да?
– Привлечь бы тебя по всей строгости сурового закона военного времени за то, что язык распустила, да не могу. В общем, товарищ капитан, и ты, и ты твои солдаты люди опытные, серьёзные и боевые. Не думаю, что испугаетесь того, что встретите. А если и испугаетесь, то сможете справиться, иначе-то никак.
– Чего нам ждать? – капитан говорил также спокойно, как и раньше. Не волновался, а вернее ничем не выдавал собственного, пусть и небольшого, мандража.
– Ничего особенного, Николай. Так, всё по мелочи, всякой твари по паре. Читал, небось, Гоголя, «Вечера на хуторе близ Диканьки»?
– Читал…
– Ну вот… – лысый улыбнулся. Неожиданно широко и по-доброму. – Вот всякую нечисть и встретите. Неужели ты, командир РККА, испугаешься оборотня, к примеру?
– Да уж… – Куминов сглотнул неожиданно подступившую слюну. – А у нас такие есть?
– У нас? – лысый хмыкнул. – Есть, а куда ж без них-то.
На войне, как… – 3
Северо-запад СССР, октябрь 195.. год
Смерть здесь случалась разной. Но пахнущей кровью, сохнущей на жесткой шерсти и длинных клыках, такая ему еще не встречалась.
В город свозили население отовсюду. Новых хозяевам город требовался настоящим, с прогулками по его красивым улицам, с работающими магазинами и улыбающимися людьми. Витрина для той части мира, что верила тем, кто командовал этим театральным представлением.
Когда прорывали блокаду, главным стало вывезти выживших. Любой ценой – вывезти. Самолетами, машинами, поездами. Прикрыть их, не дать бить по пыхтящим составам, по грузовичкам и пассажирским автомобилям, катящимся через озера и заснеженные подтопленные участки, сбивать с серого неба транспортники.
За две недели, уложившие в себя эвакуацию, уложили две дивизии добровольцев. Вызвавшихся самих, понимающих – их может не стать. Не стать из-за блокадников, и так умирающих от голода, авитаминоза, болезней и постоянных обстрелов. Жителей города Ленина, бывшего города Петра, людей, ставших символом борьбы с врагом.
Кто-то остался. Даже не кто-то, а многие, не слабые, таких выносили на руках и грузили в транспорт, нет. Остались боявшиеся самого пути, открытого в лютый мороз, быстро сменившийся шквальным снегом. Пугавшихся немецких стали со свинцом, ждущих их на сотне километров перед новой жизнью.
Остались подпольщики и диверсанты. Остались уголовники и беспризорники. Остались забытые и покалеченные. Но большинство выехало из Ленинграда, загрузившись на железке в вагоны, везшие их к Уралу и дальше.
Уже потом оказалось – им повезло. Тем, кто не струсил и решил идти через огненное кольцо, окружившее город на третий день экспедиции и несколько узких коридоров, постоянно менявшихся и ждущих людей.
Но, в первые месяцы, когда по улицам застучали кованые немецкие сапоги, оставшиеся думали иначе. Так бывает везде и всегда. Везде и всегда найдутся «моя хата с краю», даже если не хата, а квартира в доме на бывшем Невском. И даже не в месяцы, и не в недели. А в дни.
Немцы хотели пройти парадом до Зимнего. Немцы начали идти от Лавры. Первый взрыв случился у Московского вокзала, когда туда подтянулись остатки потрепанной испанской «голубой» дивизии. Им тоже не повезло, заряды закладывали на совесть.
Грохотало у Таврического. У Казанского. Бывший Елисеевский разорвался самой настоящей лавой, густо замесив внутри огненной смеси тысячи тысяч подшипников. Питер, рабочий Питер, советский рабочий Ленинград желал мстить. И мстил.
Патрули остались на улицах столицы Революции навсегда. И убрать их оттуда мог лишь приход своих. Наших. РККА.
Но до этого остались даже не годы, а больше. Десятилетия, прячущие в себе постоянную борьбу тех, кто не сдался.
Беспризорник, их-то, набежавших со всех областей вокруг, никак не могли вывести даже новые хозяева, вжался вглубь большого деревянного ящика, служившего домом. Куча мусора и ящики поменьше закрывали его, скрывая от ненужных глаз. Но инстинкты, берущие своё начало со времён обезьян, прячущихся на баобабах от хищников, заставляли вжиматься глубже. Луны не было, а когда в сторону кучи посветили фонарём, он накрылся с головой кучей пёстрого тряпья, и его никто не заметил.
Там, где фонари, ещё пару минут назад ревели и выли, страшно хрустели суставами и скрипели зубами. Но теперь просто стояли, шумно вдыхая воздух и прихлёбывая что-то горячее из термосов, принесенных людьми в длинных кожаных плащах. Собаки, если судить по тоскливым и жалобным подвываниям в стороне, сюда не подходили. И беспризорник четвероногих понимал.
В воздухе висел густой и липкий запах крови, растёрзанного человеческого тела, смерти и… страха. Зубы пацана невольно и в очередной раз выбили дробь, и он постарался сжать их как можно сильнее, боясь выдать себя. Лишь бы не выдать, лишь бы не выдать себя этим, которые сейчас, довольно переругиваясь на своём лающем языке и, изредка взрыкивая, торопливо одевались в принесённую «кожаными» одежду.
Его подвела собственная правая, затёкшая коленка и давно рассохшийся ящик. Когда паренёк чуть шевельнулся, стараясь не издать ни звука, доска треснула со звуком пистолетного выстрела в ставшей почти мёртвой тишине переулка. Один из успевших нацепить лишь штаны, дёрнулся в его сторону, поведя головой так, как будто принюхался. Луна, наконец-то выскочившая из-за низких туч, отразилась в глазах высокого мужчины серебристым блеском и остановилась на сверкнувших в её свете зубах. Слишком больших для человека зубах. И тогда беспризорник закричал. Отчаянно и безнадёжно.
Полчаса назад:
Темно в некоторых местах так, что хоть глаз выколи. Здесь же практически нет фонарей, а те, что есть, не могли освещать все уголки. Это было хорошо, пусть и не во всём, но хотя бы в чём-то. Возможно, что сразу не увидят его издали, не откроют огонь.
Холодно. И вот это уже плохо, очень плохо. От ледяного воздуха мысли сбивались, заметно хуже работало тело. Хотя… тем, кто шёл за ним, тоже ведь сейчас несладко.
И ветер: злой, резкий, рвущий. Проникал в слишком широкие рукава пальто, остро бил через реденький шарф, намотанный на шею. Лезвием только что выправленной опасной бритвы проводил по заледеневшей коже ладоней. Перчатки… перчатки остались где-то там, позади, брошенные в спешке. Некогда, нельзя было задерживаться, чтобы подобрать их. Совсем нельзя. По пятам, по следам уже достаточно давно торопливо шли. Торопливо, быстро и неумолимо шли. Рядом, совсем уже недалеко почти бежали серые тени на двух ногах, которые так хотели загнать его в паутину дворов и проулков. А там взять в кольцо, скрутить, стреножить. И ещё рядом с ними шли другие, те, которые на четырёх лапах, и при хорошем свете чёрно-рыжие, низкие, длинные. С четким нюхом, который помогает им практически всегда и практически везде.
Он бежал, бежал как мог быстро в этом теле, бежал, надеясь выскользнуть из облавы. Раскрыл свою первую личину, державшуюся все последние семь лет, но это не так страшно. Таких в городе хватит для всех нужных дел. Для террактов, для шпионажа, для передачи данных, для всего, необходимого для победы.
Он боялся раскрыть вторую личность, спрятанную глубже остального, раскрывавшуюся всего три раза и все эти разы оказались очень опасными. После второго в город привезли его… товарищей по приобретенным способностям. Товарищей с «той», немецкой, стороны.
Глупо было считать себя единственным, да ему так и не думалось. Их и высадили втроем, дальше пути разошлись, но пару месяцев назад он почуял, пошел за едва уловимым следом. Феромоны и препараты, вытяжки и сыворотки, все, вкачанное в тела добровольцев, не растворяются бесследно. Особенно когда знаешь – как те пахнут.
Бабкины страшные сказки оказались научными выкладками. Предания старины глубокой обернулись толстыми скоросшивателями документации экспериментов. Небыли и едва уловимые басни у костра обернулись оружием, опасным и необходимым, необъясненным для самого оружия.
Он знал очень немного, знал лишь механизм «развертывания» и «схлопывания», знал свое время в активной фазе, понимал подаренные физические возможности и четко помнил необходимые дозы антидотов с преобразователями, позволявшие мыслить.
Кроме тех трех раз у него – было еще десять. Из них половина оказалась подарком от кого из сорвавшихся коллег, не сумевших справиться. Одного ему пришлось ликвидировать, отыскав дела его рук и зубов. Тогда их осталось двое.
Пару месяцев назад он сам чуть не сорвался, вывернув из подворотни и уткнувшись в серо-холодные глаза третьего… третьей. Женщины всегда были спокойней и контролировали себя лучше. Но за льдом в ее глазах ему пришлось рассмотреть страх. А в левом рукаве пальто – незавершенную трансформацию. Он сбил ее в канализационный люк и выбрался наружу где-то за городом, отлеживаясь сутки и сожрав всех крыс в округе.
А потом…
