banner banner banner
The Bestелесность
The Bestелесность
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

The Bestелесность

скачать книгу бесплатно

Как пылало солнце меж лопатками.
Друг ты мой! Пора настала трудная:
Детство в омут кануло без времени.
Спит деревня. Тишина безлюдная
Гладит поле по седому темени.
Летний дом мертвецки скособочился,
Да бурьян разросся над завалинкой…
Ах ты, лес, тебя я помню рощицей,
Ты меня – такой чертовски маленькой…
Будет слёз ещё немало вытерто,
Много будет в чашу жизнью налито…
Я все та же девочка из Питера,
Что за город выезжала на лето.

Ведьма

С рассвета на площадь стекается люд:
Проклятую ведьму сегодня сожгут!
Сухою соломой покрыт эшафот,
Заранее весел народ!

Мелькают чепцы и пестрят колпаки,
По слякоти скачут, теснясь, башмаки,
А вот и епископ дряхлеющих лет —
В роскошную рясу одет.

С ним целая свита святейших отцов
И судей – честнейшей души мудрецов!
Гудит в нетерпенье священная знать —
Пора бы уже начинать…

Зеваки под хлюпанье грубых колёс
Пустили на площадь торжественный воз:
Телегу (да с клячей заместо коней)
И клетку глухую на ней.

Вся чёрная, будто копавши золу,
Там ведьма валялась на грязном полу,
И в тряске совсем не срываясь едва,
Моталась её голова.

Свистя, за повозкой гналась ребятня,
Кидалась камнями, колдунью кляня,
А рядом, как гордый чернеющий грач,
Вышагивал чинно палач.

И вот поравнялась повозка с толпой.
Чуть не был раздавлен бродяга слепой,
Шатавшийся праздно у ней на пути,
Да, к счастью, успели спасти.

Поодаль закованный, выкрикнул вор:
«Долой дьявольщину! В огонь! На костёр!»
И люд поддержал златокрада того,
Недавно плевавший в него.

За волосы выволок ведьму палач
Под гиканье черни, под хохот и плач,
И бросил, как тряпку, в вонючую грязь,
Под маскою хрипло смеясь.

Ужасна злодейка поистине та:
Драниной прикрыта её нагота.
Недавно касался испанский сапог
Босых искалеченных ног.

Пятнадцатилетняя девочка – яд:
Костлявые руки из робы торчат.
А грязные патлы, как сажа, черны —
Примета шайтанской вины.

«В страшнейших грехах обвиняешься ты!
Крещёная злом самого Сатаны!
Призналась давеча колдунья во всём,
Судимая честным судом…

Призналась: порой колдовала в ночи,
Украла четыре церковных свечи,
С неведомым духом беседы вела
И с кошкою чёрной жила.

От этих злодействий тебя до утра
Очистит священное пламя костра!
Могла б индульгенцию также купить —
Да некогда злато копить…»

Колдунья, сполна натворившая зла,
Усилием воли лицо подняла,
И детские глянули небом глаза —
Невысохшая бирюза.

«Деяний своих от людей не таю,
Да только, епископ, я правду твою
Разрушу, ведь Дьявол, поверь, не при чём
В магическом действе моём.

И впрямь ворожила я лунной порой
Над милой моею болящей сестрой,
Лечила волшебным настоем из трав,
Быть может, законы поправ.

И свечи взяла, только вам не назло:
Чтоб в домике стало соседском светло!
А прежде ведь в Храме просила огня —
Как ведьму, прогнали меня!..

В том доме старуха одна умерла,
Бездетно и голодно, трудно жила!
Кому ж, как не мне, было свечи принесть,
Молитву усопшей прочесть?..

Я кошку себе не могла не забрать:
Старушка любила её, словно мать —
Родное дитя. Да к тому же одна
Погибла бы точно она…

Бесплотный же Дух, собеседник ночной —
Есть ангел-хранитель с рождения мой!
И в Храме святом, подходя к алтарю,
Частенько я с ним говорю…»

Промолвил епископ: «Родная моя!
Открылась ты честно, греха не тая…
За это, сердечную правду любя,
Всевышний прощает тебя!»

На буром от крови засохшей лице
При упоминанье о светлом Творце
Алмазами слёз заблестели глаза —
Заплакавшая бирюза…

«Ужели и вправду теперь прощена?
Ужель поднимусь из тюремного дна?
Вернусь ли к сестре, коли пыткам конец?
Ответь же, церковный отец!»

Старик улыбнулся: «Забыта вина!
Пускай же тебя не тревожит она…
А значит, свободна душа с этих пор…
Без страху иди на костёр!»

Над площадью стал смоляным небосвод.
Давно разошёлся нарядный народ.
И лишь правосудия тлели огни,
Да мрачно темнел эшафот.

Над ним, средь ворон – средь крылатых углей —
Голубка летала, что снега белей.
И сколько, крича, ни старались они —
Никак не притронуться к ней!..
А где-то малышки всё плачут глаза —
Другая уже бирюза.

    Весна 2009 года

Царскосельские лебеди. Поэма

Святые сны сплелись со словом «сад»,
Созвездиями сумрак серебрится;
Ссутулясь, словно старые сестрицы,
Седые сосны сахарно скрипят.

Сарай Саарский синью стен сочится,
Садовые скульптуры сладко спят…
Сакрально строен северной столицы
Столетиями славленный собрат!

Светает. Солнце сеет семена
Спасительно-спросонного сиянья,
Свой сизый саван синева сняла…
Страдавшая, стонавшая сполна,

Салонным сердцем – с силой созиданья —
Смеётся стать Саарского Села.

I

Многоточье февральской ночи
Измельчало в спросонный гам.
Снова мартом, журча, мироточат
Развороченные снега!

Сивый саван надрусье сбросило,
Голубени благоволя;
Предрассветной поры многоросие
Прослезилося на поля…

Был ли более счастлив доселе я?
Лишь однажды, рассветы назад:
Солнцеликое царскоселие
Целовало мои глаза…
Шёл, послушный беззвучному зову, я
По аллеям – в лиловый плен,
И зарницей лазурь бирюзовая
Полыхала с дворцовых стен.
Заколдованный явью узорною,
Забродил я меж грёз, вне людей,
Загляделся на гладь на озёрную,
На жемчужно-живых лебедей…
Простирался повсюду пестреющий сад…