скачать книгу бесплатно
Мир и хохот
Юрий Витальевич Мамлеев
Юрий Мамлеев – родоначальник и признанный мастер жанра метафизического реализма. Это литература конца света, исследующая чёрные дыры и бездны, открывающиеся в человеческих душах. «Жизнь – насмешка неба над землёй», – говорил сам писатель.
В прозе Мамлеева мистика прочно сплетена с реальностью. Герой романа «Мир и хохот» бесследно исчезает, оставив после себя только отражение в зеркале. Отправившимся на поиски друзьям предстоит столкнуться с тайными организациями, встретиться с ожившими мертвецами и людьми-монстрами. Непознанное и непознаваемое хохочет над миром и людьми, сон и явь сливаются воедино.
Особенности
В оформлении книги использована картина «Символ чистоты» (1973) Владимира Пятницкого¬ – представителя неофициального искусства. В 1960–1970-х годах Пятницкий входил в Южинский кружок, сложившийся вокруг Юрия Мамлеева.
Для кого
Для любителей философской, мистической, нуарной прозы.
Юрий Мамлеев
Мир и хохот
Издатель П. Подкосов
Руководитель проекта А. Шувалова
Художник А. Бондаренко
Арт-директор Ю. Буга
Корректоры О. Петрова, С. Чупахина
Компьютерная верстка М. Поташкин
В оформлении обложки использован фрагмент работы художника В. Пятницкого «Символ чистоты», 1973 г.
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Мамлеев Ю., 2003
Издательство благодарит Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency за содействие в приобретении прав
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2021
* * *
Часть
первая
Глава 1
Сначала Алле снилась тьма. Потом она услышала во сне свой голос, точнее крик: что будет?! какими станут люди?!
Она проснулась и ощутила около себя странную пустоту. Мужа в кровати не было. «А кажется, он как будто говорил, что выйдет рано утром за молоком», – подумала она.
Комната казалась опустевшей без её Стасика. Но она сладко потянулась. Заглянула в окно, в спокойное до ужаса небо. «Туда идти далеко, там нас нет и не будет», – мелькнуло в её уме. И блаженство собственного тела захватило её. Глаза светились, и было ей двадцать девять лет от роду. Утробное счастье растекалось по всем клеточкам её тела, по самым уголкам, нежным и мягким. Ей захотелось вдруг завыть от радости самобытия. И она, не стесняясь, завыла. Но в этом вое были оттенки ужаса. Ужас от того, что блаженство тела – временно и смерть где-то здесь, как всегда. И её торжествующий крик обрывался порой в бездну и в страх. И тайная угроза смерти превращала блаженство в огненное существование тела, в безумие. Всё рушилось, и всё было на месте.
Вспомнив о разуме, она внезапно затихла. Вой перешёл в мёртвую тишину. Алла чувствовала, что её дух помещён в оболочку, называемую плотью, но там тепло и уютно, и в этой оболочке – её защита от незримых демонов, блуждающих в невидимом. Алла погладила свою ножку. В конце концов, она счастлива, оттого что жива. Чего ещё надо? Нет, надо много, много. Чего? Жизни – огромной, всё заполняющей, полубессмертной. «Пока в небо не надо», – думала она.
Разум заставил её встать. «Утро, чёрт его побери! – подумалось ей. – Где же Стасик, куда он пропал? Наверное, ищет вкусненькое».
Накинув халат, Алла подошла к зеркалу – огромному, верному, висящему в гостиной. Квартира была не без антиквариата, в шестнадцатиэтажном доме в переулке за Зубовским бульваром около Садового кольца.
Зеркало светилось, настолько оно являлось чистым и вбирающим в себя.
Алла долго, долго всматривалась. И внезапно вздрогнула. В сиянии своих глаз она увидела мёртвую точку. Две мёртвые точки в каждом. Она стала пристально вглядываться в них. Алла часто смотрела на себя в зеркало, но никогда безумие не овладевало ею, даже когда она глядела внутрь себя подолгу, медленно и неподвижно, грезя о бессмертии. Но сейчас что-то ёкнуло в родимом сердце, слышать биение которого она тоже любила. Нет, не сумасшествие, а гораздо хуже, словно оборвалось привычное бытие. Хотя подумаешь: всего лишь две мёртвые точки. Но она не могла оторваться от своих глаз. Вдруг точки исчезли. И тут же она взвизгнула от ужаса: её волосы стали казаться ей золотистыми, шевелящимися змеями. Мгновенно видение (или прозрение, как угодно) исчезло, но в глазах опять возникли две мёртво-чёрные точки. И тогда в зеркале, где-то в углу, появилось отражение Станислава, её мужа. Она обернулась: Стасик! – и задрожала всем своим блаженным телом. Никакого Стасика в комнате не было. Не было даже половины Стасика. «Бред!» Она опять взглянула в зеркало, и опять в нём явственно плыло отражение мужа. «Я погибла», – мелькнуло в уме. Оглянулась и заметалась по квартире: где Стасик, где прячется, где? В конце концов, ему около сорока – это не возраст для игры в прятки.
Но Стасика нигде не оказалось. Наконец она наткнулась взглядом на лист бумаги на письменном столе. Там было крупно написано: «Меня не ищи. Живи себе спокойно. И не заглядывайся в зеркало. Был твой Стас».
Алла ошарашилась. Подумала: её окружение слегка странное. Одних необычных книг сколько в шкафах, но такого она не ожидала! Не только её друзья, но почти все люди чуть-чуть странноватые, но Стасик…
Растерянно она снова взглянула в зеркало и отпрянула, закричав, словно истерика вошла во всё её тело: в зеркале она увидела лохматое, небритое лицо Стасика, мужа. Он улыбался гнилостным, несвойственным ему образом. Впрочем, глаза уже были почти не его.
Алла бросилась к телефону, и одновременно ей показалось, что прекрасные волосы её, словно превратившиеся в змей, зашевелились на голове, точно желая увести её в ад. «И это мои волосы!» – завопила она в уме. Дрожащими изнеженными пальчиками набрала номер сестры.
– Ксюша, приходи ко мне! срочно! срочно! Жду тебя у подъезда! – ломано выговорила Алла.
И потусторонней пулей вылетела из квартиры, накинув на себя что попало, благо стояло лето.
Ксюша, Ксения, родная сестра, жила рядом, в десяти минутах бегом, и, перепуганная, пухленькая, она скоро явилась.
Алла бросилась ей на шею, надеясь на родство.
– Ксюшка, спаси, я сошла с ума, или, наоборот, мир спятил! – только и произнесла она.
– Чаю надо выпить, чаю, хорошего, крепкого, и всё пройдёт! – пробормотала, полуобомлев, Ксюшенька. Потом опомнилась:
– Скажи, что? что случилось? Кто? Что?
– Стасик ушёл!
– Как? Ни с того ни с сего? Он спятил?
– Хуже того! В зеркале он остался. Если не боишься, пойдём в квартиру.
Ксюшенька взглянула ей честно в глаза:
– Ты же знаешь, я многого боюсь! – воскликнула она, похолодев.
– Но всё-таки зайдём. Вдвоём не страшно. И тут же позвоним кому-нибудь из наших…
– Звонить надо Нил Палычу Кроткову. Без него в замогильщине не обойдёшься, – брякнула Ксюша, заходя в переднюю.
И тут же раздался телефонный звонок. Странно-скрипучий, неживой, но полный знания голос прокаркал, что морг пока пустует.
Алла бросила трубку и, забыв о смерти, ринулась в глубь квартиры. Ксюша, побродив по коридору, спохватилась и позвонила Нил Палычу Кроткову.
Алла, побледнев, вышла из гостиной и произнесла:
– Вещички-то уже не так стоят… Слоник на столе не туда повернулся, я точно помню – он в дверь смотрел, а теперь в окно. Часы, часы сдвинуты! – Её голос дрожал. – Оно не так, как было до того.
– Что оно?! Время, время-то сколько? – запричитала Ксюша.
– Какое время? Времени нет! – вскрикнула Алла. – Всё приостановлено!
– Да не всё, что ты бредишь? Давай-ка я взгляну в зеркало.
Ксюша подошла, чтобы посмотреть на себя, таинственно любимую, и тоненько взвыла, отбежав. Она увидела себя – да, да, это была она, Ксюша внутренне почувствовала это, – и на неё глядел толстый мальчик на игрушечном коне, с сумасшедше-изнеженным лицом.
– Смерть моя! – утробно отшатнулась Ксюша на диван.
Алла подскочила, стали разбираться – что, как, почему… и расплакались.
– Разум покидает мир, Ксения, – медленно проговорила Алла и поцеловала сестру в щёчку.
– Кошку, кошку сюда! – пробормотала в ответ Ксения. – Кошки всё поймут.
В это время в дверь осторожно постучали – Нил Палыч Кротков никогда не звонил в квартиру, а всегда стучал.
– На мой стук и мёртвые откликаются, – шамкая, говорил этот прозорливый, по слухам, старичок.
И он вошёл: болотный какой-то, потёртый, в шляпе, с седой копной волос и голубыми остановившимися глазками, какие были у него, наверное, ещё до рождения на свет.
– Нилушка, спаси! – бросилась к нему Ксюша.
И сёстры наперебой, Ксюша – подвизгивая и подвывая, Алла – вдруг холодно и интеллектуально, стали раскрывать происшедшее старичку.
Нил Палыч помолчал, только чмокнул и опустошённо поглядел на сестёр, как будто их не было. И осторожно стал осматривать квартиру; сёстры же смирно сидели на диване, как будто их прихлопнули неземным умом.
– Ох, горе, горе! – только приговаривала Ксюша машинально.
Откуда-то из углов доносился голос Нил Палыча:
– Всё понятно… Всё на месте… Ещё Парацельс говорил…
Но особенно Нил Палыч упирал на то, что ему всё понятно.
Подошёл к зеркалу, заглянул, крякнул, но не упал, устоял всё-таки на ногах. Пробормотал только по-чёрному:
– Ничего, ничего… Это всё я предвидел… Я так и думал… Альберт Великий в этих случаях…
И вышел, шаркая ножками, куда-то в сторону.
Сёстры, встряхнувшись, словно от высшей пыли, поползли за ним, но тут Алла весело-безумно вскрикнула:
– Тень, тень его! Тень Стасика моего!
И Ксюша увидела на стене за спиной Нил Палыча огромную тень зятя своего, мужа сестры.
Но самого Станислава Семёновича, увы, нигде не было, да и тень кралась непомерно огромная, словно отделившаяся от своего создателя и источника. И, сама по себе, она ползла по стене за Нил Палычем, точно готовясь обнять его – широко и навсегда.
На крик Нил Палыч обернулся, и дорождённые, голубые глаза, будто выскочившие из самих себя, говорили, что дело плохо.
– Где Стасик-то, где сам Стасик? – заметалась Алла, бегая из комнаты в комнату и заглядывая даже под кровать.
Ксюша же опустилась перед тенью на колени, словно каясь ей.
– Прости нас, Стася, прости, – вырвалось из её уст.
И тут Нил Палыч подпрыгнул. В жизни он никогда не прыгал, а тут подпрыгнул.
– Вот этого я не ожидал! Всё теперь непонятно! Какой же я дурак! – заголосил он резвым, не стариковским, а даже полубабьим голосом. – Всё сместилось!.. Боже мой! Боже мой! Как же я не понял непонятное! Боже мой!..
И он истерично заторопился к выходу.
– Какие тут тайные науки! Ни при чём тайна!.. Всё ушло, всё перевернулось!! Это же ясно было видно в зеркале!.. Ну и ну!
И, схватив себя за ухо, Нил Палыч выскочил из квартиры.
Сёстры обалдели. Вдруг наступила тишина. И они тоже замолкли.
Внезапно сёстры почувствовали, что тишина благосклонна. Они осторожно стали ходить по квартире; всё затихло, как после катастрофы. Заглянули в зеркало: там на удивление всё нормально, словно мир опять получил разрешение временно быть.
Сёстры облегчённо разрыдались.
– Я поняла, с каждым новым рождением я буду всё изнеженней и изнеженней, – сказала наконец Ксения. – Пока не растекусь по вселенной от нежности.
– Что ты говоришь, золотко, – сказала Алла, она была чуть постарше сестры и жалела её часто ни с того ни с сего. – От всё большей и большей изнеженности ты будешь, наоборот, сосредоточиваться, станешь бесконечным и нежным центром… И меня втянешь в своё нутро, – улыбнулась Алла своим мыслям.
– Так что же нам делать? – пискнула Ксения.
– Ничего. Продолжать жить. Разум уходит из мира. Ну и бог с ним!
Алла встала.
Ужас необъяснимого ушёл. Но где Стасик?! Что с ним?! Что?! Одна рана за другой…
Глава 2
Степан Милый (такова уж была его фамилия) лежал на траве. Вокруг на расстоянии тысячи километров суетились люди, летали взад и вперёд самолёты, не своим голосом кричали убитые, а он всё лежал и лежал, глядя на верхушки деревьев. Давно в небо не смотрел.
