скачать книгу бесплатно
Новоиспеченный супруг, услышавший краем своего длинного уха такое сравнение, чуть не споткнулся. Я же лишь подивилась богатой фантазии, которая порою с лихвой восполняла комментатору его недостающий глаз. Ведь только одноглазый подслеповатый старик Кирхи мог обозвать нас парой, да к тому же красивой.
Нет, по поводу жениха претензий (кроме его дурной башки) не было. Пепельный блондин со светло-серыми, отдающими сталью глазами, недурен собою, но это скорее следствие уверенности в себе, чем какой-то особой внешней красоты. На шее, рядом с вязью чешуек – шрам от скользящего сабельного удара. Несмотря на это обстоятельство, свидетельствующее о бурном не только настоящем, но и прошлом, рук, ног и глаз у муженька все еще имелось по паре.
Вот только правое ухо, в котором красовалась серьга, радовало мир не меньше чем десятком дырочек. Словно не только мочку, но и ушной хрящ хозяин украшает дюжиной мелких сережек.
Высокий – я приходилась ему ровно по плечо, с бесшумной, кошачьей походкой, словно он каждое мгновение готов к смертельному броску. В этом Хантере чувствовалась внутренняя сила.
И я – худая, как щепка, с ободранными коленями и локтями, выгоревшими до цвета соломы каштановыми волосами и загаром напополам с въевшейся анчарской пылью, делавшим мою смуглую кожу еще темнее.
Вот такая вот парочка: скаковой ящер да ярочка.
Новоявленный муж, не подозревая о моих мыслях, как только церемония закончилась, буквально поволок меня к выходу. Разочарованию столичных горожан не было предела: не так часто в нашей дыре случаются развлечения. Поэтому-то на них сбегаются посмотреть чуть ли не раньше, чем об оных узнают сами участники действа. Вот так приключилось и с нашей свадьбой: меньше чем за полчаса новость о том, что приютская Тэсс выходит за сиятельного, облетела округу, и в церкви нас встречала вся Столица, жаждущая запастись впечатлениями впрок. Особенно жадными до зрелища оказались горожанки: големские бои – боями, они и на следующий год будут, пусть и не с таким грандиозным пожаром, а вот цельный сиятельный – навряд ли.
Я споро перебирала ногами, боясь, что, если споткнусь, меня попросту поволокут по песку, даже не оглянувшись. Надо ли говорить, что при таком способе передвижения до постоялого двора мы добрались очень и очень быстро. Тем более что «храм душ», как гордо именовал церквушку патер, и постоялый двор, поименованный им же «развратным вертепом» (как будто вертеп может быть благочестивым), разделяла всего лишь площадь.
Хантер, подходя, достал серебряный и, кинув его парню, смотрящему за скаковыми ящерами, крикнул:
– Два седла на моего Децли!
Глава 2
Я глянула на ящера, в сторону которого мотнул головой мой новоявленный супружник. Здоровенная тварюга, чешуя которой отливала под палящим солнцем всеми оттенками последних лучей заката. Короткий толстый хвост с шипом на конце делал зверушку не только ездовой, но и боевой. Впрочем, как и зубы, каждый – с мой указательный палец длиной. На такую не только два, все четыре седла приладить можно.
Хантеру было не до любований собственным транспортным средством. Он, так и не выпустив моей руки, потащил за собою внутрь постоялого двора. К моему шагу сиятельный и не подумал приноровиться, отчего на лестнице, которая вела из зала салуна на второй этаж, я узнала, что стремительно со ступеней можно не только скатываться, но и взлетать на них в буквальном смысле этого слова: силясь успеть, я едва не перелетела полпролета в прыжке.
В свой номер муженек ворвался так же стремительно, и только заперев дверь, удосужился отпустить мою руку.
– Постой немного, – бросил он и, не дожидаясь моего ответа, начал снимать с себя сюртук.
Я уставилась на сиятельного. Нет, я слышала, конечно, что после свадьбы мужьям надо отдавать какой-то долг, и супруги любят его принимать почему-то не в совсем одетом виде. Но мы еще и получаса не женаты, и я у Хантера ничего такого не брала, чтобы успела вырасти кредиторская задолженность.
Блондинюка закатал рукава рубахи и, пробормотав себе под нос: «Проверим», размял пальцы. Короткое «постой не шевелясь» – и мне в лоб тут же полетел пучок света, сорвавшийся с пальцев муженька.
Не знаю, может, прислуга приказов этой сиятельной занозы и слушалась беспрекословно, а у меня летящий в лицо магический хук рождал лишь чувство острой, как отравление, любви. Любви к собственной жизни. Такой юной и прекрасной. Посему я, не хуже чем пехотинец нашей доблестной армии, упала ниц и, используя любимый способ передвижения завсегдатаев кабака Сэма, по-пластунски шустро поползла к кровати. Ввинтилась в просвет между полом и днищем и залегла.
В озадаченное лицо муженька, появившееся спустя пару секунд, полетела походная сумка, квартировавшая под кроватью.
Послышалось сдавленное шипение. Видать, попала-таки по сиятельному носу. Прозвучавшие далее слова, смысл которых никак не вязался с интонацией, в которой проскальзывали явные матерные нотки, заставил меня занервничать еще больше. Хотя казалось: куда уж сильнее-то?
– Леди, я прошу прощения, что не предупредил вас, но объяснение моих поступков займет уйму времени, которого у нас с вами нет. Прошу, вылезайте из-под кровати…
«Да чтобы у тебя все клапана заклинило! Нашел дуру», – подумала я со злостью. Рука потянулась к голенищу сапога, где был припрятан мой любимый гаечный ключ: без боя не дамся.
То ли Хантер почувствовал, что при повторной попытке выступить парламентером огребет по полной, то ли просто решил отвлечь меня болтовней, готовя какую-то грандиозную гадость, но попыток штурма моей пыльной и паутинной обители больше не последовало. Зато в тишине прозвучало:
– Вчера вы дотронулись до горбуна, которого я преследовал, и непонятным мне образом сумели разорвать привязку. Я отчетливо почувствовал переход души.
– Это ты про полупрозрачного хмыря в кителе? – уточнила я, поудобнее перехватывая гаечный ключ.
Ответом мне была тишина.
– Вы его видели? – голос говорившего заметно осип. Как будто для него это было потрясением.
– Не только видели, но и послали, – в нашу беседу включился третий. Вернее, третья – моя шизофрения.
Ее призрачные подметки как раз оказались на уровне моего носа. Подозреваю, что верхняя часть полупрозрачного корпуса сейчас как раз вынырнула из середины кровати.
– Простите… что? – прокашлял Хантер, словно чуть не подавился собственными словами.
– Вот так, дорогой лорд Элмер. Еще недавно о личной аудиенции со мной просили лучшие красавицы империи, а не далее как вчера я узнал много интересных выражений, – продолжил как ни в чем не бывало этот ябеда.
– Ваше высочество, но как вам сейчас самостоятельно удалось покинуть тело носителя? – уже гораздо более уверенно спросил Хантер.
До меня же, как до глупого джейрана, начало доходить: накануне я чуть не обложила кронпринца. В свое оправдание могу лишь сказать, что я руководствовалась принципом: мало или неправильно посланный призрак, как и парень, становится жутко надоедливым.
– У моей носительницы оказалось до невероятного стабильное сознание – это настолько крепкий якорь, что я могу спокойно покидать ее тело.
– Тогда, ваше высочество… – по смыслу так и просилось слово «какого», но блондин предпочел заменить его не менее красноречивой паузой, – не предупредили меня о том, что вы в ней? Мне бы не пришлось применять заклинание экзорцизма и затем лицезреть этот тараканий забег под кровать.
– Все оказалось весьма внезапно и… интересно, – хмыкнул фантомистый собеседник. – К тому же столько позитивных впечатлений разом я давно не получал: кому при дворе расскажи, что в первую брачную ночь холодный как лед разбиватель сердец и глава имперского сыска будет выманивать свою жену из-под кровати, – не поверят. Кстати, советую вам, лорд, надеть на голову шлем, если решите еще пообщаться с этой юной особой. У нее в руках разводной гаечный ключ.
– Я тебе… то есть вам это припомню, ваше призрачное высочество, – я смутно представляла, как обращаться к венценосным особам, но вроде как «тыкать» им все же не положено.
– Вылезайте уже… леди Элмер, – последние слова прозвучали с издевкой. – Клянусь честью, что более не буду применять к вам заклинания и пытаться убить. Все, что надо, я уже увидел.
– А откуда мне знать, есть ли у вас вообще то, чем вы клянетесь? – пошла я на наглость. – Вон старушка Эмма всегда говорит «зуб даю» и при этом ухмыляется во весь рот. А в нем, кстати, даже захардяшного клыка с дуплом уже лет двадцать как нет.
Думала, Хантер, как и всякий уязвленный аристократ, разозлится: как же – усомнилась в самом дорогом. Ведь судя по поговорке, что ходила о сиятельных: «душу – двуликому, сердце – возлюбленной, жизнь – императору, честь – никому», эти ушастые лорды могли заложить ростовщику последние портянки, но не эту самую честь.
То ли молва врала, то ли сиятельный мне попался бракованный, но вместо того, чтобы замолчать, обидеться и уйти (лучший из вариантов) или в гневе испепелить меня пульсаром (увы, и такой исход был возможен), этот ненормальный расхохотался.
Я, огорошенная таким поворотом, решила спросить у самого адекватного в нашей компании – у своей шизофрении:
– Ваше величество… – вспомнила, что император вроде как еще жив, и решила исправиться: – то есть высой… чхи! – В нос попала пыль и не дала мне договорить – я чихнула, треснувшись макушкой о днище кровати. Решила, что это знак свыше: не нужно пытаться освоить дворцовый этикет в столь сжатые сроки. Плюнула на расшаркивание и обратилась к видению, как привыкла: – Не знаешь, призрачный, чего это он?
Полупрозрачные сапоги потоптались у моего носа, послышался шепот на уровне ультразвука, а потом ноги кронпринца и вовсе исчезли, провалившись под пол. Зато на уровне моего лица, прямо из досок, возникла призрачная голова, сверкающая хитрой улыбкой от уха до уха.
– Юная леди, вы весьма проницательны. Насколько мне известно…
Договорить он не успел, поскольку его витиеватую речь прервал истошный женский визг, а затем грохот и ор. Как и всякий крик души – исключительно матом.
Хантер, догадавшийся о причине ударной звуковой волны, лишь ехидно заметил:
– Думается, что ноги вашего высочества произвели неизгладимое впечатление на местных прелестниц.
Я прыснула, представив тетушку Фло, поцелованную черной оспой и способную одним ударом уложить взбесившегося быка в роли «прелестницы». Да будь этот кронпринц хоть на грамм материален – могу поспорить на последний медяк, она бы выдернула его из потолка за ноги и не погнушалась вымыть привиденистым высочеством пол – чтобы не пугал своими благородными ходулями благочестивых столичных горожанок.
Принц же, узнавший много нового о своем династическом древе, а также получивший в родственники много новых лиц: от шелудивой дворняги до всенижних инфернов, моментально вынырнул из-под пола и даже завис в воздухе в двух ладонях над досками. Хантер же вернулся к предмету свой клятвы:
– Жертвуют честью, чтобы спасти репутацию, в основном фрейлины императрицы. Я же к оным не отношусь даже с натяжкой. А посему я клянусь тем, чего у меня отнять попросту нельзя.
– Кстати, о том, что лорд Хантер – бесчестный человек, ему постоянно напоминают, – съехидничал призрак, – правда, в основном когда он отказывается взять в жены очередную любовницу, возомнившую себя без пяти минут леди Элмер.
Кажется, я начала понимать, почему кронпринц ныне пребывает в привиденистом виде: из-за такого отвратительного характера даже у меня, знавшую высочество меньше суток, чесались руки его придушить. Что уж говорить о тех, кому ежедневно приходилось выносить эту язву. Впрочем, вслух я сказала совершенно иное:
– Я смотрю, вашу дружбу даже песчаные демоны не разорвут…
– О да, – тут же откликнулся Хантер, – наша «дружба», как ты, моя дорогая супруга, выразилась, долгая и продуктивная. Я уже семь лет вытаскиваю высочество из неприятностей. Но в этот раз Микаэль умудрился потерять в своих «приключениях» не просто голову, но и все тело.
Призрак ничего не ответил на это едкое замечание, и я уже было подумала, что он предпочел гордо отмолчаться, когда Микаэль заговорил:
– А ты думал, каково это, когда просыпаешься и засыпаешь под взглядами твоих шпиков? Когда каждый твой вздох, жест, улыбку – оценивают, взвешивают. Может, мне иногда хотелось просто побыть одному?
Так, судя по всему, кого-то из венценосных прорвало. Вот только Хантер не имел за душой и крупинки сочувствия:
– И ты предпочитал «быть один» преимущественно в игорных клубах, на бойцовских рингах и в «крольчатниках» с веселыми девочками?
Мне стало интересно, чем будет крыть наследничек, и я даже высунулась из своего укрытия. Полупрозрачный кронпринц, к моему удивлению, не изображал оскорбленную невинность и даже не выглядел надменно-неприступным. Этот подлец только бросил:
– Твоя жена вылезла из-под кровати, хватай ее!
Я задохнулась от возмущения. Оказывается, весь этот спектакль с визгами-ногами эти двое разыграли с одной-единственной целью: выкурить меня из убежища. Не иначе, я испугаюсь и сигану из-под кровати. Но когда не выгорело, в ход пошли чистосердечные признания – самая лакомая наживка для женского любопытства. На что я, как и всякая девушка, купилась.
Эту простую истину и осознала, болтаясь не хуже кутенка, когда Хантер держал меня за шкирку.
– Ваше высочество, спасибо, что подыграли, – отстраненно поблагодарил супружник.
Микаэль лишь поджал губы и процедил:
– Не за что, но упоминать про крольчатник было излишне, это все же личное.
– А нельзя меня было просто попросить вылезти? – решила и я вставить свой медяк в расшаркивания сиятельных.
– Ты бы не вылезла, – веско бросил мой ушастый супружник, ставя меня на пол. – Не вздумай убегать. В следующий раз я не буду столь любезен, а попросту спеленаю тебя заклинанием и вытащу из норы, в которую забьешься, хоть за ногу, хоть за волосы.
Я ничего не ответила, лишь мысленно погладила любимый гаечный ключ, который выронила в результате короткого и неравного боя со своим новоиспеченным муженьком.
– И еще: никогда не сомневайся в чести сиятельного, если не хочешь лишиться головы, – холодно бросил Хантер.
Его фраза окончательно убедила меня: у моего мужа чести нет вовсе.
Меж тем лорд, больше не обращая на меня внимания, поднял с пола сюртук и выудил из здоровенной походной сумки, которую я недалече использовала в качестве метательного снаряда, замшевую куртку наездника. Выгоревшая настолько, что темно-коричневый цвет местами стал почти желтым, потрепанная, она говорила о своем хозяине красноречивее его самого.
Не иначе, этот сиятельный провел в седле не меньше месяца. Интересно, а сколько же минуло с тех пор, как кронпринц стал привидением? До нашей Столицы вести всегда доходили с опозданием: так у леди Изольды несколько лет висел портрет «нынешнего» канцлера, пока ей один ушлый караванщик не сказал, что почтенный «Железный лорд» уже четыре года, как преставился. И тут же предложил купить у него портретик нового министра. Должно же в государственном приюте иметься изображение главного по имперским богадельням?
На коммерсанта директриса тогда плюнула. Отдавать целый золотой за посредственную мазню – не в ее правилах. Она поступила гораздо мудрее: затерла характерные черты лица на изображении почившего «Железного лорда» влажной тряпкой так, что теперь каждый смотрящий на картину, используя собственное воображение, мог сам представить, как выглядит новый министр. А что? Удобно и каждый раз портретик нового чиновника покупать не нужно. А одежда у всех канцлеров одинаковая – парадный мундир.
Хантер же, не подозревая о моих мыслях, рылся в своем бауле. Блондин нашел какую-то пеструю ткань и скривился, но потом, кивнув своим мыслям, выдал: «Подойдет» – и вручил мне сверток.
Когда я развернула яркую тряпку, оказалось, что это широченный шарф, которым меня можно обмотать с ног до головы. Странно… Этот предмет явно из женского гардероба. Что он делает в мужской походной сумке?
– Никак матушка постаралась? – понимающе ухмыльнулся призрак, глядя на мое вытянувшееся лицо и недовольную гримасу Элмера.
– Да, – со вздохом признался супружник и, отринув этикет, по-простому перешел на «ты». – Представь, когда она вручала мне этот шарф, снятый, к слову, с собственной шеи, то говорила, чтобы я не вздумал простудиться.
Меня при его словах заклинило не хуже, чем проржавевшие шестеренки. Подхватить простуду в наших краях – все равно что наткнуться на головореза-проповедника. Вроде как теоретически и возможно, но…
Видно, у моего муженька очень заботливая матушка. А потом до меня, как до безголового голема, дошло: это не только его родительница. Это и моя свекровь! И пусть угроза казалась чисто гипотетической – слинять от лорда Элмера я планировала гораздо раньше, но все же. Если она о своем великовозрастном дитяте так печется, что шарфики от простуды ему вручает, то что может ждать меня?
Из ступора меня вывел голос блондина:
– Накинь на макушку, а то напечет и голова будет болеть.
Подумала, что у меня, кажется, башка уже и так трещит, безо всякого солнечного нокаута.
И лишь потом поняла – несмотря на все закидоны лорда, он все же решил обо мне позаботиться: южное солнце целует кожу столь горячо, что может и содрать ее.
В первый год жизни здесь я напоминала ящерицу, постоянно сбрасывавшую шкуру. Правда, кусками. Но потом светило то ли приняло меня за свою, то ли я притерпелась… Но и сейчас – не будешь осторожен, палящие лучи плеснут на тебя солнечного кипятка.
Призрак меж тем озадачился совершенно другим вопросом:
– Выяснили, кто виновен в моем теперешнем состоянии и почему все это произошло? А то я ничего не помню с того момента, как на дирижабле мне на шею накинули силовой аркан.
– Да, – деловито бросил Хантер, надевая куртку. – И кто виновен, и почему. Вот только если мы не поторопимся, то призраков станет на две души больше.
Его заявление возымело эффект скипидара. Я отбросила размышления и споро начала наматывать на голову и лицо шарф. Раз муж сказал, что нужно делать ноги, – значит, делаем. Ведь не даром кочевники говорят, что бег весьма способствует продлению жизни: сумел удрать от неприятностей – сумел и выжить. Преисполненная мудростью странников песков, я вместе с муженьком (кронпринц предпочел исчезнуть, растворившись в воздухе) покинула комнату и уже через несколько минут уселась в седло ящера, даже не подозревая, что это начало забега через всю империю.
Я оказалась в переднем седле, а Хантер уселся сзади. Зверюга мотнула лобастой башкой. Недовольно брякнули удила.
Сиятельный бросил короткое: «Но!» – и ящер, загребая массивными лапами, тронулся в путь. Сначала неспешно, пока мы ехали по улицам. Но как только оказались за околицей – припустил во всю прыть. Никогда бы не подумала, что воздух может быть таким холодным и твердым.
Нет, на ящерах ездить мне доводилось, но только сейчас я поняла, что до этого мне попадались лишь дохлые ползуны. Децли оказался таким же ненормальным, как его хозяин. За полдня в седле мы преодолели недельный путь караванщиков и пересекли границу Анчара.
Впереди показались предгорья, а на горизонте, в голубой дымке – плато Раздора.
Рассказывали, что оно, когда-то ровное, как ладонь, оказалось рассечено, если верить патеру, гневом двуединого. Видать, тяжелый характер у нашего божества: больно уж часто, можно сказать – по расписанию, оно гневалось, насылая всякие напасти. Как по мне, регулярнее двуединого сердилась только жена пропойцы Эмтира, который добирался до дома каждый день в одинаково проспиртованном состоянии, но новым способом: то на бровях, то в зюзю, в дрова, в хлам, нахрюкавшись, заложив за воротник, залив зенки или в уматину.
По другой версии, разлом появился на плато оттого, что земля просто тяжело вздохнула. Сама же я не верила до конца ни в одну из версий, потому как не видела этого самого плато ни разу в жизни, хотя слышала о нем столько, что хватит на три пары ушей.
Суховей немилосердно кидал пригоршни песка мне в лицо, ящер несся так, словно под хвост ему вылили ведро горящего черного земляного масла, Хантер держал меня стальной хваткой: захоти я убиться, выпрыгнув из седла, даже дернуться бы не получилось. Призрак хранил полумолчание. От полного безмолвия оно отличалось тем, что сопровождалось едким хмыканьем, когда шальной Децли разгонялся настолько, что я малодушно закрывала глаза, молясь. К слову, просила я двуединого в основном о том, чтобы в случае падения моя шея сломалась сразу и я не мучилась несколько дней без воды и еды одна, с перебитым хребтом: с этой ненормальной тварюги упасть, отделавшись раздробленной ключицей или оторванной рукой, казалось, было нереальным счастьем. Правда, иногда увещевания божеству разбавлялись проклятиями в адрес двух сиятельных. Одного – эфемерного, второго – вполне реального.
В общем, наша прогулка представляла собой идиллию, в которой муж невозмутим, жена – звереет.
Когда Хантер объявил привал, солнце уже перешло зенит и светило втрое яростнее утреннего.
Ящер остановился столь резко, что я едва ласточкой не сиганула через холку рептилистого транспорта. Спасибо крепкой хватке благородного супружника.
Тишину вокруг разбавляли лишь песнь ветра и шуршание сухой травы, обретавшейся меж песчаника лишаистыми проплешинами. Впереди сиял серебром солончак, настолько похожий издали на озерца, что это напоминало издевательский кукиш матушки-природы незадачливым путникам.
