скачать книгу бесплатно
А, ну тебя! Махнул рукой и начал переодеваться. Не, а что, мне еще во вторую комнату уходить переодеваться? Надо ей меня пасти – пусть пасет. Нового ничего не увидит, и брезговать особо нечем. Не фитнесообразный красавец, и что?
– Клевый шрам. Тебя медведица за задницу хватала?
Вот ведь, а?
– Типа того. Покажу в Зоне.
– Хорошо. Если что, то медведица. Ты же у меня охотник-любитель.
– Ты о чем?
Мара положила на стол небольшую карточку. Свидетельство о браке. Хренатушки себе…
– Мы с тобой едем в медовый месяц. А Зона – наш с тобой свадебный подарок, если что. На прощание с твоей работой у Периметра. Я же у тебя люблю экстрим.
Повернулся к ней и посмотрел с большим удивлением.
– Ты думаешь, кто-то там купится на это?
– А не по барабану?
Глава 2. Старый добрый бар
Радуйся дню. Завтра может не быть…
Песни Койота
Шаг за шагом. Шелест под ногами. Подошвы в труху стирают всякую дрянь, копившуюся годами. Штукатурку, обвалившуюся с порыжевшего потолка, украшенного весенними наплывами и глубокими трещинами. Жалкие останки мокриц, тараканов, жуков и прочего насекомьего царства. Кремово-желтое крошево рассыпавшихся старых костей.
Неприятное место. Любое подземелье неприятно. Но это неприятно как-то особенно. Как-то мерзко и жутко. Терпеть не могу темные гулкие коридоры. Ненавижу черные промозглые подвалы. Выть готов от серых склизких городских коммуникаций. Клаустрофобия? Да черт ее маму знает. Может, и она.
Динь-дан, динь-дан, вода капает. Где-то впереди, за поворотом. За темным поворотом, мохнатым от паутины, идущей поверху. Паутина почему-то черная. Тянется вяло колышущимся липким ковром от потолка и до растрескавшегося бетонного пола. Всю левую сторону прохода закрывает напрочь. Мерзко-ужасная черная паутина.
Ладно. Надо вперед. Назад не отступишь. Там свод обвалился. Потому как после взрыва самой обычной «эфки» в таких старых тоннелях именно так и происходит. На кой ляд надо было ее использовать? А другого варианта не выпадало. Когда за тобой прет здоровяк, а магазин ты не поменял, надо удирать. Или что-то придумывать. Вот, придумал.
Фонарь моргает, потрескивает. Его приложило вместе со мной об стену, когда прыгал вперед. Прятался от собственной гранаты. Плечо ноет и голова иногда еле ощутимо болит. Как иголку раскаленную, длиннющую, от затылка до ключицы, взад-вперед, взад-вперед, дергает чья-то безжалостная рука. Нехорошо, да. Очень нехорошо. Да что там, херово, если честно. Еще и фонарь моргает.
Занесло же сюда. Что тут такое вообще было? А хрен его знает, товарищ майор. Какая-то страшно секретная ерепень, полагаю. Давно брошенная и совсем забытая еще до Зоны ерепень. Излет СССР во всем великолепии. Пара встреченных стальных дверей – что твои крепостные ворота. Куда там «семерке», их только с граника брать, кумулятивным зарядом, не иначе. Надписи, порой еле виднеющиеся под наплывами весенних стоков, про что-то там предупреждают. Не влезай – убьет? Или еще чего? Толстостенные колпаки, убранные металлической сеткой по-над самым потолком, через каждые пять шагов. Жалко, не работают.
О, что-то впереди не так. Зуб даю, раз уж не работает датчик. Совсем не работает. Надо будет претензию по гарантии предъявить, как вернусь. Лучше всего предъявить прикладом в лоб. Но за такие проявления негодования может случиться и что-то нехорошее. Но предъявить стоит. Только сначала добраться до дома. Ну, как дома? Спокойного относительного места временного проживания у Периметра.
Сколько осталось колечек? Да, у меня даже не гайки. Металлические колечки с резиновой полоской по краям. Толстые, тяжеленькие, в дырке посередине просунут кусок марли и завязан узелком. Те, кто поумнее, пользуются шариками от подшипников, заправленных почти в пистолетный магазин. Знай себе выщелкивай, и нести удобно. А мне нравится по старинке, чтобы в отдельном подсумке на поясе. Потому что ретроград.
Так, что у нас впереди? Ага… Воздух чего-то «плывет», даже в тусклом луче многострадального фонаря заметно. Раз плывет, то… то ничего не понятно, как обычно. Это Зона. Здесь нет простых и постоянных решений сталкерских вопросов. Стереотипные решения не для нас. Они ведут к совершенно несовместимым с жизнью изменениям организма. Как-то Шмель решил, что перед ним «бенгалка». Так же жикает и все такое. Шваркнул в нее тем самым шариком, думал разрядить. Ага.
Воздух впереди волновался, как-то прямо густо ходил туда-сюда, чем-то встревоженный. За спиной все сильнее скрежетало и порой громко и недовольно порыкивало. Здоровяка за просто так не завалишь, если прицельно не попадешь. Вон, ворочает пробку из рухнувших кирпичей, цемента, арматуры и бетона. Совсем хреново.
Так вот, Шмель шваркнул шариком. Шарик прилетел назад. Пробил ему лоб ровно посередке. И аккуратно вылетел сзади, по дороге зацепив совсем ни в чем не повинного Гека. Тоже по голове, хорошо, что вскользь. Разве что «вскользя» хватило ровно на те километры, что пришлось тащить Гека на пару с Чуком. Нет, он ему не брат. Просто так сложилось.
Колечко полетело вперед. Чуть зашипело, вспыхнула резинка по краям и марля. Металл чуть позже мягко чавкнул горячей каплей. А воздух так и мерцал, наплевав на мои старания. Позади хруст, ворчание и гул падающей баррикады становились все сильнее. М-да…
Воздух мерцал, явно густея. Такое ведь невозможно, а он густел. Заворачивался крутой спиралью, начав переливаться всеми оттенками и переливами красного и желтого, раскаляясь на глазах. Да уж, дела… Спираль раскручивалась все сильнее, захватывая пространство, густела, превращаясь в ощутимо слышимый хлюпающий кисель. Густой, похожий на болотную жижу. Такую матово-черную, затягивающую в себя, не отпускающую, засасывающую глубже и глубже. Чернота охватывает со всех сторон, влажно хлюпает, не отпускает, воздуха меньше и меньше, до рези в груди и сияющих раскаленно-белых звезд в глазах. И сил сразу нет, совершенно… так, слабо трепыхаешься, сдаваясь…
Пот бежал по лицу, а воздух заходил внутрь натужно, с хрипом и всхлипываниями. Елки-моталки, как же меня пристукнуло-то, а?! Ни хрена себе тут бывает, под землей! Стоп, не падать!
АК звякнул, провиснув на ремне. Еле-еле успел опереться на скользкую от стекающих с потолка капель стенку. И сам стек вниз, почти упав на колени. Не сдаваться, ни за что, держаться и не сдаваться. Это Зона, это Зона…
Луч фонаря, прыгая в трясущейся руке, выхватил отблеск в двух больших провалах на голове кого-то, появившегося из-за поворота. Нет, господин местный житель, хрена вам лысого, а не меня. Ствол поднять, хотя тот и идет еле-еле, поднять, сволочь!
Удар по левому боку пришел сзади, из темноты.
* * *
– С добрым утром, родимый. – Мара, пнувшая меня в бок, звякала ложечкой в правильном железнодорожном стакане с подстаканником. – Кое-что мне стало ясно.
– А?.. – Господи Боже, надо пить успокоительное на ночь, да?
– Почему ты так на всех баб смотришь. Тебе тупо не хватает обычного тепла. Это я тебе как женщина говорю. А знаешь почему?
Отвечать не хотелось. Но ответ, судя по всему, был сам собой написан на лице.
– Какая дура будет жить с параноиком, скрипящим зубами во сне и несущим какую-то ахинею? Да еще и рожа у тебя, когда ты закрытыми глазами ворочаешь и что-то там вещаешь…
Скриплю зубами во сне? Ну, беда, что и сказать.
Поезд въезжал в Самару. Готовился втягиваться в кишки закрытых тоннелей нового железнодорожного комплекса. Да, Зона становилась все ближе. Перрон-аэроэкспресс-хаб-взлет-посадка, и мы на месте. Пушкинский аэропорт, выстроенный взамен Пулково, гостеприимно готовился принять очередной рейс желающих добраться до многострадального Питера.
– Нет, не томатный. Не томатный, что неясно? – Мара покупала сок в киоске на перроне. – Да, березовый сойдет.
Березовый сок в тетрапаке, жесть какая-то. Не знаю, глупо оно как-то. То ли дело в стеклянных фонарях «Соки-Воды», открывшихся за последние года три повсюду, да? Колбы с сиропами, банки с соками, продавец в накрахмаленном фартуке и белоснежной наколке на голове. Ретростиль «Back in USSR», войдя в моду не так давно, аннексировал свое родное, заграбастанное всеразличными «колами». «Колы», уже покусанные квасными будками, после появления «Соков-Вод» сдулись окончательно. Проиграли войну. Да и Его Темнейшество, переняв от своего Наитемнейшего предшественника любовь к «красной империи», выметал все западное на раз-два. Глядишь, скоро вокруг все начнут ходить с усами и в клешах, как в годы юности первого Господина Дракона. Да и ладно.
– Пошли на электричку, – буркнула Мара, – опаздывать не стоит.
Опоздать и не вышло. Обновленный ж/д-комплекс подхватил сразу же в тоннеле на движущуюся полосу траволатора и потащил к аэроэкспрессу. Большой город, все как в Столице. В кармане куртки попутчицы зажужжал какой-то гаджет. Чуть позже заиграла мелодия. Батюшки-светы, что за дела? Никак ария Мефистофеля? Ну да, так и есть. Люди гибнут за мета-а-а-ал, за металл. Сатана там пра-а-а-вит бал, да, правит бал. Интересно, откуда такая любовь к классике?
Мара достала вопящий коммуникатор, поднесла к уху, заворковала. Офигеть не встать, у нее есть подруги? А, нет, это какой-то родственник.
– Дорогой, – она повернулась к мне и улыбнулась, – тебя дядя.
Дядя? Вон оно чего, ну-ну.
– Здравствуй, сынок. – По телефону Маздай звучал немного по-другому. Величественно, гулко отдавая утихающим рокотом медных тарелок «Зилджан» и тихо вибрирующим двигателем люкс-внедорожника «Ровер Африкаанс», работающего на дорогущем авиационном керосине. – Надеюсь, все идет по плану?
– А тот идет по кругу? – Я решил блеснуть знанием ретромузыки.
– Что? – Видать, Маздай ретро не любил. – Шутишь? Ну, хорошо. Да, кстати, на всякий случай хотел сказать тебе еще кое-что.
– Случай всякий бывает, сказал Вовочка, смазывая задницу вазелином.
– Если ты думаешь, что твои тупые попытки пошутить хотя бы насколько-то хороши, то ты ошибаешься. Слушай меня внимательно, шпана!
Что оставалось делать, как не слушать? Тем более голос Маздая вместо ворчания дорогущего джипа наполнялся грохотом взлетающего Су-45 с полной боевой.
– Мне очень не хочется, чтобы твой воспаленный мозг, мечущийся в поисках выхода из ситуации, спровоцировал глупость. Более того, уверен в том, что ты уже активно над ней думаешь. Мол, неужели у меня не выйдет обмануть Маздая, провести его, сам понимаешь, как девчонку-институтку. Хрена лысого, Хэт, не напрягай буйну голову. Напрягать ее стоило раньше. Когда ты организовал кампанию на пару с этим мерзопакостником Григорием.
Ему бы на Селигере работать. Лекции читать юным коммунистам и прочим партийным.
– У меня для тебя сюрприз.
– Еще один? Куда же боле… – Старый хрыч, что он придумал?
– Так вот, сынок, раз уж ты любишь ретроклассику поп-культуры, то процитирую кое-что именно для тебя. Не стоит пытаться обмануть Деда Маздая, ты не Шерлок, не оскорбляй интеллектуально развитых людей. Это у него были чертоги разума, а у тебя просто ментальная изба. Но даже в избе может завестись что-то подозрительно хитрое. А мой сюрприз заключается в совете.
– Каком?
– Не ешь стейки в ресторанах, сынок. Культурное наследие пиндосов предполагает их разрезание с помощью больших, грубых и отлично наточенных ножей. Не столовых, а обычных.
Твою мать, ублюдок. Неужели он…
– Но пока, сынок, нож, изъятый из ресторана, где ты позавчера кормил мясом и байками свою пышнозадую цыпу-лялю, лежит у меня в сейфе. С твоими отпечатками, все как полагается, в отдельном пакетике. И я уже продемонстрировал его Грише. Гриша испугался и пообещал быть очень хорошим мальчиком. Так что, сынок, если ты все-таки решишь побороться с жадным Маздаем, то лишишься не только своих ненаглядных денежек. Ты еще лишишься и свободы. Причем, сынок, тебе повезет. На тебя будет объявлена шикарная облава за убийство невинного, по сути, человека. Уел я тебя, сопля зеленая?
Пришлось промолчать. Отвечать совершенно не хотелось.
– Теперь отключись и совершенно незаметно урони телефон и наступи на него. Потом выкини в мусорку. Только не забудь забрать обе карты. А, да. Наступи со всем прилежанием. Чтобы наверняка.
Угу, щас раздавлю.
– Дорогая…
– Да?
– Это тебя. Упс…
Реакция у девочки оказалась на загляденье. Во всех смыслах. Хоть в театральный поступай. Одновременно повернулась, шагнула вперед, ахнула и чуть надавила на тонкий корпус. И даже огорченно заохала. Коммуникатор полетел в первую попавшуюся урну, а карты памяти перекочевали в ее куртку.
– Ты мелочный засранец, – проинформировала меня «супруга», по-королевски ступая на перрон аэроэкспресса, – постоянно будешь изводить такой ерундой?
– Постараюсь сделать наше путешествие незабываемым.
– Сломаю что-нибудь, подонок, – ласково пообещала моя богатырша, – изощренно и мучительно. Это так сексуально.
Ага, сломает. Сломалка не выросла.
Аэроэкспресс мягко качнулся, зажужжал, загудел, тронулся. Вот ведь как бывает.
Еще три дня назад, думая о возвращении в Зону, приходилось бороться с самим собой. Из-за чего? Да как обычно, из-за дуализма человеческой натуры. С одной стороны – на кой ляд оно мне? Шанс выбраться из нее всегда пятьдесят на пятьдесят, как ни готовься заранее. Это же не помогает. Зона не то место, где срабатывают все предварительные планы. Скорее даже, что вообще срабатывают редко.
Как-то решил добраться до Невского. Недалеко от Казанского собора, на первом этаже красивого старого дома, был магазин исторической миниатюры. Ну, там, знаете, танки, самолеты, корабли один к восьмидесяти или больше или меньше. И оловянные солдатики. Хозяин магазина был явно упоротым на этой теме человеком. И даже организовывал у себя какие-то там показы этих самых игрушек для давно выросших детей. Привозил из коллекций своих знакомых и партнеров из-за рубежа редкие образцы.
Так и вижу очами души своей: в небольшом зальчике собрались разновозрастные странно выглядящие (а как по-другому) дядьки и рассматривают какого-то «черного» прусского гусара работы Эрнста фон Захер-Мазоха из Нюрнберга, сделанного в конце восемнадцатого века. Причем смотрят на фигурку и вполне отдают отчет – что тут стоит несколько тысяч евро. Представляете? Несколько тысяч евро. И это тогда, до появления Зоны.
Когда она, матушка-кормилица, появилась, все произведения искусства, брошенные в одночасье, увеличились в стоимости в несколько раз. Серьезно так подросли. И дело касалось не только складов Эрмитажа и его же залов. Вот, представьте, какая беда случилась. Перед всем этим гадством, пожравшим Питер, в Академию художеств привезли на временную экспозицию несколько полотен из Третьяковки. Гвоздем программы стал тот самый «Черный квадрат». Там он, значит, и остался.
Знаете, сколько он стоил? Двадцать миллионов долларов. Двадцать гребаных вечнозеленых олешек за кусок холста с нарисованным квадратом. Знаете, что подумал, когда узнал об этом? Что мысли про мир, сходящий с ума, явно старше меня. А знаете, сколько он стоит сейчас? Да и не скажу. Не надо переживать. А, да, речь-то о планах похода в Зону и солдатиках на Невском.
Так вот. Перед самим Прорывом, когда культурная столица превратилась в монстро-заповедник, хозяин магазинчика привез десять образцов, отлитых в середине девятнадцатого века в Голландии. Откуда знаю? Это мне заказчик рассказал, трясущимися руками перегоняя на мой КПК изображения требующихся мне оловянных воинов. Стоили они, ясное дело, не как двадцатимиллионная хрень, но тоже немало. Месяца два можно было бы потом отдыхать, употреблять тяжело-спиртовое и наслаждаться не только мулатками. Хоть компанией оставшихся и относительно молодых женщин племени айнов с Курильских островов. Причем заказав им личный реактивный Ту-400 бизнес-класса из Находки. Вместе с тремя шкурами реликтовых дальневосточных леопардов. И сакэ на корне золотого женьшеня по пять тысяч иен за ноль пять объема.
А что вышло? На себе меня вытащил Баркас, дай ему Маниту долгих лет жизни. Хотя план-то рассчитывал на несколько другое развитие событий. Но это Зона. И удивляться сдохшему портативному реактивному планеру не стоило. Равно как и тому, что взятые патроны оказались наполовину бракованными. И даже тому, что Красные мутанты, никогда не забредавшие на Невский, припороли туда табором. А вы говорите, правильное планирование.
Так и сейчас. Зона. Скоро снова окажусь в ней, ненавидимой и любимой. А как еще? Кто ходит в Зону? Правильно, тот, кто отравлен ее сладким ядом от пяток до макушки. Кто жить не может без ее адреналина. Хотя, конечно, свое возвращение планировал чуть другим. И уж точно без красивой и опасной мегеры, сидящей напротив, и ощущением неродной клешни Маздая на шее…
– Эй, дурачок! – Мара пощелкала пальцами у меня перед лицом. – Ты снова сам с собою ведешь тихую беседу? Или просто заснул с открытыми глазами?
Наслаждается, зараза. С коммуникатором я ее уделал. Ну, ничего, будет на нашей улице праздник. Пусть и не скоро. Хм, почти приехали. Вот он, вполне себе знакомый хаб «Курумоча». Вон виднеется старенькое стеклянное здание, построенное где-то в две тысячи четырнадцатом. А вот и новое, принимающее раз в пять больше пассажиров. Жизнь не стоит на месте, что и говорить.
– Какое такси заказать? – Мара толкнула меня в бок.
– Куда?
– В Пушкин.
– Нам не нужно такси.
– Почему?
– Потому. И жить мы будем там, где обычно живу я. Ты же не хочешь подозрений со стороны полиции, дорогая?
– Доиграешься.
– Все мы доиграемся рано или поздно. Мне хочется попозже.
Мара не ответила. И хорошо. Общаться с ней желания не ощущалось. Надо сделать работу и поменять свою жизнь. Никаких больше компаньонов. А отдыхать надо летать в Европу. В Северную Европу. Там арабов все-таки выгнали. Точно вам говорю. Вон на огромной плазме новостная лента. Два старых либерала стоят и плюются. А то. Министр по национальным вопросам гере Брейвик, им это как скипидар гомосексуалисту на зад, только что обработанный бандой афро.
– Летим на «Сухом», – Мара надула пузырь жвачки, – это хорошо.
– Патриотка?
– И это тоже. Маздай вложился в «Свердловские авиалинии».
– И?..
– Теперь знаю, когда в последний раз закупались импортные самолеты независимых операторов.
– О как. И давно?
– Мы с тобой в школу ходили. В подготовительные классы.
– Да ну на хрен.
