banner banner banner
Мой 88-ой: назад в…
Мой 88-ой: назад в…
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Мой 88-ой: назад в…

скачать книгу бесплатно

Мой 88-ой: назад в…
Дмитрий Манасыпов

Из 2020 – в 1988. Обычный офисный сотрудник, пишущий вечерами фантастику, в необычных обстоятельствах – без денег, без документов, без Википедии для справок, без профессии и мастерства, без везения и харизмы, как у Скалы, в общем, одетый, но как голый в толпе. И что делать? Спасать СССР? Ктулху упаси, без того дел предостаточно. Надо слиться с людьми, нужно найти чем заняться, необходимо… Необходимо понять – стоит ли пытаться помогать своим и изменит ли это как-то его самого, не пропадет ли сам в петле времени, не сделает ли он хуже тем, кого любит? Умение трепать языком, кое-какие воспоминания, вера в себя, в СКВ, в жизненный опыт и в лихие девяностые, что не за горами.

Пролог

– Здравствуйте. Я по поводу моего заявления о пропаже…

– Здравствуйте, я помню. Гражданин, пропавший посредь бела дня.

– Скажите, что-то делается?

– Конечно. Как только появится информация, мы с вами свяжемся.

– Прошло почти полгода.

– Да. Мы не бросили этого дела, регулярно связываемся с коллегами, собираем информацию.

– Человек пропал, а вам все равно.



– Молчите, сказать нечего?

– Вы курите?

– Курю, а что?

– Пройдемте сюда, пожалуйста, у нас в кабинете курить нельзя, а там и поговорим.



– Спасибо. Что вы хотели сказать?



– Ну?!

– Вы сами там были. Видели, как стоят камеры, их там несколько. На этом, как его, Доме детского творчества, сразу две штуки. На лаборатории, через дорогу, еще одна.

– И что?

– Вы смотрели эти записи? Так?

– Смотрела.

– Раз смотрели, то помните – был и все, не стало. Если бы проезжала машина, можно было бы предположить похищение с какой-то там целью. Но машины не было, вот автобус, закрыл его на несколько секунд, а когда проехал – уже никого нет.

– Так не бывает.

– Не бывает, согласен, но случилось. Его даже запомнила одна женщина, её опросили, она дала показания. А мать с сыном, сидевшие за ней, не видели никого. Понимаете?

– Глупость какая-то, вот что понимаю. Дайте прикурить, пожалуйста… Спасибо. Вам самому ясно – такое невозможно.

– Согласен, но… Извините, служебный звонок. Да, Серёг, сейчас иду. Да иду, говорю. Извините, пожалуйста, мне надо работать.

– А как нам быть?

– Вам?

– Нам. Как нам всем быть, когда сын, муж, отец, брат – просто пропал, не фиксируясь на камеры вокруг… Нам как быть?

– Честно?

– Конечно, честно.

– Я не знаю. Я тоже смотрел эти записи, я их наизусть выучил, бл… Извините. ДДТ этот, угол соседнего дома. Он там встал, закурил, оглянулся на лабораторию, задумался, судя по всему. Дождь крапает, хотя его не видно, гром, судя по всему, с молнией (женщина шла по тротуару напротив, испугалась) автобус проехал, закрыл его и…

– Я видела.

– Ну, вот… Вы поймите – мы делаем что можем, но в данном случае что можно еще? Если бы вдруг погиб – всплыло бы тело, но его же нет.

– Нам радоваться теперь?

– Да.

– Чему?

– Тому, что жив.

– Жив?

– Ну, вы интересная женщина… Да. Тому, что жив, надеюсь. А вот где он жив и находится, вы уж извините, не скажу. Я просто следак, а не экстрасенс.

Глава 1

Многие, вроде бы, видели свет в конце тоннеля. А я вот, например, нет. Вспышка – да. Такую не пропустишь! Да и как, если молния ударила то ли в тебя, то ли рядом. Боль, свет резкий-резкий, даже страшно. И глаза открыть тоже страшно, но надо. Открываешь и…

Наши привычки дело благое, хотя частенько и очень пагубное. И речь не совсем о сигаретах, велосипеде на трассе без средств защиты или пельменей побольше-пожирнее. Привычки же разные.

Раз в полтора месяца, а если план продаж не выполняется, то чуть раньше, устраиваю… устраивал, себе как бы отдых. Одеться удобнее, выбрать, что надо вернуть маме из книг, взятых в прошлый раз, и вперед – в гости, домой. На электропоезде, с наушниками и музыкой. Тупо едешь, слушаешь, отдыхаешь душой и мозгами. Даже если дачники (а их сейчас ого-го, не смотря на всякие ковидлы) то никак не мешают. Выходи в тамбур и стой там, смотри в окно, где все такое знакомое.

Когда ты молод, глуп и не видал больших… проблем, мысли в основном – как бы быстрее свалить куда-то, где обязательно счастье, все ништяк, бабло и отличная жизнь. Все тебя так и ждут, чтобы помочь строить будущее. А вот сейчас едешь, смотришь в окно и вспоминаешь каждую эту остановку, некоторых из людей с таких же электронов, и как-то все видится иначе.

Вон, тетка с лимонадом, кириешками, мороженым и остальным, снова идет по вагонам. Она и двадцать лет назад ходила, разве только похудела неожиданно. А так…

– Чипсы, минералка, орешки!

Не купить пакет арахиса, в два раза дороже чем в магазе у станции – грешно. Вот на таких она процентов тридцать своего плана и выполняет. В отличие от меня, немолодого дурака, вместо счастливой беззаботной жизни впахивающего на дядю. Не, не подумайте, что ворчу, завидую или задумываюсь о революции. Просто констатирую факт, не больше.

Два часа – и приехал. Город Отрадный, Самарская область, вроде бы и сильно поменявшийся за двадцать с небольшим лет, а вроде и нет. Тут пешком с завязанными глазами идти можно, как Маэстро без карты летать собирался, все знаешь. Хочешь кого-то встретить из старых знакомых, суббота на дворе – выйди на Победу, все равно кто-то пойдет на рынок, традиция.

Я остановился покурить рядом с кинотеатром. Вернее, бывшим кинотеатром имени Ленинского комсомола, последние лет пятнадцать ставшим ДДТ, Домом Детского Творчества. Помню, в детстве, любил сюда ходить. «Смерть среди айсбергов», «Квентин Дорвард», «Мио, мой Мио», чуть позже «Фанат», само собой и, вишенкой на торте, «Рэмбо». Это уже было в России, последний фильм с отцом.

Воздух пах дождем, небо серело и, вообще, июль в этом году оказался совсем не жарким. Даже кофту не снимал, так, засучил рукава, расстегнулся и нормально. Где-то ворочался, громыхая, гром и, наверное, стоило ускориться, чтобы успеть к маме до ливня.

Знакомых, кстати, не встретилось. Жаль, но что поделать, да и толку ведь немного. Вопросы одни и та же – как дела, где работаешь, к маме приехал? Вроде встретишь человека, думаешь – сейчас что-то интересное узнаешь, может, даже хорошее. А шиш, это сейчас редкость.

Гром зарокотал сильнее, приближаясь все больше, даже поежился от ветра. Затянулся, и тут над головой разорвало небо, треснув просто оглушительно, как штурмовик на форсаже. Вспышка пришла чуть позже, ударив, казалось, прямо в лицо…

– С вами все хорошо, молодой человек?

А?..

– Молодой человек?!

Вы видели свет в конце тоннеля? Я вот, например, нет. Вспышка – да, такую не пропустишь, да и как, если молния ударила то ли в тебя, то ли рядом. Боль, свет такой, что страшно. И глаза открыть тоже страшно, но надо, открываешь и…

– С вами все хорошо?

– Да, спасибо.

Она кивнула и пошла. А я потряс головой и попытался понять – что это сейчас было? М-да…

Сигарета дотлела в пепел, упавший, когда дернул пальцами. Следующую прикурил на автомате, затянулся и задумался. Что-то не шло из головы, что-то настолько странное, что сразу бросилось в глаза. А именно?

Женщина ушла по своим делам, за спиной, чему-то веселясь, прошла молодежь, кто-то пересказывал сюжет фильма, я курил, небо все также хмурилось.

«У нее осветленная челка».

Да, у женщины короткая стрижка и осветленная челка, верно. Я, конечно, не знаток стилей с модами, но как-то странно. Так, а сколько у нас времени, ну, на всякий случай. Вон, часы показывают утро, десять с чем-то. Все верно.

Часы. Черная большая коробка на стене санэпидемстанции, что напротив бывшего кинотеатра. Зеленые цифры, моргающие, когда вместо времени на табло непонятные значения. Твою мать, это неправильно. Этих часов, заодно показывающих то ли микрорентгены, то ли милирентгены, тут быть не должно. Совсем не должно, их же сняли в самом конце девяностых, а до этого они несколько лет просто темнели на стене, сломавшись. А повесили их в… в самом конце восьмидесятых, чуть позже Чернобыля, то ли по распоряжению кого сверху, то ли в тон текущей ситуации. Да и сама станция другая, темно-красная, как из детства, нас туда два раза в год водили на какие-то анализы. Тогда не милосердные мазки брали, а втыкали стеклянные такие трубки в самые нежные детские места, и все за-ради посева. Так, стоп, это никакого отношения к делу не имеет.

Я оглянулся, уставившись на кинотеатр. Именно на кинотеатр, с афишами, сделанными вручную и закрепленными на своих законных местах. Все правильно, их тут всегда было именно две. На одной – расписание детских сеансов, на другой – все остальное.

«Крокодил Данди»?!

Дальше все шло на автомате: прокативший мимо самый натуральный лупоглазый ЛиАЗ, выкрашенный рыжим, странно-удивленные взгляды девчонки из еще одной компании, идущей на фильм о героическом австралийце с большим ножом, надпись «Мы любим БМП» на стене серого кирпичного дома по правую руку и мои собственные ноги, несущие дальше, к площади.

Зачем именно туда? Это я понял не сразу, но порадовался. Чему? Никуда не девшейся логике, решившей поддержать в сложную минуту.

Причем тут она?

На площади, у нефтяного техникума, стоит ларек с газетами. Если сейчас у меня не сон, предсмертные галлюцинации или воздействие неизвестных причин, заставляющих мозг крутить картинки из прошлого, то на ларьке есть правильная надпись.

«Союзпечать».

И там, аккуратно разложенные, газеты и журналы, «Труд», «Комсомольская правда», «Волжская коммуна» и, само собой, местная «Рабочая трибуна». И если все это на самом деле, то хотя бы пойму – где оказался, вернее – когда?

Вы не пишите на досуге книги? Сейчас много кто этим балуется. Я вот, к примеру, пишу. В основном, правда, книгами это назвать сложно. Так, монстроуроды, пострелялки, покатушки, крутые мужики и не менее крутые женщины неброской, но зато настоящей, красоты. Мужики, само собой, все такие реально-брутальные и без перегибов в сторону нагибаторства. Это мне принципы не позволяют, такое писать.

И, как писатель-фантаст, ответственно могу заявить – совершенно не желаю становиться стандартным попаданцем. И дело не в том, что мне хотелось бы в мир сисястых эльфиек, испытывающих слабость к офисному хомячью, свалившемуся к ним на головы, ну, либо на другие места. И не в том, что всегда хотел попасть в 1941, нет.

Мне, тупо, и дома хорошо. В своем времени. И такие вот сюжеты, как вокруг, куда интереснее на страницах книг или экране читалки. А тут…

После перекрестка, справа, начинался сквер. И деревья в нем, уже не удивляя, показались меньше, чем помню. Все правильно, некоторые вообще сажали на сорок лет Победы, когда с дедом ходил на крохотный парад, я же помню. Слева, светлея чистыми белыми фигурами на красном, длинная стела, посвященная людям труда и даже космонавтам. И её помню, её поставили как раз в моем детстве.

Асфальт с трещинами, серый, хотя асфальт везде такой. Я шел и понимал – мозг уже осознал, сообразил и подтвердил, а ты лишь хочешь поставить точку. Почему мозг все понял? Это просто.

Та девчонка, посмотревшая на меня удивленно, одета в настоящую вареную джинсу. И у нее химия на голове.

Во дворе между домами, оставшимися позади, стояла самая настоящая «Татра», краснокабинный самосвал с чуть криво смотрящимися колесами.

Машин почти нет и мимо меня, никуда не торопясь, проехал самый обыкновенный, для прошлого, «космич» цвета изоленты. Ну, то есть 412, выкрашенный в нежно-голубой.

Да даже если бы, вдруг такое случается, все это площадка для съемок нового сериала, они же сейчас модные, про недавнее прошлое, то все не то. Надпись «Мы любим Б.М.П» – настоящая. Будь тут съемочная площадка, или странный карнавал а-ля «Назад в СССР», то криво написали бы «Виктор Цой – Бог земной». Ну, или он еще жив, не помню, не факт. БМП – группа местная, мало кому известная вне своего короткого времени, когда все лабали тяжелый рок. Её, помню, особенно любили в «каблухе», ПТУ, через которую с мамой ходили на автобус до детского сада. Вот в мою подготовительную группу и запомнил те надписи.

И раз так…

«Союзпечать», бело-синяя, радостно смотрела на меня, наверняка испуганно-возбужденного, и ждала.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Можно «Рабочую трибуну»?

– Да, конечно.

Какие времена, такие и нравы. Газета легла на прозрачное открытое окошко прилавка раньше, чем я хотя бы попытался засунуть руку в карман за деньгами. И, наверное, я должен знать её цену, продавец-то молчит.

– Сколько?

Она удивленно помолчала, прежде чем ответить:

– Три копейки.

– А, точно.

Для вида пришлось похлопать по карманам и даже сделать удивленное лицо:

– Извините, похоже деньги забыл.

Продавец кивнула и убрала печатное, значит, издание. Но не расстроила, положила-то она газетку, как и требовалось, первой полосой ко мне. И, все нужное, я увидел.

Не важно, какая дата. Важно – какой год.

А он был… 1988-ой, такие дела.