скачать книгу бесплатно
при новой встрече —
рвение к видимости досрочно по ожиданию,
Время перебирает времена, точно вещи в шкафу,
умножая и вычитая, пестуя и выхолащивая понимание;
здесь рядом Дар – быть рядом.
«и всетаки мои стихи – не кормушка…»
и все-таки мои стихи – не кормушка
для бумажных бесчувственных птиц;
ты вдохнешь их чуть глубже в себя —
станет душно, влюбишься, не дай боже,
умрешь;
вот поэтому не испытывай, а изнывай:
пепел писем, соленый горячий песок —
я не помню тебя; наши дети – зеленый
январь, андрогинный янтарный восток,
что пошлет…
я смотрела, прости, на свободу твою,
как она теплится и вспыхивает внутри,
ей покажешь ладонь: она сразу с цепи,
словно Цербер, срывается – и в крови,
не в любви;
только я эту кровь люблю больше тебя —
все к ней в жажде тянутся сытного света:
златогривый грифон перепрыгнул порог,
между тыкает единорог, под землей —
чихом крот подтвердил сомненье;
я не стану, не посмею тебя исправлять —
рядом – вечно ворчащая мудрая рать:
она знает, как выпрямить и как подмять;
я сейчас говорю твоим голосом пауз,
но мой – прорывается криком —
рядом он стоит, что тот пограничник,
солдат, поцелованный в темечко маем
на счастье, удачу – так легче до смены
стоять – и идти навстречу тебе, наверно;
до встречи.
«листва поглотила птиц, ветер поет голосом амадины…»
листва поглотила птиц, ветер поет голосом амадины,
я помню длинно-синий город, сверкавший на солнце,
чешуей рыбьей – инеем, вобравший вогнутой линзой
парящие в лимбе детский смех и перламутровые слова…
вчерашние кони уже перебрались через смерть вплавь;
ясным быть – зерна любви подбирать и летами сеять;
песня вечности прорывается через серые рваные сети,
зов полноглазья огненным шаром катится за горизонт;
сон перекрыт удвоением долготы неподвижного тона,
свет бликует бездонно, скользя по поверхности ровной,
и она во всеглазье разворачивается выпуклой линзой —
где-то близко еще звенят ливни, птиц выпустила листва.
«всякий предел сумма конечных неопределенностей…»
всякий предел сумма конечных неопределенностей
логика исчерпывает себя в описаниях факта очередности
когда объяснение неизбежно когда объяснение излишне
константы спешно маркируют отклонения как деструкции
угол смещения синтаксис внесмысловых содержаний
геометрия положения кочевание лакун вдоль другого
при любой деформации сохраняется какая-то первоформа
когда объяснение неизбежно когда объяснение излишне
основа готовая к вытеснению за становится непрерывной
окрестность множеств синергия повторов и циркуляций
«это я – живой проход в твои новые чертоги…»
это я – живой проход в твои новые чертоги,
где златокудрые нимфы, огнекрылые боги,
синеглазые фавны, воинственные кентавры —
– все твои армии – какое-то время на пороге
топчутся и переминаются с ноги на копыто,
меняя свои привычные состояния, а после —
разбежавшись, ныряют в перегной корнями,
ветвятся и расползаются лианами – цветут,
плодоносят тяжелыми и сочными плодами;
это я – движение ора из форм и антиформ,
сразу со всех четырех сторон и семи дорог,
не маячь ни крестом, ни горящей пентадой,
они уходят в меня суставами и позвонками,
сканируя постепенно регенерацию тканей, —
раздваиваясь близнечно на день и на ночь,
на чашу земли и на неба перекинутый свод,
на кровоточащую Марину и рядового Улая:
к какому лицу осуществления ни повернись,
я рядом.
«внутренняя собака ровно в полночь…»
внутренняя собака ровно в полночь
срывается с цепи и убегает в сон —
через ее зрачки я вижу явственно
знаки движений, ахроматический тон
местами – темнее, а местами – светлее;
как ты живешь в этой унылой метели
кружащихся ритмов, стволов тополей,
сплошь порыв и сплошь стремление,
прерывистое горение на сквозняке
частоты жизни, дыхания, сна?…
ты пришла на час; итог – четверть века:
я мечтала о сквозном доверии ветра,
о преданном самоотречении зеркал —
только не продолжай свои вопросы, а
лучше беги по прямой летящей стрелой,
стремглав – по сферической кольцевой,
по возвратной – выходящей из небытия:
все перспективы стянуты к точке ноля;
всё прекратилось, исчезло, затихло,
всё, кроме тебя, галактическая.
«к полудню загустело вещество велеречивых дней…»
к полудню загустело вещество велеречивых дней;
я вывожу выгуливать попавших под забвение:
не чахлый конвоир, не санитар-студент —
смешной сатир?
проверит их на терминале и перемешает время;
как уплотнились сжатые до вспышек яростных
секунды и мгновения!
как много хочется молчать в глазастую немочь
и слышать только звук отрывистых движений,
изменчивых на переходе скоростей
чалых речей!..
«любовь – пристанище бездомных на период переоценки…»
любовь – пристанище бездомных на период переоценки ценностей;
на период уценки человеческой жизни —
gggсфокусированный натурализм
не призывает «назад к природе»,
ggg «к вещам», «к камерным мелочам»;
органическое всевластие упраздняет стремление к власти
gggи акт воления,
конструкции текстов и деконструкции смыслов
gggсо сдвигами и пробелами;
любая кинестезия – суть символ и референт возможности трансгрессии за очерченный сутулым альбиносом силуэт смерти,
где пластичные тощие дети давно играют с мертвыми птицами:
– чем тебе нравится мертвая ворона?… тебе знакома
ggg история ее гибели?
– у нее неестественная поза, она – развернутая фигура оригами,
и ее глаз – он чуть-чуть тускло сияет, ловит мое отражение —
мы коллекционируем перья – на самом деле;
– а мы – вооружение на языке развития и приближения к будущему,
gggна языке прогресса;
мы кое-что знаем о природе страха и стресса;
gggоб обратном:
архитектоника образа выстраивается сообразно знаку —
артикуляция мысли зависит от тебя в последнюю очередь;
gggесли очень —
но лучше без очевидных интенций:
вот – предмет! он по инерции будет двигаться по мостовой —
после столкновения – по реакции – бег по косой и подмена;
утрата устойчивости – модель объяснения, невроз или решение…
тело, свободное от телесности и политики тела,
gggот места (со)творения,
просыпается медленно, когда мир потерян,
gggсубъект разъят и растерзан,
и некто третий сканирует его рыхлую утробу,
gggа там – только знаки Бога.
«третий день соседский ребенок…»
третий день соседский ребенок
gggкричит и плачет, и кричит
близко к полуночи и спросонок:
gggон родился только пятого мая,
без малого сутки – седмица,
gggа крик его протыкает спицами,
оглушительно тонет и кружит
gggв резком редком пространстве
объемов и геометрии пустоты;
gggон врастает в него кожей, хрящами,
но получает толчок и пламя,
gggшлепок воздуха и уличные шумы;
в дневном мареве он исчезает,
gggв ночной мистерии иссякает и тает;
а крик «собирает», крик-косточка,
gggсделавший его сразу точечным
там, где он оголтело носится
gggптицей, бьющейся о потолок офиса, —
зато на седьмой день различит
gggчереду бесполезного и нужного —
наружного: теперь он только снаружи, теперь он только внутри.
